Дети Рыси

Глава 17

Всепроникающая боль вырвала из беспамятства Джучибера, заставив понять, что он ещё не попал в небесные чертоги Рыси-Прародительницы. В глазах стоял багровый туман, сквозь который пробивались какие-то образы. Видения наплывали друг на друга. Вот перед ним возникло лицо его старшего брата Бегтера в ханской шапке с соколиным пером. Вот он увидел своего отца, хана Хайдара, у которого почему-то были обе ноги.

Наползающая чернота беспамятства затягивала его в себя с головой, словно прожорливый омут на Челенгре. И всё снова исчезало затянутое багровым туманом. Потом наплывала новая вереница видений, и каждый раз, она заканчивалась вязкой, как болотная жижа чернотой с багровыми сполохами, куда проваливалось сознание.

Джучибер собрал все свои силы и дёрнулся, доказывая самому себе, что он ещё жив и может бороться за свою жизнь. Он ощутил, как нечто душившее будто свалилось с него, и дышать стало легче, и почувствовал, как редкие капли дождя смывали холодную липкую грязь с его лица.

Он с трудом разлепил веки. Прямо перед лицом маячила чья-то безжизненно свисавшая сверху рука с посиневшими ногтями. На животе лежала голова мертвеца, с разбитым всмятку страшным ударом булавы лицом. Казалось, что тот обнимает Джучибера за пояс. Рядом лежало ещё чьё-то холодное тело.

Джучибер сразу вспомнил всё произошедшее с ним и его товарищами. На миг ему стало тоскливо и страшно, но тяга и любовь к жизни, жившие в глубине его души задавили слабые чувства. Он попробовал пошевелиться. Под руками он ощутил густую липкую кровь, которой щедро была напитана земля. Сухой горячечный жар опалил его изнутри. Тело отозвалось на его неуклюжие потуги болью и слабостью. Казалось, что мёртвые тела, крепко прижавшие его к земле, не хотели отпускать от себя.

Джучибер хотел крикнуть, или позвать на помощь, но, вспомнив о табгарах, подавил в себе крик, с усилием стиснув зубы. Напрягая слух, он вслушивался в окружающие его звуки. Тишину нарушали лишь редкие равномерные удары капель дождя, да шелест листвы. Ни людских голосов, ни ржания лошадей не было слышно.

Превозмогая боль и слабость, он упёрся локтями в землю, и попытался вытащить ноги из-под навалившегося на него трупа. Усилие вызвало в голове такую режущую острую боль, что он надолго застыл без движения, опасаясь снова впасть в забытье. Ноги слегка поддались, и он постепенно, соразмеряя с усилиями каждое своё движение, начал выбираться из-под мертвецов.

Редкий дождь прекратился и пробившийся из-за туч луч закатного солнца пал на замызганное грязью и кровью лицо Джучибера. Когда он выбрался из-под трупов, то долго лежал с закрытыми глазами. Его сердце глухо колотилось, губы спеклись от внутреннего жара, а язык распух. Он осторожно повернул голову и ощупал её. Пальцы коснулись волос, слипшихся от крови. Когда он чуть нажал на затылок, то всё его тело до самых ступней ног пронзила жестокая боль.

Подождав, когда она пройдёт, он медленно приподнялся и сел. Вороны и другие стервятники, прервав своё пиршество, сердито закричали, захлопали крыльями. Несколько птиц взлетели и стали кружиться над полем смерти. Их тени проносились, словно души мертвецов, которые были раскиданы по притоптанной траве, наваленные бесформенными кучами.

Хватаясь руками за трупы, Джучибер медленно поднялся на ноги. К его удивлению, стоять ему было не так уж и трудно. Он попробовал идти, осторожно передвигая то одну, то другую ногу, и стараясь не делать резких движений. Раскачиваясь, словно пьяный, он шёл по лужам загустевшей крови, с трудом переступая через трупы. Джучибер часто останавливался, прислушивался, вглядываясь в застывшие лица погибших, с надеждой, что может быть, ещё кто-то остался жив. Но вокруг него были только мёртвые тела людей и неподвижные туши коней.

Джучибер неторопливо оглядел себя. Халат был весь пропитан кровью, а кожаный куяк одетый поверх него был изрублен во многих местах. Вместе с кровью на него налипли большие комья грязи. Джучибер скинул доспех и повёл плечами, чувствуя облегчение. Одна из пряжек боевого пояса была погнута ударом лошадиного копыта. Ножны, подвешенные к нему, были пусты. Клинок, наверное, лежит где-то под мертвецами. Надо бы достать его, но сейчас, у него на это не хватит сил.

Боевой пояс с ножнами давил своей тяжестью и Джучибер отстегнул его. Потом он начал переворачивать трупы, чтобы добраться до своего оружия. Достав клинок, он, опираясь на него, сделал несколько неуверенных шагов и уселся на труп лошади. Рядом с ней лежал тот табгар с разбитым ударом булавы лицом.

Джучибер вспомнил об отцовском обереге из льдистого серебра, висящем у него на груди. Пошарив рукой за пазухой, он достал его и приложил к голове. Прикосновение холодного металла на какое-то мгновение уняло боль. Мутная дымка, застилающая глаза, рассеялась. Из-за чего-то вдруг вспомнилось обещание, данное им умирающему отцу. Он должен сохранить единство улуса и довершить начатое его старшим братом. Мысли о том, что он рано или поздно всё-таки будет ханом коттеров, что он нужен своим людям, подстегнула его волю.

Неверными трясущимися руками Джучибер снял с убитого табгара его пояс и закрепил палаш за спиной. Приспособив обломок копья в качестве костыля, он побрёл в сторону озерка. Джучиберу казалось, что ему только стоит напиться воды, и к нему возвратятся все силы, боль уймётся, и голова снова станет свежей и лёгкой.

Он шёл, ощущая давящую тяжесть палаша за спиной, медленно переставляя ноги. Жажда становилась всё более нестерпимой, и ни о чём другом, он не мог думать, кроме как о воде. Прохладной чистой воде, текущей с сопок среди камней. Его посетила глупая мысль – зачем так много воды утекает напрасно.

Ноги отказывались держать его. Тогда он встал на колени и медленно пополз к воде. Наконец, Джучибер добрался до озерка. Он лёг грудью на грязный, испещрённый крестиками птичьих следов бережок и окунул лицо в мутную воду. Она оказалась солоноватой на вкус. Сделав несколько глотков, Джучибер сплюнул. Пить захотелось ещё больше.

Он приподнялся, и у него сильно закружилась голова. Не будь у него обломка копья, заменявшего ему костыль, он бы упал. Страшным усилием воли он справился с собой и двинулся дальше. Перед ним один за другим вставали гребни степных увалов, поросшие ковылём. Самый малый подъём давался Джучиберу с великим трудом, но он знал, что должен идти. Ноги скользили по траве, он всё чаще спотыкался и падал, и всё дольше приникал к тёплой земле.

Солнце закатилось, из лощин потекли сумерки, заключая в свои объятья степь. Взобравшись на очередной гребень, Джучибер зацепился ногой о лежащий на его пути камень. Он упал лицом вниз и не смог подняться. Уставшее бороться тело просто отказалось повиноваться. Его последней мыслью была мысль о смерти, как об избавлении от мук, которые несла с собой жизнь.

Ночная прохлада вернула его к жизни. В седых порослях харганы шуршал ночной ветер. Недалеко от него пролаял корсак, крякнув и хлопнув крыльями, поднялся в небо селезень. Протянув руку, он нащупал обломок копья, который заменял ему костыль, поднялся и побрёл на утиный кряк.

Джучибер прошёл совсем немного, и перед ним, в свете луны серебристо блеснула излучина небольшой речки. Свет звёзд отражался на ряби воды. Он ползком спустился по отлогому берегу. Большими, жадными глотками пил чистую воду, остужая внутренний жар. Потом он растянулся на влажном песке и почти сразу же заснул.

Утром проснулся от охватившего его озноба. Едва сумел подняться на ноги. Голова кружилась, а руки и ноги дрожали противной дрожью. Живот свело от внезапно появившегося чувства голода. Встав на колени, он пробовал жевать траву, но она была сухой и жёсткой, словно грива боевого дахирана.

В голове предательски мелькнула лукавая мыслишка, что ему, как и всем не уйти от смерти, и что ему лучше бы уж умереть, там, рядом со своими воинами, чем вот так медленно издыхать от слабости и бессилия. Но, продолжая думать об этом, он всё же выбрался на берег и побрёл вниз по течению. Обогнув заросли тальника, он вышел на тропу, пробитую зверьём вдоль берега, и остановился.

На земле были видны чёткие отпечатки конских копыт. Там, где есть кони, то, значит, есть люди. Джучибер медленно пошёл по следу. За низким увалом на широкой луговине он увидел пасущуюся лошадь. Она медленно передвигалась, неторопливо перебирая ногами, пощипывая сочную траву возле берега.

Он огляделся, людей возле неё не было. Видимо она отбилась от табуна. Отстегнув ножны, Джучибер снял с себя ремень, сделал петлю и пошатываясь направился к лошади. Это была старая, но видимо сохранившая былую прыть, кобылица. Учуяв его, она подняла голову, посмотрела своими влажными глазами, и не спеша, пошла прочь. Джучибер медленно ковылял за нею, пока не выбился из сил.

Упав, он немного полежал, и, отдохнув, снова двинулся к лошади. Кобылица понемногу привыкала к нему, подпуская его всё ближе, но в руки не давалась. Наконец, словно сжалившись над ним, лошадь подпустила его к себе.

Ослабев от усилий, Джучибер приник к живому тёплому боку кобылицы. Держась за жёсткую гриву, он слушал, как она дышит, и как стучит её сердце. Это была жизнь, говорившая, что нужно жить несмотря ни на что. Кобыла вздохнула так, словно была человеком и, обернув свою крупную голову, поглядела на него.

Он разулся и сплёл из шнуровки сапог уздечку и взобрался на спину лошади. Уж теперь-то он не умрёт. Конечно, он в любой момент может нарваться на табгаров – слабый и обессиленный он будет лёгкой добычей. Но сейчас, его куда больше волновал вопрос о том, где можно раздобыть еды, поскольку вот уже третий день у него не было ни крошки во рту. Джучибер решил ехать на полдень, рассудив, что табгары меньше всего будут искать его там. Путь на полночь или на закат был для него отрезан.

С одной стороны, уезжать от речки было безрассудством, что могло стоить ему жизни. Но с другой. Где как не у воды он может встретить людей, а люди здесь принадлежали только к одному племени – табгарам. Он решительно ударил кобылу пятками в бок, направляя её прочь от речки.

Довольно широкая каменистая гоби, лежащая перед ним, давала ему возможность не оставить следов. Даже сейчас, израненный и ослабевший от голода, Джучибер не боялся пустыни. Детство и отрочество, проведённые им в лишениях и скитаниях закалили его.

Солнце постепенно клонилось к закату. Сумерки наступали здесь очень быстро. Ночь проглатывала последний солнечный луч и тут же закрывала необъятные просторы степи тьмой, щедро рассыпая на небе пригоршни сверкающих звёзд. Земля быстро отдавала тепло, и с наступлением ночи приходил холод.

Осмотрев окрестности, Джучибер остановил коня и спешился у сухих кустиков эфедры. Сиреневые тени сменялись тёмно-серыми. Несмотря на то, что ночью наступал холод, он не стал разводить костра. К тому же он боялся, что вид огня снова напомнит ему о еде. В конце концов, воин должен уметь переносить голод, холод и другие трудности своего существования, иначе его жизнь не стоит и рваной собачьей шкуры. С мыслью об этом Джучибер завернулся в свой халат и улёгся спать на голой земле.

Он проснулся на рассвете. Его изорванный халат был влажным от выпавшей за ночь росы. Жажда подняла Джучибера на ноги. Найдя плоский камень, он принялся слизывать с него выступившую росу, но это не принесло ему облегчения. Он понимал, что ему нельзя здесь надолго задерживаться. Нужно найти воду и пищу. Недолго раздумывая, Джучибер затянул пояс на халате и с трудом поднялся в седло. Конь лишь покосился большим чёрным глазом на своего седока, когда тот, шатаясь, подобрал поводья.

Кобыла шла, выбирая путь больше самостоятельно чем, полагаясь на своего измученного седока. Джучибер лишь изредка приподнимал голову, окидывая мутным взглядом окружающее его пространство, и снова обессилено склонял лицо к жёсткой лошадиной гриве. Испытывая жажду не меньшую чем человек, она отыскала небольшую, местами почти совсем обмелевшую, речушку, укрытую невысокими скалистыми сопками от иссушающих лучей солнца.

Прозрачная холодная вода оживила и лошадь, и человека. Напившись, Джучибер попытался оглядеться вокруг. Сначала он подумал, что он сделал крюк и вернулся обратно. При его состоянии это было неудивительно, но потом понял, что это не так.

Некоторое время Джучибер ехал вдоль извилистого берега, покрытого низким чахлым кустарником. За одним из поворотов, где росло несколько ив, он обнаружил на речке небольшой омут. Пошарив в одном из кармашков пояса, Джучибер нашёл запасную тетиву для лука, из которой решил сделать лесу для ловли рыбы.

Присев на корточки, он привязал к самодельной леске небольшой голыш, который должен был послужить грузилом. В качестве наживки Джучибер нанизал жухлый лист. Затем, раскрутив леску над головой, Джучибер забросил конец в воду. Утяжелённый крючок плюхнулся почти на самой середине речки, потянув за собой остальную леску. Джучибер, борясь с головокружением, стал медленно выбирать лесу, наматывая её на локоть и подтягивая крючок к берегу.

Его ждало разочарование – крючок вернулся пустым. В волнении Джучибер повторил бросок. На этот раз он выбрал лишь несколько локтей, когда леса резко и туго натянулась. Круговым движением он захлестнул леску петлёй вокруг кисти руки. Натянутая словно тетива боевого лука леска начала дёргаться так сильно, что врезалась в руку. Собравшись силами, он медленно и осторожно стал подтягивать лесу к берегу.

У самой поверхности воды что-то забурлило и заходило кругами, и Джучибер успел заметить промелькнувшую зеленоватую спину большой щуки. У него перехватило дыхание, а в глазах засверкал огонёк возбуждения, которое заставило его на время забыть о ранах и голоде. Вытащенная из глубины на мелководье рыба стремительно бросалась из стороны в сторону и, сильно дёрнув лесу, чуть не сбила Джучибера с ног. Опасаясь, что несмотря на всю её крепость, тетива может лопнуть, он перестал тянуть. Джучибер обвязал лесу вокруг ствола ивы, растущей на берегу, а затем, прыгнул или вернее, скатился в речку.

Он плюхнулся в воду рядом со щукой, которая яростно заметалась по сторонам, взбивая хвостом целые каскады брызг. Леса гудела от напряжения и, наконец, внезапно лопнула, но он был уже готов к этому. Обе руки Джучибера уже крепко вцепились в жабры рыбы.

Метавшаяся щука опрокинула ослабевшего от голода и ран человека на спину, но тот продолжал висеть на ней, лишь ещё крепче вцепившись за жабры. Джучибер старался вытащить свою добычу на мелкое место. Внезапно его правая рука сорвалась и выпустила рыбу.

Отчаяние бросило Джучибера вперед, и хвост рыбы больно ударил его по лицу. Но он отреагировал с молниеносной быстротой, которая была заложена Прародительницей в любом коттере. Он словно кот мёртвой хваткой вцепился зубами в хвост рыбы и повис на нём, всё крепче сжимая челюсти.

Некоторое время спустя промокший и дрожащий от холода и возбуждения Джучибер выволок свою добычу на мелководье. Пошарив вокруг себя свободной рукой, он нащупал увесистый речной голыш и двумя, казавшимися ему сильными, ударами завершил борьбу. Затем, он вытянул щуку на берег и только тогда смог чуть передохнуть.

Джучибер, окрылённый успехом, с трудом подтащил добычу к кустам, где можно было развести костёр. Он был так доволен своей победой, что совсем забыл о своих ранах. Ему удалось собрать несколько сухих веток, чтобы разжечь костёр. Но сделать это он так и не смог, ибо силы, потраченные им на борьбу с рыбой, оставили его. Некоторое время он беспомощно лежал на песке, глядя на выпученные белёсые глаза щуки. Всё, что ему удалось,– так это отрезать несколько кусков сырой рыбы и прожевать их, прежде чем слабость вновь одолела его.

Хриплое карканье и крик чаек вырвали Джучибера из забытья. Несколько птиц громко кричали и дрались возле добытой им щуки, которая была уже наполовину расклёвана. Увидев, что он пошевелился, они отскочили в сторону.

Джучибер отмахнул ножом пару небольших кусков рыбьего мяса и, преодолевая отвращение, принялся жевать. Ведь каждый съеденный им кусок означал не только жизнь, но и возвращение сил. А силы ему ещё понадобятся, ибо сейчас ему впервые пришли на ум мысли о мести. Он выживет назло Темябеку и тем, кто купил его голову. Да и не только выживет, но вернётся и отомстит.