Глава 15

У Такеды оказалось сломано запястье. Большой синяк на спине и вывих ступни.

Как только сэнсэй ушел, он осел на траву, не в силах подавить стон.

Я почувствовал вину: эксперименты обходятся дороговато.

Присев рядом с мальчишкой, я ощупал его ногу, приложил кончики пальцев к проблемным точкам, но спохватился и посмотрел ему в лицо.

— Будет больно. Но потом сразу станет легче.

Такеда, закусив губу, кивнул.

В Корпусе нас учили оказывать первую помощь. У посланников немного шансов обратиться к врачу — бывает так, что их попросту нет в пределах досягаемости. Всегда, в любой ситуации, нужно уметь обходиться своими силами.

Ощупав сустав, я прикрыл глаза и сосредоточился. Потом резко надавил и слегка повернул ступню. По телу Такеды прошла судорога.

— Всё, всё… — я уговаривал его, как больное животное. — Сейчас пройдёт.

— Это магия? — спросил мальчишка, с удивлением шевеля ногой. — Мне почти не больно.

— Медицина, — коротко ответил я. — Давай теперь посмотрим на твою руку.

Кожа вокруг запястья покраснела и вздулась, пальцы скрючились, как куриная лапа. Когда я осторожными касаниями старался найти место перелома, Такеда пыхтел и вздрагивал, но молчал.

Нужно подумать… — я закрыл глаза, и отпустил на волю мысли.

Эфир — энергия, это уже понятно. Она пронизывает весь мир: почву, воздух, воду… В человеческом теле тоже всё это есть. Особенно много в нём воды. Так же просто, как вскипятить чашку чая, можно вскипятить кровь.

Но ведь можно заставить воду двигаться — смещать кости и мускулы так, чтобы они встали на место.

Перед глазами возникла картинка: расположение костей и мышц в запястье. Сложная конструкция: много небольших косточек, суставная сумка, переплетение мышц…

Я ощупал руку Такеды.

Лучевая кость сломана у самого основания. Мышцы от боли сократились, сместив перелом. Для того, чтобы поставить кость на место — совместить обломки так, чтобы они совпали — сначала нужно расслабить мышцы…

Можно растянуть мышцы руками, и это будет чертовски больно и опасно. Но можно попробовать применить магию Серебряной воды… Ведь использовали эфир целители, когда лечили меня после аварии на гонках!

Я постарался в точности припомнить свои ощущения. Пропустил воспоминания через интуицию посланника…

— Не двигайся, — предупредил я мальчишку.

А потом выпустил из ладони энергию — тонкой струйкой. Мысленно я представлял его повреждённое запястье и действовал так, словно у меня в руках был прибор удалённого присутствия.

Такие использовали медики в Центральных мирах: хирург мог находиться в другом городе, на другом континенте, но провести точную операцию с помощью роботизированного медпомощника. Только у меня, вместо робота, был тонкий щуп энергии.

Как лазерным скальпелем, я проник сквозь кожу на запястье, ослабил одни мышцы, подтянул другие, совместил кости и стянул их серебряными скрепами, как бинтами.

Почувствовав влагу в глазницах, под носом, на подбородке — понял, что от напряжения весь вспотел.

Осторожно извлёк серебряный эфемерный щуп, и не отпуская руки мальчишки, зубами и свободной рукой оторвал длинную полосу от подола рубахи. Нащупал на земле пару щепок — от развалившегося ящика, я их приметил ещё раньше. Примотал щепки к запястью, соорудив нехитрую шину.

Отодвинулся от Такеды и лёг на спину. Сердце глухо бухало в груди, по телу разлилась противная слабость. В желудке сразу забурчало — словно там образовалась чёрная дыра…

— Вот, — мне в ладонь ткнулось что-то мягкое, в нос ударил запах хлеба. — Поешь, это поможет.

Не открывая глаз, я откусил большой кусок и принялся жевать. И только съев булочку до последней крошки, сел и открыл глаза.

Такеда чувствовал себя явно гораздо лучше. Отыскав несколько сумок, он собирал то, что уцелело из продуктов, пользуясь одной рукой. Вторую он прижимал к животу, но зато почти не хромал.

Отыскав в траве большой золотистый апельсин, он бросил его мне. Я впился в плод, не счищая кожицы, на язык потёк кисло-сладкий сок.

— Так бывает, когда потратишь слишком много энергии, — пояснил Такеда, собирая в корзинку осколки стекла от винных бутылок. — Если ничего не остаётся, тело начинает пожирать само себя.

— Спасибо, — я махнул в воздухе наполовину съеденным апельсином.

— Сегодня ты трижды спас мою жизнь, — не глядя сказал мальчишка. — Теперь между нами гири. Долг. Я постараюсь отдать его как можно быстрее.

Я прокрутил в голове недавние события.

— Почему три?

— Лестница, — степенно перечислил Такеда. — Взрыв эфира. И Лечение.

— Ну, лечение — это ерунда. Не бросать же тебя здесь со сломанными копытами.

— Я не знал, что ты так умеешь.

— Представь себе, я тоже не знал. Так что не бери в голову. Всё могло быть гораздо хуже.

— Ты спас меня, когда взорвался эфир.

— Не представляю, как это могло случиться, — поднявшись, я принялся помогать Такеде собирать продукты.

К счастью, уцелело не так уж и мало. Испортились овощи, разбились стеклянные бутылки… Но консервы, рис в плотных пластиковых пакетах, рыба и соевый белок в вакуумных упаковках — остались целы.

— Я видел, что случается с теми, кто не справился с эфиром, — упрямо гнул своё Такеда. — Кровь закипала у них в жилах. Мозг взрывал череп, и глаза выпадали из глазниц… — мальчишку начало трясти — вероятно, начал проявляться шок. — А меня только отбросило в сторону, и всё.

— Послушай, — я выпрямился, держа в руке пучок морковки. — Давай предположим, что таким образом сработала наша общая сила, — и тут мне пришла в голову вполне разумная мысль… — Катастрофы случались, когда кто-то пытался противопоставить свою силу — силе другого, верно? — Такеда неуверенно кивнул. — А мы с тобой старались действовать слаженно. Вместе, понимаешь?

Мальчишка затряс головой.

— Сэнсэям запрещено объединять энергетические потоки. Только буси могут это делать. Во время войны, с разрешения императора. Если мы нарушили закон — нам навсегда запретят использовать эфир.

Я почесал макушку не замечая, что в руке всё ещё морковка. Пучок зелени пощекотал щеку, в нос ударил свежий запах травы. И почему бы Такеде не упомянуть об этом раньше?..

— А если мы никому не скажем?

— Сэнсэй знает, — угрюмо сказал Такеда.

— И что? Он тут же побежит докладывать?

— Нет. Сэнсэй — не такой.

— Значит, всё в порядке? Если ты никому не скажешь — то и я не скажу.

Тайна. Общее знание, недоступное другим, объединяет лучше любых слов.

— Ты не такой, как другие даймё, — сказал Такеда, вешая на плечо набитую продуктами сумку. Поврежденную руку он всё также прижимал к животу.

— Это уж точно, — согласился я, отрывая от рубахи вторую полосу и сооружая из неё удобную перевязь для его запястья. — Поверь, друг: не все люди одинаковы.

— Ты назвал меня другом? — что-то было в его глазах… Жгучая ярость, а сквозь неё — надежда.

— После всего, что с нами случилось? Конечно.

До самого вечера мы перетаскивали продукты. Такеда настоял, чтобы мы отыскали все рассыпавшиеся яблоки, пакетики с чаем и спички — собирая их по одной, в уцелевший коробок.

После третьего подъёма я думал, что больше никогда не смогу ходить — не только по ступеням, но и по ровной местности.

Но присев наверху, у небольшого ручья, мы от души напились, а потом погрузили натруженные ноги в ледяную воду.

Такой свежей и вкусной воды я не встречал нигде. В ней был привкус цветов, скошенной травы, каких-то ягод и мяты. Эта вода сама по себе была, как лекарство. И исцеляла не только тело, но и душу.

В горах темнеет раньше, чем на равнине. Когда мы в последний раз поднимались, таща по ящику со стручками фасоли и пучками спаржи, солнце уже скрылось за вершинами дальних гор, погрузив храм Тысячи Ветров в тихие фиолетовые сумерки.

Из додзё доносился нестройный гул ученических голосов — казалось, они читают нараспев какую-то мантру. Их время от времени поправлял сухой голос сэнсэя.

Слушая эти звуки, я ощутил укол сожаления. Итог первого дня обучения: знания — ноль, дружба — плюс один.

Согласен, дружбу переоценить трудно. Но к выполнению своей задачи я не приблизился ни на шаг.

С уходом солнца стало довольно холодно. Байкерская куртка — единственная моя тёплая одежда, осталась где-то под обломками хижины.

Боль в мышцах, усталость — перешли на какой-то новый уровень. Мой разум как будто парил над телом, ощущая все неудобства издалека, словно чужие. Я бы с большим интересом изучил эти ощущения, но усталость накрывала мозг серой пеленой. Думать совершенно не хотелось.

Раздался гонг, и ученики, переговариваясь, потянулись на ужин. Такеда пошел вместе со всеми, а я вдруг понял, что не хочу есть.

— Я захвачу твой ужин в спальню, — пообещал мальчишка. Я только вяло махнул рукой. Пусть делает, что хочет.

Усевшись на камень со стороны обрыва, я стал смотреть на тонущие в сумерках горы. В ущелье, далеко внизу, заклубился туман, но он оставался на дне. Казалось, вершина горы вместе с храмом парит над облаками.

— Я тоже люблю смотреть на горы именно с этой точки, — сэнсэй возник как всегда беззвучно и совершенно неожиданно. Словно соткался из воздуха. — Не вставай. Места хватит для двоих.

И он уселся рядом.

От наставника исходил лёгкий запах мыла, пряной селёдки и чеснока. Загорелая шея резко контрастировала с белым воротником кимоно, и была покрыта сеткой мелких морщин.

Он гораздо старше, чем кажется на первый взгляд, — подумал я, стараясь не слишком пристально разглядывать мастера.

Его близость, а также запахи еды и чистой одежды, сделали сэнсэя как-то ближе. Он словно сошел с горы Пэнлай, чтобы на время стать обычным смертным.

— Мы, адепты Эфира, считаем, что любование природой — один из самых действенных способов очищения таттв, — сообщил Сергей Ильич.

— Полностью с вами согласен. Хотя не имею понятия, что такое таттвы.

Удивительно, но в этот вечер я ощущал единение с природой. Я наконец-то почувствовал этот мир.

— Ты не из нашего мира, — он не смотрел на меня. Не отрывал взгляда от гор, так же, как и я.

Те, что близко, были совсем тёмными, возвышались над землёй, как хребты гигантских китов. Но чем дальше, тем они становились призрачнее, тоньше. За горами, в густо-синем небе, загорались звёзды.

— Так и есть.

— Мы знали, что что-то случилось, — кивнул Сергей Ильич. — Эфирное поле Тикю словно проткнули раскалённой иглой. Дважды. Такое случалось и раньше. Иногда. Редко.

— И многие могут это… почувствовать?

— Нет. Не многие. Главное, в это очень трудно поверить. Если бы я не видел тебя собственными глазами, я бы не поверил.

— Вы можете увидеть, что я… занял чужую оболочку? — я тут же прикусил язык. Сакура специально просила не использовать термин "оболочка". Хотя в Корпусе все именно так и говорят.

— Это как раздвоение души. Иногда бывает такая болезнь.

— Я не болезнь, — я поёжился. — Мне нужно выполнить задание, и я уйду. На моё место вернётся прежний хозяин тела.

— У всякого события есть причина. И последствия, — сказал сэнсэй. — А ещё есть Предназначение и Карма.

— Вы хотите сказать: я не зря занял место принца Антоку?

— Откуда мне знать? — дед пожал широкими плечами. Седой венчик волос колыхал ветер. — Ты сам должен понять: зачем ты здесь. Чего хочешь достичь. Как распорядишься достигнутым.

— И вас не волнует, что я занял тело другого?

— Ты — тот, кто ты есть, — сказал сэнсэй. — Владимир Антоку, или Курои Кицунэ — не важно. И чем раньше ты это поймёшь — тем проще тебе будет это принять.

— Но принц Антоку жив! Он сейчас в моём мире, в моей оболочке…

— Ну, вот и славно, — сэнсэй поглаживал свои колени грубыми заскорузлыми руками, и всё также смотрел на горы. — У него — своё предназначение, у тебя — своё. Значит, каждый на своём месте.

Мы ещё посидели. Каждый думал о своём. Ну, я так точно думал — несмотря на усталость, разум кипел от мыслей.

— Там, откуда ты родом, есть сэнсэи? — неожиданно спросил Сергей Ильич.

— Нет, — я покачал головой. Было очень холодно, меня пробирала мелкая дрожь. — Там, откуда я родом, люди умеют множество удивительных вещей. Но эфира там нет.

Я вспомнил, что говорили по этому поводу операторы: Эфир — уникальная особенность именно Тикю. В Центральных мирах не знают, что это такое.

— Странно…

— Что именно?

— Ты не похож на новичка, — Сергей Ильич сел поудобнее и сложил руки на коленях. — Сакура сказала, что тебе нужно учиться ходить.

— И это так, — я старался побороть дрожь, но становилось только хуже. — Я ничего не знаю об Эфире.

— Не правда, — покачал седой головой сэнсэй. — Не нужно учиться ходить тому, кто умеет летать.

— Я вас не понимаю.

— Протяни руку, — приказал Сергей Ильич. — Не так. Просто вытяни, ладонь поверни к земле. А теперь представь, что в ладонь бьёт тёплый поток.

Земля за день напиталась солнцем, она была намного теплее, чем окружающий воздух. Я это чувствовал босыми ступнями, сидя на камне.

Когда я вытянул руку и потянулся к теплу, в ладонь словно ударила струя горячей воды. Я вздрогнул, но сделал глубокий вдох и успокоился.

— А теперь направь этот поток по руке в своё тело.

— Ух ты…

Я вытер со лба испарину.

— Излишки можешь выпустить в камень — по другой руке. Да, спасибо. Так сидеть гораздо приятнее, и он поёрзал задом, словно устраиваясь поудобнее.

— Почему вы сами не подогрели камень?

— Я использовал это, как пример, — сорвав травинку, Сергей Ильич прикусил стебелёк зубами. — Сила нужна не для того, чтобы твоей заднице было тепло. Не только для этого.

— Расскажите, — потребовал я. — Об Эфире, о таттвах — я хочу знать.

— Долго придётся говорить, — буркнул сэнсэй. — У нас такие вещи знает каждый ребёнок.

— Расскажите основы. Дальше я разберусь.

Сергей Ильич пожал плечами.

— Когда-то была всего одна таттва — Эфир. Это был первый элемент материи, который Брахман поместил в наш мир. Со временем таттв стало больше. Появились таттвы Огня, Земли, Воды, и Воздуха. И появились люди, адепты таттв, — он выплюнул травинку. Немного помолчал, словно решая, продолжать, или нет. Но потом сказал: — Есть ещё две таттвы. Но они запрещены к изучению и о них опасно даже говорить.

— Почему?

— Эфир — это стихии. Сэнсэй может выбирать: земля, вода, воздух, огонь… Но ведь есть ещё Свет. И Тьма. И тут всё становится гораздо сложнее… Как можно управлять Тьмой, но не впустить её в свою душу? Как управлять Светом, но не ослепнуть от сияния? Таттва Хаоса и таттва Порядка. Непредсказуемые. Опасные. Тот, кто владеет Хаосом — владеет всем миром. Но тот, кто овладеет Порядком — может выйти за его пределы.

Я моргнул. Интуиция посланника работала на полную мощность. Я чувствовал, что за словами Сэнсэя кроется ещё один смысл. Но новых понятий и слов было слишком много, я тонул в них, как в зыбучем песке.

— На сегодня хватит, — Сергей Ильич по-молодому спрыгнул с камня, отряхнул приставшие к кимоно травинки. — Ложись спать, Курои Кицунэ. Завтра будет трудный день.

— Можно последний вопрос?

Сэнсэй обернулся.

— Почему Такеду считают тупым?

Я видел, как он управляется с эфиром. На мой взгляд, тупостью здесь и не пахло.

— Потому что он — адепт таттвы Хаоса.

— Вы не пускаете его в мир, чтобы мальчишка не причинил там вреда?

— Чтобы вред не причинили ему.

Заложив руки за спину, Сергей Ильич удалился — пешком, а не используя свои хитрые приёмчики.

Его белое кимоно долго мелькало среди тёмных стволов деревьев.

Я забыл спросить сэнсэя, какой таттве, по его мнению, принадлежу я. Скорее всего, Воде — если воспоминания детства, которые неожиданно всплыли в памяти, были правдивыми.

Сотни ночей я провёл без сна, в попытках вообразить, вспомнить, придумать — какой была моя жизнь до того, как я попал на Ёшики.

Мой первый мир. Тот, где я родился. Нет сомнений, его жители тоже умели управлять Эфиром. Золотые фениксы в небе, магия Серебряной Воды… Надеюсь, что со временем я вспомню ещё что-то. Что-нибудь такое, что поможет мне отыскать свой мир и вернуться домой.

Теперь я точно знаю: это возможно.

Для путешествий между мирами не нужен метасендер.

Загрузка...