Дети Рыси

Глава 13

Небольшая харчевня, стоявшая на отшибе в одном из предместий Кутюма, была обшарпанным двухъярусным зданием, чьи потрескавшиеся стены были наполовину утоплены в землю. На вывеске, сколоченной из двух широких кусков доски разной длины, было намалёвано грубое изображение не то горного козла, не то степного дзерена. Основными посетителями были местные любители хмельных напитков и дешевой любви. Завсегдатаев харчевни, за их непристойное поведение, в городе справедливо обзывали паршивыми козлами.

Само заведение, куда с улицы вело несколько ступеней, занимало весь полуподвал. Здесь находился зал, где пили и ели посетители, кухня и несколько каморок, в которых хранилась снедь и припасы. На втором ярусе здания жил со своей семьёй хозяин заведения. Там же располагались несколько комнат, которые сдавались за отдельную плату, проезжающим путникам.

В харчевне всегда царил полумрак. Не считая лёгкой занавеси, закрывающей вход, свет проникал сюда сквозь несколько узких, больше похожих на бойницы окошек, пробитых в наружной стене на высоте одного локтя от земли. Те оконца, что выходили на улицу, для предохранения от пыли, были затянуты полупрозрачными бычьими пузырями.

В одном из наиболее тёмных углов, куда меньше всего проникал дневной свет, за грубо сколоченным дощатым столом, сидел посетитель, который время от времени прикладывался к щербатой кружке с вином.

Сказать правду, то пойло, которое он употреблял назвать вином можно было только с большой натяжкой. Но, несмотря на это, перед ним стоял довольно большой пузатый кувшин сего благородного напитка. Хозяин заведения клятвенно заверял своих посетителей, что это самое, что ни на есть настоящее маверганское. А то, чем потчуют в остальных заведениях Кутюма, лишь жалкое подобие благородного напитка.

В посетителе не было ничего необычного. На его голове был высокий тюрбан, с которого свешивался конец платка, наполовину закрывавший лицо. Мелаирский, серого цвета халат был подпоясан широким кушаком. Правда, вместо привычных местным обитателям шаровар, посетитель носил штаны из шёлка, заправленные в тайгетские сапоги на шнуровке.

Необычность посетителя была только в одном – это была молодая женщина. И судя по её красивому лицу прехорошенькая. Хозяин заведения узнал об этом первым, как только посетительница обратилась к нему. Сначала он принял её за жену знатной особы, ищущей удовольствия за пределами своего гарема.

Несколько местных заводил признали в ней женщину чуть позднее, но все попытки ухаживать за «пташкой» прекратились ещё два вечера назад. Тогда на близлежащем пустыре пришлось выкапывать две свежие могилы, а прекрасная незнакомка была вынуждена обратиться к харчевнику за точильным камнем для её клинка. Её властное и уверенное поведение и слова, выдавали в ней особу привыкшую приказывать и повелевать. Окружающие решили, что она любовница вожака какой-нибудь воровской своры и потому-то её быстро оставили в покое, признав её право миловаться с тем, с кем она захочет.

Иссиня-чёрные волосы и голубые, цвета небесной чистоты глаза молодой женщины выдавали в ней уроженку Верхнего Тайгетара. Но, в отличие, от остальных тайгеток у неё были более высокие скулы и более правильный овал лица. Это была как раз та, о который прошлой ночью думал Кендаг – Тармулан.

В харчевню вошёл однорукий оборванец по имени Ясин. Он был полукровкой, как и большинство жителей Пограничья. В жилах Ясина, щедро перемешавшись, текла кровь кулбусов, ченжеров и цакхаров. На него никто не обратил никакого внимания. Завсегдатаи и посетители харчевни знали, что бывший имперский ратник, уволенный в отставку из-за увечья, кормился за счёт подаяний. Но едва в его единственной руке появлялся медяк, то он тут же безжалостно его пропивал.

Ясин огляделся, шмыгнул носом и направился к стойке. Взяв кружку вина, он поспешил в сторону, дабы никто не мог обидеть или зло подшутить над несчастным калекой. Хотя такое случалось нечасто, но всё же бывало.

Время от времени отхлёбывая из кружки, он медленно пробирался между столами из угла в угол. Казалось, что оборванец выискивал местечко поудобнее, где ему можно было устроиться. Вскоре Ясин оказался за столом, напротив тайгетки, которая наполнила быстро опустевшую кружку Ясина из своего кувшина.

– Свистун попался в лапы Тайных Стражей,– шёпотом проговорил калека, грызя кусок чёрствого сыра. Он выразительно глянул на собеседницу.

Сидевшая напротив него женщина, даже не изменилась в лице, как будто бы речь шла о ничего не значащих пустяках.

– Не ты ли отправил его туда? – ласковым голосом осведомилась она. В тот же момент Ясин почувствовал, как что-то острое и холодное коснулось его живота.

– Ты, что-о,– поперхнулся он, расплёскивая вино.

– Тогда расскажи мне поподробнее об этом,– мягко промурлыкала молодая женщина. Ясин, глядя в холодные, застывшие, словно лёд глаза, которые не вязались с её ласковым голосом и нежной улыбкой, покрылся потом от ужаса.

– Х-хорошо,– запинаясь, произнёс он.– Я не знаю, о чём вы говорили со Свистуном, но только после этого он отправился к одному из караван-сараев. Я, как мне было тобой велено, проследил, чтобы за ним не было «хвоста». Клянусь прахом моего покойного отца – его никто не преследовал. Поэтому я остался неподалёку. Как Свистун проник внутрь, я не видел. Только потом, я услышал его, полный боли, крик, а потом в караван-сарае поднялась суматоха. Когда появились стражники, какие-то вооруженные люди выволокли связанного Свистуна и передали его им.

Ясин умолк.

– Дальше…

– Дальше,– продолжил он, отхлебнув из кружки,– я видел, как его забрали в тутошний Приказ Тайной Стражи. Тогда я стал ждать, что будет дальше. Я думал, что его приняли за вора и отведут в темницу, но никто не вышел. Зато я видел, как в Приказ пришли двое жрецов Братства Богини. У них был такой вид, словно они боялись опоздать на званный пир.

Глаза молодой женщины странно блеснули, как только она услышала о жрецах.

– Жрецы? – спросила она.– Ты говоришь, что туда пришли жрецы?

– Да, да,– закивал головой Ясин.– Охранники из каравана, что поймали Свистуна, вскоре ушли восвояси, а жрецы так и не выходили оттуда. Я просидел до самого утра, но…– он развёл единственной оставшейся у него рукой.– Потом поспешил к тебе, госпожа. Это всё.

Ясин взял кружку и большими глотками стал пить её содержимое.

– Ладно,– произнесла молодая женщина.– Будем считать, что ты честно отработал своё.

Её рука на мгновение скрылась под широкой полой халата. Тармулан достала небольшой кожаный мешочек и выложила его на доски стола перед Ясином. При виде этого глаза последнего масляно заблестели.

– Здесь тебе хватит на месяц выпивки. Но сегодня ты больше не будешь пить. Потерпи немного, иначе ты засветишь не только себя, но и меня. Понял? – голос тайгетки звучал по-прежнему ровно и холодно.– Сейчас ты встанешь и уйдёшь отсюда, не выпив больше ни капли. Если ты не понял, то клянусь Мизиртом Великолепным и Милосердным, я проделаю в твоих кишках дыру величиной с кулак.

– Понял, госпожа. Понял…

Ясин торопливо сгрёб мешочек с деньгами со стола и спрятал его среди своих лохмотьев. Он с сожалением покосился на кувшин, но затем с решительным видом встал и направился к выходу. Молодая женщина, оставшись сидеть за столом, проводила взглядом сгорбленную фигуру Ясина.

Выйдя наружу, Ясин ухмыльнулся, вспомнив напутствие собеседницы. Дура. Она-то не знает, что такое настоящая жажда. Глупая девка считает будто бы это единственный на всём белом свете кабак, где человек может выпить. Придётся пройтись к закатным воротам, хотя для него это не близкий путь. Есть там одно неплохое заведение, правда, по мнению Ясина, там с посетителей дерут по три шкуры, да и никогда не нальют в долг честному человеку. Но делать было нечего, и он зашагал вдоль крепостной стены, опоясывающей город.

Тем временем, собеседница Ясина, оставшись одна, не спешила уходить. Кувшин ещё был более чем наполовину полон, и потому, она решила чуть-чуть задержаться. Кроме того, если Ясин привёл за собой «хвост» в виде соглядатаев Тайной Стражи, то следовало выждать. Сидя со скучающим видом Тармулан, внимательно прислушивалась к разговорам завсегдатаев харчевни.

Сегодня среди посетителей харчевни царило необычное возбуждение. Даже те, кому обычно было на всё наплевать, горячо обсуждали услышанные слухи и новости. Одни утверждали, что не произошло ничего страшного. Обычный набег степных дикарей, к каким здесь на границе уже привыкли. Другие, напротив, говорили о якобы готовящейся большой войне с теми степняками, что посмели противостоять империи. Третьи, божились, будто бы слышали о том, что во внутренних землях за Линьхэ начался мор, от которого всё тело покрывается струпьями.

Один из пьяниц, оторвав голову от стола, поднял к верху указующий перст, привлекая к себе всеобщее внимание, грозно изрёк, что всё это кары, ниспосланные богами на людей за их неправедное житьё. В следующее мгновение кликушествующий пророк обратно безвольно ткнулся носом в стол и захрапел.

Из разговора двух торговцев Тармулан узнала, что ворота города и крепости закрыты, а на башнях появились дополнительные дозорные. Один из них, привёзший на продажу лошадиные шкуры, сокрушался, что стража пускает внутрь только за дополнительную плату. О ночном происшествии в караван-сарае никто не упоминал.

Просидев некоторое время, молодая женщина встала из-за стола и упругой походкой направилась к двери, ведущей на кухню. Проходя мимо стойки, за которой суетился хозяин, она положила на неё несколько монет. В ответ харчевник благодарно кивнул.

На кухне царил дымный чад, от готовящихся здесь блюд, суетились повара и стряпухи. Пройдя её, молодая женщина оказалась на внутреннем дворе. Отсюда Тармулан поднялась по лестнице наверх на второй ярус дома, в комнату, где она остановилась. Достав из складок кушака, вырезанную в виде хитрой загогулины, палочку она просунула её в специальное отверстие и откинула внутреннюю щеколду, запиравшую дверь.

Внутри комната была убрана несколькими крашеными занавесями, развешенными по чисто выбеленным стенам. На полу лежал старый, вытертый ковёр, один из углов которого был изъеден мышами. У стены располагался низкий, застеленный войлоком узкий топчан. Рядом с ним стоял небольшой поставец с бронзовым светильником. Скинув верхний халат, молодая женщина улеглась на него. Запрокинув руки за голову, она задумчиво уставилась в потолок.

Человек, которого она наняла, когда-то был одним из соратников Дайсана. Теперь он попал в лапы Тайной Стражи. Но, это было ещё полбеды. Для них он был просто убийцей и вором. В крайнем случае его опознают как беглеца и мятежника. А вот то, что этим делом заинтересовались жрецы ченжеров, настораживало. Похоже, что Свистун не выдержал пыток и раскололся. Но пока ей не стоило беспокоиться, даже если он и выдаст её. Он не видел её лица, да и встречалась она с ним не в Кутюме.

Всё, что требовалось от Свистуна, так это по-тихому перерезать горло купцу, прибывшему из Аланя, и забрать у него небольшой деревянный пенал. Купец должен был получить его от местного жреца богини Уранами.

Свистун выследил торгаша, но того возле храма поджидали телохранители. Они проходили с ним до самого вечера, пока двое из них не отправились посетить местную баню, а остальных купец отправил приглядывать за «живым» товаром, оставив при себе только одного охранника. Тогда-то он оставил ей в условленном месте знак, что всё решится сегодня ночью.

В деревянном пенале, за которым охотилась Тармулан, должно было находиться послание одного из жрецов Братства Богини, которому удалось разыскать последнее местонахождение обоза восставших наёмников и следы Дайсана. Будучи в Хован-мяо, она случайно узнала об этом.

Один из караванщиков в пьяном угаре, проболтался, что сопровождал жреца из Цемеза, у которого было важное донесение. По его словам, жрец был тяжело болен, и всю дорогу бормотал о каких-то сокровищах, лежащих в какой-то обители и всё время, проклинал какого-то лунчира из вспомогательной конницы. То ли Шуцзы, то ли Шокси…

Слушая пьяный бред караванщика, Тармулан вспомнила свою юность и то, зачем она явилась сюда.

Когда имя Дайсана сына Роара прогремело на весь Тайгетар, она была очень горда тем, что является родственницей такого знаменитого человека. При встрече даже незнакомые люди смотрели с уважением и кланялись ей, а в замке её двоюродного деда сразу же появилось несколько знатных женихов желающих получить руку и сердце Тармулан. Среди них ходили слухи о несметных богатствах, которые захватил Дайсан.

Но вскоре всё изменилось. Редкие беглецы и израненные калеки, возвратившиеся в родные горы с равнин, рассказали о том, что война проиграна, а восстание подавлено. Дайсан с немногими уцелевшими спутниками скрылся от мести ченжеров где-то в полуночных степях. Слухи о сокровищах остались только слухами, и замок деда стал потихоньку пустеть. Старый Роар успел выдать Тармулан замуж за сына одного из мелких князьков из Лонгвара, после чего умер, оставив после себя многочисленные долги.

Покинув родовое гнездо, Тармулан переехала к мужу. В его доме она провела два самых постылых года своей жизни. Родня мужа считала, что единственным приданным Тармулан является её знатное происхождение, а больше у неё ничего нет, и ей не стоит задирать нос перед ними.

Свекровь же обвиняла её, что она недостаточно любит её сына, и потому у них до сих пор нет детей. Сам муж уделял ей мало внимания, по большей части занимаясь выяснением отношений с соседями, разговорами о вере и пирушками с друзьями.

Ей на память пришёл случай, когда она как-то раз зашла в подвал за вином и застала там своего непутёвого муженька со служанкой. Оскорблённая в своих чувствах, Тармулан швырнула в него кувшин с вином и заперлась в своей опочивальне, многозначительно пообещав супругу, что если он попытается дотронуться до неё, то она навсегда лишит его удовольствия близости с женщинами.

На следующий день в её покои пришла свекровь. Та попыталась оправдать поступок своего великовозрастного чада тем, что он мол, таким образом, избавлялся от напряжения после поединка с сыном главы враждебного их семье рода.

– Ну, тогда, пусть живёт с кобылами на конюшне или с козами! – отрезала Тармулан.– Ведь когда он уходит в горы, чтобы отразить набег или в поход, то ему приходится там испытывать куда большие лишения, нежели в стенах родного дома…

После такого оскорбления свекровь несколько месяцев не разговаривала с непокорной невесткой.

Вскоре до Тармулан дошло известие о том, что их родовой замок, в котором она родилась, где она провела свои детство и юность, за долги её деда передан в управление первосвященника Цэнпорга. Это пришлось не по нраву гордой и честолюбивой наследнице знатного рода. Она считала, что замок, в будущем, как только у неё появятся дети, должен будет принадлежать им.

Тармулан обратилась к мужу, но, ни он, ни его родичи, даже не помышляли о выкупе замка и земель, некогда принадлежащих её роду. Тогда, после долгих раздумий и терзавших её сомнений она, как ей казалось, нашла выход. Тармулан решила попробовать отыскать следы своего знаменитого дяди и его сокровища. Поэтому она бросила своего никчёмного муженька и бежала из дому.

Одинокой молодой женщине пришлось перенести немало невзгод и лишений на своём пути. Опасности подстерегали её на каждом шагу. И вот, после столь долгих поисков она, наконец, напала на след.

Тармулан пустилась вдогонку за жрецом Братства Богини, но опоздала. Послание находилось в местном храме богини Уранами, а доставивший его – на кладбище. Нанятый ею Свистун проник в храм и из подслушанного разговора жрецов узнал, что донесение будет передано купцу, который должен будет доставить его в Алань.

Молодая женщина гибко потянулась, словно кошка. Ладно, не удалось, так не удалось. Пора покидать эту дыру. Она решила, что сегодня, ближе к вечеру она заседлает своего верблюда и отправится на полдень.

Это хорошо, что она не остановилась внутри крепости. В случае чего бежать было бы гораздо труднее. А вот караванщики наверняка задержатся в городе, и потому у неё будет больше времени. Она достигнет переправы через Линьхэ раньше их. А там останется только узнать, куда они направятся дальше.

Возможно, что удобный случай появится, когда аланьский купец окажется на другом берегу Линьхэ. Обычно, оказавшись во внутренних землях империи, купцы и караванщики рассчитывали большую часть своих охранников. Грабежи и разбои караванов в Ченжере были редкостью. Эта привилегия целиком и полностью принадлежала судьям и чиновникам, ведающим сбором податей и пошлин.

Молодая женщина тяжело вздохнула при мысли о том, что ей, чей род один из старейших во всём Верхнем Тайгетаре, приходится вести такое существование, словно она воровка или наёмная убийца. Впрочем, она улыбнулась сама себе, всё же она кое-чему научилась. Например, усмирять свою гордыню. Теперь она не такая наивная, как два с половиной года назад.

Тармулан с детства внушали, что она стоит выше остальных. Любой человек, происходящий из благородного княжеского рода, должен смотреть смерти прямо в глаза и побеждать её силой своего духа.

Эти утверждения вполне устраивали честолюбивую наследницу Дайсана из рода Роара. Тогда ей казалось, что всё вокруг должно было трепетать и склоняться перед ней. А слова презренной блудницы, приютившей её в первом городе Ченжера, который она посетила: «Жрать захочешь – так ещё и не под такого ляжешь!» – звучали кощунством.

Н-да, много воды утекло с тех пор. Теперь, когда на её долю выпало столько испытаний, она многое переосмыслила и все её представления, всё её воспитание слетели с неё словно шелуха.

Весёлый смех и визг хозяйских ребятишек, резвившихся во дворе, отвлёк Тармулан от воспоминаний. Она встала, подошла к двери и выглянула на двор. Дневная жара уже спала. Тень от конюшни стала значительно длиннее, почти достигнув того места, где стоял её верблюд. Кажется ей пора, и молодая женщина стала собираться в дорогу.