Демоны Черной степи

Глава 15

Прошлое (Клиника Григоровича, 1997 год)

Маленькая Алиса. 4

Оторванная рука летит куда-то в сторону… Это рука ее брата. ОНО накинулось на брата. Это произошло так быстро. И страх ударил оглушающим тараном в сознание. Страх был и до этого, словно бы просто стоял рядом, но тут решил наброситься и избить. И он наносил удар за ударом, ломая что-то в разуме… Ломая и ломая… Алиса закричала, но изо рта не вышло ни звука…

На существо, имевшее подобие отцовского лица накинулись собаки. Но что толку от этого? Брат-то все равно умер… Брат умер. Туманные волны уносили Алису прочь от его смерти. Прочь… Где-то на обочине туманной дороги промелькнула женщина, вся голубая и страшная… “Бедная кроха… Бедняжка… Сумерки затронули твои легкие… Гниль…”

Сумерки затронули всю ее жизнь. Гниль затронула ее существование… Вот как было.

Алиса вновь понеслась по туманной дороге, прямиком к какому-то зданию во тьме. Это не просто здание. Это клиника. Клиника доктора Григоровича.

Очень медленно к Алисе приходила осознание того, что она лежит где-то, и откуда-то справа на нее изливается мягкий свет. Очень мягкий. Будто-бы… Будто бы за окном начинает светать. Алиса с огромным усилием приоткрыла один глаза, скосила его чуть на бок, и действительно увидела окно, а за ним нежное, светлеющее, утреннее небо…

Рядом пикало что-то, а еще… Ее тело, словно бы дышало само, так размеренно и непрерывно. Воздух просто входил в нее и выходил. На лице вновь чувствовалась маска, а во рту трубка, уходящая куда-то глубоко в горло…

– Так… Так… Так… – Этот мужской голос почти не напугал ее. – Похоже, она наконец приходит в себя.

И тут же над ней склонилось лицо. Твердое мужское лицо, с резкими жесткими чертами, и очень темными глазами.

– Ты берешь ее под свой контроль, Линда?

– Да… – Рядом с мужским лицом возникло женское, в обрамлении пепельно-русых волос. – Все дети в этой клинике, под моим контролем. Конечно, Григорович проводит с ними операции. Однако, я занимаюсь уходом за ними, и… если можно так сказать, воспитанием.

– И ты ассистируешь Григоровичу, а кое-что делаешь и сама.

– Это так. – Девушка нахмурилась. Ее красивые ореховые глаза внимательно смотрели на Алису. – Я не пытаюсь как-то оправдать себя.

– Оправдать? – Мужчина усмехнулся. – Зачем тебе оправдывать себя, Линда?! Мы занимаемся не злодейством, а, в первую очередь, исследовательской деятельностью! Тебе не нужно оправдывать себя, и… Дам тебе совет: прими себя, и то, что ты делаешь. Иначе, ничем хорошим твоя жизнь не закончится…

Линда выпрямилась и холодно посмотрела на своего собеседника.

– Я вас поняла, доктор Роммокон. И я прислушаюсь к вашему совету. А теперь, можно ли мне остаться с девочкой наедине?

– Конечно. – Мужчина отодвинулся, и лицо его исчезло. – Я оставлю вас.

– Стойте. Извините, но какие рекомендации относительно нее?

– Она должна дышать с аппаратом искусственной вентиляции легких, пока число самостоятельных вдохов не будет соответствовать двенадцати-пятнадцати в минуту. И после… – Мужчина замолчал на секунду. – Знаешь, Линда, ее легкие сильно повреждены. С таким состоянием легких ее конечно лучше было бы пустить на расходники. Но, ты, похоже, хочешь ее оставить… Что ж. Тогда ей нужен тщательный уход, ежедневные процедуры по очистке и восстановлению легких. Ты, конечно, уже знакома с ними. Ведь у тебя были подобные пациенты. Конечно же, ей нужны инъекции. Среди стандартного набора, я бы посоветовал инзориум…в малых дозах.

– Да вы инзориум вообще всем колите!

– Он помогает организму принимать новое.

– Она еще не готова для ваших операций!

– Но будет готова, когда ей станет лучше. У меня уже есть по поводу нее кое-какие мысли. Также, я советую тебе обучить ее дыхательным упражнениям, тем, которым я тебя научил. Ты ведь уже прочувствовала их пользу? В наши времена они необходимы. Девочке они помогут быстрее улучшить состоянии легких. Однако… полностью ее легкие не восстановятся никогда. Туман вызвал необратимые изменения в их структуре. Пагубно-критическое развитие этих изменений, возможно, нам удастся остановить, но обратить их вспять невозможно… Хотя, мы все же попробуем. Поэтому коли ей инзориум! Именно поэтому…

– Я вас поняла. – Линда коротко кивнула и вновь склонилась над Алисой. – Привет, детка. У тебя такие глаза! Голубые. Люблю людей с голубыми глазами, наверное, потому, что сама всегда мечтала о таком цвете глаз.

Дверь за спиной девушки закрылась. Доктор Роммокон ушел. Алисе захотелось сказать Линде, что ее глаза тоже очень красивые. Ведь такого глубокого орехового цвета она ранее не видела никогда.

– Не получится у тебя пока еще говорить. – Мягко сказала Линда. – Да и двигаться тебе пока нельзя. Ведь ты подключена к аппарату, который дышит за тебя, и так пока что нужно. Ты можешь моргать, допустим. Моргнула один раз – да, два раза – нет. – Линда улыбнулась, и в этот момент показалось Алисе очень и очень доброй. – Ну как, подойдет тебе такое общение?

Алиса постаралась как можно отчетливей моргнуть один раз. Линда, глядя на это, рассмеялась. Она была такой ласковой, и ее присутствие так успокаивало, и вселяло надежду. И пахло от нее очень приятно, хоть и странно. Сладкий аромат духов, смешанный с горьковатым запахом каких-то трав…

В комнате становилось все светлее, а на душе у Алисы все спокойнее. Она внезапно уверилась, что не умрет, и не окажется в черном пакете, как брат…

– Сейчас я поставлю тебе пару колов, придется в бедро. Ворочать сейчас тебя нельзя. Надеюсь, ты не боишься уколов, правда один из них будет немного болезненным – это инзориум, выдумка доктора Роммокона. Потом я поставлю тебе капельницу с питательными веществами. Я думаю, ты очень храбрая девочка, и вытерпела уже много, поэтому вытерпеть какие-то уколы будет для тебя сущим пустяком. Верно?

Алиса снова моргнула один раз. Она действительно совсем не боялась. Вот тело брата в черном пакете, безликие существа, туман и демоны, смерть и кровь – это все было страшно, а какие-то там уколы казались по сравнению с этим, действительно, сущими пустяками…

Линда делала уколы сноровисто, быстро, и почти не больно. Лишь самый последний укол (Алиса отчетливо увидела светящуюся голубую жидкость в шприце) в самом деле оказался жутко болезненным. Глаза Алисы мучительно закатились…

– Тише-тише… – Линда ласково погладила Алису по голове. – Боль скоро пройдет. Я поставлю тебе капельницу и отойду на какое-то время, а ты пока можешь поспать, если хочешь…

Когда Линда установила в ее запястье катетер, воткнула иглу, пустила по трубке жидкость, и ушла, Алиса прикрыла глаза. Можно и вправду поспать…

Боль в бедре, от укола инзориума почти прошла. Мысли сделались яркими и объёмными. Но они совсем не мешали процессу засыпания. И все-таки, как же грустно… Как же грустно от того, что брат умер. Он умер, и где же он теперь. Ушел в лучший мир? В то место, о котором рассказывала Кристина? Где много фиалок и тысячи зеленых лугов. Где днем ярко светит солнце, а по ночам звезды в небе танцуют… Вдруг он и вправду сейчас там? Ну конечно же там… А где же ему еще быть? Такому хорошему и замечательному брату, который ценой своей собственной жизни спас ее от смерти.

Вот бы уснуть и увидеть его. Узнать, как он, и что с ним сейчас происходит. Где его душа?

Думая подобным образом, Алиса проваливалась в сон. И постепенно она начала видеть…

Ее брат… Призрак… Каменно-бетонные черви…

Призрак. 5

Каменно-бетонные черви уползали в туман.

Призрак шагал по ожившей улице, мутно смотрел перед собой, и слабо думал, что таким образом, он будет идти по этой улице вечно… ведь улица двигается со скоростью его походки… Подобные мысли были немногим, о чем он мог думать…

Разум его ослаб, так же, как и призрачное тело, пронизанное серыми нитями…

Призрак понимал, что его вновь взяли под контроль, но поделать ничего не мог.

К тому же, странное волнующее предчувствие чего-то великого никуда не делось… Почему оно появилось, и что предвещало?

Асфальт под ногами стал уж совсем ухабистым, трещины превратились в глубокие колдобины. Похоже, дорога подбиралась к окраинам Рэгдолла.

Дома внезапно застыли, потом бетонные блоки вновь пришли в движение, и улица, перестраиваясь, поползла мимо Призрака обратно…

Дома медленно отползали, оставляя Призрака на дороге один на один с туманом… Хотя, почему же один на один? Был ведь еще Моджо, который, в какой-то момент, перекусил серые нити, струящиеся из своего рта, позволив тем жить самостоятельной жизнью в теле Призрака…

Сейчас Моджо – грязная, лысая кукольная голова, парящая в воздухе, наворачивал круги вокруг мертвого мальчика.

– Мы почти на месте… Нас уже все ждут! Намечается что-то очень интересное. – Тараторил Моджо. – Кха-кха… Ой-йой… кха…

И он вновь устремился вперед. Призрак шел за ним, не прилагая к тому никаких умственных усилий.

В ушах у Призрака зазвенело. Нет! Это не в ушах… Это тот самый звон, что издавал парящий черно-белый полумесяц… И верно... вот он появился вновь. Силуэт его проступил на большой высоте сквозь туман.

Подбородок мальчика медленно поднялся, он хотел уследить за полумесяцем, который, звеня, плыл мимо… А под полумесяцем…

– Ой-йой! – Взвыл Моджо, и метнувшись к асфальту, врезался в него со всего маху. – Прятаться в землю! Это страшный демон! Она опасна!

Под полумесяцем двигалась огромная фигура, но то была уже не Гохора… Высоченная женщина в черно-белом приталенном платье, с обнаженными острыми плечами. Из волос на голове ее торчали два красных рога, а полумесяц парил прямо между ними.

Ощущая волю Моджо в себе, Призрак распластался на асфальте, а кукольная голова, тихонько повизгивая, скрылась где-то в складках его одежды.

– Она бродит тут. Она частенько тут бродит… – Негромко затараторил Моджо. – Она охотится на свою белую дочь-змею.

Что за белая змея такая? В ослабевшем сознании Призрака мелькнуло воспоминание: женская голова с растрепанными волосами, на ужасающе длинной, словно змеиной шее. И шея эта – поразительно белая, а тела, возможно, и нет вовсе… Вдруг это действительно белая змея, но с человеческой головой? В проклятом тумане, как уже успел убедиться Призрак, может водиться все, что угодно, наверняка и змеи с человеческими головами.

Он вглядывался в трещины асфальта. Звон плыл над головой. Моджо затих где-то под воротником… Черно-белая женщина перемещалась совсем рядом… Значит, она тоже демон. Только, похоже, куда сильнее Ко-ка-рвы. О ее силе мог свидетельствовать, как минимум, ее рост. Хотя, кто знает, может-быть все демоны способны менять рост по собственному желанию.

Призрак чуть повернул голову и увидел, что полы черно-белого платья сливаются с туманом, словно бы растворяясь в нем…

– Она уходит… уходит… – Шепот Моджо раздался прямо в голове Призрака. – Тебе нужно полежать совсем немного, и мы вновь отправимся в путь…

Так и произошло. Призрак лежал на асфальте до той самой минуты, пока зловещий звон полумесяца полностью не утих. После этого мертвый мальчик медленно встал.

– Надо спешить! Надо спешить! – Моджо вылетел из складок серой одежды и закружился вокруг его головы. – Вперед.

И Призрак, слабо переставляя ноги, двинулся вперед. Но почти тут же, навстречу ему, из тумана, проступил новый крупный силуэт, но этот был слишком прямым, и походил скорее на часть какого-то здания, чем на нечто живое… Приблизившись, Призрак смог понять, что это широкий и толстый ствол дерева. Подойдя еще ближе, Призрак увидел на этом стволе, прямо над небольшим, наполовину заросшим овальным дуплом, глубоко выжженный в коре черный полумесяц…

– Ее символ. – Откликнулся Моджо. – Символ черно-белой демоницы. Она клеймит некоторые деревья и те принимаются непомерно расти, и приобретают некоторые иные свойства… Но лишь здесь, в сумеречном промежутке… Ой-йой… Здесь опасно находиться…

Широко раскинувшиеся нижние ветви нечетко проступали сквозь серую занавесь высоко над головой Призрака. Листья на этих ветвях едва заметно шевелились…

– Уходим! Уходим! – Возопил Моджо, и ноги Призрака сами-собой пришли в движение. Серые нити шевелились где-то в голове, манипулируя энергией, и приводя в движение мертвое призрачное тело.

Но тут, листья на ветвях затрепетали, будто бы от порыва сильного ветра. Ствол дуба стал расширяться и словно раскалываться на части. Ветви опустились вниз, и очень быстро разрослись, превратившись в высокие кирпичные стены.

– Нет. – Тонкий крик Моджо витал вокруг Призрака и внутри него. – Ловушка, ловушка! Так глупо Моджо попался в ловушку!

Листва срасталась меж собой, становясь потолком. Дерево обращалось в здание. Призрак уже видел подобное на улицах туманного Рэгдолла, еще до того, как встретился с Моджо…

Отслаивающаяся от ствола кора, перемешиваясь с туманом, формировала из себя высокую винтовую лестницу.

– Вверх по лестнице! – Скомандовал Моджо. И сам, первым взлетел к быстро гаснущему серому свету.

Тело Призрака побежало. Он вскочил на первую ступеньку и понесся вверх, преодолевая их одну за другой. Ступеньки отвечали на удары его ног глухим стуком и скрипом. Кора превратилась во ржавый металл…

Пока Призрак поднимался по лестнице, вокруг стало значительно светлее, потому что в стенах образовались окна.

– Оно может сожрать нас! – Вопил в страшном испуге Моджо, и внезапно, его острая паника, проникла в одурманенное сознание Призрака, и начала колоть его, будто иглами…

Миновав лестницу, Призрак оказался в длинном обшарпанном коридоре, полном всякого мусора, сваленного гнилыми кучами у стен. По всей протяженности коридора, по левой стороне были окна, с туманом за ними. Некоторые из окон, выбитые стекла которых валялись на полу, впускали в коридор невесомые щупальца тумана.

С правой стороны коридора, каждая напротив своего окна, расположились исцарапанные деревянные двери с табличками на них. Двинувшись вперед по коридору, Призрак увидел на каждой из табличек одно и то же слово: “палата” и после этого слова определенный номер. Номера шли совсем не по порядку, но очень хаотично. И абсолютно никак не были связаны друг с другом. Так, после шестнадцатой палаты мальчику тут же попалась двести шестьдесят седьмая…

” Эта больница” возникла собственная, очень слабая мысль у него в голове. “ Это какая-то больница.”

В хламе у стен, можно было различить окровавленные обрывки некогда белых врачебных халатов, давным-давно использованные шприцы с коварно поблескивающими иглами, разбитые колбы и ампулы, темные маленькие бутылочки от неизвестных лекарств…

– Цветение промежутков! – Вопил Моджо совсем уж какую-то околесицу. – Цветение промежутков!

Дверь одной из палат распахнулась, и оттуда, жутко скрипя колесами выкатилась инвалидная коляска. На ней никто не сидел, однако, колеса ее крутились вполне уверенно. Выкатившись на середину коридора, который за несколько мгновений как будто стал значительно шире, коляска крутанулась несколько раз вокруг собственной оси, после чего застыла без движения… И тут Призраку подумалось, что он, наверное, должен сесть в нее. Это же все для него. Эта больница. Место, где он мог бы отдохнуть от всего. Да, тут не совсем чисто, и все же…

– Даже не смей так думать! – Заорал ему в уши Моджо. – Это не твои мысли! Тебе их внушает такое же серое существо, как и я.

Крик кукольной головы словно бы встряхнул Призрака, и мертвый мальчик осознал, что действительно, кроме Моджо, в его разум проник кто-то еще, но кто-то более искусный в подобном проникновении, кто-то более умный, кто не станет действовать грубо и напрямую.

Кто же это?

Коляска, которая была уже невероятно огромной, перегородила весь коридор. И поэтому бежать было некуда, разве что прыгать в одно из окон, или спускаться обратно… В темноту, к корням… К корням этой больницы, которая еще совсем недавно была деревом…

– Ах… Глупый мальчик. – Послышался старческий голос из той самой палаты, откуда выкатилось инвалидное кресло. – Ты разве не знал, что на месте практически каждого дома в этом мире, когда-то росло дерево? И на месте каждого дерева рано или поздно будет дом… Поверь, так оно и есть. Хотя, можешь ли ты сейчас хоть во что-нибудь поверить? Я сомневаюсь в этом.

– Старик Фурай. – Голос Моджо сделался поникшим.

– А ты не догадался? Как же так? – Голос старика плыл по коридору вместе с туманом. – Да. Это я, древний и давно мертвый Фурай, не пожелавший отправиться дальше. Это ведь я сделал тебя серым существом. Следовательно, я почти отец тебе. А ты меня забыл. Нехорошо, Моджо. Ну да ладно. Зачем тебе эта душа, которую ты подчинил?

Моджо завис над головой Призрака, и вымолвил:

– Он нужен Берте.

– И зачем же он понадобился этой старой кошелке? Ты должен все мне сказать!

– Мне запретили болтать об этом. Я не смогу… – Жалобно пропищал Моджо.

– Что?! – Голос Фурая сделался грозным. – Ах так, Моджо! Мелкий ты негодник… Ну нет! Ты мне все скажешь!!

Из мусорных куч вынырнуло около десятка шприцов, взлетев в воздух, они понеслись, словно маленькие ракеты, прямо над Моджо. Тот взвизгнул и попытался вылететь в одно из окон, однако оно тут же заросло деревянными досками.

– Да не выпущу я тебя, глупец! – Засмеялся старик. Коляска, в это время, вновь пришла в движение, и быстро покатилась на Призрака. – Я и его сейчас превращу в серое существо.

– Бежать! Бежать! – Повинуясь воле Моджо, Призрак развернулся, и побежал обратно к лестнице. Однако, коляска оказалась быстрее, секунда, и вот он уже сидит на ней, и, словно бы в нее врастает.

Оказавшись на коляске, тело мертвого мальчика сделалось еще более физически материальным, более тяжелым и плотным. Боль на месте оторванной руки зажглась мучительным огнем. Чувствуя этот огонь, Призрак захотел закричать, но не смог. Во-первых, в груди его совсем не было воздуха, во-вторых, плотно сомкнутые челюсти никак не хотели размыкаться…

Шприцы продолжали гоняться за вопящим Моджо, коляска же, неумолимо ввозила Призрака в ту самую палату, из которой выкатилась.

Будь разум его не одурманен действием серых нитей, он бы боялся. Но сейчас собственного страха у него не было, лишь страх Моджо. Лихорадочный, на грани истерики, и очень непохожий на человеческий. Ко всему прочему, этот страх был отделен от чувств Призрака четкой границей, и Призрак отлично ощущал его чужеродность…

Коляска медленно вкатилась в палату. Здесь окна были большими, и мутного света из них изливалась предостаточно. Этот свет позволял рассмотреть шесть коек, одна из которых была перевернута, а на одной даже сохранился матрас накрытый изорванной и почему-то поплавленной в некоторых местах, грязной пленкой. Также в палате, соответственно, стояло шесть белых тумбочек, на одной из которых помещался большой кинескопный телевизор с усиками раздвоенной короткой антенны на верхней панели корпуса.

Как только Призрак оказался в палате, телевизор включился. Темный экран медленно начал светлеть, пока не стало возможным ясно различить бело-серую рябь помех… Будто множество маленьких суетливых жучков, помехи роились на экране, и ничего определенного из них вычленить было невозможно. В какой-то момент Призраку показалось, что он видит смутные очертание чьего-то лица, но через миг это впечатление исчезло. Не было там никакого лица, лишь совершеннейший хаос и шипение. Динамики телевизора шипели, передавая звуковую составляющую того, что творилось на экране…

Моджо все еще орал где-то за спиной.

– Как тебе мое скромное жилище? – Сказал старческий голос спокойно. Он доносился сквозь помехи, прямо из телевизора. – Да, я про телевизор. По-моему, это прекрасный дом, и он всегда со мной, а я в нем, как улитка. И мне нравится быть такого рода улиткой. – После этих слов усики-антенны на телевизоре зашевелились. – Ты слушаешь меня, мертвый мальчик? Конечно слушаешь, но говорить не можешь. Верно? Все этот проказник Моджо. Он научился подчинять призраков. Что ж, я мог бы освободить тебя. Я ведь тоже серое существо, такое же ложное, как и Моджо. Когда-то я и сам был призраком, но потом перешел на иной уровень существования. – Помехи начали как бы переливаться за грани экрана, стекая по тумбочке на пол. – Это происходило медленно, по мере изменения моего мышления и разума, постепенно все это начало становиться все менее и менее человеческим, и я стал меняться. Так и становятся серыми существами, если человеческая душа задерживается надолго в сумеречном промежутке, то так и происходит. Человечность медленно теряется. Сначала я думал, что стал демоном. Но нет, демоны – это гипертрофированные в самом плохом смысле человеческие души. А я – наоборот, стал меньше, ущербнее, весь сжался, и в то же время стал другим… Но, поспешу повториться мне нравится подобного рода существование.

Рябь помех изливалась из кинескопа, и постепенно из этой ряби материализовывалась невысокая мужская фигура. В конце концов, кинескоп опустел и погас. Теперь, перед призраком стоял очень худой, облаченный в больничную пижаму с голубыми полосками, старик. Пучки редкой седой бороды совершенно безобразным образом располагались на сухом лице, помехи так и остались на месте глаза, в широких глазницах, и завораживающе бушевали там… Плечи старика дрожали, проткнутые множеством шприцов, что нервно покачивались в такт этой дрожи. Плечи были утыканы шприцами, а также вся шея, сами же шприцы были полны чего-то багрово-серого, слегка светящегося, похожего на странный гной.

Старик двинулся к Призраку, и тот увидел, что из спины у него исходит толстый провод, волочащийся по полу, и протянутый прямо к телевизору…

– Вот такой я и есть. – Вымолвил Фурай, затем прикоснулся к одному из шприцов на своей шее, и выжал все его содержимое внутрь себя. Помехи в глазах старика сделались гуще. – Ох, хорошо… Мне, знаешь ли, на самом деле плевать, за чем таким ты понадобился этой гнусной Берте. Мне кажется, ты будешь отличным серым существом. Я ведь создал уже многих и многих. У меня теперь смысл жизни такой, плодить ложных серых существ разных форм и размеров. Я создал уже более двух сотен. Отлавливаю всяких призраков, и преображаю их. Всегда очень интересно, что же выйдет из того или иного экземпляра.

Тут старик прервался и посмотрел поверх головы Призрака в сторону дверного проема, ведущего в коридор, где продолжал кричать преследуемый шприцами Моджо.

– Надоел он мне. С ним я чуть попозже потолкую. Он – самое бестолковое и жалкое из моих творений. А ну-ка брысь, Моджо!

И тут крик Моджо, резко отдалившись, затих.

Фурай удовлетворенно погладил один из пучков своей отвратительной бороды, затем вытащил из шеи шприц и склонился над Призраком, внимательно вглядываясь в того своими глазами-телевизионными помехами.

– Итак… Что же мы здесь можем сделать?

***

За окнами палаты холодная серость. И игла шприца так мутно отражает этот свет, совсем маленький кусочек света. Призрак вглядывался в этот кусочек света, а вот в глаза Фурая смотреть не хотел. И он мог это сделать, ведь подчинялся воле Моджо, а не старика, и был способен в некоторой, совсем малой степени, действовать в пределах своих желаний…

В определенный момент он начал почти физически чувствовать, как серые нити шевелятся внутри головы, словно какие-то отвратительные черви. Они шевелились в голове, и, конечно же, давным-давно расползлись по телу. И как же их теперь изъять? Может, один лишь Моджо способен это сделать… Нет, еще и старик может, он сам так сказал: “Что ж, я мог бы освободить тебя. Я ведь тоже серое существо, такое же ложное, как и Моджо…”

– Ты мне нужен с чистым сознанием. – Пробормотал Фурай. – Ты должен осознавать момент перехода, перерождения. Ты должен полноценно все чувствовать, иначе ничего не получится. Вот ведь вредитель, Моджо. Испортил такой ценный экземпляр. Мне теперь дополнительный труд. Ну что ж, будем извлекать это из тебя…

Он отложил шприц на тумбочку возле телевизора, затем достал откуда-то из-за пазухи длинные тонкие ножницы.

– Славный инструмент. – Проговорил Фурай, любуясь стальными блестящими ножницами, которые вдруг ожили у него в руках. Лезвия сделались пластичными и начали, подобно каким-то щупальцам, то удлиняясь, то укорачиваясь, переплетаться между собой. – Я постараюсь сделать это быстро, мальчик мой, ведь что-то мне подсказывает, что времени у нас очень мало.

Ножницы отражали свет во много раз сильнее, чем игла шприца и потому взгляд Призрака тут же сфокусировался на них.

– Я уже проводил несколько таких процедур в своем посмертном существовании. – Продолжил говорить старик, вновь приближаясь к нему. Провод за его спиной склизко тянулся по полу. – И, известно ли тебе, что при жизни в бренном человеческом теле, я был психиатром. Тогда меня звали совсем по-другому и имя мое гремело на весь мир. И при жизни мне много раз приходилось делать одну операцию, что методом проникновения очень походила на эту. Та операция звалась лоботомией. И, поверь, она была очень нужна моим бедным пациентам. Я приводил их в норму, избавлял от кошмаров и лишних пагубных мыслей. Они становились так спокойны… Навсегда…

Щупальца ножниц тянулись прямо к глазам Призрака. С каждым мгновением их стальной блеск был все ближе.

– Это необходимо мальчик мой. И тебе будет совсем не больно, ты ведь давным-давно уже мертв.

Но ему было больно. Ведь болело в том месте, где ему оторвали руку. Болело очень сильно. Жгучая, яростная боль терзала лохмотья разорванного плеча, будто бы выедая изнутри. А раз достигнута такая степень материальности, то, следовательно, боль будет и при “процедуре”, о которой говорил Фурай. Призрак отлично осознавал это, но собственного страха внутри него все еще не возникло, а страх Моджо постепенно затихал.

Ножницы приближались. И вот они уже мягко коснулись лба Призрака, потом стали опускаться все ниже, после чего эластичные лезвия, удлинившись быстро скользнули в глазницы, протиснулись мимо глаз, и впились в мертвое подобие мозга… Боль была сильной, но быстрой и короткой, словно бы два холодных выстрела в голову, а потом, Призрак чувствовал лишь шевеление внутри. Фурай потянул ножницы на себя и быстро вытащил две длиннющие серые нити…

– Мда… – Сказал он хмуро. – Да они внутри тебя кишмя кишат. Процедура будет долгой.

И он начал впиваться ножницами в глазницы Призрака раз за разом. Лезвия копошились в голове, выискивая нити, удлиняясь, по шее проникали в торс и отлавливали нити там. После каждой новой вспышки боли Призрак ощущал, как сознание его понемногу проясняется. Мысли становились быстрее, они теряли тяжелую вязкость, появлялась собственная воля, всплывали подавленные воспоминания, стремления и желания, и конечно-же, появлялся собственный страх. В какой-то момент Призрак пришел чуть ли не в панику от происходящего и начал бешено дёргаться на коляске, но тут же от подлокотников взвились кожаные ремни, и быстро опутали его руки, потом некие мудрёные механические устройства зафиксировали голову. Торс и ноги так же обтянулись ремнями.

– Сиди спокойно. – Голос Фурая орудующего ножницами снова раздался над Призраком. – Мы с тобой почти закончили.

Страх… Страх… Страх… Он бушевал внутри Призрака, и разрастался с каждой новой вспышкой боли. СТРАХ!!! Он сделался таким большим, каким, наверное, не был никогда. Если бы Призрак мог сейчас умереть во второй раз, то наверняка бы от этого страха и умер. Если бы сердце его билось, то, конечно, не выдержав такой панической атаки, запнулось бы и остановилось…

Минуты сменяли одна другую, и каждая новая была страшнее и мучительнее предыдущей. Потолок над головой Призрака дрожал, но мальчик знал, что это лишь взгляд его метался подстегиваемый ужасом…

Но вот, наконец, настал тот момент, когда ножницы были окончательно извлечены из Призрака. Фурай сухонькой рукой утер несуществующий пот со лба.

– Прекрасно. Ты свободен от воли Моджо. Я горжусь собой, это чистая работа. Тяжелая операция выполнена великолепно, я назову это обратной лоботомией. А теперь…

Он упрятал ножницы за пазуху, возвратился к своему телевизору и взял с тумбочки шприц.

– Пора перейти к основной процедуре, мой юный друг!

Короткое облегчение внутри Призрака сменилось новой вспышкой страха. Теперь он отчетливо все осознавал и в эмоциональной сфере чувствовал очень ярко. Его освободившийся разум трепетал при виде тонкой иглы, установленной на шприце с неизвестным веществом… Он не хотел больше подчиняться ничьей воле! Не хотел становиться серым существом! Он хотел оставаться собой, пусть и мертвым… Ему надо быть не здесь, не в этой жуткой больнице рядом со стариком-чудовищем. Ему надо быть вместе с сестрой. Неужели же он не сможет хотя бы просто быть с ней?! Неужели ему кто-то постоянно будет мешать?!

Игла нависла над ним. Эмоциональный накал внутри мертвого мальчика, казалось, достиг своего предела. И в этот момент, из кармана серой одежды Призрака раздалась музыка. Первые тихие ноты, сменились более быстрыми и громкими.

Неумолимо опускающийся шприц застыл в воздухе. Фурай поморщился, телевизионные помехи в его глазах потускнели на секунду, и словно замедлились.

– Что за музыка? Что за гадость?!

Музыка изгоняла из головы Призрака страх, она словно бы приводила его мертвое тело в состояния равновесия. “Как удивительно!” подумал Призрак, а потом понял, что ничего здесь удивительного нет. Просто, ему наконец удалось создать свою собственную кассету, и сейчас плеер с заключенным в нем камнем Асху, проигрывал ее. Неужели же для создания кассеты требовалась такая эмоциональная буря внутри? Да какая разница… Кассета была создана, и музыка, являвшаяся частью Призрака, играла. И было что-то такое в этой музыке, что Фурай отшатнулся от инвалидной коляски, после чего попятился обратно к своему телевизору.

– Я не понимаю. – Простонал он. – В этой музыке нет ничего особенного, но она словно… Она нарушает мои вибрации. Мою структуру.

Призрак присмотрелся, и увидел, что структура бело-серой ряби в глазах Фурая кардинально изменилась. Она и вправду была нарушена. Все “жучки” двигались не синхронно, как раньше, а совершенном хаосе.

Теперь уже на лице Фурая отразился самый настоящий страх.

– Такая сила есть лишь у ведьм! – Злобно и испуганно воскликнул он. – Или… или… Откуда у тебя камень Асху? Ты ведь обладаешь камнем Асху?! Я прав?! Ты, скверный мальчишка…

Призрак кивнул, и неожиданно улыбнулся Фураю.

– Спасибо вам. – Поблагодарил мертвый мальчик. – Вы освободили меня. Но сейчас, возвращайтесь-ка в свой телевизор. Мне нужно отыскать сестру

Фурай выдавил внутрь себя сразу несколько шприцов на своей шее. Помехи в его глазах пришли в некое подобие гармонии.

– Еще увидимся, паршивец. Это я тебе обещаю.

После этих слов, старик, растекшись серо-белой рябью исчез в телевизоре. А телевизор стремительно вылетел в распахнувшееся окно.

Призрак остался в палате один, по-прежнему прикованный к инвалидному креслу. Какое-то время, под действием музыки, внутри него царствовали облегчение и уверенность в том, что все будет хорошо. Но потом, когда музыка затихла, мальчик все же осознал, что пошевелиться не может, а потом подумал, что же с ним случится, если здание больницы вновь начнет обращаться в дерево?