Дети Рыси

Глава 3

Горячий круг солнца начинал медленно клониться к закату, когда двое караульных, оставленные следить за одним из двух куреней Далха-Кота, заметили одинокого вёршника, спешившего в сторону Барги.

– Смотри-ка, идёт намётом. Не похоже, чтобы это был гонец. Видать, торопится на ханские похороны…– указал один из караульных на всадника, чей силуэт скрылся за очередным гребнем степного увала.

– Да-а. Что-то он припозднился,– откликнулся другой, помоложе.– Почитай, всё прошло без него…

Горькие слёзы бессильной ярости текли из глаз молодого пастуха Тохты. Набегавшие порывы встречного ветра били в лицо, размазывая их по щекам. Кобылица скакала из последних сил, но он беспрестанно подгонял её концом повода. До Барги оставалось совсем немного, когда она пала и пастух вылетел из седла. Перекувырнувшись через голову, Тохта вскочил на ноги, и, спотыкаясь, добрёл до павшей лошади и непослушными от усталости руками стал подымать голову кобылицы. Спёкшиеся губы пытались шептать нежные слова, которые он говорил ей, когда она была ещё маленьким беспомощным жеребёнком.

Влажный, лиловый глаз лошади угасал, подёргиваясь мутной дымкой смертного забвения. При виде этого, из груди Тохты к горлу, перехватывая дыхание, подкатил тугой ком. Сердце пастуха билось тяжёлыми толчками, виски сдавило непонятной силой. Голова пошла кругом, и Тохта совсем обессилев, грузно осел на землю рядом с павшей лошадью. Вцепившись руками в умятую копытами траву, молодой пастух завыл, как воет собака, почуявшая близость своей смерти.

Из бессильного оцепенения, охватившего Тохту, вырвал грубый толчок. Чья-то рука сильно встряхнула его, рванув за ворот халата.

– Эй, ты кто такой? – раздался над ухом хриплый голос.– Чего вопишь, немытая рожа?

Подняв залитые слёзами глаза, Тохта разглядел двух всадников, затянутых в ременные куяки. На головах воинов были клёпаные железные шлемы, увенчанные конскими хвостами. Один из них, перегибаясь через луку седла, цепко ухватил его за ворот старого в дырах халата. Под обоими всадниками были боевые жеребцы-дахираны в коярах и оголовьях[1]. Лошадиные морды, обнюхивая незнакомца, придвинулись к Тохте, обдавая лицо влажным горячим дыханием, норовя ухватить клыками рукав халата.

– Вроде бы взрослый парень, а скулишь на всю степь словно побитый щенок! – презрительно произнёс молодой воин, державший пику наперевес. Второй, с вислыми седыми усами, который держал Тохту, молча разглядывал пастуха. Тохта поднял лицо к обоим воинам, посмотрел на них, и заплакал навзрыд.

– Подожди-ка,– произнёс всадник, державший пастуха за воротник.– Тут что-то не то. Давай-ка, парень, шагай в курень,– приказал он Тохте.– А ты, Калган, скачи к Содохаю. Скажи, что вестник прискакал…

Молодой воин изумлённо посмотрел на своего напарника, но ничего не сказал. Хлестнув плетью коня, он поскакал к Барге, туда, где жарко догорал погребальный костёр хана Хайдара.

Содохай был на похоронах хана вместе со всеми. Молодой багатур хмуро выслушал посланца и пошёл к коноводам. Отец предупредил, чтобы он держал ухо востро, и рассказ караульного о странном гонце насторожил его. Потому-то сын Мутулгана поспешил в курень Барунар, главой которого был его отец.

Обычно наполненный воинами и другими людьми курень встретил его непривычной тишиной.

– Ну, что тут у вас? – Содохай спрыгнул с седла на землю возле небольшой кучки воинов, окружившей человека без шапки, в старом заплатанном халате. Вместо ответа пожилой воин подвёл к Содохаю Тохту.

Запинаясь, пастух начал рассказывать о случившейся беде. Бесауды во главе со своим нойоном Пайканом налетели на табуны, один из которых был племенным. Часть табунщиков они порубили и разграбили курень. Маленький аил табунщика Хадасана – отца Тохты, что отвечал за племенных жеребцов, кочевал неподалёку. Бесаудам показалось мало захваченных коней, и они угнали последних овец у семьи Тохты. Старый Хадасан пытался было усовестить нойона, но тот зарубил старика палашом. Нукёры Пайкана гнались за Тохтой, но он ушёл от грабителей на единственной лошади, напоследок увидев, как пылает подожженная юрта. Старая мать и двое маленьких братьев с сестрой спрятались в зарослях ракитника.

Выслушав сбивчивый рассказ молодого пастуха, Содохай птицей взлетел в седло и поскакал к Барге. Следовало немедленно предупредить Джучибера и нойонов о набеге бесаудов, ибо все воины и мужчины, способные носить оружие сейчас были на похоронах Хайдара.

Огромная толпа людей широким кольцом охватывала погребальный костёр хана коттеров. За стеной пламени уже ничего не было видно. Тело покойного давно превратилось в пепел. От огненной крады несло запахом сгоревшей плоти и мяса, слышался треск углей. Шаманы по очереди хриплыми голосами затягивали священные песнопения. Стоящие рядом подхватывали слова, и нестройное пение возносилось к небу вслед за густыми клубами дыма.

Сквозь толпу, к Джучиберу, грубо расталкивая собравшихся, пробивался Содохай. Некоторые недовольно ворчали, но, оглядываясь на дерзкого, уступали дорогу, ибо тот был снаряжен так словно собрался в бой. Мутулган-багатур, стоявший за спиной Джучибера недовольно покосился на сына, нарушающего торжественность собрания.

– В курень прискакал Тохта, сын табунщика Хадасана,– зашептал Содохай на ухо Джучиберу.– Бесауды напали на табуны у сухой балки, что лежит на полдень от Овечьего Брода…

Тот с непроницаемым лицом выслушал весть, не сказав ни слова. Безудержная холодная ярость охватила Джучибера. Ещё не погасло пламя погребального костра его отца, а старейшины и нойоны уже начали своевольничать. Больше всего раздражала мысль о том, что он не может немедленно бросить всё и скакать в угон за конокрадами. Он всё ещё продолжал смотреть на погребальный костёр, но его руки машинально подтянули боевой пояс с висевшим на нём палашом. Хотелось выхватить клинок и рубить, рубить, рубить…

Джучибер усилием воли держал себя в руках. Побелевшие пальцы смяли жёсткую кожу боевого пояса, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Содохай терпеливо ждал рядом, переминаясь с ноги на ногу.

– Собери есаулов и сотников,– негромко приказал Джучибер.– Поставь двух нукёров на каждой дороге у вала. Как окончится тризна, пусть заворачивают багатуров и воинов в оба куреня Далха-Кота. И постарайся не привлекать внимания….

Сейчас, думы и мысли людей были направлены на похоронный обряд, и никто не знал о набеге. Нынче было не время, ибо Джучибер желал сохранить торжественность похорон, и не хотел портить поминальной тризны отца.

Содохай наклонил голову в знак того, что понял приказ, и потихоньку стал выбираться из толпы. По дороге он забрал с собой нескольких наиболее верных и преданных роду Хайдара людей. Небольшой кучкой они собирались в том месте, где Содохай оставил своего коня.

По окончании похорон Джучибер возвратился в Баргу вместе со всеми старейшинами и нойонами. Оказавшись в отцовском курене, он первым делом направил своего скакуна к юрте сестры. Дозорный из таурменов шагнул, было, ему навстречу, но, узнав его, отошёл в сторону. Откинув входной полог, Джучибер шагнул в юрту.

– Сузге! Тунгкер! – позвал он.

Сестра стояла посреди юрты, прижимая голову к груди своего молодого мужа. Она повернула к Джучиберу своё заплаканное лицо.

– Прости сестра, что я вынужден в такой тяжкий для всех нас час лишить тебя опоры и утешения. Но ты дочь своего отца и должна понять! Тунгкер,– обратился он к зятю.– Бесауды напали на табуны и мне надо спешить с воинами к Овечьему Броду. Я хочу, чтобы ты позаботился не только о Сузге, но и взял на себя наш курень. Сможешь?!

Молодой нойон таурменов вздрогнул от неожиданного предложения. Сын Хайдара оказывал ему небывалую честь. Для коттеров он был иноплеменником, а Джучибер доверяя ему, оставлял его главой ханского куреня вместо себя.

– Да! – хриплым от волнения голосом ответил он.

– Вот и хорошо,– Джучибер повернулся, чтобы уйти.

– Погоди брат,– остановила его Сузге.– Ты когда выступаешь?

– Прямо сейчас.

Сузге подбежала и, обхватив Джучибера за плечи, крепко прижалась к нему.

– Береги себя братец, не лезь на рожон. Помни, из всех родичей – ты у меня остался один! Больше у нас никого нет,– горячо шептали её губы. Карие глаза Сузге вновь наполнились слезами. Джучибер отстранил сестру от себя, мягко поцеловал её в лоб, и круто повернувшись, вышел из юрты.

Джучибер взметнул свое поджарое тело в седло, рванул поводья и направил коня по дороге, ведущей в сторону куреня Барунар, главой которого был Мутулган-багатур. Следом за ним рысил десяток телохранителей. В надвигающихся сумерках из некоторых аилов выныривал то один, то другой всадник. Они пристраивались позади, и вскоре за молодым нойоном скакала без малого целая сотня воинов. Остальные уже ожидали его в куренях Далха-Кота.

В воинском курене Барунар стояло оживление, какое бывает перед выступлением в поход. У костров переговаривались ратники, у коновязей ржали кони, а из походных кузниц доносились звонкие удары молотков по металлу. Кто-то суетился, собирая походные торока и перемётные сумы.

Откинув полог, Джучибер вошёл в юрту, где собрались сотники. Тут же находились старейшины Гуюк и Белтугай, извещённые о случившемся набеге, и Есен-Бугэ – воевода-тысяцкий из куреня Дунгар.

– Мутулган-багатур, все собрались? – спросил Джучибер у старого воина.

– Да. Все.

– Тогда нам не следует мешкать. Выступим прямо сейчас.

– Может лучше подождать до рассвета? – спросил один из сотников.

– Нет. Чем раньше выступим, тем лучше. Иначе Пайкан доберётся до своих кочевий, а там наказать этого вора будет сложнее.

– Думаешь, что застанешь его на добыче? – недовольно спросил Белтугай. Его раздражало, что Джучибер так презрительно отзывается о главе рода бесаудов. Пусть Пайкан и угнал табуны, но он всё же не безродный пастух, а нойон.

– Не думаю,– ответил Джучибер.– Но сможем застать его на переходе и перехватить…

Он не договорил, обернувшись к пологу, закрывающему вход в юрту, из-за которого раздался шум. Тяжёлая занавесь из войлока откинулась, и на пороге показался один из караульных.

– Там пришли гейры, нойон Джучибер. Их старшие хотят говорить с тобой.

Гейров в Барге проживало не более двадцати семей. Из таёжных буреломов на простор степей их выгнал голод. Они занимались тем, что выращивали ячмень или охотились в лесах Волчьей Пади. Так как их было немного, то коттеры знали их всех наперечёт.

Пришедших гейров было четверо. Двое были местными, а двух других Джучибер видел впервые. Один из них выделялся своим властным видом и статью. Его шапку украшали два орлиных пера. Нетрудно было догадаться, что это какой-либо глава рода или старший из охотников.

– Мы слышать, что ваша идти на тех детей Рыси, что живут у Большой Воды,– произнёс вождь гейров, старательно выговаривая слова. В ответ Джучибер только кивнул головой. Он помнил, что лесовики больше всего на свете не любят слов и ценят молчание.

– Мы идти с вами.

Военачальники коттеров недоумённо переглянулись.

– Почему? – спросил тысяцкий Есен-Бугэ. Но вождь гейров, даже не посмотрел в его сторону, он глядел прямо на Джучибера.

– Их большой человек – плохой человек,– пояснил гейр.– Его забирать добычу у наших охотников, воровать женщин и лошадей.

Теперь всем стало понятнее. Гейры хотят мстить. В одиночку охотникам нипочём не справиться с нукёрами нойона Пайкана, умеющими воевать. Потому-то они и пришли сюда.

– Хорошо. Пойдёте с нами,– решил Джучибер.– Ну, что багатуры, выступаем? – обратился он к остальным.

– Внимание и повиновение! – каждый из военачальников по очереди подтверждал свою готовность к походу.

– Тогда по коням!

Воины ополчения и нукёры собрались на удивление быстро. В строю стояло двенадцать сотен всадников, считая полсотни гейров в их костяных доспехах. Джучибер оглядел ряды и заскрипел зубами от охватившего его негодования. Более половины бойцов ополчения племени не пришло под ханский туг.

– Где остальные?

– Кого забрали старейшины родов. Кто ушёл сам по себе…– покачал седой головой Мутулган.– Не беспокойся. Нас хватит, чтобы отбить бесаудов Пайкана,– добавил он.

– Почему они ушли? И почему эти остались? Не понимаю…

– Потому что больше всего на свете человек страшиться неизвестности. Никто не знает, куда повернёт течение жизни. Твой отец был опорой для всех и теперь, когда его не стало, люди опасаются будущего. Сейчас они видят защиту в своих родах.

– Но ведь ополчение племени призвано защищать их от врага?

– Ты сейчас поведёшь наших воинов на бесаудов,– усмехнулся Мутулган.– А разве Пайкан и его люди не одной с нами крови?

Джучибер ничего не ответил. Он молча хлестнул своего дахирана плетью, направляя скакуна на сакму, ведущую на север, в сторону Овечьего Брода. Строй войска отозвался глухим топотом копыт, и полился следом за ним по дороге.

Они безостановочно двигались всю ночь. Степная сакма, по которой они шли, проходила чуть в стороне от берега Иланы. Она вилась среди невысоких степных курганов. Иногда дорогу прорезали овраги и густо поросшие лесом и кустарником лощины. Со стороны реки на степь наползала туманная дымка. Звёзды и луна скрылись за пеленой ночных облаков. Лишь с рассветом Джучибер по совету Мутулган-багатура объявил короткий привал, чтобы воины могли поесть и сменить лошадей.

Серый свет восходящего солнца осветил двигающиеся по долине Иланы сотни. Свежий ветер разогнал клочья тумана. На кроваво-красной полосе неба показались гребни далёких сопок. Но солнце ещё не успело оторваться от земного края, как войско опять уже было в пути.

Джучибер стоял в стороне, на вершине одного из курганов, пропуская мимо себя свою рать. Он оглядывал воинов, их коней и снаряжение. Большинство было вооружено луками, пиками и булавами, у остальных были палаши и лёгкие кривые сабли. С доспехами дело обстояло хуже, хотя щиты и шлемы были у всех, но только лишь две трети воинов были затянуты в куяки и в толстые стёганые кафтаны. Некоторые бойцы носили кольчуги и даже юшманы, но таких набралось на всё войско едва ли с сотню.

Командиры проходящих сотен поочерёдно подъезжали к Джучиберу, докладывая о своих воинах. Содохай командовал последней сотней, набранной из обоих куреней Далха-Кота. Почти две трети его подчинённых составляли старики и молодые, ещё не прошедшие посвящение, воины. Потому-то Мутулган и поставил его старшим над этой самой слабой в войске сотни.

Подъехав, он встал сбоку от Джучибера. Привычный к тяжести доспехов, Содохай был в островерхом шлеме и кольчужном юшмане, только щит по-походному был закинут за спину. Мимо них проезжали седые, украшенные многочисленными шрамами старики и совсем ещё молодые юноши, у которых на лицах только начинали пробиваться усы.

– А этого для чего с собой взял? – Джучибер плетью указал на одного из ратных. Крайним в строю ехал совсем молодой безусый парнишка, которому на вид было не более шестнадцати зим. У него было загорелое, обветренное лицо. Из-под чёрных бровей сверкал пронзительный взгляд жёлто-зелёных глаз.

– Которого? – переспросил Содохай.– А-а, этот… Это Богурчи. Он родом из ораноров. Сирота. Четыре зимы назад отец подобрал его в степи и пристроил жить в нашем курене. Клянусь Далха-Котом – этот малый один из наших лучших бойцов. Отец говорит, что со временем, из него получится славный сотник.

Джучибер только хмыкнул в ответ, но лицо молодого воина врезалось в память. Если этот сирота отличится, то его следует наградить отдельно. Джучибер понимал, как тяжко жить одному, без помощи рода, который отказался от тебя. У таких, как этот Богурчи, нет ни своей юрты, ни своего очага. Единственным их уделом было пасти овец у какого-нибудь нойона или старейшины, влача жалкое существование в убогих шалашах в надежде взять в жёны захваченную в набеге пленницу либо такую же несчастную сироту.

Когда стемнело, встали на ночёвку прямо в степи. Костров не разводили. Воины осматривали оружие, пересёдлывали коней, затягивали ремни кояров. Воеводы, собравшись в кружок на совет, решили разделиться. Договорились, что Джучибер с тремя сотнями всадников пойдёт в обход. Остальные, под началом Мутулган-багатура, Есен-Бугэ и Белтугая навалятся на бесаудов в открытую. На том и сошлись.

Пастух Тохта вызвался в проводники Джучиберу. Молодой нойон выслушал доводы пастуха и согласился с ними. Он видел, как некоторые из военачальников кривили губы. Мол, не дело нойону делать то, что говорит безродный, но Джучибер решил не обращать на это внимания. Сейчас самым главным для него было отбить табуны и скот. И попытаться свершить всё дело малой кровью. Тогда старейшины племени и многие другие будут готовы признать его ханом на будущем курултае.

Он ещё не осознавал, что большинство старейшин коттеров уже ничего не решают. Решают всё нойоны, за которыми стояли их нукёры. А пока что, уверенный в своей правоте, молодой нойон заснул, положив голову на седло. Завтра ему предстояло вести воинов в бой.

[1]Кояр – конский доспех из многослойной кожи, закрывающий тело боевых коней. Некоторые кояры усиливались металлическими пластинами.