ВСТРЕЧА В ГАРАЖЕ
МАКС
Я должен отдать должное Дон Баннер.
Она единственная женщина, которая может довести меня как до ярости, так и до душераздирающего беспокойства в равной степени.
Особенно когда она совершает глупые поступки, например, пытается принести себя в жертву толпе кровожадных репортеров таблоидов, которые лакомятся трупами своих героев новостей.
Я хотел бы знать, почему она игнорировала мои звонки и намеренно не подчинилась моему приказу идти домой после ипподрома. И я позабочусь о том, чтобы вздернуть Хадина за то, что он не справился лучше и не уберег ее от этого беспорядка.
Но сначала я должен довести ее до машины так, чтобы ее не затоптали и микрофон не застрял у нее в горле.
— Сюда, — шиплю я, таща ее через лужайку перед гаражом.
Журналисты практически дышат нам в затылок. Я слышу, как их кроссовки стучат по траве. Практически чувствую запах отчаяния, с которым мы хотим раскрутить эту сенсацию самым скандальным образом. Пока они могут высасывать из этого всю прибыль, их не волнует тот хаос, который они оставляют после себя.
Да, я видел, что они делали с такими людьми, как Ваня.
И я взорву весь этот проклятый город, прежде чем они сделают то же самое с Дон.
Черная красавица ждет на улице. Солнечный свет играет на гладкой черной краске и сверкающих серебряных ободках.
— Поторопись! — Рычу я Дон на ухо. Ускоряя шаг, я тащу ее за собой. Джефферсон подтягивается к задней части машины и открывает дверцу.
Я наполовину швыряю, наполовину подталкиваю Дон на заднее сиденье и ныряю за ней. Она издает вздох удивления? Боли? Я не знаю, и у меня нет времени проверять, потому что в окна стреляют камерами.
— Какого черта ты ждешь? — Я рявкаю Джефферсону. — Едь. Сейчас же.
Он нажимает ногой на педаль газа, и репортеры отшатываются назад, едва не отдавливая пальцы ног. Машина резко подпрыгивает, когда Джефферсон на скорости перелетает тротуар и вылетает на улицу.
Я хватаю Дон и прижимаю ее к себе, чтобы она не ударилась головой об окно. Она подходит. Черт. Она подходит мне как влитая, и в тот момент, когда она отталкивает меня и отодвигается, у меня в груди возникает пустая боль.
Дон подвигается. Поворачивается. Бросает на меня злобный взгляд. Ее волосы собраны в пышную прическу афро, и тугие локоны трепещут на ветру. Она похожа на древнего воина, готового проткнуть меня концом гарпуна.
Она тычет мне в лицо скрюченным пальцем. — Что, черт возьми, с тобой не так?
— Со мной? — Я рявкаю на нее. — Предполагается, что я задаю этот вопрос.
— Прошу прощения? — У нее отвисает челюсть.
— Что ты планировала сказать журналистам, Дон? Ты хоть представляешь, какими жестокими они могут быть? Ты — лицо Stinton Auto. Тебе не разрешается говорить ничего, что мы не одобряем первыми.
— Вот тут ты ошибаешься. Я могу говорить, что хочу. Во-вторых, я не собиралась говорить ничего компрометирующего репортерам. Я просто собиралась защищаться.
— Ты думаешь, так лучше? — Огрызаюсь я. — Без плана они бы тебя разжевали и выплюнули твои кости.
— Так вот почему ты ворвался на сцену, как будто снимался в каком-то боевике?
— У меня было предчувствие, что ты совершишь какую-нибудь глупость, поэтому я попросил Джефферсона развернуть машину и отвезти меня в автомастерскую. И это было хорошо, что я так поступил. — Мои ноздри раздуваются, а голос становится тихим. Я не кричу, когда злюсь. Мой голос становится все жестче и жестче, как будто кто-то выжимает из него жизнь.
Джефферсон кивает. — Это правда. Он волновался.
Дон усмехается. — Волновался, мой..
Впиваясь пальцами в ладонь, я выплевываю: — Что именно ты пыталась доказать, направляясь в автомастерскую, когда я сказал тебе идти домой?
— Ты можешь рассказывать мне все, что захочешь. Я не обязана слушать.
Эта приводящая в бешенство, упрямая женщина. Я стискиваю зубы. Мое сердце стучит в ушах. — Контракт…
— К черту твой дурацкий контракт. — Ее глаза горят, и если бы в этой машине была утечка бензина, это, вероятно, вызвало бы взрыв. — Ты думаешь, меня волнует, что Мила Дюбуа критикует Stinton Group? Меня это не волнует. Я знаю, что ты и армия нечестных юристов твоей семьи можете решить любую маленькую проблему. — Она хлопает себя рукой по груди. — Это обо мне. Это о моей репутации механика. Мое имя связано с тем инцидентом на железнодорожных путях.
— У нас есть люди, которые этим занимаются.
— Мне наплевать на твоих людей. — Она хмуро смотрит на меня. Смотрит прямо мне в лицо. — Сегодня кто-то мог умереть. Они могли умереть, Стинтон. Это было бы на моей совести.
— Дон.
— Разворачивай машину. Я возвращаюсь.
— Черт возьми, это не так, — выдавливаю я.
Она бросается вперед. — Джефферсон. — Вцепившись смуглыми пальцами в подголовник, Дон командует: — Немедленно останови машину.
Джефферсон бросает на меня нервный взгляд в зеркало заднего вида. — Босс?
— Мы забираем ее домой.
— Макс! — Дон резко поворачивает голову и смотрит на меня. Эти глаза метают кинжалы, но я сделан из стали, и все, что могут сделать эти копья, — это отскочить от моей груди.
Я отворачиваюсь от нее.
Она рычит на меня. — Как только я останусь одна, я вернусь туда.
— Черта с два ты это сделаешь.
— Попробуй остановить меня.
— Ты думаешь, я этого не сделаю? — Я смотрю на нее сверху вниз.
Ее ноздри раздуваются, а на нежной шее вздувается жилка. — И чего ты от меня ждешь, а? Буду крутить большими пальцами, пока Stinton Group не разрешит мне защищаться? Что, если "хорошо" никогда не наступит? Как ты тогда собираешься заставить меня замолчать?
— Сиди и жди. Это приказ.
Ее глаза чуть не вылезают из орбит.
Неправильный выбор слов, но уже слишком поздно.
Она раздраженно выдыхает. — Хотя ты и считаешь меня своей собственностью, Макс, это не так. Я принимаю свои собственные решения, и ты не так уж много можешь сделать, чтобы контролировать меня.
— Мы справляемся с этим.
— Что это значит? — шипит она.
Я разочарованно провожу рукой по волосам. — Черт возьми, Дон. Это значит, что мы работаем над этим. Команда по связям с общественностью предупреждена. Мы ведем переговоры с агентством Милы, чтобы договориться об урегулировании…
— Этого недостаточно. — Дон плюхается на свое сиденье, скрестив руки на груди и уткнувшись взглядом в лобовое стекло. — Я хочу починить машину.
— Они не просят об этом. Все, чего они хотят, — это компенсации. Если мы сможем уладить это тихо, тогда общественность в конечном итоге обратится к чему-то новому, из-за чего будет возмущен…
— Мне нужно починить эту машину, Макс, — настаивает она.
Я потираю переносицу. — Неужели ты думаешь, что из-за твоего упрямства тебе кто-нибудь будет аплодировать? Ты думаешь, твоя искренность имеет значение для мира? — Все, чего они хотят, — это злодея. Нет, все, чего они хотят, — это героя, которого они могут превратить в злодея и сжечь на глазах у нации. Сейчас мы в режиме контроля ущерба. Починка машины ничему не поможет. Мы платим Миле Дюбуа за то, чтобы она сняла видео, и мы платим ей за замену машины. Это заставит их замолчать.
— Это то, к чему вы, Стинтоны, привыкли по умолчанию, не так ли? Просто вложите деньги в проблему, и этого будет достаточно, чтобы она исчезла. Вот тут-то все и рушится, Макс. Так долго можно скрывать правду. В конце концов, никто не осмелится доверять компании, которая так боится быть прозрачной и подотчетной. — Она качает головой. — Ты сделал меня лицом Stinton Auto, но ты не доверил мне на самом деле починить машину Милы. Теперь это мне швыряют в лицо гнилыми помидорами, но ты не веришь, что я все улажу по-своему. Ты никому не доверяешь, и это делает невозможным ответное доверие к тебе.
Я прикусываю нижнюю губу.
Черт возьми.
Слишком много чувств разрывает меня на части.
Гнев, страх, разочарование из-за того, что ей причинят боль, если она продолжит предаваться отчаянию и ставить свою жизнь на карту того, что мы можем решить с помощью денег и юристов.
Восхищение, потому что невозможно отрицать, что эта женщина практически светится страстью и целеустремленностью.
Беспокойство, страх, причина, по которой я хочу уступить ей, в том, что она права, или потому, что уже рассвело.
И самое странное чувство, что все это не имеет значения, если я не могу защитить ее.
— Макс, дай мне машину. — Ее голос становится мягче, как будто она видит, что я думаю об этом. — Пожалуйста.
Я сжимаю челюсти и отрываю от нее взгляд. Достав ручку из-за лацкана пиджака, я верчу ее в пальцах и заставляю себя обдумать ее предложение — не потому, что она женщина, которая сводит меня с ума, а потому, что она механик, который в первую очередь должен был отвечать за этот ремонт.
Что, если я поступлю по ее примеру и дополню его так, чтобы Stinton Group и Дон понесли наименьший ущерб? Могу ли я повернуть это так, чтобы мы сделали ставку на негативную прессу, перевернув все с ног на голову?
Я бросаю взгляд на запрокинутое лицо Дон. Ее глаза серьезно смотрят в мои.
Когда я киваю, у меня такое чувство, будто на мои плечи обрушивается наковальня. — Хорошо, но делай по-моему.
— Договорились.
— Я серьезно. Мы делаем это, это должно быть вместе. И держись подальше от автомастерской, пока я не дам тебе добро.
— Сколько времени это займет?
Я хмуро смотрю на нее.
Она прищуривает глаза, но отступает. — Прекрасно. — Дон протягивает мне руку. — Давай пожмем ее.
Я хмурюсь. — В этом нет необходимости.
Она хватает меня за руку, и ее тонкие пальцы переплетаются с моими. Ее руки чистые, но вокруг ногтей отчетливые пятна, намекающие на постоянный контакт с маслом и машинной жидкостью. Мозоли тоже есть. Не думаю, что я когда-либо раньше ощущал мозоли на женской руке. Большинство женщин моего круга не были бы застигнуты врасплох вместе с ними.
Дон крепко пожимает мою руку. Это многое говорит мне о ней.
Что она предпочла бы казаться твердой и агрессивной, чем показывать свою мягкую сторону.
Она так привыкла прокладывать себе путь вперед, что это стало ее второй натурой.
Что она может постоять за себя. Она действительно может.
И это также показывает мне, что я этого не хочу.
По какой-то странной причине я хочу, чтобы она перестала строить из себя крутую девчонку и признала, что не может взвалить все на свои крошечные плечи, как бы сильно она ни хотела доказать, что может.
Джефферсон тормозит машину перед квартирой Дон. Он глушит двигатель.
Мой телефон подпрыгивает у меня в ладони.
ХИЛЛС: Правление затачивает свои вилы.
Я тяжело вздыхаю.
Она опускает взгляд. — Что?
— Ничего.
Мой телефон загорается при входящем звонке.
Папа.
В моем черепе оживает головная боль.
Как раз то, что мне нужно в этот нескончаемый кошмарный день.
Дон косится на мой телефон, и я отворачиваю его от нее. Поднимая голову, я пронзаю Джефферсона тяжелым взглядом. — Иди в ШТАБ. Скажи Хиллсу, чтобы он прислал мой ноутбук, планшет и любые файлы, которые он сможет достать о Миле Дюбуа и ее агентстве. — Я тянусь к двери и выхожу. — Оглядываясь на Дон, я ворчу. — Пошли.
— Э-э, что ты делаешь?
Я приковываю к ней свой взгляд. — Нянчусь.
Она ощетинивается. — С кем?
— С тобой. — Я выгибаю бровь. — Я нянчусь с тобой.
Выражение ее лица меняется на слегка растерянное. — Со мной?
— Джефферсон, мне также понадобятся мои флешки — знаешь что? Я отправлю Хиллсу список. Верни их сюда как можно скорее.
— Да, сэр.
Я оглядываюсь через плечо. — Ну?
— Тебя не приглашали в мой дом.
Я смотрю на часы. — Школа закрылась уже час назад. Это означает, что Бет сегодня либо на внеклассной работе, либо с Даррелом и Санни.
— Как ты…
— На днях Даррел приходил и угрожал мне. Он дал мне понять, что Бет и Бейли — лучшие друзья, и мне следует прикрывать спину, если я причиню кому-то из вас вред. — Я жестом показываю ей, чтобы она выходила из машины. — Поторопись. Джефферсону потребуется некоторое время, чтобы съездить в офис и вернуться.
— Я сейчас вернусь, Дон. — Джефферсон одаривает ее добрым взглядом.
Я хмуро смотрю на него. — Не нужно объявлять ей об этом, Джефферсон. Ты работаешь на меня.
Он прочищает горло и снова смотрит вперед. — Да, сэр.
Когда Дон все еще не выходит из машины, я хватаю ее за запястье и тяну за собой на тротуар. Джефферсон трогается с места, и я смотрю вниз на крошечную женщину. — Как у тебя с Wi-Fi?
— Ты не приглашен в мой дом.
— Что случилось с доверием друг к другу?
— Говорит мужчина, который буквально "нянчится" со мной, потому что не доверяет мне оставаться дома.
Я также хочу, чтобы она не звонила по мобильному — люди говорят всякие ужасные вещи, — но я оставляю эту часть недосказанной. И я определенно не пытаюсь понять, почему защита чувств Дон важна для меня.
Я постукиваю себя по подбородку. — Возможно, мне следует пересмотреть свое согласие работать с тобой. Это не похоже на теплое и гостеприимное партнерство.
Она закатывает глаза. — Ты подонок.
— Ты упоминала это.
— Следуй за мной.
Дон ведет меня вверх по лестнице, ее бедра мягко покачиваются в комбинезоне. Я отвожу взгляд от ее спины и ускоряю шаг, чтобы идти рядом с ней.
Мой телефон продолжает вибрировать у меня в кармане.
Она останавливается и смотрит на меня, выгибая бровь. — Ты не собираешься отвечать на этот взвонок?
Это мог быть папа. Это мог быть Хиллс. Это могли быть репортеры или кто-то из совета директоров, требующий моей отставки. Это могла быть полиция, сообщающая мне о своих успехах в поисках Тревора, или это мог быть сам президент.
Я не знаю.
Мне все равно.
В течение следующего часа ничего из этого хаоса не существует.
Дон откровенно смотрит на меня. — Ну?
— Это не важно. — Я подхожу к ней чуть ближе. — Мне кое-что интересно. Почему ты так серьезно относишься к своей работе механика?
Она отступает. — О чем ты говоришь?
— Я увлечен своей работой, а также забочусь о твоей репутации. Тебе пришлось много работать, чтобы достичь того, чего ты сейчас добиваешься. Я это вижу. — Я надвигаюсь на нее, пока она не прижимается спиной к стене.
Она пытается убежать, и я вытягиваю руку вперед, чтобы удержать ее в клетке.
Ее карие глаза расширяются и останавливаются на мне.
— Но есть кое-что еще. — Я наклоняю свое лицо ближе к ее и чувствую, как между нами нарастает напряжение. — Какое-то отчаяние. Почему для тебя так важно, чтобы никто не пострадал? Почему ты думаешь, что это твоя ответственность, даже если ты лично не работала над машиной?
Ее взгляд устремляется в сторону, и я понимаю, что что-то заподозрил.
Я чувствую ее дыхание на своей щеке, дразнящее мою щетину.
— А как насчет тебя? — Она хмурится. — Почему ты чувствуешь необходимость брать на себя ответственность за то, в чем нет твоей вины? Почему ты одержим Stinton Group?
Ее голова вскидывается, взгляд становится грубым и прямым.
Возбуждает, манит меня ближе, заставляет кровь закипать в моих венах — особенно когда я наклоняюсь вперед и наблюдаю за ее бессознательной реакцией. Ресницы трепещут, опускаясь до полуопущенности, как будто это может скрыть ее от меня.
— Я раскрою свои секреты, если ты начнешь первым, — шепчу я.
Дон напрягается. Ее восхитительные губы сжимаются, пока не превращаются в тонкую линию. — Это не имеет значения.
— Я не согласен.
— Почему я тебе так интересна? Знакомство со мной не входит в условия контракта.
— Считай это побочным продуктом.
— Считай, что это не твое дело. — Она наталкивается на меня и поднимается по оставшейся части лестницы.
Может, она и маленькая, как мышка, но сегодня она определенно весь лев.
У меня такое чувство, что, вырвавшись из ее острых когтей, я погибну.
Так почему я все еще хочу попробовать?
Дон впускает меня в свою квартиру и сурово смотрит на меня. — Ничего не трогай. Я собираюсь переодеться в рабочую одежду.
— Рабочая одежда? — Я хмуро смотрю на нее. — Ты никуда не пойдешь.
— В свободное время я занимаюсь ремонтом своей машины. Поскольку Бет на ферме с Даррелом и Санни, это имеет значение. — Она размахивает руками. — Это объяснение вас устроило, мой господин?
Мои губы кривятся. — Можно мне немного воды?
— Я не собираюсь приносить ее тебе. — Она указывает на холодильник. — Это не отель.
Я смеюсь, когда она уходит, и оглядываю ее маленькую, но опрятную квартирку. Вот так Дон и моя племянница жили последние несколько лет. Контраст женственности и утилитарности чрезвычайно очевиден. Шторы насыщенного темно-синего цвета, но на концах есть оборки. Диван — черная кожаная кушетка без подушек, но ваза с пластиковыми цветами придает скудному убранству более мягкий оттенок.
Я подхожу ближе к рамке на подставке. На ней Дон и Элизабет, улыбающиеся в камеру. У моей племянницы светло-коричневая кожа, карие глаза и вьющиеся волосы.
Меня пронзает укол вины, когда я понимаю, что она едва не дебютировала в мире из-за меня.
— Извини за это, — бормочу я в рамку.
Мой телефон снова вибрирует.
Кто бы ни звонил, он настойчив.
Я достаю его из кармана и возмущаюсь количеством пропущенных звонков от папы. Он, должно быть, злится. Я знаю, что настраиваю себя на словесную взбучку, когда он, наконец, свяжется со мной, но я не могу беспокоиться об этом прямо сейчас.
Игнорируя звонки отца, я набираю Хиллса.
Он отвечает после первого гудка. — Макс, где ты, черт возьми? Здесь все в абсолютной панике. Правление звонило в твой офис и спрашивало о тебе. Агентство Милы Дюбуа ведет жесткую игру. Они требуют смехотворного соглашения…
— Скажи им, что мы не собираемся мириться.
— Что? — Вспышка гнева Хиллса чуть не разрывает мне барабанную перепонку.
Я отнимаю телефон от уха, морщусь и кладу обратно. — Мы собираемся починить ее машину.
— Почему? Они даже не обсуждают удаление видео, заплатим мы компенсацию или нет. Известно, что Мила преувеличивает. Они не могут позволить, чтобы эти обвинения всплыли снова.
У меня голова идет кругом. Я рассчитывал, что они снимут видео. Это становится немного сложнее.
— Почему ты вдруг задумался о ремонте машины? Это ненужный жест доброй воли, и они даже не просят об этом. — Хиллс задыхается. — Это из-за Дон?
Я снова смотрю на фотографию Дон и моей племянницы.
Ты никому не доверяешь, и это делает невозможным ответное доверие к тебе.
Сосредоточься на бизнесе, Макс.
— Только не говори мне, что именно поэтому тебя нет в офисе. Ты сейчас с ней? — Его голос снова становится раздражающе громким. — Ты с ума сошел? Stinton Group буквально разваливается на части благодаря твоему маленькому плану, а ты развлекаешься с женщиной, оказавшейся в центре этого беспорядка?
Я вздрагиваю. — Джефферсон еще не вернулся?
— Что? — На заднем плане раздается шарканье. — Да. Он только что вошел.
— У него есть список того, что мне нужно. Я буду в офисе позже.
— Позже? Во сколько позже? И что мне делать с правлением?
— Скажи им, чтобы они доверяли мне.
— Доверяли… — Он отрывисто смеется. — Они даже друг другу не доверяют. И им с самого начала была ненавистна идея о Дон как лице Stinton Auto. Ты действительно думаешь…
— Мне все равно, что они думают. Просто собери все, что мне нужно, и отправь это с Джефферсоном. — Я делаю паузу. — Кроме того, отправь нескольких парней в автомастерскую. Скажи Клинту, что им не следует давать никаких интервью и что я лично позабочусь о Дон. Вот почему я не разрешаю ей входить.
В коридоре раздаются шаги.
Приближается Дон.
Я вешаю трубку с Хиллсом и оборачиваюсь.
Мы встречаемся взглядами. Я почти дрожу, когда смотрю в ее глаза.
Слова Хиллса вертятся у меня в голове.
Что я здесь делаю? Я должен быть в Stinton Group. Я должен быть со своей командой, устраняющей ущерб.
— Ты принесла воду?
— А?
Ее взгляд падает на фотографию ее и Элизабет. Она сжимает челюсть, но никак это не комментирует. Скользя по полу, она направляется к холодильнику и открывает дверцу.
Я наблюдаю за каждым ее движением с каким-то зачарованным благоговением. Ее тело облачено в свободный выцветший комбинезон. Ее волосы собраны сзади в пучок, спереди повязана бандана. Черные кроссовки завершают образ, который на любой другой женщине выглядел бы старомодно, но на Дон у меня захватывает дух.
Она поджимает губы, когда ловит мой пристальный взгляд, и от вида ее пухлых губ у меня ломит кости.
Я хочу ее больше, чем стакан воды в ее руках.
Ее брови низко нависают над глазами, и она высовывает язык, чтобы смочить уголок рта, который никогда полностью не закрывается. Быстрое прикосновение оставляет влажный блеск.
Я чувствую, что мое самообладание рушится еще больше, когда она вздергивает подбородок, как будто мы участвуем в каком-то национальном соревновании в гляделки. Солнечный свет падает на ее темно-карие глаза и подчеркивает более светлые тона, часто скрытые тенями и яростью.
Сжалься.
Даже когда она дома и нервничает рядом со мной, она так непримирима к себе, и это потрясающе сексуально.
Это не должно выводить меня из равновесия. Я видел ее в джемперах практически на каждой встрече. И я не из тех мужчин, которым нравится, когда их женщины прячут свои изгибы под лишней тканью.
Но уже рассвело.
И я начинаю понимать, что она — исключение из всех правил.
Она водит пальцами по воде. — Ты понимаешь, насколько это жутко, да?
— Что?
— Пристальный взгляд, не моргая. — Она выглядит готовой сразиться со мной, даже продолжая соревнование без моргания. — Скажи мне. Честно. Ты инопланетянин?
Я отвожу взгляд, потому что смех вырывается из меня без моего разрешения. — Нет.
— О.
— Ты разочарована?
Она морщит нос. — Это многое объяснило бы.
— Например?
— Почему ты такой хладнокровный.
Я снова хихикаю и подхожу к ней. На этот раз она не уклоняется, не сводя с меня взгляда. Протягивая руку, я накрываю ее пальцы своими и беру чашку, отмечая, как она дрожит, когда я прикасаюсь к ней.
— Спасибо. — Я опрокидываю стакан и пытаюсь утолить жажду, которую не утолит вода. Нет, это может сделать только Дон.
И признавать это так опасно.
Она околдовала меня.
Я больше не узнаю даже собственных мыслей.
Ее ресницы трепещут, и она торопливо удаляется. — Если ты закончил, давай спустимся вниз.
Я следую за ней в гараж и наблюдаю, как она открывает ярко-красный ящик с инструментами. Когда она открывает его, верхняя часть раскрывается, открывая три гигантские полки. Внутри аккуратно разложены инструменты. Как и ведерко с леденцами на палочке.
Дон хватает леденец, засовывает его в рот и достает гаечный ключ из глубины. Она оборачивается, видит, что я смотрю на нее, и хмурится. — Я не собираюсь предлагать тебе его, но ты можешь прийти и взять его сам.
— Я в порядке. Спасибо.
Она подходит к своему грузовику и открывает капот.
Я складываю руки на груди. — Тебе это нравится? Чинить машины?
— Я бы не посвятила этому свою жизнь, если бы не любила. — Она такая маленькая, что кажется, будто капот съедает ее заживо, когда она наклоняется, чтобы посмотреть на двигатель. — Множество более высокооплачиваемых и менее опасных способов заработать деньги.
— Опасных?
— Все может случиться, когда работаешь с машиной весом в три тысячи фунтов, сделанной из металла и движущихся частей.
Я хмурюсь при мысли о том, что Дон может пострадать. Может быть, мне стоит купить ей какие-нибудь защитные перчатки…
О чем ты думаешь, Макс?
Она соскальзывает обратно на землю и вытирает руку о штаны. Вытаскивая леденец, она протягивает его мне. — Это гораздо веселее, чем жить в офисе, прикованный к письменному столу двадцать четыре часа в сутки.
— Кто тебе это сказал? Хадин? — Я качаю головой. Они с Ваней настаивают на том, чтобы объединить меня.
— Кстати, я никуда больше с тобой не пойду, если ты снова бросишь меня без объяснения причин.
Я прикрываю рот, чтобы скрыть свое веселье. — Принято к сведению.
— Ты намеренно попросил Хадина подбросить меня до дома, чтобы он мог замолвить за тебя словечко? Это было похоже на засаду. — Она подходит к своему ящику с инструментами.
Я не могу удержаться от короткого смешка. — Засада?
— Да ладно, давай. Ты не прочь заплатить кому-нибудь, чтобы тот замолвил за тебя словечко. Ты бы сделал это и многое другое.
— Никто не может заплатить Хадину за то, чтобы он делал то, чего он не хочет. Поверь мне. Его родители годами безуспешно пытались заинтересовать его компанией. — Я ухмыляюсь. — Если твое мнение обо мне улучшается, это твое личное дело.
Ее взгляд мерцает, перемещается на меня, а затем скользит прочь. Ее рот открывается, но она ничего не говорит.
Я не возражаю. Мне нравится ловить каждое ее слово, по-настоящему бездельничать в ожидании в тишине и представлять мир, где такие комфортные моменты тишины случаются чаще.
Я бы тоже не возражала против мира, где царило бы молчание, потому что ее губы делали что-то более интересное, чем просто пялились на меня.
Каково было бы ощутить, как ее восхитительный рот прокладывает себе путь к моему…
Снаружи раздается звуковой сигнал.
— Джефферсон, должно быть, здесь. — Дон потирает затылок и легкой походкой возвращается к своему грузовику.
Я выхожу из гаража, чтобы забрать свои вещи у Джефферсона, а затем привнести их обратно, туда, где Дон работает над своим грузовиком.
— Послушай, я не собираюсь убегать. — Дон хмуро смотрит на меня, когда я начинаю устраиваться в углу. — Кроме того, Даррел и Санни через несколько часов привезут Бет обратно…
Я слышу так что тебе лучше проваливать в конце этого заявления. — К тому времени я уйду.
— Тогда тебе лучше уйти прямо сейчас.
— Я приглядываю за тобой. Автомастерская закрывается, — я смотрю на часы, — через час. Расслабься. Скоро я от тебя отвяжусь.
Она закатывает глаза. — Прекрасно. Делай, что хочешь.
Я делаю.
Пока Дон возится со своей машиной, а воздух наполняет запах бензина, я печатаю электронные письма и обсуждаю стратегию со своей командой маркетинга по телефону. Она вставляет наушники, когда я начинаю слишком громко говорить, и я понижаю голос, чтобы не мешать ей говорить.
Лязг ее гаечного ключа создает что-то вроде барабанного боя для моих пальцев, порхающих по клавиатуре. Когда я снова поднимаю взгляд, небо из ярко-голубого становится темной бархатной ночью, усеянной сверкающими звездами.
Сначала мои глаза смотрят на Дон. Она сидит в своей машине со сканером на коленях и серьезным выражением лица изучает все, что появляется на экране. Время от времени она нажимает на газ, и двигатель взревывает. Всякий раз, когда это происходит, ее взгляд немного приковывается к сканеру.
Странное, прерывистое чувство возвращается, пронзая меня ножом под дых.
Она великолепна, даже когда хмурится, но она практически светится, когда занимается ремонтом автомобиля. Это невероятно.
В этот момент она поднимает глаза. Должно быть, с ее грузовиком случилось что-то хорошее, потому что она торжествующе улыбается.
Эта улыбка разрывает меня на части.
Я хочу разделить ее победу.
Я хочу обнять ее, погладить по голове и сказать, что она проделала хорошую работу — какой бы она ни была, потому что я мало что понимаю в автомобилях, кроме косметики, мощности и того, как менять шины.
Ее улыбка становится шире, когда она нажимает на газ, и машина ревет в ответ.
Почему мне кажется, что я мог бы приложить все усилия, чтобы навсегда сохранить эту улыбку на ее лице?
Я медленно вдыхаю и заставляю свои мысли вернуться к реальности.
Это та чушь, из-за которой рушатся империи. Все великие воины мира выиграли тысячи битв за свои империи, но, в конце концов, одна женщина может разрушить династию.
Я не полезу в эту кучу зыбучих песков.
Неважно, насколько прекрасна Дон.
Неважно, насколько соблазнительна ее улыбка.
Неважно, насколько сильно она заставляет меня сомневаться в моей холодной и пустой жизни.
— Да. — Она выбирается из машины. Она все еще работает, двигатель весело урчит. — Я наконец-то заставила датчики CTS переключиться на нужную температуру.
— Перевод.
Она очаровательно смеется. — Мой двигатель максимально приближен к оптимальному.
Мои губы подергиваются. — Поздравляю.
— Ух. Это было так фальшиво. — Она добродушно хихикает. — Вот почему так паршиво разговаривать с людьми, которые этого не понимают.
— Мне не нужно это понимать. Достаточно того, что ты понимаешь.
Она улыбается.
Мои губы изгибаются в ответ.
В тишине жужжит мой телефон.
Это Джефферсон спрашивает, готов ли я.
Я отвечаю ему и говорю, чтобы он отправлялся домой. Поскольку он сегодня так много работал, он может освободиться пораньше. Я поймаю такси до дома.
Дон кивает в сторону моего ноутбука. — Ты выполнил все, что было нужно?
— Более или менее.
— Я никогда не видела, чтобы кто-то печатал так быстро или проводил виртуальную встречу так, словно он действительно был там. — Она делает паузу и наклоняет голову.
— Ты наблюдала? — Я подталкиваю, вытягивая руки и вращая шеей. То, что я так долго торчал на одном месте, сковало мои мышцы.
— Тебе нравится отдавать приказы лаем.
— У меня нет времени, чтобы тратить его впустую.
— Да, нет времени на хорошие манеры. Я помню эту речь.
Я пристально смотрю на нее. — И?
— Ты получил бы гораздо лучший отклик, если бы ваши сотрудники не боялись тебя.
— Ты боишься меня, Дон? — Я стираю пространство между нами.
Она прищуривается, глядя на меня. — Как призрак в фильме ужасов. Если бы у меня было немного святой воды, я бы уже выгнала тебя.
Я смеюсь.
Ее глаза блестят, и я понимаю, что она дразнит меня.
Мне хочется схватить ее за талию, припереть к стене и завладеть этими губами так, словно завтра наступит конец света.
Она слегка улыбается.
Я опускаю взгляд на ее руки. — Ты поранилась?
— Нет. — Она поднимает испачканные пальцы. — Датчик CTS в основном состоит из проводов и…
Я беру ее за руку и осматриваю ее.
Она захлопывает рот.
Не сводя глаз с ее пальцев, я рычу: — Я уговорил людей Милы согласиться пригнать машину. — Нам пришлось удвоить сумму компенсации и отказаться от нашего требования об опровержении. Машина была наименьшей из их забот. Они готовы отдать ее нам, потому что ее все равно отправили на свалку. — Не пострадай, когда будешь чинить ее завтра.
У нее перехватывает дыхание.
Я поднимаю взгляд и смотрю ей в глаза. — Эти руки принадлежат Stinton Group.
Шокированный взгляд сменяется раздражением. Она вырывает свои пальцы из моей хватки.
Я сдерживаю смех и отступаю назад. — Держись подальше от Интернета. Скажи Элизабет, чтобы она тоже избегала социальных сетей.
— Конечно. — Она вздергивает подбородок.
Я отступаю, хотя и не хочу этого.
Я ухожу из ее гаража, хотя мне кажется, что у меня разрывается сердце.
По дороге домой я обещаю себе, что преодолею эти чувства к Дон Баннер, как только наши деловые отношения завершатся. Я продолжу помогать ей и моей племяннице со стороны, из тени, но с близкого расстояния…
— Привет, сынок. — Голос отца отрывает меня от моих мыслей, когда я переступаю порог своей квартиры.
Я замираю, моя рука на дверной ручке, а сердце сжимается где-то в горле.
Он выходит из темноты и смотрит на меня сверху вниз голубыми глазами, которые выглядят точь-в-точь как мои. — Не хочешь объяснить, почему ты избегал моих звонков?
— Папа. — Мой голос похож на карканье.
— Или, — его взгляд становится жестче, — ты можешь рассказать мне о Дон Баннер и о том секрете, который она скрывает.
Мое сердце сжимается как камень.
Папа узнал об Элизабет?
— Заходи внутрь. — Он хмуро смотрит на меня. — Нам нужно поговорить.