Даша на Луне

* * *

— Что это? — с ужасом спросила я, глядя на контейнер из фольги с приоткрытой крышечкой. Приоткрывшийся клапан являл миру что-то пупырчато-белесое.

— Омлет, — улыбнулась Хе, — наши инженеры разработали специальный, экспериментальный саморазогревающийся омлет для невесомости. Всего одна штука на весь корабль в наличии.

— А что сразу омлет? — хрипя, спросила я. — Тебе-то что я плохого сделала?

Услышав мою отповедь, Хе скорчила такую удивленно-обиженную физиономию, что я не выдержала и отобрала омлетик. Хе же честно старалась меня порадовать, и я просто не могла пропустить это астрономически редкое событие.

Потом, когда я уже пила кофе, поступил входящий звонок от ОО — он спрашивал, готова ли я побеседовать со здравомыслящими — для моего спасения они пожертвовали своим спутником и было бы вежливо поблагодарить их лично.

Я согласилась и передо мной на экране появились четверо мужчин. Или точнее, трое невыразительных мужчин и импозантный, похожий на Марка Твена седовласый старикан в ahegao-майке — Ральф Ларсен. По крайней мере, так они мне запомнились. Я как могла тепло поблагодарила их за содействие, рассказав о безвыходной ситуации, в которой оказалась, и о том, как вовремя пришла помощь.

— Таким образом, Дарья, ты уверяешь, что Луна материальна? — спросил меня Ральф.

— Та часть Луны, на которой я была, определенно материальна, — со вздохом констатировала я. — Не хочу вас расстраивать, вы очень мне помогли, но, судя по тому, что я видела, американцы действительно были на Луне. Я была в их модуле, видела двух мертвых астронавтов.

— Почему ты считаешь, что ты нас расстроишь? — парировал Ральф. — Мы же оказались абсолютно правы — ролики и фотографии, по которым мы судили о полетах, оказались фальшивками, как мы и предполагали. Так ведь, коллеги?

— Я всё равно считаю, что удельный импульс «Сатурна» слишком велик для движка из 60-х, — сказал один из коллег. Остальные, глядя на него, поморщились, словно съели лимон.

Итог беседы подвел ОО, сказавший, что «редко какому ученому выпадает подобное счастье — убедиться в правильности своих теорий. Надеюсь, что лунное откровение, положившее конец лунному заговору, только первая ласточка, и мы будем счастливы наблюдать, как и с других загадок истории спадают покровы окутавшей их лжи…», добавив в ответ на мой подозрительный взгляд, что он не на что конкретно не намекает, а просто чувствует, как что-то носится в воздухе.

— «Какой ты чувствительный мальчик, Томми», — сказала я, отрубая связь. Некоторые люди совершенно неисправимы.

Несколько следующих дней были похожи, как листки газеты для чистки рыбы. Это чисто моя собственная метафора, недоступная окружающим без дополнительного пояснения. Дело в том, что я всю жизнь читаю одну газету. В прямом смысле, одну — один и тот же номер газеты «Вечерний Краснокамск» от 1 сентября 2000 года.

Весь тираж газеты в тот день распродать не удалось, и мой папочка, мой настоящий папочка, а не отчим, привез несколько пачек к нам домой, сказав: «На бытовые нужды». Рыбу резать и картошку чистить.

Поскольку запас газет был велик, а рыбу с картошкой мы чистим не так чтобы каждый день, запас газет расходовался медленно. По этой газете я училась читать, складывая буквы и сортируя грибы. Я рыдала над статьями, нарезая лук. Поскольку готовкой в доме в основном занималась я, то эту газету я очень скоро выучила наизусть.

Читать её стало моей традицией. Я привыкла и полюбила эту газету. Так сильно, что, когда мама нашла новую работу в Москве и мы переехали в новый дом, я взяла с собой оставшиеся пару пачек.

Они и сейчас хранятся у меня дома. Поскольку в последние годы мой сумасшедший график жизни заставляет меня питаться по кафешкам, запасов газеты хватит мне до самого конца жизни. Может быть, я буду учить читать по этой газете своих детей. Приключение на Луне настолько изменило меня, что я думаю об этом без прежнего инстинктивного ужаса.

Но это не главная мечта, главная — добраться до Земли. Но при этом я вполне понимаю и разделяю обеспокоенность земных ученых возможным переносом на Землю лунных бактерий. И хотя я нигде не контактировала с лунной жизнью, это тот случай, когда лучше 10 раз перепроверить, чем один раз чужеродный вирус занести.

Славы тифозной Мэри мне не надо. В том числе и поэтому мы и наматывали круги вокруг Луны в импровизированном карантине. Для проведения анализов я по указаниям с Земли собрала из разного мусора и камеры от смартфона левенгуковский микроскоп, после чего пару дней передавала на Землю увеличенные изображения всех жидкостей, которые способно производить моё тело.

И всё это время на орбите Луны, можно сказать, что по соседству с нами, умирала Хельга Шрёдер. Я не собираюсь звать её Миссисипи. Не потому, что это имя уродливое или я ненавижу негров. Просто потому, что имя совершенно не подходит Хельге. Не само имя, а вся связанная с ним история с перекрашиванием из немки в африканку. Нацию, как и родителей, не выбирают. Единственный оставленный людям выбор — право выбирать, нести ли тебе флаг своей нации с гордостью или робко прятать, как глупый пингвин.

И да, я гражданин мира. Как вы уже, наверное, заметили, я не делю людей по сортам, и интересы человечества для меня не пустой звук. Но это всё вторично. Потому что в первую очередь я русская. Не самый логичный выбор, особенно если учесть, что мой настоящий отец украинец, а мама татарка.

Так почему? Так сложилось. Я выросла в русской культуре и без России себя не мыслю. Иногда я думаю, а что бы я делала, если бы родилась цыганкой? Или росла в цыганской семье, что, в общем-то, то же самое. И уверяю вас, я бы несла своё украшенное уздечкой цветастое знамя гордо, даже собирая дань по вагонам метро.

Почему? Потому что я знаю, что это такое — быть частью не самой популярной нации. Быть русским — это всегда проигрывать главным героям во всех фильмах. Мировое сообщество, глядя на русскую женщину, видит в ней шпионку Наташу — подругу злодея Бориса. Соучастницу Боширова и Петрова — этих Бивиса и Баттхеда современного шпионского мира.

Впрочем, быть немкой, наверное, не много лучше. В мировом топе никчемушных героев-неудачников немцы стоят лишь на одну ступеньку ниже нас. Вспоминая о Германии, современный обыватель представляет себе не кулинарные шедевры вроде сосисок с кислой капустой, не продуманные до мелочей автомобили и даже не добротное порно. Он вспоминает о Гитлере, концлагерях и расовых чистках.

Возможно, это и побудило Хельгу сменить имя. Блин, вот опять — о чем бы я ни думала, мои мысли вновь возвращаются к умирающей Хельге. Для атаки «Нефритового странника» «Дефайнт» поднялся на высокоэллиптическую окололунную орбиту и после взрыва, вызванного попаданием китайской ракеты, так на ней и остался.

Особого чуда в этом не было — скорее печальная закономерность. Точно так же выжил и пионер космических войн — шпионивший из стратосферы за СССР американский летчик Пауэрс, которого на первое мая сбили самонаводящейся ракетой. Атакующая ракета не может нацелиться точно в цель — мешает пульсации двигателя и несовершенство управления. Поэтому она взрывается сама, за несколько миллисекунд до удара превращаясь в облако металлической шрапнели. И в цель попадают лишь немногие из получившихся осколков.

Уничтоживший «Дефайнт» китайский «Дракон» действовал по отработанной схеме — взорвался, превратившись в облако газа и металлических песчинок. И лишь некоторые из них попали в «Дефайнт», разворотив баки с топливом, разрушив двигатели и пробив в нескольких местах кабину. В экипаж осколки не попали, но я не могу сказать, что астронавтам повезло — вместо мгновенной смерти их ждала смерть отложенная.

Хельга с помощью членов своей команды Пинтела и Раджетти сумела восстановить герметичность корпуса и запустить системы жизнеобеспечения. На этом успехи кончились — остановить хаотичное вращение, а тем более вернуться к Земле «Дефайнт» уже не мог.

Поэтому все инженерные чудеса, которые продемонстировала Хельга с командой, борясь за выживание, были бесполезны. Банальный мартышкин труд — ресурсы системы жизнеобеспечения имеют свойства кончаться. Ожидаемо кончаться — и у Хельги этот конец должен был наступить через три дня. Дождаться эвакуации или как-то пополнить запасы экипаж «Дефайнта» не мог — на всей Земле не было корабля, способного успеть добраться до лунной орбиты.

А если бы и был, то его никто бы не направил. Еще живая Хельга с экипажем как-то выпала из мировой повестки новостей, словно заранее записанная в сопутствующие потери. В новостях обсуждали большое лунное откровение, пятисекундную запись пролета моей картографической ракеты над входом в Замок, дальнейшую судьбу ушедших туда тайконавтов и моё чудесное спасение. В общем, всё что угодно, кроме гибнущей Хельги с командой. Ничего удивительного в этом не было — еще до всей этой катавасии я считала, что этим и кончится. Но это тот случай, когда мне совершенно не хотелось, торжествуя, вещать: «А я говорила, а я предупреждала».

Думая о Хельге, я постоянно напоминала себе о том, что эта коза пыталась убить меня атомной бомбой. Не раз и не два — ТРИ РАЗА! И в том, что я выжила, по большому счету, есть только невообразимо чудесное стечение обстоятельств.

Но искусственно нагнанная ярость проходила, и я снова начинала думать о том, как Хельга вместе со своим экипажем сидят впотьмах вокруг пустеющего кислородного баллона, наблюдая за тем, как утекают их жизни. Думала я при этом о том, как несколько дней назад сидела так сама. И то, что те посиделки в дырявом модуле мне устроила Хельга, меня успокаивало мало.

Решение приняла не Хельга, а Киллари. Хельга просто прыгала, как могла, получив приказ прыгать. И даже стандартная оговорка о том, что «исполнение преступного приказа не освобождает от ответственности», мне помогала мало. Немцам, по ходу, на роду написано на эти грабли наступать.

Остроту моим страданиям добавлял тот факт, что, когда я говорила о том, что ни один корабль с Земли не успевает вовремя добраться до «Дефайнта», я не врала. Но и не сказала всей правды. Один корабль успевал. Не с Земли, правда. С лунной орбиты. Да, я о «Нефритовом страннике».

Сначала я ждала, что приказ спасти «Дефайнт» придет с Земли. Что мисс Президентша позвонит в Китай и договорится о спасении экипажа Хельги. Но Киллари не позвонила. Потом я решала, что организацией спасения экипажа «Дефайнта» может заняться мировое сообщество. Мировому сообществу было на Хельгу срать. Потом я думала, что её спасение организует сам Китай, чтобы создать себе хороший имидж. Китай и не почесался.

По всему выходило, что судьба старавшейся убить меня женщины волновала только меня. Ну и ладненько, подумала я. Не очень-то и хотелось. Я могу последовать завету Жана Батиста Эммануэль Зорга и сделать всё сама.

Не в первый раз, если что.

Решив спасти экипаж «Дефайнта», я не сразу связалась с командой поддержки. Стеснялась, словно собралась сделать что-то постыдное. А потом до меня дошло, что хуже спасения чуть не убившей тебя женщины может быть только запоздавшая попытка её спасти.

И набрала ОО.

По произведенным командой расчетам выходило, что топлива, имеющегося непосредственно на «Страннике», нам не хватит. Что было, в общем-то, логично — он был снаряжен для лунной миссии, а не для орбитальных маневров. А имеющийся небольшой запас Хе пожгла, переходя на более низкую орбиту для моего спасения.

Но был и выход. Вы ведь не забыли, надеюсь, что на лунной орбите, помимо наших двух кораблей находился летающий в автономном режиме систершип «Странника», доставивший ZERO на орбиту? Его баки полны столь необходимым нам для сближения с «Дефайнтом» топливом.

Узнав об этом, я тут же спросила, может ли он спасти «Дефайнт» как-нибудь без меня. Как-нибудь сам. Он же у нас автономный. Подлетит поближе, Хельга со товарищи в него пересядут и — вуаля.

Оказалось, что нет. Была у «Странника-0» автономность, да вся вышла — глушилки нарушили радиообмен, а когда он восстановился, оказалось, что «Ноль» не отвечает на команды с Земли, так как его антенна утратила ориентацию.

— Но топливо-то на нем есть?

— Топливо есть, — ответил мне Инженер, — и системы корабля работают нормально — он телеметрию передает. Какую именно, фиг знает, она шифрованная. Но сам факт налицо.

С загруженным планом перелета я подошла к Хе. Капитан висела у роутера компьютерной сети «Странника», что-то настраивая. И, глубоко вздохнув, выложила ей свой план.

— Серьезно? — спросила Хе, пожевывая щуп тестера. — Ты хочешь спасти атаковавшую нас гадину?

— Это не совсем я, — выдала я заранее обдуманную отмазку, — это мои зеркальные нейроны. Бьётся лбом кто-то другой, а неприятно тебе. Особенно если ты пережил подобный опыт. Я этого опыта на Луне столько хлебнула, что просто не могу представить, как команда «Дефайнта» задыхаться начнет. Сплю из-за этого плохо.

— Задыхаться никто не начнет, Дарья, если тебя именно это волнует. Они сообщили, что примут морфин и просто уснут.

— О боже, это же всё меняет! — воздев руки воскликнула я. — Хельгу можно не спасать, она небольно умрёт!

— Вот и славно, — ответила Хе, делая вид, что не поняла сарказма, — вопрос закрыт.

— На самом деле нет, — сказала я спине Хе, — я же не виновата, что все её бросили. Клинтон, ООН, Компартия — все считают, что команде Дефайнта лучше умереть.

— А кто конкретно из небесной империи так решил? — спросила, оборачиваясь, Хе.

«Хорошие сапоги, надо брать», — подумала я, сказав вслух: — Папочка твой так решил.

Хе молча взяла у меня из рук планшет и долго рассматривала предложенный моей командой план полета, после вернула мне.

— План вполне выполним, — но стоило мне облегченно вздохнуть, добавила, — впрочем, выполнять его, мы, конечно, не будем.

— Ну почему? — протяжно вздохнула я. — Мне казалось, что я тебя убедила.

— Меня, — Хе выделила это слово интонацией, — ты убедила. Но Компартия против.

Сказав это очень выразительно, посмотрела на висящий на поясе кортик, поигрывая бровями.

— Нет, Хе, — ужаснулась я, — мы с тобой столько пережили. Я не собираюсь тебя шантажировать.

— Вот ты тут мнешься, — задумчиво проговорила Хе, — а время-то идет…