День Шакала

Глава 21

Комиссар Лебель чувствовал себя так, как будто жажда мучала его с самого рождения. Во рту было сухо, язык прилип к небу. И все это не только из-за проклятой жары. Впервые за много лет комиссар по-настоящему испугался. Он был уверен, что сегодня что-то обязательно должно произойти. А он все еще не знал, как и когда.

С утра Лебель был у Триумфальной Арки, у собора Нотр-Дам и в Монвалерьен. Но ничего не произошло. После ленча было последнее заседание в министерстве, и комиссар почувствовал, что еще недавняя тревога и нервное напряжение сменились чувством настоящей эйфории, овладевшей всеми собравшимися. Оставалась последняя церемония, и все в один голос заверяли, что преступнику никогда не удастся пробраться на надежно охраняемую Площадь 18 июня.

- Он удрал, - заявил полковник Роллан. - Да, струсил. И поступил, кстати, очень мудро. Но он не сможет скрываться долго, мои парни очень скоро схватят его.

Сейчас Лебель угрюмо бродил среди собравшихся на бульваре Монпарнас зрителей, оттесненных так далеко от места церемонии, что вряд ли кому-либо из них удастся увидеть то, что должно было происходить на площади. Все полицейские и сотрудники CRS, дежурившие у заграждений, получили одно и то же задание. Никто не должен проникнуть за барьер до окончания церемонии.

Все главные дороги были блокированы, боковые улицы и аллеи - тоже. На крышах засели вооруженные наблюдатели.

Здание вокзала было забито полицейскими, мансарды, выходящие на площадь, - переполнены сотрудниками безопасности, которые засели и на крышах ангаров, возвышающихся над пустыми платформами, поезда с которых были переправлены сегодня на вокзал Сен-Лазар. Все прилегающие к площади здания были прочесаны вдоль и поперек. Большинство квартир пустовало: жильцы уехали отдыхать к морю или путешествовать в горы.

Короче, сквозь кольцо вокруг Площади 18 июня не мог бы "протиснуться и мышиный зад", как сказал когда-то комиссар Валентин.

Лебель усмехнулся, вспомнив своеобразный язык своего коллеги. Но улыбка вдруг исчезла с его лица. В свое время Валентин так и не смог остановить Шакала.

Предъявив удостоверение, комиссар прошел по узким боковым улочкам и оказался на Рю де Рене. Там была все та же картина. Дорога заблокирована в двухстах метрах от площади, за ограждением толпился народ. Улица перед барьером была пуста, если не считать патрульного CRS. Лебель снова начал расспросы.

Кто-нибудь проходил? Нет, мсье. Совсем никто? Нет, мсье. На площади перед зданием вокзала оркестр республиканской гвардии уже настраивал инструменты. Лебель взглянул на часы. Генерал должен был появиться с минуты на минуту. Кто-нибудь проходил? Нет, мсье. Здесь не проходил никто. Хорошо, продолжайте патрулировать.

Вдали раздался звук громкого приказа, и с бульвара Монпарнас на Площадь 18 июня вылетел президентский кортеж. Лебель увидел, как он развернулся у входа в вокзал и полицейские застыли, вытянувшись в струнку. Взгляды парижан, столпившихся за барьером, устремились на сверкающие на солнце лимузины, толпа напряглась и пододвинулась вплотную к заграждению. Лебель поднял голову и посмотрел на крыши домов. Молодцы ребята. Наблюдатели не обращали никакого внимания на спектакль, начинающийся внизу. Их взгляды скользили по окнам и крышам зданий на другой стороне улицы, готовые уловить малейшее движение.

Лебель перешел на западную часть улицы Рю де Рене. Молодой сотрудник CRS стоял в проеме между стальным барьером и стеной дома № 132. Комиссар предъявил удостоверение, и солдат застыл по стойке "смирно".

-Кто-нибудь проходил здесь? - начал Лебель.

- Никак нет, мсье.

- Сколько ты уже здесь стоишь?

- С 12 часов, мсье. Заступил сразу же после того, как перекрыли улицу.

- И никто не проходил?

- Никак нет, мсье. Правда... Прошел один старик. Калека. Но он живет на этой улице.

- Какой калека? - встрепенулся Лебедь.

- Старик, мсье. Больной как собака. Я проверил удостоверение личности и документ инвалида войны. Он живет в доме 154 по Рю де Рене. Мне пришлось пропустить его, мсье. Он был совсем немощным. Да еще прямо парился в своей шинели. И это в такую-то жару. Какой-то чокнутый...

- В шинели?!

- Так точно, мсье. В длинной шинели. Солдатской. А сегодня такое пекло.

- А что с ним такое?

- Он совсем запарился, мсье. Жарко.

- Ты сказал, что он был калека. Я спрашиваю, что с ним такое?

- А, он без ноги, мсье. Без одной ноги. Ковылял, опираясь на костыль.

С площади раздались первые звуки оркестра. Толпа за барьером хором подхватила знакомую мелодию "Марсельезы".

- Костыль?!! - Лебедь не узнал собственного голоса. Ничего не понимая, сотрудник CRS смотрел на комиссара.

- Так точно, мсье, костыль. Как и у всех одноногих. Алюминиевый костыль.

- За мной! - крикнул Лебель и ринулся вниз по улице.

Остановившись на площади, лимузины выстроились друг за другом перед зданием вокзала. Прямо напротив них стояли в ряд десять ветеранов, которым должен был вручать медали глава правительства. Справа расположилась группа официальных лиц и представителей дипломатического корпуса, то там, то здесь в массе темно-серых костюмов мелькали красные ленты Орденов Почетного Легиона.

Слева, в сверкающих шлемах с красными перьями, плечом к плечу застыл отряд Республиканской Гвардии. Немного в стороне от почетного караула выстроился оркестр.

Вокруг одного из стоящих у здания вокзала лимузинов собралась группа официальных лиц и штат Елисейского Дворца. Оркестр заиграл "Марсельезу".

Шакал поднял винтовку и в оптический прицел рассмотрел площадь. Стоящий ближе к нему ветеран должен был первым получить медаль. Это был низенький коренастый человек с напряженным лицом. Вся его голова помещалась в прицел. Через несколько минут напротив этого лица, но на сантиметров 30 выше, в прицеле появится лицо еще одного человека, гордое и надменное, в кепи цвета хаки, увенчанной спереди двумя золотыми звездами.

Смолкли последние аккорды государственного гимна, и их сменила полная тишина. Затем по площади эхом разнесся голос командира отряда гвардейцев:

- Смирноо-о! На караул!

Солдаты в белых перчатках четко отсалютовали оружием и щелкнули каблуками. Группа у лимузина расступилась, и из машины появился высокий человек и зашагал в сторону выстроившихся ветеранов. Следующая за Президентом группа остановилась в 50 метрах от них, кроме Министра по делам ветеранов, который будет представлять награждаемых де Голлю, и чиновника с алой бархатной подушечкой, на которой были разложены десять медалей с разноцветными ленточками. Де Голль величественно шел впереди.

- Здесь?

Лебель остановился, переводя дыхание, и указал на вход в подъезд.

- Кажется, здесь, мсье. Да, точно, этот, второй от конца. Он вошел именно сюда.

Маленький детектив заскочил внутрь. Вальреми последовал за ним, обрадованный возможностью покинуть свой пост, где их странное поведение вызвало недовольный взгляд стоявшего поодаль старшего офицера. Ничего, если его вызовут на ковер, он всегда сможет сказать, что этот маленький смешной человечек выдавал себя за комиссара полиции, а он пытался задержать его.

Оказавшись в подъезде, детектив подскочил к каморке консьержки и рванул дверь.

- Где консьержка? - крикнул комиссар.

- Не знаю, мсье.

Но не успел солдат ответить, как коротышка уже вышиб локтем дверное стекло, просунул руку и открыл дверь изнутри.

- За мной, - приказал он и бросился в каморку.

- Как же, разбежался, - буркнул Вальреми. - По-моему, ты спятил, приятель...

Но войдя в каморку и заглянув через плечо детектива, Пьер увидел связанную консьержку, все еще без сознания лежащую на полу.

- Ну и ну, - пронеслось в голове у солдата. - Похоже, этот коротышка не шутит. Он и вправду комиссар, а они действительно преследуют настоящего преступника. Наконец-то. Вот он, его случай, его великий шанс, о котором он так долго мечтал. Но почему-то ему захотелось сейчас оказаться в казармах.

- Верхний этаж, - крикнул детектив и устремился по лестнице, удивляя своей прыткостью следующего за ним Вальреми, на ходу снимающего с плеча карабин.

Президент Франции остановился перед первым ветераном и слегка наклонился, слушая министра, рассказывавшего о его заслугах перед отечеством. Когда министр закончил, Президент склонил голову перед ветераном, затем повернулся к чиновнику и взял с подушечки первую медаль. Оркестр заиграл туш. Де Голль торжественно прикрепил медаль на грудь ветерана, отступил на шаг назад и отдал честь. В ста тридцати метрах от него на шестом этаже Шакал бережно взял в руки винтовку и приложил глаз к оптическому прицелу. Он четко различал черты лица, густые брови под козырьком кепи, внимательные глаза, длинный нос, видел руку, приложенную к козырьку. Мягко, плавно Шакал нажал на курок.

Спустя мгновенье, не веря своим глазам, он смотрел вниз на площадь. Не успела еще пуля выйти из ствола, как Президент Франции нагнул голову. Он не пытался уклониться от выстрела. Нет, де Голль торжественно приложился губами к щеке ветерана. А так как он был выше сантиметров на 30, то ему пришлось наклониться для этого традиционного поцелуя, так популярного у французов и других народов, исключая англо-саксов.

Позже было установлено, что пуля прошла в двух сантиметрах от головы Президента. Услышал ли он свист или нет, так и осталось загадкой. Во всяком случае, он не подал виду. Министр и чиновники не услышали ничего, не говоря уже о группе, стоящей в 50 метрах от главы правительства.

Пуля вошла в раскаленный асфальт, ее разрушительная сила не причинила никакого вреда. Снова зазвучал туш. Запечатлев второй поцелуй, Президент выпрямился и степенно перешел к следующему ветерану.

Шакал злобно выругался. Впервые в жизни он не попал в неподвижную цель с расстояния 130 метров. Но постепенно он взял себя в руки и постарался успокоиться. Ничего, еще есть время. Он оттянул затвор и выбросил пустую гильзу на ковер, затем вставил второй патрон и щелкнул затвором.

Задыхаясь, Клод Лебель взбежал, наконец, на шестой этаж. Сердце было готово выскочить из груди и запрыгать вниз по лестнице. На площадке было две квартиры. Комиссар невольно замешкался, переводя взгляд с одной двери на другую. Сжимая карабин, на площадке появился Вальреми. Вдруг из-за одной из дверей донесся приглушенный, но отчетливый хлопок. Лебель указал на дверной замок.

- Стреляй, - приказал он и отступил в сторону.

Сотрудник CRS широко расставил ноги и дал короткую очередь. Куски металла и дерева разлетелись в разные стороны. Дверь медленно отворилась вовнутрь. Вальреми первым ворвался в комнату. Лебель устремился вслед за ним. Солдат узнал торчащие в разные стороны пучки седых волос. На этом сходство кончалось. Человек стоял на двух ногах. Шинели не было, сильные молодые руки сжимали винтовку. Не дав солдату опомниться, убийца круто развернулся и выстрелил с бедра. Тихий хлопок эхом отозвался в ушах Вальреми. Пуля пробила грудь и разорвалась. Пьер почувствовал, как внутренности начали лопаться и растекаться. Дикая боль прошла по телу. Но вскоре она исчезла, свет померк, лето превратилось в зиму.

Ковер вдруг поднялся и ударил по лицу. Но нет, это он упал на пол и уткнулся лицом в ковер. Исчезло чувство боли в бедрах, в животе, в груди и шее. Последнее, что он почувствовал, был соленый вкус во рту, такой же вкус он уже чувствовал однажды после купания в море в Кермаде, где и увидел старую подстреленную чайку. Затем наступила темнота. Стоя над его телом, Клод Лебель неотрывно смотрел в глаза убийцы, сердце больше не беспокоило его. Похоже, оно вообще перестало биться.

- Шакал, - произнес он.

- Лебель, - отозвался тот и открыл затвор винтовки.

Лебель увидел, как упала на ковер стреляная гильза. Человек взял со стола патрон и не спеша вставил его в ствол. Серые глаза, не отрываясь, смотрели на Лебеля.

- Он пытается загипнотизировать меня, - подумал комиссар, словно все происходящее касалось не его, - он собирается стрелять. Он хочет убить меня.

Но усилием воли детектив заставил себя опустить глаза и посмотреть на пол. Парень из CRS упал на бок, карабин выскользнул у него из рук и лежал прямо у ног Лебеля. Комиссар опустился на колени и поднял орудие. Держа его одной рукой, он другой пытался нащупать курок. Шакал закрыл затвор. Лебель нашел спусковой крючок карабина и с силой надавил на него. Грохот выстрелов заполнил комнату и прорвался на улицу.

Позже дотошным представителям прессы пришлось объяснять, что шум издавал мотоцикл без глушителя, который какой-то чудак решил завести в двух кварталах от места церемонии. Пол-магазина девятимиллиметровых пуль ударили Шакалу в грудь. Его перевернуло в воздухе и отбросило в угол, тело рухнуло на пол рядом с диваном, снеся на своем пути настольную лампу. Внизу оркестр заиграл туш.

В 6 часов этого же вечера суперинтенданту Томасу позвонили из Парижа. После короткого разговора он послал за старшим инспектором своего отдела.

- Все в порядке, они его прикончили, - сообщил он. - В Париже. Как говорится, нет проблем. Но все же еще раз сходите к нему на квартиру и осмотрите все хорошенько.

В 20 часов инспектор уже заканчивал осмотр квартиры Калтропа и вдруг услышал, как кто-то вошел в незапертую дверь. Инспектор обернулся. В комнате стоял незнакомый мужчина и оглядывал инспектора сердитым взглядом.

- Что вы здесь делаете? - спросил инспектор.

- Позволю задать вам тот же вопрос. Что здесь делаете вы, черт вас подери?

- Тише, приятель, успокойся. Твое имя и документы.

- Калтроп. Чарльз Калтроп, - отчетливо произнес мужчина. - И это моя квартира. Так что же все-таки вам здесь нужно?

Инспектор пожалел, что не взял с собой оружие.

- Ну что ж, - произнес он как можно спокойнее. - В таком случае, я думаю, нам лучше проехать в Скотланд Ярд. Там тебе все объяснят.

- Чертовски правильная мысль, - согласился Калтроп. - Думаю, вам есть что объяснить.

Но на самом деле объясняться пришлось самому Калтрону. Его продержали целые сутки, пока из Парижа не пришло три подтверждения смерти Шакала, а пятеро хозяев шотландских отелей не удостоверили, что Чарльз Калтроп действительно провел прошедшие три недели на севере Сазерленд Каунта, где ловил рыбу и бродил по горам.

- Если Шакал не Калтроп, - спросил Томас инспектора, когда Калтроп был освобожден и отпущен домой, - то кто же он тогда, черт возьми?

- Здесь не может быть двух мнений, - произнес комиссар Столичной полиции своему помощнику Диксону и суперинтенданту Томасу. - Правительство Ее Величества не может допустить и мысли, что этот так называемый Шакал вообще может быть англичанином. Тем не менее, как вы знаете, известный вам англичанин находился некоторое время под подозрением. Но сейчас все выяснилось, и он полностью оправдан. Нам известно также, что во время своего задания во Франции Шакал выдавал себя за англичанина, имея на руках фальшивый британский паспорт. Но он выдавал себя также и за датчанина, и за американца, и за француза, используя два украденных паспорта и поддельные удостоверения. Нас же касается только то, что убийца въехал во Францию под фальшивым паспортом на имя Даггана и под этим именем проживал в этом городке... Гапе. Только и всего. Итак, дело можно считать закрытым, джентльмены.

На следующий день тело неизвестного было похоронено на кладбище в пригороде Парижа. На надгробье не было никакой надписи. В свидетельстве о смерти говорилось, что 25 августа 1963 года неизвестный иностранный турист был сбит мотоциклом на окраине столицы. Водитель скрылся. На процедуре погребения присутствовали священник, полицейский, стряпчий и двое землекопов. Никто не выразил никаких чувств, когда простой гроб был опущен в могилу. Кроме одного неприметного человечка, со стороны наблюдавшего за похоронами. Когда все было кончено, он повернулся и, отказавшись назвать себя, медленно зашагал прочь по узкой кладбищенской тропинке, пока его одинокая маленькая фигура не скрылась из виду. Он возвращался домой, к жене и детям.

День Шакала окончился.