День Шакала

Глава 20

В 11 часов вечера Шакал вошел в бар. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы в полумраке как следует разглядеть зал. У левой стены находилась длинная стойка, позади которой поблескивали, отражаясь в зеркалах, разнокалиберные бутылки. Дверь за Шакалом закрылась, и бармен уставился на него с нескрываемым любопытством.

Помещение было узким и длинным, с небольшими столиками у правой стены В дальнем конце зал расширялся, здесь располагались столики побольше, на четыре и на шесть человек У стойки в ряд стояло несколько высоких табуретов. Большинство посетителей были постоянными клиентами этого заведения.

Беседа за столиками у двери резко оборвалась, и все взглянули на вошедшего. Те, кто сидел в глубине зала, тоже не могли оторвать взглядов от атлетически сложенного молодого человека, стоящего у входа. Некоторые шепотом обменялись репликами и хихикнули.

Шакал прошел между столиками и спокойно уселся на свободный табурет у дальнего конца стойки. Позади него раздался быстрый шепот. Ты только посмотри, какие мускулы! О, дорогой, я просто с ума сойду!

Бармен подошел поближе, чтобы получше рассмотреть нового посетителя... Его накрашенные губы расплылись в улыбке.

- Бонжур, мсье, - вкрадчиво произнес он.

Позади раздались приглушенные смешки.

- Виски, - заказал Шакал.

Восхищенный бармен отошел вихляющей походкой. "Вот это да! Мужчина! Настоящий мужчина! Веселенький будет вечерок."

В глубине зала "голубая" братия наводила маникюр. Большинство ожидали своих постоянных кавалеров, но некоторые были свободны и с вызовом поглядывали по сторонам.

"Этот парень произведет сегодня настоящую сенсацию ", - подумал бармен.

Сосед Шакала повернулся и стал рассматривать его с неприкрытым любопытством. Его тщательно завитые золотистые волосы локонами падали на лоб, придавая ему сходство с молодым древнегреческим богом. Но на этом сходство и кончалось. Глаза были сильно накрашены, губы лоснились от помады, на щеках лежал толстый слой пудры. Однако весь этот грим не мог скрыть ни усталого лица стареющего дегенерата, ни пустых глаз, горящих похотливым, голодным блеском.

- Ты меня угостишь? - пропищал он женским голосом.

Шакал отрицательно покачал головой. Сосед кокетливо фыркнул, изображая обиду, и вновь повернулся к своему приятелю.

Они продолжили прерванный разговор, вздыхая и попискивая в притворном страхе.

Шакал снял куртку и потянулся за принесенным барменом стаканом. Мускулы под тонкой футболкой заиграли и напряглись.

Бармен не мог оторвать от посетителя восторженного взгляда. "Просто решил пропустить пару стаканчиков? Нет, не может быть. Он пришел бы не сюда. И уж, конечно, не "мальчик", ищущий себе молоденькую "девчонку". Иначе он неотшил бы бедняжку Коррину, которая попросила угостить ее. Скорее всего, он... Очаровательно! Прелестный молодой принц ждет, чтобы его пригласила домой какая-нибудь старая опытная королева. Нет, сегодня определенно будет весело!"

Сразу после полуночи "голубые" начали разбиваться на пары. Откинувшись на стульях и стреляя глазами, они время от времени знаком подзывали бармена и что-то шептали ему на ухо. Тот возвращался за стойку и кивал одной из "девчонок":

- Дорогуша, господин Пьер приглашает тебя на пару слов. Постарайся быть с ним поласковее. И, ради бога, не пищи так громко, как в прошлый раз.

Вскоре сделал свой выбор и Шакал. Уже несколько минут два престарелых гомосексуалиста строили ему глазки из дальнего конца зала. Они сидели за разными столиками и время от времени бросали друг на друга злобные взгляды. Один из них был толстяк с заплывшими жиром маленькими поросячьими глазками и двойным подбородком. Складки на шее переваливались через воротник рубашки. Всем своим видом он напоминал огромную, раскормленную свинью. Другой же, наоборот, был поджарым и щеголеватым, с тонкой цыплячьей шеей и лысиной на макушке, тщательно замаскированной зализанными на нее жидкими волосами. Он был одет в прекрасно сшитый костюм с узкими брюками. Из-под рукавов пиджака виднелись кружевные манжеты рубашки. Вокруг шеи был повязан тонкий шелковый платок, делающий его немного похожим на артиста или модельера. "Скорее всего, парикмахер", - решил Шакал.

Толстяк поманил бармена и что-то прошептал ему на ухо, сунув в карман крупную купюру. Бармен возвратился к стойке и обратился к Шакалу:

- Мсье спрашивает, не будете ли вы так любезны составить ему компанию и выпить вместе с ним по бокалу шампанского, - игриво подмигнул он.

Шакал поставил стакан на стойку.

- Передайте мсье, - отчетливо произнес он, так, чтобы его услышали и посетители, - что он не в моем вкусе.

По залу прокатился вздох ужаса. Несколько молодых парней сползли со своих табуретов и пододвинулись поближе, чтобы не пропустить ни одного слова.

Глаза бармена расширились от страха:

- Мсье просто предлагает тебе бокал шампанского, дорогуша. Мы все хорошо знаем и уважаем его. Не стоит быть таким дикарем.

Не ответив, Шакал встал с табурета, взял свой стакан и не спеша направился к другой "старой королеве":

- Разрешите присесть за ваш столик? - спросил он. - Этот тип меня раздражает.

Щеголь едва не потерял сознание от счастья.

Через несколько минут толстяк, задыхаясь от обиды, покинул бар. Его счастливый соперник положил свою костлявую морщинистую руку на руку молодого американца и принялся рассказывать своему новому другу, какие ужасные манеры бывают у некоторых людей.

Во втором часу ночи Шакал вместе со своим спутником вышел из бара. Несколькими минутами раньше щеголь, чье имя было Жюль Бернар, спросил Шакала, где тот остановился. Смутившись, американец ответил, что, по правде говоря, ему негде ночевать, он всего лишь бедный студент, у которого кончились деньги.

Бернар просто не верил своему счастью. Он несмело сообщил молодому другу, что у него есть чудесная уютная квартирка, красиво оформленная и очень тихая. Он живет один, и никто не будет надоедать им. Со своими соседями он не общается, потому что "они ужасно грубые люди" Он будет очень рад, если Марти согласится погостить у него, пока будет находиться в Париже. Расчувствовавшись, американец горячо поблагодарил и согласился.

Перед тем как покинуть бар, Шакал заскочил в туалет (единственный в заведении) и через несколько минут вышел оттуда с ярко накрашенными глазами, напудренными щеками и толстым слоем помады на губах. Бернару это совсем не понравилось, но он сдерживался, пока они находились в баре. На улице же француз не выдержал:

- Знаешь, тебе не идет грим. Он делает тебя похожим на этих - дешевых кукол из бара. Ты и без косметики очень красивый парень.

- Извини, Жюль. Я думал, тебе понравится. Хорошо, сотру, когда приедем домой.

Немного успокоившись, Бернар направился к машине. Он согласился отвезти своего нового друга сначала на вокзал Аустерлиц, чтобы забрать багаж.

На первом же перекрестке их остановил полицейский. Когда он наклонился к окошку водителя, Шакал включил внутренний свет. Несколько секунд полицейский в недоумении разглядывал странную парочку, затем с отвращением отвернулся.

- Проезжайте, - скомандовал он без расспросов, и когда машина отъехала, тихо добавил: - Педики вонючие.

Возле самого вокзала их снова остановили, и на этот раз полицейский попросил предъявить документы. Шакал кокетливо захихикал:

- И это все, что тебе нужно, милашка? - игриво спросил он.

- Заткнись, голубизна, - буркнул полицейский и отошел.

- Тебе не следует так раздражать их, - взмолился Бернар. - Они могут нас арестовать.

Вызвав гримасу омерзения у дежурного клерка, Шакал забрал свой багаж из камеры хранения и запихал в багажник автомобиля Бернара.

За несколько сот метров до дома их остановил еще один патруль. На этот раз это были сотрудники CRS, сержант и рядовой. Солдат обошел машину и вгляделся в лицо Шакала:

- О, Господи. Куда это вы направляетесь?

- А ты сам как думаешь, душечка? - подмигнул Шакал. Солдат поморщился.

- Просто тошнит от вашей братии. Проваливайте.

- Нужно было проверить у них документы, - обратился сержант к рядовому, когда машина Бернара скрылась из виду.

- Да брось ты, Серж, - возразил солдат. - Мы ищем мужика, который соблазнил и угрохал баронессу, а вовсе не парочку этих паршивых педиков.

К двум часам ночи Шакал и Бернар уже были дома. Шакал настоял на том, чтобы переночевать на диване в кабинете Бернара, и тому пришлось подавить в себе желание, хотя он и подсматривал сквозь стеклянную дверь, как раздевается "американец". "Несомненно, будет нелегко соблазнить этого мускулистого нью-йоркского студента".

Ночью Шакал тихо пробрался в прекрасно оборудованную кухню и проверил содержимое холодильника. "На три дня еды вполне достаточно, - решил он, - но только для одного, а не для двоих".

Проснувшись, Бернар собрался было в магазин за молоком, но Шакал остановил его, заверив, что предпочитает кофе со сгущенными сливками. Все утро они провели за беседой. В полдень Шакал включил телевизор, чтобы послушать новости.

Первый же сюжет был посвящен поискам убийцы баронессы де ла Шалонье. Бернар взвизгнул от страха:

- О, Боже! Терпеть не могу насилия!

Затем на экране появилась фотография молодого человека в роговых очках с приятными чертами лица и каштановыми волосами. Как объявил диктор, этот американский студент по имени Марти Шульберг и был убийцей. "Если кто-нибудь видел этого человека или знает о его местонахождении..."

Бернар повернул голову и взглянул на своего нового друга. Последнее, что он подумал, было то, что диктор был не прав, объявив, что у Шульберга голубые глаза. Глаза, смотревшие на него сверху вниз, были серыми и беспощадными. В следующее мгновение железные руки "студента" уже словно клещами сжали его тонкую цыплячью шею...

Через несколько минут Жюль Бернар с перекошенным лицом, спутанными волосами и вывалившимся языком был заперт в стенном шкафу. Шакал взял с полки первый попавшийся журнал и поудобнее устроился в кресле. Ждать оставалось два дня.

За эти два дня Париж был обшарен вдоль и поперек. Полиция обыскала каждую гостиницу, начиная от лучших фешенебельных отелей и заканчивая самыми низкопробными борделями. Были проверены все пансионаты, общежития и ночлежки. Люди в штатском заходили в рестораны, ночные клубы, кабаре и кафе, показывая фотографию убийцы официантам, барменам и вышибалам. Квартиры всех известных полиции сторонников и сочувствующих ОАС были перевернуты вверх дном. Более семидесяти молодых людей, внешне похожих на убийцу, были схвачены, допрошены и отпущены. Всем им были принесены глубочайшие извинения, поскольку задержанные оказались иностранцами и требовали более вежливого обращения, чем простые французы.

Сотни тысяч людей были остановлены на улицах, в автобусах и такси для проверки документов. На всех главных магистралях, ведущих в Париж, были выставлены полицейские кордоны, и водители подвергались нескольким проверкам на каждом километре.

Корсиканцы прочесывали подпольный мир французской столицы, обшаривая притоны, опрашивая сутенеров, проституток, воров-карманников, грабителей, жуликов и просто уличных хулиганов, предупреждая, что всякий, кто скроет какую-либо информацию об убийце, навлечет на себя гнев "Союза чести" со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Сто тысяч человек, начиная от старших детективов и заканчивая солдатами и жандармами, принимали участие в поисках. Около пятидесяти тысяч воротил преступного мира и подпольного бизнеса вглядывались в проходящие мимо лица. Служащие сферы туризма день и ночь не смыкали глаз. Студенческие кафе, бары, дискуссионные клубы, политические кружки и союзы были напичканы молодыми детективами. Не обошли стороной и агентства, специализирующиеся на размещении во французских семьях иностранцев, прибывающих в страну по линии студенческого обмена.

Вечером 24 августа, когда комиссар Клод Лебель проводил субботний день за работой в саду, ему позвонили по телефону и срочно вызвали в Министерство. Машина заехала за ним в 18.00.

Увидев министра, комиссар был поражен происшедшей с ним переменой. Всегда энергичный шеф аппарата безопасности выглядел усталым и утомленным. За последние двое суток он заметно постарел и осунулся, под глазами появились темные круги.

Министр предложил Лебелю стул напротив своего письменного стола, а сам уселся на вращающееся кресло, на котором раньше он так любил время от времени поворачиваться, чтобы полюбоваться из окна прекрасным видом на Елисейский Дворец.

- Мы не можем его найти, - коротко сообщил министр. - Он пропал, исчез с лица земли. Я убежден, что даже сами оасовцы не знают, где он. "Союз чести" считает, что его вообще нет в городе.

Министр замолчал и вздохнул, с надеждой глядя на сидящего напротив него маленького комиссара. Тот быстро заморгал, но не проронил ни слова.

- Следует признать, что мы так до конца и не осознавали, какого человека преследовали все эти две недели. Что вы думаете по этому поводу, комиссар?

- Он где-то здесь, - произнес Лебель. - Какие меры предприняты по поводу завтрашнего дня?

По лицу министра можно было предположить, что он ощущает невыносимые физические страдания.

- Сегодня утром я встречался с Президентом. Он не желает и слушать о том, чтобы хоть что-то изменить в процедуре завтрашнего праздника. Итак, его маршрут остается обычным. В 10 часов утра генерал будет зажигать Вечный огонь под Триумфальной Аркой. В 11 - Торжественная месса в соборе Нотр-Дам. Посещение могилы павших борцов Сопротивления в 12.30. Затем Президент возвращается во Дворец на ленч и небольшой отдых. После обеда - церемония вручения медалей "Освобождения" группе ветеранов Сопротивления, признание заслуг которых запоздало по ряду обстоятельств. Награждение будет проходить в 16 часов на площади перед вокзалом Монпарнас. Президент сам выбрал это место. Как вы, наверное, знаете, уже начались работы по строительству нового здания вокзала, которое будет возведено в полукилометре от нынешнего. Место старого здания займут офисы и торговый центр. Если реконструкция будет проходить по плану, то это может быть последний День Освобождения, который проходит перед зданием старого вокзала.

- А как предполагается изолировать зрителей?

- Мы все работали над этой проблемой. Завтра толпа будет отодвинута немного дальше, чем во время предыдущих праздников. За несколько часов до начала каждой церемонии полиция установит металлические барьеры. Зона внутри ограждения будет тщательно осмотрена, включая канализационные люки. Наши люди обыщут каждый дом, каждую квартиру. Во время церемоний на крышах прилегающих зданий засядут вооруженные наблюдатели, осматривая крыши и окна домов напротив. Кроме официальных лиц и участников церемонии никто не сможет проникнуть за ограждения. Предприняты также и другие дополнительные меры. На крышах, карнизах и башнях собора Нотр-Дам будут скрываться полицейские. Все принимающие участие в мессе священники, служки и певчие будут подвергнуты обыску. На случай, если убийца вдруг решит переодеться в солдата безопасности, все полицейские и сотрудники CRS завтра утром получат специальные значки, которые будут прикреплены на отворотах кителей. За прошедшие сутки мы тайно установили на президентском " Ситроене" пуленепробиваемые стекла. Кстати, никому ни слова об этом. Даже Президент ничего не должен знать, иначе нам не поздоровится. За рулем, как всегда, будет Маро, но он проинструктирован вести машину быстрее, чем обычно, на случай, если нашему "другу" взбредет в голову выстрелить в машину на ходу. Дюкре подобрал для охраны самых рослых полицейских и чиновников, которые незаметно все время будут окружать генерала.

Кроме того, всякий, без исключения, кто приблизится к президенту ближе, чем на 200 метров, будет подвергнут тщательному обыску. Это, конечно же, вызовет большой шум протеста среди дипломатического корпуса и представителей прессы. Все пропуска у дипломатов и корреспондентов будут завтра рано утром неожиданно заменены, если вдруг Шакал попытается украсть или подделать такой пропуск. Само собой, всякий, у кого в руках будет замечен длинный предмет или подозрительный сверток, будет немедленно задержан. Ну что, есть ли у вас еще предложения?

Лебедь на минуту задумался, зажав ладони между коленей, как школьник, пытающийся оправдаться перед учителем. По правде говоря, меры, предпринятые Пятой Республикой, просто ошеломили полицейского, который привык всю свою жизнь ловить преступников только благодаря своей наблюдательности и логическому мышлению.

- Не думаю, что он станет подвергать себя такому риску, - наконец произнес комиссар, - это было бы равносильно самоубийству. Он наемник, он убивает за деньги. И для того, чтобы иметь возможность их тратить, ему необходимо сначала скрыться. Убийца разработал план заранее, во время своей июльской разведывательной поездки. Если бы у него возникли сомнения насчет успешного завершения операции или насчет шансов скрыться, то он уже давно должен был отказаться от покушения. Поэтому я считаю, что Шакал приготовил нам какой-то сюрприз. Он вычислил, что в этот единственный день в году, День Освобождения, гордость де Голля не позволит ему остаться дома, невзирая ни на какую опасность. Вероятно, убийца предвидел все перечисленные вами меры, которые будут предприняты после того, как нам станет известно о его намерении. И тем не менее, он не отступил.

Лебель встал и, забыв о правилах этикета, нервно зашагал взад и вперед по комнате.

- Да, он не отступил. И не отступит. Почему? Потому что уверен, что ему все же удастся совершить убийство и безнаказанно скрыться. Скорее всего, Шакал придумал что-то совершенно неожиданное, что-то такое, о чем мы не сможем догадаться. Это может быть мина с дистанционным управлением или винтовка. Но мину легко обнаружить и сорвать этим все его планы. Значит, винтовка. Поэтому нашему мистеру Даггану и необходимо было въехать во Францию на автомобиле. Винтовка была в машине, вероятнее всего, приварена к раме или спрятана под обшивкой.

- Но он не сможет подобраться к де Голлю с винтовкой! - вскричал министр. - Никто не сможет приблизиться к нему, кроме узкого круга лиц, да и те будут подвергнуты обыску Каким образом сможет он пробраться с оружием за ограждения?

Лебель перестал мерить шагами комнату, взглянул на министра и пожал плечами:

- Не знаю. Но он думает, что сможет. А за все это время он не допустил еще ни одного промаха, кроме того, что в чем-то ему везло больше, а в чем-то меньше. Несмотря на то, что его преследуют две лучшие в мире полицейские службы, убийца здесь. И с ним винтовка. Он надежно скрывается где-то, возможно, уже с новым лицом и новыми документами. Но в одном можно быть уверенным, господин министр, где бы он ни был, завтра он обязательно объявится. А из этого следует, что нужно смотреть в оба, как говорят детективы. Что же касается предпринимаемых мер безопасности, то я, к сожалению, не могу предложить вам ничего нового, господин министр. Они более чем достаточны. На мой взгляд, они просто непреодолимы. Поэтому я прошу вашего разрешения просто лично присутствовать на каждой церемонии и попробовать вычислить убийцу прямо на месте. Это единственное, что нам остается.

Министр был явно разочарован. Он надеялся, что на человека, которого две недели назад Бувье представил как лучшего детектива Франции, должно было снизойти вдохновение или великое озарение. А вместо этого его единственным советом было "смотреть в оба". Министр встал.

- Конечно, - холодно произнес он, - Пожалуйста, присутствуйте, господин комиссар.

В этот же вечер в спальне Бернара Шакал занимался последними приготовлениями. На кровати лежала пара истоптанных черных ботинок, серые шерстяные носки, брюки и рубашка с открытым воротом, длинная солдатская шинель и черный берет ветерана войны Андре Мартена. Сверху были разложены изготовленные в Брюсселе фальшивые документы, удостоверяющие личность нового обладателя этой видавшей виды одежды.

Рядом лежал кусок тесьмы, купленной в Лондоне, а также 5 стальных трубок, вмещающих в себя приклад, затвор, ствол, глушитель и оптический прицел винтовки. Там же находился и кусок черной резины, в который были вставлены пять патронов с разрывными пулями.

Шакал вытащил два патрона и с помощью плоскогубцев, которые нашел под раковиной в ящике с инструментами, аккуратно вытащил пули и вытряхнул из гильз порох. Ненужные теперь гильзы и пули он выбросил в мусорное ведро. Оставалось еще три патрона. Этого было вполне достаточно.

Шакал не брился уже двое суток, и его лицо было покрыто жесткой светлой щетиной. Он прошел в ванную и поскреб его опасной бритвой, купленной сразу же по приезде в Париж. Поскреб неровно и неаккуратно. На полке стояли флаконы из-под лосьона, в которых на самом деле находился краситель. Шакал уже использовал его однажды, превращаясь в пастора Йенсена. Рядом стоял флакон с растворителем. Шакал уже смыл каштановый цвет волос Марти Шульберга и теперь, сидя перед зеркалом, обрезал свои белокурые волосы все короче и короче, пока концы не начали торчать неровными пучками.

Закончив последние приготовления, Шакал поджарил себе омлет и уселся перед телевизором, чтобы посмотреть перед сном развлекательную программу.

Воскресенье 25 августа 1963 года выдалось на редкость жарким. Стоял такой же зной, как и ровно год и три дня тому назад, когда подполковник Жан-Мари Бастьен-Тери предпринял со своими людьми очередную попытку совершить убийство Шарля де Голля у перекрестка Пти-Кламар. Сами того не подозревая, в тот августовский вечер 1962 года заговорщики положили начало длинной цепи событий, которые должны были завершиться раз и навсегда лишь этим душным летним днем.

Весь Париж вышел на празднование Дня освобождения Франции от немецких захватчиков, и 75 тысяч полицейских выбивались из сил, пытаясь поддерживать общий порядок Все население города устремилось на красочно разрекламированные церемонии, проводимые в День Освобождения Хотя большинству горожан так и не удалось увидеть главу правительства, гордо шествующего в окружении охраны, полиции и свиты.

Кроме рослых офицеров и чиновников, специально приглашенных в свиту Президента в качестве живого заслона (о чем те даже и не подозревали), все четыре телохранителя де Голля постоянно находились рядом с ним.

Благодаря близорукости и упорному нежеланию носить очки на публике Президент не замечал мощных фигур Роже Тесьера, Поля Комити, Раймонда Сасла и Анри де Жубера, не отходивших от него ни на шаг.

Пресса окрестила этих людей "гориллами” и многие думали, что такое прозвище дано им за грозный и свирепый внешний вид. В действительности же дело было в их своеобразной походке. Каждый из телохранителей был специалистом во всех видах боевых искусств, с огромными мышцами, широкими плечами и объемной грудной клеткой Когда мышцы напрягались, руки растопыривались в стороны Кроме этого, у каждого под мышкой постоянно был пистолет, который он мог легко выхватить из кобуры и открыть огонь в случае малейшей опасности.

Но опасности не было. Церемония у Триумфальной Арки прошла точно по плану, в то время как на всех домах, амфитеатром прилегающих к площади Звезды, засели сотни вооруженных наблюдателей с биноклями и, прячась за печными трубами, следили за ходом праздника. Когда президентская колонна выехала, наконец, на Елисейские Поля и двинулась в направлении собора Нотр-Дам, все облегченно вздохнули и начали спускаться вниз.

Торжественная месса тоже прошла спокойно. Ее возглавлял кардинал Архиепископ Парижа. Его окружали прелаты и священники, каждого из которых обыскали во время облачения. В хорах органа засели двое снайперов (даже сам архиепископ не знал об этом) и сверху наблюдали за собравшимися. Среди участников богослужения добрую половину составляли полицейские в штатском. Они не преклоняли колени и не закрывали глаза, но не менее неистово, чем все остальные, шептали про себя старую полицейскую молитву: "Боже, прошу тебя, только не сейчас, когда я на службе..."

Нескольких зрителей, несмотря на то, что те стояли на расстоянии двухсот метров от входа в собор, моментально оттеснили в сторону, когда полицейские заметили, что они сунули руки под пиджак. Оказалось, один хотел почесать под мышкой, а другой полез за сигаретами.

Но ничего не происходило. Не раздалось ни выстрела с крыши, ни взрыва бомбы. Полицейские уже начали коситься друг на друга, проверяя наличие у своих коллег необходимого значка, выданного только сегодня утром, чтобы Шакал не мог подделать его и переодеться стражем порядка. Одного сотрудника CRS, потерявшего свой значок, сразу же арестовали, разоружили и запихнули в полицейский фургон. Только к вечеру, после того, как 20 сослуживцев подтвердили его личность, несчастный был освобожден.

В Монвалерьен атмосфера накалилась до предела. Но даже если Президент и замечал это, то не подавал вида. По мнению сотрудников безопасности, в этом рабочем пригороде лишь внутри самого мемориала Президент мог быть в относительной безопасности. На узких же улочках, ведущих к тюрьме, машина Президента, вынужденная сбрасывать скорость на поворотах, вполне могла подвергнуться нападению убийцы.

Но Шакал в это время находился совсем в другом месте.

Пьер Вальреми был сыт по горло. Он задыхался от жары, мокрая от пота форменная рубашка прилипла к телу, ремень автоматического карабина тер плечо. Мучала нестерпимая жажда. Было время ленча, но Пьер знал, что сегодня ему не придется поесть до самого вечера. Он уже начал жалеть, что вообще пошел служить в CRS.

Когда в Руане он был уволен с фабрики по сокращению штата, служащий биржи труда указал ему на плакат, с которого улыбался веселый, бравый парень в форме сотрудника CRS, сообщая всему миру о том, что у него интересная жизнь и перспективная работа. Новая с иголочки форма сидела на солдате как влитая. И Вальреми принял решение.

Но бравый парень с плаката не мог рассказать ему ни о жизни в казармах, похожих на тюремные казематы, ни об изнурительной муштре, ни о ночных марш-бросках, ни о томительном уличном патрулировании на пронизывающем холоде или палящем зное. Пьер ожидал от своей службы Великого Случая, но ничего не происходило. Документы у проверяемых всегда были в полном порядке, род занятий - мирный и безобидный, а кроме нескольких выпивших водителей, преступников больше не попадалось.

И вот Париж. Впервые в своей жизни он оказался в столице. Пьер представлял себе сверкающие огни огромного города. Но перед его глазами снова мелькало лишь лицо сержанта Барбини, командира взвода. И снова повторилось то же самое.

- Видишь это ограждение, Вальреми? Стой здесь, наблюдай. Следи, чтобы его не сдвинули, и не пускай никого без специального пропуска. Вопросы есть?

Да уж, ответственное задание, нечего сказать. В этот День Освобождения парижское начальство просто с ума посходило. Вызвали несколько тысяч полицейских со всей страны для оказания помощи столичным воякам. Вчера вечером, когда их разместили по казармам, вместе с ним ночевали парни еще из десяти городов. Ходят слухи, что кто-то кого-то ловит. Но все это слухи, одни только слухи. Все равно не произойдет ничего интересного.

Вальреми обернулся и посмотрел на улицу Рю де Рене. Заграждение, которое он охранял, перекрывало дорогу поперек от одного здания до другого в 250 метрах от Площади 18 июня. В сотне метров за площадью виднелся фасад железнодорожного вокзала, перед которым должна была проходить праздничная церемония. Он мог разглядеть людей, размёчающих места, где должны будут стоять ветераны, официальные лица и отряды республиканской гвардии. Еще целых три часа. Боже, кажется, это пекло никогда не кончится!

За линией заграждения начали собираться первые зрители. "У них просто фантастическое терпение, - подумал про себя Вальреми. - Подумать только, три часа париться на такой жаре только для того, чтобы с расстояния трехсот метров увидеть толпу людей и знать, что где-то в середине этой массы стоит де Голль". Но народ всегда собирался, когда должен был выступать Большой Шарль.

У барьера столпилась уже добрая сотня зевак, когда Вальреми заметил старика. Тот ковылял по улице с таким жалким видом, что, казалось, вот-вот упадет. Струйки пота стекали из-под черного берета, длинная шинель свисала ниже колена. На груди блестели и позвякивали медали. Толпа зрителей у барьера смотрела на беднягу с чувством жалости и сострадания.

"Эти престарелые ветераны вечно носятся со своими медалями, как будто это самое главное, что у них есть в жизни, - подумал Вальреми. - Хотя, может быть, только это у них и осталось. Особенно если на войне тот лишился ноги." Старик, хромающий навстречу Вальреми, напомнил ему старую подбитую чайку, которую он видел однажды на морском побережье Кермаде. Трудно было даже представить, что когда-то этот человек тоже был молодым. "Подумать только, прожить остаток своих дней вот так, хромая на одной ноге в обнимку с алюминиевым костылемI"

Старик подковылял, наконец, к Вальреми.

- Вы разрешите мне пройти? - робко спросил он.

- Давай сначала проверим твои документы, папаша.

Старый ветеран суетливо полез в карман давно не знавшей стирки рубашки и протянул Вальреми две замусоленные книжечки. Тот открыл их и прочел: Андре Мартен, гражданин Франции, 53 года, родился в г. Кольмар, Эльзас, житель Парижа. Второй документ был выписан на то же имя. Сверху было написано "Инвалид войны".

"Да, здорово тебе досталось," - подумал Вальреми.

Он рассмотрел фотографии на документах. На них был изображен один и тот же человек, хотя и в разное время. Вальреми поднял голову.

- Снимите берет, - мягко попросил он.

Старик поспешно стащил с головы берет и скомкал в руке. Вальреми сравнил лицо ветерана с изображениями на фотографиях. Конечно, это был он. Хотя человек, стоящий перед ним, выглядел еще более болезненно. Он, видимо, порезался во время бритья, и сейчас места порезов были залеплены маленькими кусочками туалетной бумаги, сквозь которые проступали пятнышки крови. Лицо было землисто-серым и влажным от пота. Седые волосы пучками торчали в разные стороны.

Вальреми вернул документы.

- Зачем тебе нужно туда, отец?

- Я там живу, - ответил старик. - Я сейчас на пенсии, и мне дали квартиру в мансарде.

Вальреми снова взял удостоверение личности и прочел адрес: шестой парижский район, улица Рю де Рене, 154. Он взглянул на номер ближайшего дома, 132. "Все понятно, - подумал Вальреми, - дом 154 находится дальше по улице. Что ж, он не получал приказов не пускать людей в свои собственные квартиры."

- Хорошо, папаша, можешь проходить. Но поторапливайся, через несколько часов здесь будет Большой Шарль.

Старик улыбнулся, поспешно спрятал в карман документы и едва не упал, потеряв равновесие. Но Вальреми вовремя поддержал его под локоть.

- Я знаю, - произнес ветеран. - Один мой старый фронтовой друг тоже получил медаль уже после войны. А мне вручили мою два года назад, - он указал на медаль на груди. - Но я получил ее от командующего ВВС.

Вальреми посмотрел на медаль. "Медаль Освобождения", -прочел он. - Ну и что? Неужели этот паршивый кусочек металла стоит того, чтобы на всю жизнь остаться за него калекой?"

Вспомнив, что он на службе, Вальреми сделал старику знак проходить. Тот молча заковылял по улице, а солдат повернулся уже, чтобы остановить какого-то слишком прыткого зеваку, попытавшегося проскользнуть за ограждение:

- Тише, тише, бросай эти фокусы, приятель. Если хочешь посмотреть, спокойно стой за барьером, - строго прикрикнул он.

Старый солдат уже скрылся из виду в дальнем конце улицы, прилегающей к площади.

Мадам Берте вздрогнула, заметив, что на нее упала чья-то тень. День сегодня выдался на редкость суматошный. Полиция обыскала утром все квартиры. Что сказали бы жильцы, если бы были дома? К счастью, все они уехали в отпуск.

Когда полиция ушла, старушка смогла, наконец, усесться на свое обычное место у дверей и более-менее спокойно заняться вязанием. Церемония, которая должна была начаться через два часа в сотне метров отсюда, нисколько не интересовала ее.

- Простите, мадам.,. Можно попросить у вас стакан воды. Сегодня так жарко... Боюсь, что не смогу дождаться начала церемонии...

Старушка подняла голову и взглянула на стоящего перед ней старого ветерана. На нем была такая же форма, какую носил когда-то ее покойный муж. Слева на груди поблескивали на солнце медали. Старик тяжело опирался на костыль, из-под длинной шинели виднелась его единственная нога. Лицо было потным и изможденным. Мадам Берте собрала вязание и сунула в карман фартука.

- Бедняга. Вы пришли так рано. Церемония начнется только через два часа. А вы без ноги... И на такой жаре... Ну, заходите, заходите...

Она засеменила к стеклянной двери в свою каморку. Ветеран заковылял следом.

Сквозь шум льющейся из крана воды мадам Берте не услышала, как захлопнулась дверь в коридор. Она почувствовала только, как пальцы человека схватили ее сзади за нижнюю челюсть и зажали рот. Совершенно неожиданно раздался хруст суставов под правым ухом. Струйка воды и стакан в руке вдруг рассыпались в глазах на тысячи мелких разноцветных осколков, и ее обмякшее тело беззвучно опустилось на пол.

Шакал расстегнул шинель и потянул тесьму, освобождая привязанную сзади согнутую ногу. Он попытался выпрямить ее, и лицо его исказилось от бели. Несколько минут Шакал растирал бедро и голень, дожидаясь притока крови.

Через пять минут мадам Берте была связана по рукам и ногам. Рот был заклеен большим куском пластыря.

Ключи от квартир лежали в ящике стола. Снова застегнув шинель, Шакал поднял костыль, тот самый, на который опирался двадцать дней назад в аэропортах Милана и Брюсселя, и осторожно выглянул наружу. В подъезде никого не было. Он запер дверь каморки и быстро поднялся вверх по лестнице.

На шестом этаже Шакал остановился и постучал в дверь квартиры мадмуазель Беранже. Оттуда не доносилось ни звука. Он постучал снова. Но и на этот раз ответом ему была полная тишина. За дверью квартиры мсье и мадам Шарье тоже было тихо. Отыскав в связке ключ от квартиры Беранже, Шакал вошел внутрь и запер за собой дверь.

Он подошел к окну и осторожно выглянул наружу. Через дорогу, на крышах стоявших напротив домов люди в голубой униформе занимали исходные позиции. Он успел как раз вовремя. Вытянув руку, Шакал тихо открыл окно и отступил в глубь комнаты. Сквозь оконный проем в комнату падал луч света, ярким квадратным пятном освещая ковер на полу. Благодаря контрасту света и тени остальная часть помещения казалась темной и, когда Шакал стоял вне освещенного участка, наблюдатели с дома напротив не могли видеть его.

Внизу на расстоянии 130 метров находилась площадь. В двух метрах от окна Шакал установил обеденный стол, уложив на него пару подушек с кресла, образовав таким образом упор для стрельбы.

Убийца снял шинель и закатал рукава рубашки. Затем взял костыль и начал разбирать его на составные части. Он открутил снизу резиновый колпак, и в нем блеснули капсюли трех оставшихся патронов. Тошнота и потливость после съеденного пороха из двух разобранных патронов начала немного проходить.

Шакал открутил еще одну часть костыля и вынул из нее глушитель. Затем появился оптический прицел. Из утолщенной части костыля были извлечены ствол и затвор.

Из V-образной рамы Шакал выдвинул два стальных стержня, собрав из них приклад. Осталась обшитая мягкой тканью верхняя часть. В ней не было ничего, кроме спускового крючка, спрятанного под обшивкой. Сама же обшитая часть превратилась в упор приклада.

Аккуратно, не торопясь, Шакал собрал винтовку. Затвор, ствол, нижняя и верхняя части приклада, упор, глушитель и, наконец, спусковой крючок. Последним с легким щелчком встал на свое место оптический прицел.

Присев на стул и положив ствол винтовки на верхнюю подушку на столе, Шакал взглянул в оптический прицел. В перекрестье появилась голова одного из распорядителей праздника. Шакал подкрутил винты. Голова приблизилась и стала видна отчетливее. Совсем как та дыня в Арденском лесу.

Как солдат в окопе, Шакал выложил на край стола 3 патрона и, взведя затвор, вогнал один из них в ствол винтовки. Одного будет вполне достаточно. Остальные два - просто на всякий случай. Затем он закрыл затвор и бережно положил винтовку на стол. Достав спички и сигареты, Шакал откинулся на стуле и с удовольствием закурил. Ждать осталось ровно 1 час 45 минут.