Дары данайца

Глава 28 Еще немного занудства — компьютер для космоса

Поездка на Бермуды мне понравилась, хоть и не сезон, прямо скажем, зато не пришлось напрягаться, выискивая свободное место на берегу моря. Конечно, при волнении на море дайвингом сильно не позанимаешься, но пару-тройку спокойных дней у погоды все-таки урвали. Даже в одну интересную историю во время пребывания на курорте влипли, если честно, то влипли не мы, и приключением это было назвать сложно, но хоть какое-то разнообразие в размеренной жизни на островах. А все началось с того, что недавно пожаловался Симону, что так больше охранять меня не надо, «люди в черном», конечно, подчеркивают статус охраняемого объекта, но в то же время сильно привлекают внимание и осложняют ему жизнь. А ведь всем известно, чем незаметнее охраняемое лицо, тем меньше вероятность покушения на его жизнь и здоровье. Стенаниям своего подопечного Симон внял, и теперь меня охраняют настолько ненавязчиво, что иногда появляется вопрос: «А не спят ли ребята на работе?». Зря я на них так думал, свою работу они выполняли хорошо.

Все произошло в ресторане, куда мы вечерком с Настей и ее мамой зашли отужинать, ну и я, как мог, развлекал их выдуманными историями, пока ждали свой заказ. За соседний столик со стороны моей невесты приземлилась женщина, повесила свою сумку на спинку стула и тоже сделала заказ официанту. Вроде ничего необычного, даже не потрудился обратить на нее внимание, а вот дальше произошли странности, сделав заказ, женщина встала и пошла в направлении дамской комнаты, а сумочка осталась висеть на стуле. Но я опять не обратил на это внимания, зато среагировала теща.

— Мадам, вы забыли свою сумочку! — Крикнула она, пытаясь привлечь внимание, но женщина сделал вид, что не слышит и продолжила свой путь.

Нам осталось только пожать печами, может быть она не «копенгаген» во французском, и вернуться к разговору, и вот тут на меня накатило, я вспомнил о разводе девяностых, когда шедший впереди прохожий «терял» свой бумажник, а потом мошенники действовали по обстоятельствам. Если гражданин оказывался честным, поднимал бумажник и пытался догнать незадачливого владельца, то такого честного гражданина обвиняли в краже и требовали с него отступные. Часто у мошенников ничего не получалось, но иногда все же удавалось что-то поиметь. Ну, а если попадался человек нечистый на руку, то все было гораздо хуже, свидетелей «кражи» находилось достаточно, и отвертеться было сложно. Схем мошенничества на тему бумажника было достаточно, от потери, как было сказано выше, и до подбрасывания его в чужой карман.

— Быстро и незаметно проверь свою сумочку, — попросил я Анастасию, а заодно пошарил по карманам своего пиджака.

— А как это ко мне попало? — Девушка с удивлением рассматривала чужой бумажник в своих руках.

Как, как? Сумочку надо закрытой держать. Вот оно, значит сейчас та «мадам» вернется из дамской комнаты, полезет в свою сумочку и начнет стенать, что у нее пропали все деньги. Потом найдется парочка свидетелей, которые якобы видели как девушка, сидящая за соседним столиком, рылась в чужих вещах, а потом что-то прятала у себя. Естественно в качестве доказательства невиновности Анастасия вытряхнет содержимое своей сумочки на стол, а там… Занавес.

Не торопясь, спокойно накрываю бумажник салфеткой и, на всякий случай незаметно протираю сверху, вдруг дойдет до отпечатков пальцев, хотя не тот случай, потом прижимаю левую руку, сжатую в кулак, к голове и жду, по договоренности с телохранителями это означает «Срочно нужна помощь»

— Что-то случилось? — Это рядом материализовалась Дени, она из группы охраны, ее задача присматривать за девушкой, так как мужчинам это дело поручить нельзя.

Быстро объясняю проблему, она незаметно забирает у меня салфетку с бумажником и отходит. Ух, теперь можно спокойно вздохнуть, охранники сейчас подтянутся сюда в полном составе и в обиду нас не дадут. Кошусь на Настю, она уже все поняла и теперь ее глаза только что молнии не метают.

Было интересно наблюдать за игрой актрисы, «мадам» натурально пустила слезу по безвременно почившему бумажнику, в котором находились не только все ее сбережения в долларах, но и прочие важные документы, и на высоком профессиональном уровне изобразила истерику.

— Вы не видели, никто не подходил к моему столу? — Дрожащим голосом спрашивала она у нас, заглядывая под стол и отодвигая стулья.

Ага, оказывается наша соседка француженка, а чего тогда делала вид, что не слышала раньше, когда предупреждали?

— Как же, видели, конечно. Официант подходил. — Кивает Анастасия, и тут же поворачивается в мою сторону, как бы продолжая прерванный разговор. — Так вот помнишь Мишель, накануне съемок в «Анжелике»…

— Боже мой, боже мой! У меня деньги пропали, двести долларов, — повысила голос «пострадавшая», — и документы тоже, что мне теперь делать!?

— Официант с пола что-то подбирал, спросите у него, — с невинным видом советую я.

Опс, а вот это, видимо, сценарием не предусмотрено, поэтому мошенница пропускает мои слова мимо ушей и продолжает нагнетать:

— Ну как же, вы же рядом сидели, должны были все видеть.

— Мы даже тебя не видели, милочка, — не выдерживает Настина мама, догадавшись какую игру мы затеяли, — если что-то потеряла, то надо пойти и поискать, а не предъявлять претензии.

Что сделает нормальный человек, не найдя у себя бумажник или кошелек? Правильно, пойдет искать, вдруг где-то обронил. Что сделает мошенник? Он не пойдет искать, потому, что ему нельзя отходить от жертвы, он будет продолжать крутиться рядом, не обращая внимания на советы. Мадам советы нагло игнорировала, но накручивать не перестала:

— Нет, я точно помню, когда входила в ресторан, деньги были, я проверяла. Меня обокрали!

— Обокрали? — Удивляется моя невеста, снова отвлекшись на пострадавшую. — Вам надо срочно вызывать полицию и пусть обыщут всех официантов в ресторане.

— А вдруг это сам полицейский украл, — делаю я предположение, и прищуриваю глаза, — помнишь, мы одного видели на улице, он очень подозрительно выглядел.

— Точно, — глядит на меня Настя, изображая полное согласие с моей фантазией, — украл и убил.

— И закопал, — поднимаю указательный палец вверх, подтверждая догадку, — надо срочно узнать, где он мог закопать труп.

— Он не закапывал труп, — вклинивается в наш разговор теща, — вы видели у него на ботинках водоросли, это может означать, что труп он выкинул в море.

— Он не мог один избавиться от трупа, — тоже изображаю из себя Шерлок Холмса, — труп тяжелый, а значит их здесь целая банда. Надо искать большую лодку или яхту…

В это время к нашему столику подошел официант и начал его сервировать.

— Вы издеваетесь? — Взвизгнула мадам.

— Ты слышала? — Кручу я головой. — Вроде кто-то кричал.

— Чайки?

— Нет, я думаю это крик очередной жертвы, — вещаю загробным голосом, — сейчас снова потащат труп.

— Я этого так не оставлю! — Угрожает нам мошенница, начиная понимать, что ее полностью игнорируют! — У меня пропали деньги, а рядом сидели только вы.

— По-моему, эта нищенка, на что-то намекает. — Это уже снова вставляет свои «пять копеек» теща.

— Вы серьезно? — Делаю задумчивый вид, а потом пожимаю плечами. — Наверное, у нее жар из-за простуды, последние дни было слишком ветрено. Надо вызвать врача, чтобы помог бедняжке, а то может быть слишком поздно.

— Э… Какие-то проблемы? — Поинтересовался официант, застыв в недоумении.

— У НАС проблем нет, — отвечаю ему и показываю, чтобы он не затягивал с сервировкой, — но видимо у кого-то они есть.

— А помните историю про Джека-Потрошителя? — Продолжает «гнать пургу» Анастасия, игнорируя претензии «мадам». — Некоторые исследователи предполагают, что это мог быть врач, и вообще лучше вызвать ветеринара, у нее может быть бешенство.

— О??? Это опасно, надо срочно позвать полисмена. Вы можете срочно вызвать карабинеров, месье? — Обращаюсь к официанту.

— Прошу прощения, но это территория Соединенных Штатов Америки, здесь нет карабинеров, зато есть офицер полиции. — Отозвался представитель «общепита».

— Офицер полиции? Прекрасно. Я хотел бы срочно его увидеть. И что-то у вас здесь стало слишком шумно.

А вот и другие действующие лица, к нашему столику спешил какой-то распорядитель:

— Что у вас здесь происходит?

Это прозвучало настолько банально, что у меня даже зубы заныли:

— У НАС ЗДЕСЬ ничего не происходит, — цежу я, вооружаясь ножом и вилкой, ибо стол, наконец, закончили сервировать, — но вот очень бы хотелось узнать, что происходит у ВАС?

Дальше мы снова продолжаем свою игру в «Семейку Адамс». Наше поведение настолько не вписывается в канон, что ни мошенница, ни распорядитель не знают что делать, тем более что мы полностью игнорировали как претензии мошенницы, так и вопросы распорядителя. По-моему, и Насте и ее маме нравится эта игра, поэтому наши диалоги звучат все бредовее, мы уже дошли до обсуждения гастрономических пристрастий неизвестных нам людоедов. Обсуждать такое за столом в ресторане, верх цинизма, но чего не сделаешь, участвуя в постановочном спектакле.

Когда появился представитель полиции мы даже не стали на него отвлекаться, переадресовав все вопросы распорядителю, мол, он все вам объяснит. Не знаю, что там кому объясняли, но полисмен тоже был немного ошарашен, предъявить обвинение на основании фантазий «милочки» он не мог, а свидетелей совершенного преступления почему-то не было. Кстати, почему? А вот почему, видимо, раз план «А» не удался, Вступил в действие план «Б» — напротив нас вдруг появился репортер, хорошо я сумел вовремя рассмотреть его и мы с Анастасией успели натянуть на лицо улыбки до того как полыхнула фотовспышка. Если смотреть со стороны, то это фото ничего особенного представлять из себя не могло — обычное дело, семейка на отдыхе. Должен пояснить, что шестидесятые годы, это золотое время папарацци, пока фото, сделанное в публичных (и не очень) местах не считаются вмешательством в личную жизнь, поэтому призвать к ответу таких репортеров невозможно, в крайнем случае, им может грозить незначительный штраф. Хотя есть нюансы, достаточно доказать, что фотовспышка оказалась слишком мощной, что нанесло ущерб здоровью и размер штрафа уже становится неподъемным. Видимо, этим сейчас и занят Поль, прессуя репортера, главная его задача на данный момент — не дать тому сделать еще снимки. Пока разговор у них хоть и идет на повышенных тонах, но не переходит за рамки приличий, однако подозреваю, стоит репортеру оказаться в тихом темном месте, и с ним будут разговаривать несколько иначе, слишком много у этого телохранителя накопилось претензий к репортерской братии.

— Прошу прощения, мисс, — вежливо обращается к Анастасии полисмен, — не могли бы вы показать содержимое вашей сумочки во избежание недоразумений.

Ух-ты, однако, это уже обыск и будь на месте моей невесты другая девушка, был бы знатный скандал, но сейчас мы играем по другим правилам, Настя достает сумочку, вынимает из нее несколько важных для нее на данный момент вещей и откидывает ее в сторону полицейского. Мы снова возвращается к игре абсурда:

— Помните Эжена Вейдмана, — вещала мама Насти, — он втирался в доверие к людям, а потом грабил, убивая их, свою первую жертву он убил всего за триста долларов.

— А Феликс Петио? Врач, между прочим, — вспоминаю об очередном маньяке, он своих жертв резал на кусочки и прятал в старых домах.

В это время полицейский закончил копаться в сумочки Анастасии:

— Спасибо за сотрудничество мисс, и еще раз прошу извинить за причинённые неудобства. — Сказал он, протягивая сумочку Насте.

— Офицер, неужели вы думаете, что после всего я возьму эту сумочку в руки? — Гордо вздернула носик девушка. — Она мне не нужна, пусть ее со всем содержимым выбросят на помойку или отдадут этой истеричке, она потеряла деньги, так пусть будет хоть такая компенсация.

Надо было видеть лицо мошенницы, на нем одновременно отразилось удивление и злость. Больше нам никто не мешал и хоть наше настроение радостным назвать было трудно, но доля злорадства, позволила не закончить ужин раньше времени. Кстати, готовили в этом ресторане просто великолепно.

Продолжение истории мы узнали на следующий день от нашей охраны. Было бы наивно полагать, что всех участников неудавшейся аферы отпустят с миром, их и не отпустили. Вирус человеколюбия бывшие легионеры «на гражданке» не подцепили, поэтому, как только мошенница после разбирательств попыталась скрыться в своем номере, ее подхватили под белы рученьки и настоятельно порекомендовали поприсутствовать на беседе. Видимо, находясь под впечатлением от вежливого с ней обращения, «мадам» решила не скрывать своего интереса к Анастасии, а заодно обозначила всех своих подельников, с коими потом тоже поговорили о видах на урожай в районе Антарктиды. Оказывается, мы столкнулись с группой мошенников, которые долгое время действовали на курортах Франции и Италии, но потом их лица примелькались полиции, и им пришлось временно перебраться на Бермуды, здесь их пока никто не знал. Всегда действовали по одной схеме, искали обеспеченных молодых людей, подбрасывали им бумажник, а потом устраивали скандал. Погасить скандал удавалось только после того, как мошенники получали отступные, в размере от десяти до тридцати тысяч франков, ведь никому не хотелось отметиться в полиции при весьма неприятных обстоятельствах. Если клиенты продолжали упорствовать, и в скандал все же вмешивалась полиция, то в дело вступал «криминальный фоторепортер», в этом случае жертвам приходилось платить вдвое дороже, ведь издержки росли, и надо было их как-то покрывать.

С нами у мошенников получилась накладка, Анастасию они опознали влет, да и как не узнать, если ее моська до сих пор украшает многие модные журналы, а вот со мной вышел облом, хоть усы у меня не сильно отрасли но лицо они меняют довольно значительно. К тому же, выезжая на такие мероприятия, я теперь обязательно предъявляю документы на Сержа Дюпре, оказывается, есть возможность получить их вполне легально и соответственно моя вторая фамилия им ничего не сказала. Однако заморачиваться они этой проблемой не стали, решили, что Прежан это беспроигрышный вариант, а некий молодой человек при ней задуманному не помешает. Мошенников отпустили на все четыре стороны, но только после того как они оплатили моральные издержки и работу медицинских работников, нельзя же так неосторожно передвигаться по лестницам, падать с каждой ступеньки, это уже, извините, моветон.

По возвращению домой снова засел за писанину, надо продолжать нести разумное, доброе, но не вечное — все то, над чем мне сейчас приходится ломать голову через несколько десятков лет безнадежно устареет, появятся новые интеллектуальные системы, которые, извините меня, люди, низведут вас до уровня «чайников». А при переходе определенного технического уровня, интеллект машин скачком превзойдет интеллект человека на порядок, и не надейтесь, что все это всего лишь фантастика, нет, это суровая правда жизни.

Между делом отписался Шелепину, скоро двадцать шестого апреля, Ташкентское землетрясение, в моей истории жертв там практически не было, говорилось только о десяти погибших, не в пример меньше чем при землетрясении в Ашхабаде, где жертвами стихии стало около тридцати семи тысяч жителей. Однако, в советское время люди больше знали о Ташкенте, чем об Ашхабаде. Это, видимо, потому, что весь СССР участвовал в восстановлении столицы Узбекистана, а ход строительства широко освещался в прессе. Интересно, как теперь Шелепин будет объяснять предстоящее землетрясение, прогнозировать его пока не научились.

Кстати, что-то мы американцев давно не троллили, не порядок, два с половиной года прошло со времени памятных событий, уже давно всю недвижимость, которая нам досталась дешевле, чем даром, сумели переварить, пора бы снова ими заняться. Кто у нас сейчас там вовсю жирует? IBM? Отлично, «ударим автопробегом по бездорожью разгильдяйству и бюрократизму». Как нажиться на голубом гиганте? Да очень просто, сегодня они стригут весь мир на волне ажиотажа, все ждут чуда от больших компьютеров, но, получив в собственность тонны электроники, начинают соображать, что их цинично развели на баксы. Однако признаться в этом не спешат, нельзя показывать себя неудачником. Но если вдруг найдется такой человек, который, вооружившись фактами, развеет морок компьютерной магии, то удар по IBM будет такой, что компьютерный гигант получит многомиллионные убытки. Акции естественно обвалятся, и нашей главной задачей будет не упустить этот момент.

Ну и на закуску, наконец-то заработал мой космический секретный отдел в Дубне. Было наивно полагать, что получив такие мощности в Советском Союзе, мы будем нацелены только на одну программу, вот уж хрен, естественно сразу начались разработки новых технологий, которые позволяли электронным схемам работать в тяжелых условиях космоса. Не буду долго рассуждать о технических проблемах, но смысл в том, что существующая электроника крайне отрицательно относится к рентгеновскому и гамма-излучению, образующихся при торможении в материале корпуса электронного устройства высокоэнергетических частиц, коими богат космос. Для того чтобы электроника продолжала работать в таких условиях нужно применять не только иные материалы для ее производства но и идти на целый ряд технологических ухищрений которые делают ее производство очень дорогой. Дорогой по затрачиваемому времени на изготовление, а не по цене исходных материалов. И вот в конце ноября шестьдесят пятого года смогли получить первые микросхемы логики, которые устойчиво работали не только в условиях повышенной радиации, но и при значительных колебаниях температуры. Теперь открывалась возможность резко сократить размеры спутников и увеличить сроки их функционирования, а то ведь до смешного доходит, время работы спутников на орбите иногда исчислялось неделями.

Не смог так же устоять перед солнечными батареями, на сегодня применяемые в космосе солнечные панели имеют низкий КПД и быструю деградацию рабочей поверхности, применив другую технологию формирования преобразующего свет слоя, можно неплохо заработать. Вот только заработать можно будет не конкретно на поставках этой продукции в США, они ни при каких обстоятельствах не буду пользоваться чужими изделиями в космической технике, так же как и СССР, а на земном потребителе. Просто использование космических технологий в земной жизни, это убийственная реклама, а если эти батареи на самом деле слетают в космос — то будет полный трындец. Что еще мне известно из космических технологий, которые будут выглядеть совсем уж фантастически? О, знаю что — ионный двигатель, на самом деле этот пресловутый ионный двигатель вовсе не фантастика, еще в шестьдесят четвертом году на аппарате «Зонд-2» был установлен плазменно-эрозионный двигатель. Он использовался в качестве двигателя ориентации с питанием от солнечных батарей. Сам ионный двигатель ничего такого заумного из себя не представляет, получить плазму несложно, разогнать ее с помощью ускорительных сеток тоже не проблема, но как известно всем, дьявол кроется в мелочах. Плазма это все-таки плазма, чем выше ее плотность, тем выше КПД ионного двигателя, и тем выше температура плазмы, и нет на земле таких материалов, которые бы смогли справиться со звездными температурами. Однако развитие в этом направлении не остановить и то, что сегодня откровение завтра уже обыденность, а значит делать сказку былью наша задача, тем более, что большой коллектив для этого не нужен, необходимо просто пробежаться по цепочке технологий, которые приобрели кровь и плоть в двадцать первом веке, без тупичков и закоулков. А пока дело делается, надо думать о том, как подвигнуть «советских маршалов простых» воспользоваться нашим желанием помочь развитию космонавтики в СССР

Однако, просто так обратиться к советским ракетчикам я не мог, сначала надо было заинтересовать проектом связи месье Дюпона, организовать акционерное общество, потом обратиться за разрешением к французскому правительству, и после благословения, добиваться любви от NASA (Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространств). Ну а когда мне с негодованием откажут во взаимности, можно обратить внимание на Советский Союз. И американские «друзья» не подвели, они прислали настолько вежливый отказ, что все восприняли его как очередное хамство, поэтому нам не только разрешили, а даже рекомендовали решать задачу через СССР.

После новогодних праздников Дмитрий Фёдорович Устинов, курирующий вопросы обороны в ЦК, вызвал на «разговор» Владимира Николаевича Челомея.

Разговор шел долго, Дмитрия Федоровича интересовало все, от перспективных разработок в области ракетоносителей, до состояния производственной базы. Челомей не кривился, и рассказывал обо всем обстоятельно, понимал, что после того как Королева упекли в клинику получить подробную информацию в ЦК могли только непосредственно у главных конструкторов.

— Так что с тяжелым носителем «УР-500», — вдруг поинтересовался Устинов, — вроде бы испытания прошли успешно, когда в серию пойдет?

— По плану пуски двухступенчатого варианта намечены на март и июнь этого года, на декабрь пуски с третьей ступенью. Дальнейшие разработки по ракетоносителю по результатам, — пожал плечами Владимир Николаевич, — можно было бы сроки сократить, но спешить пока незачем, станция не скоро будет готова, да и пусковую на Байконуре надо еще достроить, не дело с времянки взлетать.

— Спешить всегда есть зачем. — Возразил Дмитрий Федорович. — Лучше скажи, мы можем на геостационарную орбиту две с половинной тонны забросить с помощью третьей ступени.

— Нет, — замотал головой главный конструктор, — чтобы до геостационарной орбиты достать, третьей ступени недостаточно, нужен дополнительный разгонный блок, по типу того что сейчас разработан для лунной программы и не две с половиной тонны, а всего девятьсот шестьдесят килограмм. Да и вопросы ориентации не отработаны, трудно будет за две корректировки на эту орбиту попасть, придется дополнительное топливо на спутник грузить.

— Да? Вот и славно. — Вдруг выдохнул Устинов, и на удивленный взгляд Челомея пояснил. — Ту вот в чем проблема, французы прислали нам предложение о сотрудничестве в космической отрасли, предлагают в качестве своего вклада электронику, работающую в жестких условиях космоса, и компактные системы связи на частотах до четырнадцати гигагерц. Естественно, если мы возьмемся все это забросить на геостационарную орбиту. Хотят получить ретранслятор телевизионного сигнала на всю территорию Франции.

— Не получится, — тут же среагировал Владимир Николаевич, — мощность сигнала потребуется минимум в пару киловатт, а где такую энергию в космосе брать? Или они на дополнительный изотопный источник рассчитывают?

— Угадал, рассчитывают, — проворчал Дмитрий Федорович, — однако заявляют мощность передатчика всего в двести ватт, утверждают, что проблем со связью не будет, не специалист, судить не берусь. А обрадовался я от того, что после предложения французов у нас возникло стойкое убеждение, что там все о наших секретных программах известно. Вот скажи, откуда у них информация по «УР-500», да еще все характеристики? Когда ты сказал, что мы даже с дополнительным разгонным блоком только около тонны можем так высоко закинуть, то у меня как гора с плеч, значит не все им известно, нет у них осведомителя в вашей структуре. А все-таки, геостационарные спутники и нам интересны, вроде как приемная аппаратура сильно тогда упрощается, для армии и Сибири этот вопрос важный.

— Эти вопросы нами уже рассматривались, но к реализации еще не приступали, потребуется доработать дополнительный разгонный блок, все-таки двух пусков для корректировки орбиты ему будет мало, для гарантии требуется около пяти. Потом еще нужно решить вопросы стабилизации и ориентации, а это тоже сложности, гораздо проще пульнуть в сторону Венеры или Марса, чем точно попасть на высокую орбиту.

— Ладно, — подвел итог Устинов, — все документы, которые от французов получили, тебе егерем доставят, посмотри что и как там, а то может быть и не стоит с ними связываться, все-таки мы в космос почти девять лет летаем, что им откровение — мы уже успели забыть.

Разбираться с поступившими предложениями Челомей засел только через три дня, так как долго решался вопрос о качественном копировании документов, и стоило ему только взять в руки первый лист, как счет времени потерялся.

— Ах черт, ну надо же, — постоянно бурчал он, хватаясь за логарифмическую линейку, производя то одни, то другие расчеты.

— А это откуда взялось? — Восклицал он в негодовании, снова начиная, двигать шкалу линейки.

— Сукины дети, — ругнулся он, подводя конец своим изысканиям, — откуда все это?

Расчеты орбит как всегда проводили в НИИ-4 и вывод их был однозначный, с помощью «УР-500» и дополнительного разгонного блока вывести на геостационарную орбиту спутник весом до 2800 килограмм реально. Что касается идеи использования на спутнике инерционного блока ориентации, то в этом случае появляется возможность увеличить срок эксплуатации аппарата минимум до двух лет, что много больше живучести других систем.

— Больше живучести других систем? — В очередной раз чертыхнулся Челомей. Перед главным конструктором лежали еще одни документы, в которых французская сторона гарантировала работу электронных блоков в течение трех лет. — Как бы ни так. Если только не врут?

Однако самые жаркие споры вызвала идея неизвестного инженера использовать на дополнительном разгонном блоке два отдельных компрессора с электродвигателем, для создания рабочего давления компонентов топлива. Конечно же эту идею осмеяли и даже предоставили расчеты, что ее реализация увеличит вес двигательной установки почти на триста килограмм. Вот только специалисты не видели еще одного документа, в которых автор идеи обосновывал потребность такого шага — неограниченное количество пусков ракетного движка, и отсутствие необходимости подогрева топлива на котором работает турбина насоса. К тому же расчеты велись на основе средних показателей емкости источников питания для электродвигателей, в пределах ста восьмидесяти ватт/час на килограмм веса, а французы утверждали, что могут предоставить почти триста, в этом случае плата за большое количество пусков не была столь уж дорогой. Конечно же ни о какой переделке насосного агрегата в двигателе специально для ближайшего старта не будет, времени на испытания нет, но в будущем такая схема позволяла реализовать идею реактивного двигателя с регулируемой тягой без потери КПД. Фантастика!

А еще заказчик предлагал установить на блок полностью электронный контроллер управления, практически одноплатный четырехбитный компьютер, который должен был не только управлять всем оборудованием, но и отвечать за ориентацию разгонной ступени в пространстве. Эти ухищрения должны были привести к экономии количества запусков, а от такого подарка отказаться было уже трудно.

Ну и на закуску, французы обещали изготовить для спутника дополнительные солнечные панели и ионные двигатели ориентации, с запасом рабочего тела в сто пятьдесят килограмм. Что касается дополнительных солнечных панелей, то никакого удивления они не вызвали, хоть и заявлены необычно легкими для своих размеров. А вот ионные двигатели откуда? Конечно же Владимир Николаевич знал о проведенных экспериментах по использованию ионной тяги в космосе как на спутниках СССР, так и со стороны США, но даже подумать не мог, что кто-то попытается использовать их в ближайшее время. Конечно же Челомей «капиталистам» не поверил, будут эти ионные двигатели работать или нет, большой вопрос, а вот рекламу себе Дюпон сделает такую, конкуренты от зависти удавятся.

По итогам проверки Владимир Николаевич сделал однозначный вывод, реализация предложенного Советскому Союзу проекта крайне выгодна, заложенные в нем идеи так или иначе в будущем придется реализовывать, к тому же это даст дополнительный творческий импульс коллективам в реализации лунной программы. Вот только в связи со смертью Королева 14 января 1966 года, стало непонятно, кто станет у руля советской космонавтики и хватит ли у него сил довести лунный проект до конца.

Однако не было бы счастья, да несчастье помогло, был бы жив Сергей Павлович Королев, не видать Челомею стационарной орбиты и нового разгонного блока, но Мишин, пришедший на смену авторитарному Королеву, не смог найти аргументов против развития новых средств связи. Да и заинтересованность Устинова свою роль сыграла, так что на мартовском заседании совета министров было принято решение: работы по модернизации тяжелого носителя УР-500 «Протон» ускорить; Советско-Французский проект, в части вывода на стационарную орбиту спутника связи, подлежит реализации. Это освобождало коллективы под руководством Владимира Николаевича от состояния неопределенности и открывало путь создания орбитальных станций, над которыми до этого постановления трудились в инициативном порядке. Так что с этого момента история освоения космоса пошла по несколько иному пути, пути конкуренции между коллективами, что шло на пользу космосу, но в тоже время еще больше ухудшало экономическое положение СССР. Однако на последнее редко кто обращал внимание, эйфория от успехов мало кому не кружила голову.

В кабинет недавно назначенного директора филиала научно-исследовательского института авиационных технологий и организации производства (НИАТ), ворвалась главный бухгалтер Антонина Васильевна:

— Андрей Николаевич, когда это прекратится? До каких пор мы будем превышать установленный фонд оплаты труда? Ладно, если проверка фин. инспекции, им до этого дела нет, но через две недели нам отчитываться перед головной организацией, а там не только с меня спросят, с вас тоже стружку снимут.

— С чего бы это вдруг у нас превышение фонда наметилось? — Удивился директор.

— Как это с чего? — Снова вспыхнула главбух. — Сороковой отдел подал три заявки на рационализаторское предложение, по расчетам вышла экономия в полтора миллиона рублей, сами же подписали. Если следовать правилам я трем этим рационализаторам должна начислить по пятьдесят рублей премии. Про тридцатый отдел я уже молчу, у них там что ни новый инструмент, так уровень изобретения. Придумают новую заточку на фрезу и пишут экономический эффект тоже на миллионы, а заводчане им с удовольствием подписывают, хорошо что там премия по факту экономии, а то годовой фонд оплаты мы бы за два месяца спустили. Еще и шестидесятый отдел пришел за премией, статьи их в прошлом году в научном вестнике напечатали.

Директор скривился, да уж, шестидесятый отдел занимался разработкой компьютерных программ по автоматизации написания технологических процессов для производства авиационного завода, сплошь девчонки с институтской скамьи, ни одной программы еще не внедрили, зато статей наклепали на полный вестник. Знают, что в их работе черт ногу сломит, вот и стараются прикрыть отсутствие результата имитацией научной деятельности, зато по итогам соревнований всегда на первом месте среди отделов. Вот они два отдела, тридцатый да шестидесятый, возмутители спокойствия, ну еще двадцатый иногда поддакивает, на самом деле ничего такого прорывного не создали, зато идеями фонтанируют, статьи да информационные листки пачками пишут, только успевай списками утверждать. И приструнить их нельзя, только они имеют прямые договора с авиазаводом, остальные отделы вообще на бюджете сидят, раз в год написали отчет о якобы проделанной работе и снова спят. Прокрутив еще раз в голове разговор с главным бухгалтером директор филиала взялся за телефон, сам-то он был назначен директором в основном за прежние заслуги, продвигал академическую науку, поэтому в производстве мало что смыслил, зато у него был один знакомый, который на авиазаводе занимал должность главного технолога, вот тот в производстве, как рыба в воде. По телефону долго не трепались, все же производство, и хоть первый отдел (секретка) сильно наглеть не будет, но неприятно когда все разговоры прослушиваются и пишутся, и плевать им директор там отметился или простой работяга, у их сотрудников другое подчинение. Александр Шеметов согласился помочь советом, главное чтобы не деньгами, так что через час прошел на территорию филиала через внутреннюю проходную.

— Ну, рассказывай, что у тебя приключилось? — Поинтересовался он после обязательных расшаркиваний.

Скрывать и приглаживать Андрей Николаевич не стал, описал проблемы как есть, а в конце добавил:

— Так-то мне понятно, что наши работники из кожи лезут, чтобы заработать лишний рубль, но последнее время, что-то пошло не так, а сам разобраться в этом не могу, и ЗАМ темнит.

— Понятно, — ухмыльнулся Александр, — пользуясь некомпетентностью руководителя, подчиненные решили заняться халтурой.

— Да нет, вряд ли они работают на сторону, скорее решили чуток заработать, прикрываясь ведомственными правилами.

На поход по отделам и производственной площадке затратили часа три, но это время нельзя было считать потерянным, оно и самому директору на пользу пошло. Так-то он не раз совершал вояж по отделам, но одно дело просто посмотреть глазами и совсем все по-другому выглядит, когда кто-то рядом задает нужные вопросы и главное, получает исчерпывающие ответы.

— Ну что же, все мне с вашим филиалом понятно, — подвел итог Шеметов, когда снова приземлился за стол в кабинете директора, — ты знаешь, как ваш филиал НИАТ на заводе называют?

— Э… Очкарики?

— Не, не так, впрочем, не гадай, ваш филиал называют ТуНИАТ. А знаешь почему?

— Догадываюсь. — Помрачнел Андрей Николаевич. — Думают, что все мы здесь ничего не делаем, только штаны просиживаем.

— Ну, да, если убрать лишние «вокруг да около», то именно так. — Кивнул Александр. — Но ты не расстраивайся, сейчас практически все институты так работают, кроме космоса, там на показатели плюют, работу оценивают по достижению результата.

— Так все плохо.

— А ты не видишь? Хотя не удивлюсь, ты же у нас науку двигал, в высоких эмпиреях витал, пока мы землю носом рыли.

— Ну, ладно, давай вот без этого. — Поморщился директор, правду о себе слушать всегда неприятно.

— Хорошо, «без этого». — Согласился технолог. — Начну издалека. Будь сейчас те страшные времена, когда жизнь человека в нашей стране совсем не ценилась, почти весь коллектив филиала, во главе с тобой, уже давно бы прохлаждался где-нибудь на севере Сибири, и выполнял дневную норму, рубая киркой вечную мерзлоту. А теперь почему у меня появились такие мысли. Возьмем ваш двадцатый отдел, они занимаются разработкой и изготовлением передвижных стендов для контроля и промывки гидросистемы самолетов. Дело нужное, и экономический эффект от их работы огромный, не тратится моторесурс изделий, но скажи честно, разве этим должен заниматься научный коллектив? Такие стенды нужно делать на заводах, там есть соответствующее оборудование, а у вас кустарщина, один стенд за полгода. И вообще, где здесь наука и исследования?

— Но заводы с руками рвут.

— Конечно, рвут, — кивнул Александр, — я бы и сам оторвал, если бы это было нужно мне, и даже заплатил бы за каждый по миллиону, ибо взять их кроме как у вас негде, но это не означает, что нужно делать такое оборудование в гараже, коим, безусловно, является ваша мастерская. Однако в институте это самый благополучный отдел, от него есть реальная польза. Идем дальше, тридцатый отдел, он занимается разработкой прогрессивного инструмента… Ну, какой к черту прогрессивный инструмент, Андрей? Ведущие инженеры занимаются тем, что тырят идеи из зарубежных журналов. Вот, к примеру, их гордость, сборная фреза из твердого сплава для черновой обработки ВНСа (высоконагруженная сталь), это ведь не их идея, я видел точно такую же фрезу в шведском каталоге. Или нанесение канавок разделителей на режущую кромку фрез, для дробления стружки, так это у нас уже давно используется на легированных материалах.

— Но тогда зачем вы заказываете и оплачиваете НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы)? — Удивился Андрей Николаевич.

— А почему бы нет. У нас хороший инструмент дефицит, ты не знаешь, какое убожество к нам с инструментальных заводов поступает, хорошо если проблема только в неправильной заточке, мы не гордые и сами можем заточить, а вот если закалили его неправильно, то совсем беда, сразу в металлолом. Вот и получается, что нам не ваши исследования нужны, а инструмент, который вы нам потом оставляете, хоть и влетаем он нам в немалую копеечку. Не знаю, помнишь ты или нет, но мы вам заказывали фрезы для обработки «карманов» в алюминиевых панелях, которые на изготовление крыла идут. Там какие-то присадки в металле использовались, что обычные фрезы пакетировались, на режущую кромку налипание происходило. Так вы пока НИОКР вели, столько нам этих фрез для легких сплавов наделали, что мы уже как два года нарадоваться не можем, поэтому договоры с вами мы как заключали, так и будем заключать. Так, сороковой и пятидесятый отдел, их даже обсуждать не буду, это бюджетники, значит изначально балласт.

— Закроют нас без бюджетных денег, — возразил директор филиала.

— Так я не возражаю, но авиазаводу их работа не нужна, думаю, она нигде не нужна, нет у вас исследовательской базы, а значит, все тащите из других работ, где люди на самом деле трудились.

— Мне кажется, что тут ты слишком утрируешь.

— Проверь, — пожал плечами главный технолог, — уж здесь-то и твоего опыта хватит. Ну и наконец, наш любимый шестидесятый отдел… Мне продолжать?

— Ладно, хватит издеваться, — махнул рукой Андрей Николаевич, — но вот зачем вы с ним договора заключаете, мне совсем не понятно, с них-то какая польза?

— Эх, а еще очки нацепил. — Рассмеялся Александр. — Девушки там красивые, а у нас парней холостых много.

— Серьезно?

— Нет, конечно. Вся проблема в том, что у нас есть статья расходов, которая так и называется «Научные работы», а там есть раздел, «организация производства», мы бы и рады с вашими девушками договоры не заключать, да не можем, раз деньги запланированы, мы их должны потратить. А если не потратим, то невыполнение плана, в итоге прощай годовая премия.

Нелицеприятное мнение со стороны хоть и испортило настроение директору, но не поколебало уверенности в компетенции друга, все-таки он подтвердил, что не зря занимает высокую должность на крупном предприятии.

— Кстати, — вспомнил Александр, — в тридцатом отделе видел парнишку одного, по-моему, он там не по теме работает, с чего это отдел, специализированный на разработке инструмента, решил компьютерные программы писать?

— Да вот, досталась нам по случаю калининградская разработка, — пожал плечами Андрей Николаевич, — «Электроника-18» аналог американской PDP, но в другом исполнении. Это так с нами в Новосибирске расплатились, как сказали в пылу откровения, спихнули с глаз долой. Однако мы согласились, быстродействие на уровне, и с программным обеспечением порядок, размеры приемлемые, шкаф высотой метра полтора, не надо специально под нее машинный зал городить, решили попробовать на ее базе сделать АРМ (автоматизированное рабочее место) кладовщика для вашего одиннадцатого отдела. Там будет база по инструменту находящемуся на складе и соответственно приход — расход на основании накладных, сразу будет видно какой расход инструмента по позициям и соответственно можно будет составить заказ инструментальному цеху. Хороший задел на будущее.

— Интересно, — задумался главный технолог, — не думал, что Чепурко такой хитрец, значит, скоро начнет пропихивать покупку этой «Электроники». А она сильно хуже двадцать второго Минска?

— Хуже? — Усмехнулся директор. — Как бы не лучше, у нее кубик памяти на двести пятьдесят килослов и работает она быстрее чем в Минске-22, правда магнитного барабана нет, приходится все с ленты грузить, но при таком объеме памяти это уже и не важно, загрузил сразу все данные в память и работай с ними. А главное, что в качестве консоли у нее монитор и редактор программ с пошаговым отладчиком имеются. Я когда все это увидел, обалдел, нам бы в институт сплавов такую машину. Не знаю, что у них там, в конечном итоге, получится, но представь — ЭВМ на рабочем месте, это же фантастика.

— Да уж, действительно фантастика, — согласился Шеметов, — надо бы с главным инженером эту информацию обмозговать, а то с нашими компьютерщиками каши не сваришь, расплодилось дармоедов на три отдела, а как чего посчитать, так вечно у них проблемы. Ты мне скинь контакт в Новосибирске, спрошу, как к ним эта техника попала, если заинтересует, сами на поставщика выйдем.

— Ладно, — слегка хлопнул ладонью по столу главный технолог, — пойду я к себе, там меня за полдня, поди, уж обыскались, работы у меня всегда с утра и за полночь, это я к тебе отдохнуть от рутины сбежал, прикрылся посещением смежника.

После ухода своего друга, Андрей Николаевич задумался, а ведь действительно, вместо научно-изыскательских работ, филиал черт знает, чем занимается. Не для того его поставили во главе научного коллектива, чтобы все оставалось по-прежнему, предыдущий директор потому и лишился должности, что завалил всю научную работу. Вывод — надо принимать меры, давно, кстати говоря, надо было это сделать, а то ведь сонное царство.

— Оповестите всех членов научного совета, что заседание состоится в четверг, — дал он задание секретарше.

— Андрей Николаевич, — вскинулась та, — они не успеют подготовиться, нужно предупреждать хотя бы за две недели.

— Откуда такие сроки взялись? — Удивился директор.

— Всегда так было, — пожала плечами секретарь.

— Теперь не будет, — тряхнул головой руководитель филиала, — мы не на защиту в головной институт готовимся, так что трех дней вполне достаточно. Да и чего там время тянуть, не так уж у нас и много работ.

То же время, «Минское проектное бюро завода им. Г. К. Орджоникидзе», производственное совещание председательствующий: начальник МПБ Георгий Павлович Лопато. Присутствуют: главный инженер Виктор Владимирович Пржиялковский, заместитель главного инженера Геннадий Дмитриевич Смирнов, ведущие разработчики — В. А. Аверьянов, P. M. Асцатуров, Ю. Г. Бостанджян, В. Г. Еремин.

— Ну что ж, товарищи, сегодня мы собрались здесь, чтобы определиться с дальнейшим продолжением работ, — взял слово Георгий Павлович, — проект по Минск-23 продвигается в соответствии с планами и здесь никаких проблем не наблюдается. Однако, появилась информация, что в Совете Министров готовится постановление о переходе на элементную базу IBM, чтобы получить возможность создать единую серию ЭВМ для использований зарубежных наработок в программном обеспечении. Это означает, что наши дальнейшие разработки по изделиям будут приостановлены, а завод будет вынужден перепрофилироваться на выпуск другой продукции.

— А как же Пенза со своим «Уралом», работы в Астрахани, Казани? — Задал вопрос Смирнов

— Все эти работы будут закрыты, где-то к середине года будут рассматривать проект, разработку которого поручили ИТМиВТ (Институт точной механики и вычислительной техники), если он удовлетворит Министерство, то начнутся проектные работы.

— Лебедевцы ведут свои разработки, — выдал реплику Пржиялковский, — вряд ли они будут рубить сук, на котором сидят, БЭСМ-6 они не бросят.

— И, тем не менее, я не сомневаюсь, что Совет Министров сумеет настоять на своем, — возразил начальник МПБ, — не им, так другим поручат. Однако нужно понимать, что просто так «передрать» архитектуру IBM не получится, поэтому у нас будет время, это примерно четыре-пять лет, и этот период нужно использовать с умом.

— А мы и сейчас с умом используем, — пожал плечами Смирнов, — на наш «Минск-22» очередь на несколько лет вперед расписана, а доработаем так в Министерстве начнут с руками рвать. Единственно, что можно сделать, это расширить производственные площади.

— Все машины сегодня по очереди идут, — проворчал главный инженер, даже киевский «Днепр» в дефиците.

Все за столом стали прятать хитрые улыбки, знали отношение Пржиялковского к киевлянам, мол, хохлы, чего от них ждать?

— А вот две недели назад, ездили мы в Калининград, смотрели, как у них там работа идет, — меж тем продолжил Виктор Владимирович, — так они на конвейер свои мини ЭВМ поставили, планируемы объем выпуска тридцать тысяч машин в год.

— Сколько? — Вскинулся Смирнов. — Это американские поделки на восемнадцать разрядов? Да кто у них брать будет?

— Поделки говоришь? — Зло посмотрел главный инженер на своего заместителя. — А вот мы сейчас и узнаем. Юрий Григорьевич, вам было дано задание проверить «Электронику-18» в работе, что можете сказать по результатам проверки.

Лицо Бостанджяна, не отразило никаких эмоций, но по тому, как он сосредоточено стал копаться в папке с документами, все поняли, что для них известия не станут приятными.

— Начнем с того, — начал отчитываться ведущий разработчик, — что назвать «Электронику-18» американской поделкой нельзя, это полностью разработка калининградского коллектива разработчиков, единственно, что объединяет PDP и Электронику, это разрядность и система команд, которая в Калининграде была значительно расширена.

— А как же они тогда сумели зарегистрировать свою разработку, мы вон сколько с Пензой бились, пока они добро дали.

— В том-то и дело, что калининградское ОКБ министерству не подчиняется, — выдал справку Юрий Григорьевич, — совместно Французско-Советское предприятие, но управляет полностью французская сторона. К тому же основная часть продукции идет на Запад, в СССР будет реализовано только двадцать процентов. Это к вопросу о том, кто купит, к тому же полный комплект оборудования для «Электроники-18» отпускается по цене тридцать пять тысяч рублей, и не требует «чистых залов» для эксплуатации. Но давайте вернемся к обсуждению самого изделия. Процессор ее реализован с помощью микросхем на одной плате, что создает трудности при выходе из строя какого-нибудь логического элемента, в этом случае его заменить нельзя, придется менять всю микросхему. Вместо прямой адресации устройств применяется общая шина, что дает возможность производителям периферийного оборудования не изобретать каждый раз новый интерфейс. Память в комплекте ферритовая двести пятьдесят килослов с возможностью расширения до двух мегаслов, скорость считывания и записи данных в нее превосходят изготавливаемые у нас почти в два раза. Вместо магнитного диска и быстрого ленточного накопителя используется обычная лентопротяжка, что не позволяет быстро работать с большими массивами информации, однако большинство задач решаются за счет объема оперативной памяти. А теперь главное, почему в этом изделии будут заинтересованы все потребители. В «Электронике-18» есть своя операционная система, которая взяла на себя функции управления, теперь пользователю не надо составлять управление заданием, достаточно дать команду запуска программы, остальное все будет сделано под контролем операционной системы. Более того в состав программного комплекта входит редактор текстов и программ, компиляторы языков программирования FORTRAN, Алгол 60, CPL, интерпретатор с языка BASIC…

Дружное удивление прервало ход выступления, Бостанджян оторвался от своих документов и удивленно обвел взглядом, сидящим за столом.

— Мне продолжать? — Спросил он у начальника МПБ и, получив кивок в ответ, продолжил: — В наличии так же есть пошаговые отладчики программ и библиотека стандартных процедур. Для пользователей так же будет интересна программа «Инженерный калькулятор» и «Электронная таблица» с размерностью тридцать два столбца на пятьсот двенадцать строк. Консоль состоит из монитора и клавиатуры, освоить работу на данном изделии может любой пользователь после минимального знакомства с инструкцией, поэтому оператор не требуется. Теперь по сравнительной оценке технических характеристик. В целом «Электроника-18» проигрывает «Минск-22» по скорости работы процессора от десяти до тридцати процентов при математических операциях, но этот проигрыш вполне компенсируется скоростью работы с информационными массивами, здесь сказывается время доступа к памяти и ее объем. По энергопотреблению и обслуживанию сравнивать не с чем, совершенно иной класс техники. У меня всё.

Ха столом возникла тягостная тишина и все повернулись в сторону Лопато.

— Да-а. — Наконец протянул он, и посмотрел на Смирнова. — Американские поделки? На восемнадцать разрядов?

— Так наша машина все равно лучше, — начал оправдываться тот, — а Калининград за счет программ и монитора вылез.

— Хорошо, пусть так, — согласился начальник МПБ, — а мы можем тоже за счет программ и монитора вылезти?

— Программное обеспечение так и так придется нарабатывать, — вмешался главный инженер, — и насчет монитора можно подумать, а вот с ценой у нас ничего не получится, наши базовые четыреста тысяч против их тридцати пяти не сравнить. Понятно, что первое время никто не разберется и наше изделие будет по-прежнему востребовано, но мы потребность страны своими мощностями не закроем, поэтому будут приобретать в Калининграде, тем более, что из-за цены проблем не будет, пойдут по статье расходов ЗиП (Запчасти и Приборы) или с баланса на баланс перекидывать будут. Но потом-то разберутся, что для решения большинства задач и этих «поделок» с избытком хватает. Так что, нет у нас тех четырех-пяти лет, года два от силы, а потом можно будет «лавочку» закрывать.

— А если мы возьмем идею от IBM? — Подал голос Аверьянов, организуем удаленные рабочие места и сдерем идею с калининградской «операционки».

— Не потянем, — возразил Бостанджян, — такое программное обеспечение на раз-два, на коленке не делается, у нас здесь технари, а для разработки и отладки программ придется новый отдел создавать.

— А кто мешает? — Не стал отказываться от своей идеи Аверьянов, — в СССР все ударились в разработку «железа», а о программном обеспечении не подумали, вот калининградские разработчики и показали нам, куда на самом деле надо смотреть.

— Так, стоп! — Вмешался Лопато. — Мы можем хотя бы примерно сказать, сколько программистов нам нужно для наработки базового программного продукта, и в какие сроки они могут решить задачу?

— Ну, если так ставить вопрос, — задумался Юрий Григорьевич, — тогда понадобится собрать коллектив программистов, человек двадцать и продвигать разработки года два.

— Так долго? — Удивился Пржиялковский.

— Быстрее не получится. Мы же нацелились на многозадачность, а эта проблема в лоб не решается, мало того, что у нас еще нет понимания, что за этим последует в техническом плане, так еще и к системе управления надо это подвязать. Судя по зарубежной периодике, в IBM до сих пор над этим бьются, доработки идут постоянно.

— Это правда, что они в разработку своей IBM-360 пять миллиардов вложили, — ту же поинтересовался Смирнов.

— А черт его знает, — проворчал Бостанджян, — верить им нельзя, они для рекламы любую сумму озвучат. Ну как можно «просадить» такие деньги на разработку? Вспомните, как у нас дела шли.

— Я вот еще на что хотел обратить внимание, — прервал неконструктивные обсуждения начальник МБП, — в калининградских изделиях установлена дешевые кубы памяти, может и нам такую технологию у себя воспроизвести?

— Пытались договориться, не получилось, — махнул рукой главный инженер, — французская разработка, патентованная, производство организовано рядом, в Сафоново на совместном с французами предприятии. Так-то ее продают всем желающим, но нужно получить разрешение в министерстве, часть оплаты за нее через них идет.

— А что, там считают, мы не сумеем освоить эту технологию?

— Именно так и думают, утверждают, что там требуется точно выдерживать все технологические режимы, а у нас производственная дисциплина хромает, поэтому доверять нельзя, дискредитируем саму идею.

Вот и еще один поворотный пункт в истории СССР, на этом совещании в Минском проектном бюро завода им. Г. К. Орджоникидзе, неожиданно было принято судьбоносное решение по дальнейшему развитию вычислительной техники — создание коллектива отвечающего за разработку программного обеспечения и смещение акцентов в разработке новых изделий в сторону многотерминальных комплексов. Белорусы потом еще долго гордились, что сумели в жесткой конкуренции немало попортить крови французским предпринимателям в Калининграде, однако были вынуждены отступить и нашли применение своим талантам в разработке серверного оборудования, где долгие годы держали лидирующие позиции. Наивные, о какой жесткой конкуренции может идти речь? Если бы не наша ненавязчивая помощь, легли бы под москвичей уже в начале семидесятых. Это был первый и единственный случай с нашей стороны, когда мы решили помочь производству компьютерной техники в другой республике, такое стало возможным, после масштабного наезда ИТМиВТ (Институт точной механики и вычислительной техники). Будущие академики испугались за свою БЭСМ-6 и решили немного почистить пространство от «мелкого мусора», протолкнув решение на уровне правительственного постановления. Претензии калининградским предпринимателям предъявлялись настолько абсурдные, что даже далекие от производства вычислительной техники люди поняли, что речь здесь идет только о защите шкурных интересов. Кстати говоря, именно они сумели в свое время притормозить переход на аналоги IBM, спасибо им за это, так что воевать с ними, на их территории мы не собирались, делали свою работу, да продолжали поддерживать их конкурентов.

Четверг двадцатого октября шестьдесят шестого года, предстартовая готовность, махина РН «УР-500К» стоит на старте. Естественно, Владимир Николаевич волнуется, но старается свое волнение на показ не выставлять, он занял место позади операторов ЦУП и, ожидая старта, изредка прохаживается, заглядывая из-за спин людей, то в один монитор, то в другой, где отображается своя часть телеметрии ракетоносителя. Это калининградцы поделились своими новыми наработками, все данные телеметрии они свели в одну ЭВМ, а потом раскидали по цветным мониторам. Красиво. И главное наглядно. Как они там сказали? Псевдографика? Что за псевдографика такая непонятно, но картинка что надо, конечно, это не фотография, но напрягаться, чтобы распознать тот или иной узел РН не приходится.

Старт! На телевизионном экране видно, как поток пламени вырвался с двух сторон от Протона — пошел отчет. Ракета плавно оторвалась от земли и вальяжно направилась по предписанному ей пути.

Главный конструктор впился глазами в монитор, где отображалась телеметрия первой ступени, пока все нормально, ни один из датчиков не свалился ни в синюю, ни в красную зону. На графике набора высоты медленно прирастал столбик к одному из обозначенных ограничений.

— Шестьдесят пятая секунда полета, — отчитался оператор, — достигнут максимальный скоростной напор.

— «График выдерживается в ноль, никаких отклонений, а это тревожный симптом, если все сразу пошло отлично, жди подлянки.»

— Сто пятнадцатая секунда, есть включение двигателей второй ступени.

— «И снова без отклонений. Где рванет?»

— Сто двадцать вторая секунда, есть отделение первой ступени.

Картинка на мониторе мигнула и исчезла, тут же на ее месте стала прорисовываться картинка третьей ступени. Челомей чуть кивнул и сделал два шага, чтобы заглянуть в соседний монитор, куда выводилась телеметрия второй ступени. И тоже ни одного датчика в критической зоне.

— «А может зря тратится столько нервов и на этот раз все закончится без сбоев, бывали же случаи.»

— Триста тридцать вторая секунда, включение рулевых двигателей третьей ступени.

— Триста тридцать четвертая секунда, выключение двигателей второй ступени, разделение второй и третьей ступени, включение двигателей третьей ступени, — посыпались отчеты один за другим.

— «Оно и понятно, там по времени разница в пару секунд.»

Главный конструктор развернулся, чтобы посмотреть на картинку третьей ступени и обомлел, экране полыхнули красным сразу два датчика.

— Неполадки с двигателем третьей ступени, — протараторил оператор, — но вспомнив инструкцию добавил, — триста тридцать шестая секунда полета.

— Конкретней? — Прохрипел Владимир Николаевич.

Оператор вгляделся в мигающие колонки цифр:

— Давление топлива ниже нормы, — наконец сделал он вывод из значений приборов, — снижены обороты турбины подачи топлива.

В этот момент еще пара датчиков окрасилась в красный цвет.

— Возникновение вибраций, уровень критический, возможно разрушения третьей ступени.

— «Все, сейчас красным цветом закрасятся остальные датчики.»

Тупо заныло в нижней части грудины с правой стороны, это желудок ответил спазмом на чрезмерное напряжение.

Однако время шло, а ситуация оставалась прежней, даже один датчик на экране вдруг решил, что выполнил свою миссию и сбросил цвет опасности.

— Что с тягой? — Решил уточнить Владимир Николаевич.

— Недобор тяги двигателя примерно на тридцать процентов, — последовал доклад, — скорость четыре тысячи четыреста восемьдесят, недобор двадцать метров в секунду.

— Сброс головного обтекателя, — снова отозвался оператор, — триста пятьдесят третья секунда полета.

— Расчет! — Скомандовал главный конструктор.

— Если параметры не изменятся, то скорость разделения будет в пределах шести тысяч шестьсот метров в секунду. — Доложили ему.

Параметры изменились, и еще изменились за время работы третьей ступени несколько раз, и каждый раз программа мгновенно пересчитывала прогноз, показывая в какой неприятной ситуации, оказался коллектив единомышленников.

Команду на отделение третьей ступени дали на восемьсот двадцатой секунде, выжав из нее все, что она смогла дать. И все равно недобор скорости получился в пределах тысячи метров в секунду, вряд ли разгонным блоком удастся вытянуть спутник на запланированную орбиту. И времени не осталось для переживаний, нужно срочно сделать пересчет и запускать разгонный блок, потому, что спутник, не добрав скорости, падал обратно на землю.

Телефонный звонок вывел меня из грез, когда я обдумывал очередную пакость: две статьи об «успехе» IBM в производстве новой триста шестидесятой серии уже ушли в желтую прессу и наделали там шуму преизрядно, теперь надо было писать третью статью, которая окончательно разоблачит сговор корпорации с правительством. И ведь ни капли лжи, все правда и ничего кроме правды, думаю после этого кое кому резко поплохеет.

— Серж, твой проект с русским космосом провалился, — обрадовал меня месье Дюпон, — мне только что звонили из Москвы, они не смогли вытащить спутник на стационарную орбиту. Сейчас думают, как решить проблему с помощью ресурсов самого спутника, но если даже они это сумеют, то он останется без топлива, а без корректировки орбиты максимум через полгода станет неуправляем.

— Да уж, — хмыкнул я, — не слишком приятные известия. В финансовом плане мы не сильно пострадаем, а вот с репутацией могут быть проблемы. Впрочем, это с какой стороны смотреть, при благоприятном стечении обстоятельств, мы можем здорово приподняться на этой неудаче Советов.

— Каким образом?

— На этот спутник мы для эксперимента установили ионные двигатели ориентации, — начал объяснять я Жилю суть идеи, — так то они имеют мизерную тягу, однако время их работы неограниченно, и у меня есть основание надеяться, что с их помощью мы сможем справиться с непростым вопросом коррекции орбиты. Так что если не делать огорченный вид, и не посыпать голову пеплом, то никто и не заподозрит нас в провале, наоборот, мы будем радоваться и кричать на каждом углу, что благодаря гению наших ученых мы даже из такой непростой ситуации можем выйти с немалой прибылью.

— Интересно. — Задумался месье Дюпон. — А знаешь что, Серж, напиши мне все вот это, с техническим деталями, а то не хочется давать интервью, не понимая суть проблемы.

На геостационарную орбиту спутник тащили два месяца, такова специфика небесной механики. Пока нашу надежду со скоростью черепахи вытаскивали из зад… хм… из неприятного положения, пресса хорошо потопталась на нашем самолюбии, американцы постарались раззвонить, только самые ленивые не злорадствовали по поводу тупых коммерсантов, которые швыряют деньги акционеров на ветер. Но мы отмалчивались и делали вид, что все идет как запланировано, просто продолжали тупо готовить наземную инфраструктуру во Франции, и с удовольствием расставались с теми партнерами, которые решили покинуть «тонущий корабль». И все-таки в декабре нам сообщили, что спутник попал в нужную точку орбиты, и мы наконец с облегчением вздохнули, даже тот факт, что топливо израсходовали в ноль, нас не огорчил, после того как развернули одну дополнительную солнечную батарею и приступили к намеченным экспериментам, наоборот настало время нашего триумфа. Связь настроили быстро, довольны были и мы и Советская сторона, конечно, Сибирь с этого спутника подсветить нельзя, для этого требуется запускать еще один спутник, который будет висеть в другом секторе орбиты, но зато закрыли почти всю европейскую часть СССР. Ориентация на ионных двигателях работала просто отлично, и никакого ухода с орбиты зафиксировано не было, и пусть тяга у них на уровне чуть больше чем ничего, это не помешало оправдать возложенные на них надежды. Теперь отзывы в прессе сменили свой знак с минуса на плюс, ну а месье Дюпон не отказал себе в удовольствии «пожурить» уважаемы издания, за то, что они поленились обратиться к нормальным экспертам, и озвучивали мнение людей с улицы. Люди «с улицы» обиделись и, думаю, положили за пазуху немало камней, чтобы в будущем отомстить при случае, но бояться волков — в лес не ходить, зато теперь они не смогут изображать из себя экспертов. Кстати, те, кто не поверил нам, попытались предъявить претензии, мол, Дюпон специально устроил травлю в прессе, чтобы скупить акции новообразованного общества по дешевке, ну это они уже совсем от отчаяния. А нам некогда было заниматься разборками, так как в срочном порядке штамповали ресиверы, спутниковый ретранслятор получили, а где оборудование для его приема?

Что касается ущербного спутника, то не таким уж ущербным он оказался, по крайней мере, без проблем отработал на орбите чуть меньше четырех лет, и был выведен из эксплуатации не по техническим причинам, а потому что морально устарел, ну ни как мы не могли предположить, что связь будет развиваться так быстро.