Дети Рыси

Глава 5

Ревун сидел на толстом обрубке бревна, лежащем посреди большого просторного сарая, в котором хранились заготовки для пик, копий и стрел. В руках у него был нож с коротким и широким лезвием и кусок деревяшки. Белояр резал себе новую ложку, вместо старой, у которой треснуло держало.

После того, как Ревуна выпороли плетью, ему пришлось целых четыре дня отлеживаться в одной из юрт. Хозяин, чувствуя свою вину, велел ухаживать за ним как за собственным сыном. Ревун не осуждал Чулуна за то, что тот так и не сумел сдержать данного ему слова, но и доверять перестал. А впрочем, и у своих не всегда правды добьёшься, что же говорить о чужих? Холоп, он везде холоп.

В сарае стоял густой запах смолы и древесных опилок. Недалеко от Ревуна, среди брёвен и прутьев, лежало несколько длинных суставчатых бамбуковых палок, предназначенных для изготовления пик. Иногда, чтобы занять голову и отвлечься от накатывающей тоски по родине, он пересчитывал коленца, дивясь их длине и крепости. Но их было мало, не более десятка, ибо древки из ченжерского бамбука были редкостью.

В Баргу бамбук привозили тайгетские купцы. Потому-то обычно древки копий и пик коттерские мастера изготавливали из ясеня или клёна, а на стрелы шли сосна и берёза. Сначала неошкуренные брёвна и ветки год-два сушились здесь, после чего Чулун с подмастерьями снимал с них кору, и подвешивал в кузнице у дымогона под самой крышей. От дыма древесина коптилась и приобретала крепость. Потом брёвна осторожно кололи на бруски, выбирая из них наиболее ровные, прямослойные без сучков и свили. Полученные заготовки гладко обстругивали, после чего ровняли и чистили песчаником.

Запах дерева напомнил Ревуну о его родном доме, находившимся там, где-то далеко на закат солнца, за сотни, а может быть и тысячи поприщ отсюда, в лесах на берегу тихой Званки. Вспомнился покойный дед Вышата, что учил его, совсем юного, ремеслу древодела. Отец, в простом островерхом шишаке и красным щитом, навсегда уходящий из дома, чтобы лечь костьми в степях Суходолья. И лишь лица матери он почему-то никак не мог вспомнить.

Мягкие, осторожные шаги заставили его очнуться от дум. Повернув голову, он увидел стоящую у дверей Нейву. Девушка держала в руках маленький, плотно закрытый глиняный узкогорлый горшочек.

– Я… я тут вот принесла тебе немного настоя огнецвета,– проговорила она, старательно отводя в сторону глаза и боясь встретиться с ним взглядом.

Белояр лишь коротко кивнул и, опустив голову, снова принялся резать ложку. Нейва растеряно потопталась на месте. Девушка прекрасно осознавала, что у него есть все причины не разговаривать с ней. Сначала она, а потом её отец пустили ему кровь. Причём пролили её не в бою. У коттеров платили жизнью и за меньшее оскорбление. Может быть, у его народа сходный обычай. Она не знала, что ещё может сказать ему, и потому молчание затянулось.

– Тогда с тобой поступили несправедливо. Я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от позора. И знаю, что виновата перед тобой за всё, что произошло. Я хотела бы, чтобы ты не держал на меня сердца…

Нейва выпалила это всё единым духом, словно боясь, что её кто-нибудь перебьёт. Закончив, она с каким-то неизвестным ей доселе чувством робости ожидала ответного слова, но белояр не ответил. Он продолжал молчать.

– Ты, наверное, не знаешь,– смущённо произнесла девушка.– Отец с Чулуном решили сделать так, чтобы ты не был чужаком, а стал бы равным вольному человеку нашего племени.

Девушка бросила взгляд на белояра, дабы посмотреть какое впечатление произвели на него её слова. Однако тот неподвижно сидел, задумчиво уставившись в стену перед собой. Казалось, что он совсем не слышит её. Тогда Нейва, осторожно поставила горшочек на устланный опилками земляной пол и повернулась, чтобы уйти.

– Вольным, говоришь? – внезапно спросил Ревун.

Нейва, уже было собравшаяся уходить, замерла от неожиданности. Звук его голоса застиг её врасплох, и девушка остановилась на самом пороге. Она подивилась, какой у него звучный и сильный голос. Нейва обернулась, вскинув голову, и тут их взгляды встретились, словно клинки бойцов, сошедшихся в поединке.

Несколько долгих мгновений они глядели друг на друга и Нейва вдруг ощутила, что её как будто затягивает и она тонет в глубине этих больших серых глаз. Она не выдержала и первой отвела взгляд в сторону. Её щёки залило румянцем.

– Яз знаю, что ты приносила мне мазь, когда я был болен,– проговорил Ревун, вновь опуская голову. Он сам смутился не меньше Нейвы.– Спасибо…

– Ты не должен меня благодарить,– ответила девушка.– Это я ведь должна молить Небесную Рысь о твоём благополучии. Не наскочи я тогда на тебя, кто знает, чем бы всё для меня обернулось. Ты спас не только меня, но и мою честь. Мой отец тоже благодарен тебе за это, хотя ему пришлось поступить с тобой так не справедливо…

Выговорившись, она снова уставила глаза в пол, перебирая пальцами край одежды. Ревун тоже молчал, вертя недоделанную ложку в руках.

– Ты сказала, что твой отец с Чулуном что-то решили насчёт меня? – наконец натужно произнёс белояр.

– А-а, да. Я совсем забыла,– оживилась Нейва.– У отца есть знакомый – старейшина каядов Нёкун. Он тоже кузнец, как и Чулун, но ещё он один из шаманов Далха-Кота. Отец недавно подарил их нойону ловчего сокола и потому они хотят отдариться. Так вот, отец попросил их об услуге. Они втроём приедут сюда, и тогда Чулун в их присутствии назовёт тебя вольным человеком, а отец тотчас заберёт тебя в свой курень. Тогда ты будешь под защитой Далха-Кота, и никто из старейшин или нойонов не сможет сказать слово против тебя. Ну, а там, ты сам решишь, когда тебе оставить службу. Вот.

Выслушав Нейву, белояр хмыкнул. На словах-то всё выходило складно, вот только девчонка забыла упомянуть о том, что ему придётся прослужить у её отца самое малое два года. Он знал об этом, ибо в своё время сам помогал Чулуну снаряжать его среднего сына на службу в курень Далха-Кота. К тому же сейчас война и все коттеры, способные держать в руках оружие, призваны в войско, и он тоже может оказаться среди тех, кого позовёт зычный рёв боевого рога. Нет, он не трус, но не все возвращаются из походов.

Правда, это предложение давало возможность рано или поздно вернуться на родину. Ревун знал, что, несмотря на его силу и выносливость, по сравнению с местными он всё равно не воин. Покинь он сейчас курень Чулуна, и первый же встречный лиходей спеленает его арканом. Ну, а вновь оказаться на рабском торге он не хотел.

– Ну, коли так, то яз согласен,– проговорил Ревун, обращаясь к девушке.

– Ну, тогда я пойду.

– Иди.

Ревун пожал плечами и отвернулся. Но Нейва ещё немного потопталась на месте.

– Можно я буду приходить к тебе? – обратилась она к нему.

Белояр вскинул голову, и она прочла в его взгляде недоумённое удивление.

– Приходи,– несколько растерянно ответил он.

Нейва повернулась и вышла из сарая. Оказавшись снаружи, она огляделась: не видел ли кто, как она навещала белояра? Но сновавшим между юртами и навесами людям было не до неё. Вооружённые всадники забирали тяжёлые мешки с коваными наконечниками для копий и стрел, и отъезжали прочь. Двое воинов, стоя рядом с кузницей, спорили с одним из работников Чулуна насчёт стремян. Кто-то тащил за юрту упирающегося барана.

Некоторое время она наблюдала всю эту суету, а затем пошла к жене кузнеца. Надо было обязательно встретиться и поговорить с ней.

Нейва застала Лабити процеживающей молоко. Об её ноги, вымогая сливки, тёрлась большая полосатая кошка. Домашняя любимица громко мурлыкала, изредка задирая морду и издавая протяжное мяуканье.

– А-а, это ты девочка! – женщина улыбнулась Нейве.– Здравствуй, здравствуй! Как ты?

– Спасибо, ничего.

– Где ты была так долго? – поинтересовалась она у девушки, но та промолчала. Лабити поглядела на Нейву и хитро прищурилась.

– Мне-то можешь сказать,– добродушно усмехнулась она.– Это наши мужчины только и знают, что скакать на коне да задираться между собой. Им не понять…

Увидев мелькавшие в глазах Лабити лукавые огоньки смеха, Нейва невольно улыбнулась в ответ.

– Я вот всё думаю о вашем работнике. Ну, о том белояре. Почему он тогда так поступил? Другой бы на его месте попробовал оправдаться и избежать столь позорного наказания, а он смолчал. Знаешь, чувствую, что я виновата перед ним. И…

– И приехала ты сюда не для того, чтобы поболтать со старой Лабити, а чтобы увидеться с ним,– перебила её жена кузнеца, и её губы тронула понимающая улыбка.– Всё очень просто, девочка моя. Просто ты не хочешь признаться сама себе, что влюбилась в него…

– Нет, как можно,– покраснела Нейва.– Он же простой работник. Да к тому же не нашей крови. Мне просто стало жалко его вот и всё…

– Не говори мне,– лукаво сверкнула глазами Лабити.– Я-то вижу, что он тронул твоё сердце.

От дальнейших оправданий Нейву спасло появление гонца от Сузге-хатун. Та срочно вызывала её в свой курень. Нейва извинилась перед Лабити, за то, что не сможет помочь ей, и сев на коня, последовала за посланцем.

По дороге им не раз приходилось сворачивать в сторону, уступая путь отрядам воинов, двигающимся через Баргу. Те, которые прибыли издалека, были покрыты пылью и ехали на усталых от долгого перехода конях. Сама станица как бы разрослась. Вокруг неё во множестве появились юрты и походные шатры. На майдане было полно народу, как в день прихода торгового каравана. Многие спешили запастись в поход недостающим снаряжением.

В бывшей ханской ставке, как и в курене Чулуна тоже царили оживление и суета. Но если там собирались в поход на врага, то местные обитатели действовали так, словно готовились к перекочёвке. Мужчины носили какие-то мешки и сумки. Женщины таскали за собой детей, укладывая на телеги различный скарб. Решётки нескольких наполовину разобранных юрт, белели мёртвыми костяками.

Лишь только старый чёрно-белый кот, некогда принадлежавший самому Хайдару, невозмутимо сидел посреди всей этой суеты, сохраняя спокойствие. Вылизывая лапу, он время от времени бросал свой взгляд на мельтешивших среди повозок людей. Казалось, что в его жёлтых, наполненных мудростью глазах, двуногие хозяева выглядели неразумными котятами, затеявшими бесполезную возню.

Сузге встретила Нейву стоя у порога юрты ранее принадлежавшей Джучиберу. Она была одета в белые скорбные одежды, только по ним Нейва смогла опознать сестру своего бывшего возлюбленного.

Куда подевалась та милая смешливая семнадцатилетняя красавица, какой её видели раньше. Лицо Сузге носило отпечаток пережитого горя. Под глазами залегли круги, лоб прорезала глубокая морщина, а возле уголков залегли скорбные складки.

Глядя на неё, Нейва даже не могла представить себе, что некогда та была юной красивой девушкой, которая ещё два месяца назад весело шутила и смеялась на собственной свадьбе. Теперь перед Нейвой предстала незнакомая взрослая женщина с навечно застывшей болью в глазах.

– Отец Тунгкера прислал гонца с приказом, чтобы он возвращался домой, и мы с ним скоро уедем,– пояснила она, заметив на недоумевающий взгляд Нейвы, брошенный на нагруженные телеги.– Вот и собираемся.

После этого она пригласила девушку в юрту. Сузге прошла за занавесь, ограждавшую часть юрты, и вернулась, держа в руках какие-то вещи.

– Возьми это в память о Джучибере,– она протянула Нейве кожаный наручь и стрелковый пояс.– Я знаю, что ты была близка с ним, и потому хочу, чтобы это хранилось у тебя.

– Спасибо.

Она представила, что рука Джучибера никогда не коснётся этих вещей, а его глаза никогда не посмотрят на неё, и на глаза Нейвы невольно навернулись слёзы.

– Не плачь. Не надо. Видать такова воля Прародительницы, раз уж так всё обернулось.

Рука Сузге легла на плечо Нейвы, а голос звучал твёрдо и уверенно.

– Я, наверное, никогда не вернусь сюда, и мы видимся с тобой в последний раз,– сказала она.– Тунгкер решил выступить рано утром, но провожать нас не надо. Особенно тебе.

– Почему? – брови Нейвы удивлённо взлетели вверх.

Сузге ответила не зразу.

– Не держи на меня обиды, но когда я вижу тебя, то начинаю вспоминать о Джучибере. Не думай, что я хотела забыть о брате, но поверь, что сейчас мне нельзя предаваться скорби…

Сузге умолкла на полуслове и отвела свой взгляд в сторону.

– Ты… ты хочешь сказать, что непраздна? – догадалась Нейва. Та молчаливо кивнула в ответ.

– Пусть Рысь-Прародительница благословит тебя сыном,– пожелала ей Нейва. Затем она, на прощание бережно обняла Сузге.– Да будет лёгким ваш путь…

После этого девушка развернулась и вышла из юрты. Она не поехала верхом, а взяв своего коня под уздцы пошла пешком. По пути Нейва вспоминала слова отца о том, что жизнь сама находит, чем возместить утраченное навсегда. Вот и Сузге, несмотря на то что она в одно лето потеряла отца и брата, получит своё. Ребёнок, которого она носит под сердцем, отныне будет для неё утешением. Новая жизнь сменит старую. А что станет утешением ей?

Выйдя за кольцо юрт, опоясывающих бывшую ханскую ставку, Нейва не сразу направилась домой к отцу. Ноги сами собой привели её к старой берёзе над обрывом, у которой она когда-то встречалась с Джучибером.

Нейва прижалась щекой к берёзе, обхватив толстый ствол обеими руками. Над головой тихо шелестела листва, так, словно дерево хотело шепнуть ей о чём-то сокровенном.

Лабити сказала ей то, в чём она боялась себе признаться. Её чувство благодарности сменилось чувством любви к белояру. Девушка вспоминала сильные, крепкие руки Ревуна, заканчивающиеся длинными, наверняка очень чувствительными пальцами, светлую курчавую бороду, золотистую копну волос. Он был так не похож на всех остальных мужчин. И даже образ погибшего Джучибера мерк перед ним.

Пора было возвращаться домой, а то отец опять хватится. На прощание она погладила шершавую кору дерева, вскочила на коня и помчалась домой в Дунгар, а кроваво-красный закат смотрел ей в спину.