Дети Рыси

Глава 6

Всадником, что накануне ехал следом за возвращавшимися в Баргу Джучибером и его воинами, была Нейва. Хотя девушка и погоняла коня, но она не стремилась нагнать их. Мало того, что он не захотел встретиться с ней, так ещё и уехал не попрощавшись. Злые слёзы обиды так и просились наружу, но Нейва отирала лицо рукавом халата, и они отступали.

Ну почему он так поступил? Неужели на свете есть кто-то, кто любит его больше, чем она. Мысль о том, что у него могла быть другая женщина, опалила её изнутри. Пальцы невольно сжались в кулаки. Конечно, рано или поздно она разузнает, кто её соперница и пошлёт ей вызов на поединок. А если та тварь откажется, то она просто её убьёт!

Девушка поехала шагом, обдумывая свои дальнейшие действия. Для начала надо кого-нибудь послать к Джучиберу, чтобы всё разузнать. Нейва принялась мысленно перебирать имена подруг и знакомых, которые могли бы ей помочь и при этом держали бы язык за зубами. Но вскоре она поняла, что никто из них ей не подходит. Впрочем, была ещё одна возможность. Обдумав, Нейва решила заглянуть к одной из своих подруг – Сэчэнэ. Та была дочерью старшего табунщика, служившего у нойона Арведа.

От всех остальных знакомых Нейве девушек, Сэчэнэ отличалась доверчивым бесхитростным нравом и редкостным добросердечием. Некоторые считали её недалёкой, но Нейва знала это было не так. Она почти никогда ни с кем не ссорилась и не ругалась, за исключением дочери кравчего нойона Суджука – Олгузы. Но та сама кого хочешь, достанет.

Нейва невольно улыбнулась, вспомнив, как на последней вечеринке ей пришлось «остудить» Олгузу, вылив той на голову бадью холодной воды.

Она миновала проход в невысоком валу, опоясывающем станицу, и направилась к куреню нойона Арведа, где среди прочих стояла юрта отца Сэчэнэ. Нейва застала подругу у коновязи. Та стояла возле кобылы и, оглаживая гнедой бок, рассматривала спину лошади.

– Здравствуй Сэчэнэ.

– О-о! Нейва! – лицо подруги расплылось в сияющей улыбке.– Каким ветром тебя занесло к нам? Давай заходи в юрту. У меня ещё осталось немного кислого дуга.

– Я вот ехала мимо и решила заглянуть к тебе. Как здоровье твоего почтенного отца? Как остальные? – Нейва слезла с седла и подошла к подруге.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась она.

– Да вот, лечу.– Сэчэнэ показала на лошадь.– Вчера Бури плохо её заседлал и всю спину бедняжке стёр. Вернётся отец, расскажу ему. Пусть отправит непутёвого овец пасти.

Нейва поняла, что речь идёт о младшем брате Сэчэнэ. Она сочувственно покивала подруге, продолжавшей ругать неудачного наездника. Та, положив на израненную спину лошади тряпицу с пахучей целебной мазью, быстро закончила с лечением, и ласково погладив кобылу, повела Нейву в юрту.

Сейчас там никого не было, за исключением бабушки Сэчэнэ, которая была совсем глухая от старости и почти не покидала свой угол. Там же лежала тощая полосатая кошка с четырьмя маленькими котятами, которых та старательно вылизывала. Отец Сэчэнэ, вместе с двумя десятками других табунщиков Арведа, уехал осматривать новые пастбища, а мать ушла помогать женщинам делать сыры для нойона. Достав бурдюк с кислым дугом, обе девушки уселись у очага, обсуждая похороны хана и последние новости. Сэчэнэ без умолку щебетала о том, о сём.

– Твой отец тоже ходил бить разбойников Пайкана? – спросила она.

Нейва кивнула. Она уже знала, как и про что будет говорить с подругой. Знала, чем раззадорить Сэчэнэ. Будучи дочерью старшего табунщика, та очень любила лошадей и понимала в них толк.

– Слыхала, какого скакуна добыл себе нойон Джучибер? Конь-огонь! Хоть ты и дочь самого атагчи нойона Арведа, а такого жеребца не видала.

– Да ну-у!? Неужели он лучше Кентау?

Нейва принялась расписывать стать и достоинства коня не жалея красок. Правда при этом она перечислила все приметы скакуна, на котором ездил сам Джучибер. Нейва видела, как у подруги разгорелись глаза.

– Говорят, завтра его отгонят в один из племенных табунов,– продолжила она, как ни в чём не бывало.– Далеко в степь. Чуть ли к самым кочевьям чинкинов.

– Э-эх! Посмотреть бы. Хоть одним глазком.

– А чего сидим? Пойдем, посмотрим.

– И, правда. Пойдём,– согласилась подруга. Она легко вскочила на ноги.

Когда уже вышли из юрты, Нейва внезапно остановилась.

– Ойе-е! Какая же я глупая! – воскликнула она.

– Что случилось? – обернулась к ней Сэчэнэ.

– Тьфу, дырявая моя голова. Я совсем, совсем забыла! Отец велел заехать к шорнику Бадаю узнать, не готовы ли новые сёдла. Прости Сэчэнэ, я хочу, но не могу пойти с тобой. Что поделаешь – отцовский наказ!

Нейва развела руками, всем своим видом выказывая огорчение.

– Тогда, может быть, я тебя подожду? Или давай пойдём вместе к Бадаю.

– Нет. Не надо. Ты ступай в ханский курень, посмотри на жеребца, а потом приходи на наше место на берегу. Я как закончу смотреть сёдла туда приеду. А ты мне всё про него расскажешь. Хорошо.

– Хорошо,– согласилась Сэчэнэ.

Подруга ушла, а Нейва пустив своего коня шагом, обдумывала, что ей делать дальше. Если Сэчэнэ не увидит скакуна Джучибера, то тогда в курене его нет. Значит, он её обманул, сказав, что будет собираться и завтра уезжает за Илану смотреть племенные табуны. А если есть?

Ей пришлось сделать крюк, проехав рядом с юртой шорника Бадая. Затем девушка направилась к реке. Она целый час дожидалась Сэчэнэ на небольшой, окаймлённой кустами ракитника полянке.

– Ну, что? Расскажи, ты видела нового дахирана?

– Нет,– подруга грустно мотнула головой.– Такого коня как ты сказывала, там не было. Наверное, уже отправили в табун. Там орхаи приехали. У одного, такой хороший буланко. Стоящий конёк. Мне бы такого…

Всё ясно. Джучибера в курене не было. Уйдя в себя, Нейва не слышала слов подруги, которая продолжала о чём-то говорить.

– Эй, что с тобой? – Сэчэнэ осторожно дёрнула её за рукав халата.– Почему ты плачешь?

Нейва даже не ощутила, как из глаз потекли слёзы. Слёзы горечи и разочарования. Она очнулась от прикосновения Сэчэнэ, молча повернулась и единым махом взлетела в седло. Рванув поводья, Нейва с места бросила коня в скачку. Растерянная Сэчэнэ в недоумении осталась стоять посреди полянки.

Скачка немного успокоила Нейву. Бьющий в лицо ветер высушил слёзы. В груди застыл тяжёлый ком. Постепенно на смену горькой обиде пришла злая ярость. Мысли в голове путались. Она толком даже не знала на кого злиться – на Джучибера или на себя саму. Лицо девушки раскраснелось от прилившей крови. Костяшки пальцев побелели от напряжения, с которым она сжимала черен витой плети.

Нейва не знала на ком сорвать накопившуюся внутри злость. Попадись ей сейчас хоть один из тех зубоскалов, что потешались над ней в Барге, она бы измордовала его в кровь, руки-ноги переломала. Она и не заметила, как оказалась на речном берегу. Ближе к ней находились юрты куреня оружейника Тугбира, за которыми стояли кузницы Чулуна. Оттуда доносилось уханье тяжёлого молота, перемежавшееся со звонким перестуком молоточков.

У самой воды, где была небольшая каменистая отмель, прямо перед собой Нейва увидела человека. Он тесал бревно – здоровенный ствол тугрской лиственницы, неведомо как оказавшийся здесь.

Девушка узнала его. Это был работник по прозвищу Ревун, родом из белояров, что живут далеко на закате. Однажды один из маверганских радхонов, промышлявших работорговлей, вместо того чтобы прямиком идти в Ченжер, сдуру решил ещё подкупить партию «товара» не где-нибудь, а в самой Арк-Орде, куда и привёл свой караван. Орхай-менгулы сначала даже растерялись и поразевали рты от такой дерзости.

Впрочем, это длилось не долго. Простым караванщикам и охране оказали милость – они умерли быстро и без лишних мучений, чего нельзя сказать об их хозяине, которого забили в колодку и оставили подыхать на вершине ближайшего холма. Это что касалось работорговцев, а вот как поступить с живым товаром орхай-менгулы не знали. Ведь это не были обычные пленники, захваченные в бою. Наконец, хан Бохорул решил отпустить их на все четыре стороны.

Однако бывшим рабам идти было некуда. Вряд ли кто из них смог бы преодолеть степи и пустыни без коней и припаса. К тому же помимо безводья и диких зверей путников подстерегала ещё одна опасность – ну, как нарвёшься на лихих людей? Тогда опять колодка или рабский ошейник.

Покинуть кочевья орхаев решились лишь самые отчаянные. Большинство же осталось у орхай-менгулов, в качестве работников и пастухов. Часть из них лелеяла надежду со временем вернуться с попутным караваном на родину, а остальные решили жить среди степняков.

Ревун был одним из тех, кого радхон вел на продажу в Империю Феникса. Оказавшись на свободе, он пошёл в работники к одному из зажиточных орхай-менгулов, семья которого кочевала в верховьях Иланы у Хангарских гор. Впрочем, ему не пришлось пасти овец. Вместе с несколькими другими работниками белояр вязал плоты, для добытой в горах руды, что отправляли из Хорола в Баргу. Как-то раз он попался на глаза Чулуну, который, прельстившись статью и умением Ревуна, выкупил его у хозяина.

Сейчас Ревун был занят тем, что тесал лес для новой кузни Чулуна. Он сидел верхом на бревне, равномерно махая секирой, обрубая толстые сучья и часть ствола. Могучие мышцы Ревуна вздымались и опадали при каждом взмахе тяжёлой секиры. Из-под её блестящего лезвия вылетали белые щепки.

– Эй, ты! – Нейва осадила своего коня в двух шагах от могучего белояра. Ревун обернул к девушке своё лицо. Из-под копны светло-русых волос на неё глянули серые, цвета осенних облаков глаза.

– Здравствуй, хатун,– поздоровался он, оглядывая незнакомую всадницу. Ишь, какая здоровая. Конь под ней аж проседает.

– Бросай свой топор и иди сюда! – резко приказала девушка.

Но Ревун даже не пошевелился, только прищурил глаза. Он не торопился повиноваться. Будь это хоть ханская дочь, а его голове есть хозяин.

– Ты, что не понял!?

– Зачем это? – поинтересовался Ревун. Только теперь он заметил, что наездницу колотит от бешенства. Жеребец под ней хрипел и плясал, перебирая ногами, удерживаемый на месте крепкой рукой. Тю-ю, дурная, того и гляди коню губы порвёт.

– Драться будем! – прокричала девица.

Услышав её слова, Ревун заколебался и даже немного оробел. Точно дурная. С ума спала. Надо будет пойти покликать кого-нито из куреня, а то, как бы чего нехорошего не случилось. Кто знает, что у неё на уме? А пока он решил не делать резких движений. Неподвижность белояра разъярила Нейву до крайности. Тёмно-красная пелена бешенства застила глаза.

– Не-ет! Ты будешь драться! – с этими словами она хлестнула плетью прямо по лицу белояра. Тот шатнулся от удара. Багровый рубец пролёг поперёк лица, набух, наливаясь кровью, и рдяные капли потекли, оседая в усах и бороде пшеничного цвета.

Вид крови отрезвил Нейву, и на какое-то мгновение она устыдилась своего поступка. Она ударила холопа! То есть человека, что не может постоять за себя, чьё положение воинский обычай коттеров приравнивал к ребёнку или больному старцу.

Ревун медленно слез с бревна. Секира выскользнула из его ладоней. Нейва словно во сне следила за его неторопливыми движениями. От осознания совершённого, у неё захолонуло в сердце, но она отчаянно тряхнула головой, сбрасывая шапку. В следующее мгновение неведомая могучая сила вынесла девушку из седла.

Нейва почувствовала, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Она попыталась сопротивляться, но её ещё сильнее стиснуло с двух сторон. Затем холодная вода накрыла её с головой. Она отчаянно извивалась, когда жидкость проникла в рот, залила нос и уши. Внезапно вода ушла, и она принялась жадно глотать воздух, но в следующее мгновение снова оказалась в воде.

Ревун опускал отчаянно сопротивляющуюся девицу под воду раз за разом. Он окунал её с головой и прекратил это занятие только, когда та совсем перестала трепыхаться. Тогда он, ухватив её за подмышки, вытащил бесчувственное тело на берег. Могучий белояр тяжело дышал, поглядывая на неподвижно распростёртое тело. Надо же какая здоровая, а он уж боялся, что не сдюжит.

Ревун взял верёвку, предназначенную для вязания нарубленных сучьев, и принялся связывать лежащую в беспамятстве девицу. Потом поймал жеребца Нейвы и взвалил тело поперёк седла. Затем взяв коня за поводья, повёл его в курень.

Первым его увидал один из молодых подмастерьев. У отрока округлились глаза, когда он увидел Ревуна в мокрой, перепачканной кровью одежде, ведущего на поводу коня с распростёртым поперёк седла телом. На его изумлённый возглас из кузницы выглянул один из молотобойцев, а затем показался и сам Чулун.

– Кто это тебя так? – спросил хозяин, показав на страшный рубец, пересекавший лицо Ревуна.

– Вота,– сказал он, бросая повод. Кровь запеклась, и слова давались белояру с трудом.– Девка бешенная. Ни с того ни сего на меня набросилась. Еле скрутил.

– Это же Нейва. Дочь тысяцкого Есен-Бугэ,– узнал связанную один из старших подмастерьев.

– Что с ней?

– Ничего. Яз её в речку немного окунул, чтобы в себя пришла.

Чулун нахмурился, махнул рукой, и двое его людей сняли девушку и принялись распутывать верёвку. Потом они осторожно подняли тело и отнесли в юрту к женщинам. Между тем мастер подошёл к Ревуну и стал оглядывать его рану.

– Дело серьёзное. Надо бы за знахарем послать али за кем-нибудь из шаманов. Ну-ка, пойдём.

Хозяин отвёл Ревуна в тень под один из навесов и усадил на чурбак. Он взял лежащий тут же бурдюк, из которого кузнецы утоляли жажду, и поднёс устье к губам белояра.

– Пей, давай,– велел он.

Ревун с трудом несколько раз глотнул кислого дуга. У него поднялся жар и начало немного лихорадить.

– Может, ты ей что-нибудь обидное сказал? Или сделал чего? Смотри – она дочь тысяцкого.

– Ничего яз ей не делал,– мотнул головой Ревун.– Тесал бревно, как ты велел. А тут, откуда не возьмись эта девка скачет. Не токмо меня, коня-то своего совсем изувечила.

Чулун посмотрел на одного из подмастерьев. Тот отошёл в сторону, потом вернулся и кивнул головой. Что же, белояр, кажется, говорил правду. Но всё же он холоп, посмевший поднять руку на вольного человека. Ладно, если бы это был кто-то из мужчин. Так ведь женщина, да к тому же дочь самого Есен-Бугэ. Как теперь поведёт себя воевода Дунгара? По закону он мог потребовать головы Ревуна, а кузнецу не хотелось ссориться с ним. Э-эх, был бы жив Хайдар! Можно было пойти бы к хану и всё рассказать.

– Секира, секира моя там осталась,– бормотал Ревун.

– Поди-ка уложи его возле юрты,– велел Чулун подмастерью, а сам пошёл к женщинам узнать, не опамятовала ли Нейва.

Нейва очнулась от осторожного прикосновения. Чья-то ладонь ласково гладила её по голове, а женский голос, что-то тихо шептал. Потом она услышала шорох одежды. Женщина, сидевшая рядом с ней, встала и ушла. И тогда Нейва открыла глаза. Было темно. Она лежала в чьей-то юрте, укрытая до самой шеи мягким пуховым одеялом. Из-за полога, отделяющего спальное место, доносились голоса.

– Девочка спит,– услышала Нейва женский голос.– Как она?

– Да с ней-то всё в порядке,– произнёс низкий мужской бас.– Цела, целёхонька, токмо обеспамятовала. Так бывает, когда воина или воительницу охватывает священная ярость. А вот работнику твоему придётся один день, а то и все целых два полежать на кошме. Мясо до кости просекла.

– Я послал за её отцом,– сказал другой мужской голос.– Как ты думаешь, мудрый Иргиз, может послать кого-нибудь в святилище за кудесниками?

– Не надо,– ответил обладатель низкого баса.– Я хоть и не старший шаман, но скажу тебе сразу – бесы здесь не причём. Вот если бы девчонка была одержима, тогда дело другое.

– Что ж она так-то на людей бросается? Так ведь и убить можно.

– Не знаю. Мой тебе совет: пусть Есен-Бугэ сам разбирается со своей дочерью.

Нейва тут же вспомнила всё, что произошло накануне. Она закусила губу и, натянув на лицо одеяло, затряслась в рыданиях. Только хозяйская кошка, улёгшаяся рядом с ней на подушку, стала единственным безмолвным свидетелем её слёз.