День Шакала

Глава 18

Утро 21 августа было ярким и солнечным, как, впрочем, и все предыдущие дни этого на редкость жаркого лета. Из окна замка Шалонье, выходящего на поросшие вереском холмы, все выглядело тихо и умиротворенно, ничем не выдавая напряженных поисков полиции, охвативших уже город Эглетон в 18 км отсюда.

Шакал в халате на голое тело стоял у окна в кабинете барона и набирал парижский номер телефона. Хозяйка спала в своей комнате, утомленная бурно проведенной ночью.

Когда, наконец, дали связь, Шакал произнес обычное:

- Это Шакал.

- Это Валми, - отозвался голос на том конце провода. - Обстоятельства снова изменились. Они нашли машину...

Еще две минуты Шакал слушал, изредка задавая короткие вопросы. Наконец, бросив "мерси", он положил трубку и полез в карман за сигаретами и зажигалкой. То, что он услышал, в корне меняло все его дальнейшие планы. Шакал собирался задержаться в гостеприимном замке еще на пару дней, но теперь необходимо было уходить, и чем скорее, тем лучше.

Что-то насторожило Шакала в работе телефона, но он никак не мог понять, что именно. Во время разговора он не обратил на это особого внимания, но, доставая сигареты, это "что-то" вдруг всплыло в памяти, пробуждая смутное беспокойство. Докурив, Шакал выбросил окурок в открытое окно, и внезапно беспокойство переросло в определенную догадку. Он вспомнил тихий щелчок вскоре после того, как снял трубку. За последние три дня он услышал его впервые. В спальне был параллельный телефон, но когда он уходил, Коллетт еще крепко спала. А если... Шакал круто повернулся и, тихо ступая босыми ногами по ступенькам лестницы, быстро поднялся наверх и распахнул дверь спальни.

Трубка телефона неровно лежала на рычаге. Все три его чемодана лежали открытые на полу, ключи от них валялись рядом.

Баронесса стояла на коленях среди разбросанных вещей. Вокруг нее лежали тонкие стальные трубки со снятыми колпачками. Из одной виднелась часть оптического прицела, из другой - глушитель. Коллетт держала в руках ствол и затвор винтовки, с ужасом рассматривая эти страшные предметы.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Первым пришел в себя Шакал:

- Ты подслушивала.

- Я... хотела узнать, кому ты все время звонишь по утрам...

- Я думал, ты спишь.

- Нет, я всегда просыпаюсь, когда ты встаешь с постели. Послушай, эта... штука... Это же винтовка. Винтовка убийцы.

Это был полувопрос-полуутверждение. Но она произнесла его с надеждой, что, возможно, сейчас он объяснит ей, что она ошибается, что это нечто совсем другое, какой-нибудь совсем безопасный предмет. Шакал взглянул на баронессу сверху вниз, и впервые Коллетт заметила серые безжизненные крапинки вокруг его зрачков.

Мертвым, леденящим душу взглядом на нее смотрели холодные глаза убийцы, жестокие и беспощадные. Она положила на пол детали винтовки и медленно поднялась на ноги.

- Ты хочешь застрелить его, - прошептала она. - Ты один из этих, оасовцев, ты собираешься убить де Голля.

Молчание Шакала было выразительнее любого ответа. Баронесса бросилась к двери, но он легко догнал ее и швырнул на кровать. Коллетт приподнялась на мятых простынях и открыла рот, чтобы позвать на помощь. Шакал подскочил к ней тремя большими прыжками. Удар ребром ладони по сонной артерии не позволил крику вырваться наружу. Левой рукой он схватил ее за волосы и подтащил к краю кровати. Перед глазами баронессы мелькнул узор ковра на полу, и страшный удар обрушился сзади на ее шею...

Подойдя к двери, Шакал прислушался. Снизу не доносилось ни звука. Эрнестина, скорее всего, готовит булочки и утренний кофе на кухне в другом конце замка. Луизон, наверное, собирается на базар. К счастью, оба туговаты на ухо.

Шакал вставил детали винтовки обратно в трубки и вместе с одеждой Андре Мартена упаковал их в третий чемодан, прощупав подкладку, чтобы убедиться, что документы на месте. Второй чемодан с вещами датского пастора тоже был открыт, но все содержимое оставалось нетронутым.

Несколько минут Шакал провел в примыкающей к спальне ванной комнате. Он побрился, принял душ и занялся прической. Немного подрезав свои длинные белокурые волосы, он зачесал их наверх и перекрасил в серо-стальной цвет. После окраски волосы стали немного мягче, что позволило ему зачесать их так же, как и на фотографии Пера Йенсена. Внимательно осмотрев результаты своей работы, Шакал вставил голубые контактные линзы.

Тщательно стерев с ванны пятна красителя и смыв в раковину обрезки волос, он собрал бритвенные принадлежности и вернулся в спальню, не обращая никакого внимания на лежащее на полу обнаженное тело.

Облачившись в купленную в Копенгагене пасторскую одежду, Шакал завершил свой наряд черной манишкой и жестким высоким воротником. Наконец, он надел обычные повседневные туфли, засунул в нагрудный карман очки в золотой оправе и переложил в саквояж туалетные принадлежности, бросив сверху датскую книгу о французских соборах. Во внутренний карман Шакал сунул паспорт пастора и пачку банкнот. Английская одежда вернулась на свое прежнее место в чемодане.

Было уже около восьми, когда Шакал закончил сборы. С минуты на минуту должна была появиться Эрнестина с утренним кофе. Баронесса старалась скрывать их роман от слуг, так как те обожали барона, зная его еще с тех пор, когда он был маленьким мальчиком.

Взглянув в окно, Шакал увидел Луизона, направляющегося к воротам замка. К багажнику велосипеда была привязана большая корзина для покупок.

В дверь постучали. Шакал не ответил. И через несколько секунд стук повторился.

- Ваш кофе, мадам, - проговорила Эрнестина сквозь закрытую дверь.

Сдерживая внутреннее напряжение, Шакал ответил по-французски сонным голосом:

- Оставь его у двери. Мы заберем, когда будем готовы.

- О! - приглушенно вскрикнула служанка. - Боже, какой скандал! И все это в спальне хозяина!

Старуха поспешила вниз, чтобы поделиться новостями с мужем, но тот уже уехал, и она отвела душу, прочитав длинную лекцию о развращенности современной молодежи раковине на кухне. Старый барон никогда не позволил бы себе ничего подобного.

За вздохами и причитаниями служанка не услышала глухого звука, когда из открытого окна спальни на клумбу под окном были спущены на простыне три чемодана.

Обмякшее тело хозяйки замка было уложено в кровать и укрыто простыней. Через минуту окно спальни захлопнулось, и седой человек легко спрыгнул с подоконника на лужайку.

Эрнестина услышала рев мотора автомобиля мадам и, выглянув из окна кухни, увидела, как "Рено” круто развернулся и устремился через двор к воротам замка.

- Что там еще задумала эта молодая особа? - проворчала служанка и поспешила наверх.

Поднос с кофе все еще стоял нетронутым под дверью спальни. Постучав несколько раз, она дернула ручку, но дверь была заперта изнутри. Комната гостя тоже была на замке, и никто не ответил на ее стук.

Служанка решила посоветоваться с Луизоном. Он, должно быть, уже на базаре, и кто-нибудь из кафе на площади может позвать его. Но для этого нужно было позвонить в кафе. Она не понимала, как работает телефон, и была уверена, что если снять трубку, то можно сразу же поговорить с тем, кто тебе нужен. Приложив трубку к уху, она прождала минут десять, но телефон молчал. Старуха, конечно, не заметила, что у двери в библиотеку телефонный провод был перерезан.

Утром Клод Лебель вернулся на вертолете в Париж. Позже он рассказал Карону, что Валентин первоклассно выполнил возложенную на него задачу, несмотря на ослиное упрямство этих чертовых крестьян. К утру он уже вычислил маршрут Шакала до кафе в Эглетоне, где тот завтракал, и сейчас ищет таксиста, который отвозил англичанина из кафе. Кроме того, полиция перегораживает все дороги в радиусе 20 км вокруг Эглетона, так что к полудню ловушка захлопнется.

Польстив самолюбию Валентина, Лебель слегка намекнул ему о важности успешного завершения охоты на Шакала, и Валентин пообещал обложить Эглетон таким кольцом, которое, по его словам, "будет меньше мышиной пуковой дырочки".

Маленький "Рено" мчался по извилистой горной дороге на юг в направлении Тюля. Шакал прикинул, что если полиция ведет поиски со вчерашнего вечера, увеличивая радиус вокруг того места, где был обнаружен его "Альфа-Ромео", то к рассвету они уже должны были достигнуть Эглетона. Они опросят бармена, разыщут таксиста и уже к обеду будут в замке. Но Шакал верил в свою удачу. Ведь полиция ищет светловолосого молодого англичанина, никто еще не знает о том, что он может превратиться в седого священника. Но все равно, кольцо вокруг Эглетона будет очень плотным.

Пронесшись по проселочной горной дороге, Шакал выскочил, наконец, на трассу RN8 в 18 км юго-западнее Эглетона и помчался по направлению к Тюлю. Часы показывали 9.40.

Как только "Рено" исчез за поворотом, на дороге послышался шум моторов: из Эглетона прибыла полицейская колонна, состоящая из патрульной машины и двух закрытых фургонов. Колонна остановилась, и шесть полицейских принялись перегораживать дорогу стальным шлагбаумом.

- Что значит его нет? - наседал Валентин на всхлипывающую жену таксиста из Эглетона. - Куда же он делся?

- Я не знаю, господин. Не знаю. Каждое утро муж ожидает на вокзале поезда из Асселя. Если пассажиров нет, он возвращается в гараж и занимается ремонтом. Если сегодня он не вернулся, значит нашел клиента.

Валентин мрачно осмотрелся. Зря он накричал на эту женщину. Ее муж был единственным таксистом в округе. К тому же ему приходилось еще и ремонтировать машины.

- Скажите, а он подвозил кого-нибудь в пятницу утром? -спросил комиссар, немного смягчившись.

- Да, господин. На станции никого не было, и он вернулся в гараж, как обычно. Но позвонили из кафе и сказали, что одному из посетителей срочно понадобилось такси. Он еще сильно ругался, потому что ему нужно было сменить колесо. Минут через 20 он уже уехал. Он-таки взял клиента, но куда отвез его, я не знаю, - женщина всхлипнула. - Муж вообще не очень-то разговорчив со мной.

Валентин погладил ее по плечу.

- Хорошо, мадам. Не стоит так расстраиваться. Мы подождем, пока ваш муж вернется.

Он повернулся к одному из сержантов:

- Пошлите одного человека на вокзал, другого в кафе на площади. Вы знаете номер такси. Как только он объявится - срочно доставьте его ко мне.

Комиссар вышел из гаража и зашагал к своей машине.

- В комиссариат, - бросил он шоферу. Валентин перенес штаб поисков в полицейский участок Эглетона. Это место давно уже не видело такой кипучей деятельности.

В десяти километрах от Тюля Шакал сбросил в ущелье чемодан с вещами и паспортом Александра Даггана. Они отслужили свое. Чемодан перелетел через перила моста и исчез в кустах на дне пропасти.

Приехав в Тюль, англичанин отыскал железнодорожную станцию и оставил машину в трех кварталах от здания вокзала. Он вытащил свой багаж и зашагал к билетным кассам.

- Будьте добры, один билет до Парижа во втором классе, пожалуйста, - обратился Шакал к приветливому кассиру.

- 97 новых франков, мсье.

- А когда ближайший поезд?

- В 11.40. Вам придется подождать около часа. У первой платформы есть ресторан. Приятного путешествия.

Шакал подхватил багаж, закомпостировал билет у стойки и вышел на платформу. Тут ему преградил путь человек в голубой форме.

- Ваши документы, пожалуйста, - сотрудник CRS был очень молод, но старался выглядеть серьезным и значительным. С плеча его свисал автоматический карабин.

Шакал опустил чемодан и вытащил из кармана датский паспорт. Молодой человек уставился на документ, не понимая ни слова.

- Вы из Дании? - спросил он по-французски.

- Пардон?

- Вы... из... Дании? - солдат постучал пальцем по обложке паспорта.

- Danske... ja, ja, - улыбнулся Шакал, кивая седой головой. Молодой человек вернул паспорт и указал в направлении платформы. Через секунду он шагал уже к другому пассажиру, появившемуся на перроне.

Луизон вернулся только около часу дня, задержавшись в деревне, чтобы пропустить с приятелями по паре стаканчиков. Рассвирепевшая жена обрушила на него волну проклятий и причитаний. Тогда Луизон решил сам проявить инициативу.

- Я залезу на окно и посмотрю, что там делается.

Упрямую Лестницу почему-то водило из стороны в сторону.

Но, наконец, она была приставлена к стене под окном спальни баронессы, и Луизон неуверенно вскарабкался по ступенькам.

- Мадам баронесса спит, - объявил он через пять минут, спустившись вниз.

- Странно, она никогда не спит так долго, - пыталась протестовать Эрнестина.

- Никогда не спит, а сегодня, видишь, дрыхнет, - ответил Луизон. - И не вздумай ее будить.

Парижский поезд немного опаздывал. Лишь в час дня он прибыл в Тюль. Среди пассажиров, спешивших на посадку, был седой протестантский пастор. Он устроился в купе рядом с двумя пожилыми женщинами, водрузил на нос очки в золотой оправе, вынул из саквояжа книгу о французских церквях и соборах и углубился в чтение. Поезд должен был прибыть в Париж в 20.10.

Шарль Бобе стоял на обочине, смотрел на часы, на чем свет стоит ругал свою старую колымагу. Уже половина второго, пора бы и перекусить, а он застрял на этой безлюдной дороге между Эглетоном и Ламазьер. Проклятый кардан. Не везет так не везет. Он мог бы, конечно, оставить машину, дойти пешком до ближайшей деревни и добраться до Эглетона на автобусе, а вечером вернуться сюда с тягачом. Но это будет стоить ему недельного заработка. К тому же, двери машины не запираются. Нет, лучше не бросать ее на растерзание этих малолетних деревенских бандитов. Лучше успокоиться и подождать, пока проедет какой-нибудь грузовик и за небольшое вознаграждение оттащит его старушку в Эглетон. Шарль не захватил с собой никакой еды, но в машине лежала, как всегда, заветная бутылочка. Сейчас она была, правда, почти пустая после того, как он целый час безуспешно пытался починить машину. Таксист забрался на заднее сидение и стал ждать. Но глупо было надеяться, что кто-то проедет по этой дороге раньше, чем спадет полуденный зной. Шарль устроился поудобнее и быстро заснул.

- Что значит, он еще не вернулся? Куда же подевался этот сукин сын? - ревел в трубку комиссар Валентин.

Из своего штаба в Эглетоне он разговаривал с полицейским, ожидающим таксиста в его доме. В ответ с другого конца провода раздавалось только жалкое бормотание. Комиссар со злостью швырнул трубку на рычаг.

Все утро по рации поступали сообщения от патрулей, блокирующих дороги. Но никто, даже отдаленно напоминающий высокого светловолосого англичанина, не пересекал кордонов вокруг Эглетона. Сейчас, в эти жаркие часы, городок словно вымер, не замечая двух сотен полицейских из Исселя и Клермон-Ферран, лихорадочно снующих по улицам.

Около четырех часов дня Эрнестина не выдержала.

- Ты должен еще раз подняться наверх и разбудить мадам, - убеждала она мужа. - Это противоестественно, спать целый день.

- Как раз об этом я только сейчас и мечтал, - проворчал старый Луизон.

Но зная, что бесполезно спорить с женой, если она что-то решила, он снова приставил лестницу и полез наверх. Открыв окно, старик забрался в комнату. Эрнестина наблюдала снизу.

Через пару минут из окна показалась голова Луизона.

- Эрнестина, - позвал он хриплым голосом. - Похоже, мадам мертва.

Старик уже собирался спускаться вниз, но Эрнестина крикнула ему открыть дверь изнутри.

Вдвоем они приподняли простыни и заглянули в остекленевшие глаза своей хозяйки.

- Луизон, - пересилив страх, произнесла Эрнестина.

- Да, дорогая.

- Беги в деревню и позови доктора Матье, быстро.

Спустя несколько минут Луизон уже изо всех сил своих дрожащих ног нажимал на педали велосипеда.

Доктор Матье вот уже 40 лет лечил всех обитателей замка. Разыскав его спящим под абрикосовым деревом в саду, Луизон поведал ему о случившемся. Доктор выехал немедленно. В половине пятого его машина уже остановилась у ворот замка. Несколько минут спустя доктор закончил осмотр и повернулся к слугам, переминающимся с ноги на ногу у двери.

- Мадам мертва. У нее сломана шея, - дрожащим голосом сообщил он. - Нужно позвать констебля.

Жандарм Калло был человеком методичным. Он осознавал всю серьезность работы служителя закона и знал, как важно правильно представить все факты. Он уселся за кухонный стол и, слюнявя карандаш, записал показания Эрнестины, Луизона и доктора Матье.

- Не сомневаюсь, что это убийство, - заключил он. - Первым под подозрение падает, конечно, этот светловолосый англичанин, который гостил в замке, а сейчас удрал на машине мадам. Я немедленно доложу обо всем в полицейское управление Эглетона.

С этими словами он покинул замок.

В 18.30 Клод Лебель позвонил из Парижа комиссару Валентину.

- Ну, что там у тебя нового, Валентин?

- Пока ничего. Еще с полудня мы заблокировали все дороги. Он должен быть где-то внутри кольца, если, конечно, не выехал раньше и сбросил машину под откос. Этот проклятый таксист, который вез его из Эглетона в пятницу утром, все еще не объявился. Мои ребята обыскали уже все дороги... Минуту, по-моему, еще одно сообщение.

Наступила пауза. Лебель слышал, как Валентин с кем-то быстро переговаривается по рации.

В трубке снова послышался его голос:

- Ну и дела творятся, черт меня подери! Здесь убийство.

- Где? - встрепенулся Лебель.

- В замке поблизости. Только что получен рапорт от местного деревенского констебля.

- Кого убили?

- Хозяйку замка. Подожди минуту... Баронессу де ла Шалонье.

Карон заметил, как побледнел Лебель.

- Слушай меня, Валентин. Это он. Он, конечно, уже смылся из замка?

В полицейском участке Эглетона снова посовещались.

- Да, - наконец ответил Валентин. - Он удрал утром на машине баронессы. Небольшой "Рено". Садовник обнаружил труп только сегодня днем. Он думал, что она спит, но потом залез в окно и нашел тело.

- Есть описание и номер машины? - спросил Лебель.

- Конечно.

- Тогда начинай ее поиски. Больше нет смысла соблюдать секретность. Сейчас это уже охота за обыкновенным убийцей. Я объявлю общенациональный розыск, а ты попытайся взять след на месте убийства. Попробуй выяснить, в каком направлении он улизнул.

- Хорошо, постараюсь. Наконец-то начинается настоящее дело.

Лебель повесил трубку.

- О боже, - пробормотал он. - Что-то я стал туговато соображать. Старею. Имя баронессы де ла Шалонье значилось в списках постояльцев отеля Дю Серф в ту ночь, когда там останавливался Шакал.

Небольшой "Рено" был обнаружен в 19.30 на глухой улочке Тюля во время полицейского обхода. Когда патруль вернулся в участок, было 19.45. И лишь в 19.55 сообщение было передано комиссару Валентину. В 20.05 тот позвонил Лебелю:

- Около полукилометра от вокзала, - сообщил он.

- У тебя есть под рукой расписание поездов?

- Да, где-то должно быть.

- Когда отошел утренний поезд на Париж? Во сколько он должен прибыть на вокзал Аустерлиц? Быстрее, ради всего святого, быстрее.

На том конце провода послышался приглушенный разговор.

- Только два поезда в день ходят на Париж, - ответил, наконец, Валентин. - Утренний отходит в 11.40 и прибывает в Париж... ага, вот. В 8.10 вечера...

Швырнув на стол телефонную трубку, Лебель уже бежал из кабинета, увлекая за собой Карона.

В 20.10, нагнав упущенное время, парижский экспресс величественно подкатил к перрону вокзала Аустерлиц. Едва он остановился, как блестящие двери распахнулись, и пассажиры высыпали на платформу. Некоторых весело приветствовали встречающие, другие же через арки и переходы главного зала направлялись к стоянке такси. Среди них был высокий седой человек в пасторском костюме с высоким жестким воротником. Он одним из первых подошел к стоянке и вскоре уже укладывал свои чемоданы в багажник подкатившего "Мерседеса". Водитель включил счетчик, и такси плавно скользнуло по подъездной эстакаде вниз на улицу. Стоянка такси была полукруглой. Машины подъезжали к остановке с одной стороны и, не разворачиваясь, выезжали на улицу с другой. "Мерседес" направился в сторону выезда. Такси уже выехало на улицу, когда водитель и пассажир услышали нарастающий шум сирен и оглянулись на толпу пассажиров на остановке. С другого конца эстакады на стоянку въехали три патрульные полицейские машины и два черных фургона. Описав дугу, колонна остановилась перед зданием вокзала.

- Что-то они расшумелись сегодня, - хмыкнул таксист - Вам куда, святой отец?

Пассажир назвал адрес небольшого отеля на набережной Великого Августина.

В девять часов вечера Клод Лебель вернулся в свой кабинет и нашел записку с просьбой срочно позвонить в Тюль комиссару Валентину. Через пять минут их соединили, и Лебель принялся делать пометки по ходу беседы.

- Вы сняли отпечатки пальцев с машины? - спросил он.

- Конечно, и с машины, и в его комнате в замке Сотни отпечатков, и все подходят. Срочно отправьте мне образцы.

- Будет сделано. А что с этим парнем из CRS, упустившим его на вокзале в Тюле? Хочешь поговорить с ним лично?

- Нет, не стоит. Он все равно не сможет сообщить ничего, кроме того, что я уже рассказал вам. Спасибо за помощь, Валентин. Можешь давать отбой своим парням. Теперь он на нашей территории, мы сами с ним разберемся.

- Ты уверен, что он теперь датский пастор? - спросил Валентин. - Может, просто случайное совпадение?

- Нет. Это он. Точно. Он выбросил один чемодан. Вы его еще найдете в каком-нибудь ущелье по дороге от замка к Тюлю. Но остальные три места багажа при нем. Конечно, это он.

Лебель повесил трубку.

- На этот раз пастор, - задумчиво сообщил он Карону, - датский пастор. Имя неизвестно, этот салага из CRS не может вспомнить, что было написано в паспорте. Человеческий фактор, снова человеческий фактор. Таксист отдыхает на глухой дороге, садовник боится разбудить свою спящую целый день хозяйку, полицейский не помнит имени, записанного в паспорте... Единственное, что я могу сказать тебе, Люсьен, это мое последнее дело. Старею, становлюсь вялым, медлительным... Ну, да ладно. Вызови мою машину. Пора ехать на вечернюю экзекуцию.

Встрёча в кабинете министра была нервной и напряженной. В течение сорока минут собравшиеся слушали доклад Лебеля. Он подробно рассказал все с самого начала, сообщив об обнаружении машины в лесу под Эглетоном, о пропаже таксиста, об убийстве в замке и, наконец, о высоком седом датчанине, севшем на парижский экспресс в Тюле.

- Другими словами, - холодно произнес Сен-Клер, когда Лебель закончил доклад, - убийца сейчас преспокойно разгуливает по Парижу с новым лицом и новым паспортом. Похоже, вы опять сели в лужу, дорогой комиссар.

- Оставим упреки, господа, - оборвал его министр. - Сколько датчан сейчас находится в Париже?

- Примерно несколько сотен, господин министр.

- Можем мы их оперативно проверить?

- Только утром, когда в префектуру поступят записи регистрации из отелей, - ответил Лебель.

- Я могу организовать проверку каждого отеля уже ночью, в полночь, в два и в четыре часа, - предложил префект полиции. - Под каким бы именем он ни зарегистрировался, ему все равно придется поставить в графе "профессия" слово "пастор", чтобы не вызвать подозрений у администратора.

- Он может намотать шарф поверх воротника или вообще снять его и зарегистрироваться под любым именем, - мрачно возразил Лебель.

Присутствующие сердито взглянули на комиссара.

- В таком случае, остается только одно, господа, - произнес министр, - я буду просить Президента отложить все публичные выступления до того момента, пока мы не найдем и не обезвредим убийцу. А сейчас до утра нужно проверить всех датчан, вселившихся в парижские отели за последние 12 часов. Могу я поручить это вам, комиссар, и вам, мсье префект?

Лебель и Пагон молча кивнули.

- Тогда на этом и закончим сегодня, господа.

- Главное, что меня убивает, - жаловался позже Лебель Карону, вернувшись в кабинет, - это то, что все они упрямо продолжают считать, что наши беды происходят из-за его чертовского везения и нашей с тобой тупости. Конечно, ему везет, но он еще к тому же и дьявольски умен. А нам не везет, мы допускаем ошибки. И я допускаю ошибки. Да, допускаю. Но есть и еще кое-что. Уже дважды мы опаздывали буквально на какой-нибудь час. В первый раз он улизнул на перекрашенной машине из Гапа. Теперь он смылся из замка, убив в придачу хозяйку. Причем, снова буквально через несколько часов после того, как была найдена его "Альфа-Ромео". И оба раза на следующее утро после того, как на заседании, в министерстве я объявлял, что он у нас в руках и в течение 12 часов мы схватим его. Знаешь, Люсьен, я, наверное, все же применю свою неограниченную власть и устрою небольшой телефонный перехват.

Он облокотился на подоконник и через мутные воды Сены задумчиво посмотрел на Латинский квартал, где сверкали огни и звуки веселого смеха отражались от освещенной прожекторами поверхности реки.

А в трехстах метрах от него другой человек смотрел в окно, пристально вглядываясь сквозь летнюю ночь в огромное здание Судебной полиции. Он был одет в черные брюки, повседневные туфли и теплый свитер поверх белой рубашки с черной манишкой. Человек курил дорогую английскую сигарету. Его молодое лицо никак не вязалось с седыми волосами.

Два человека стояли друг против друга, а стрелки часов на башнях Парижа шагнули уже в новый день, 22 августа.