Дракон

Глава 41. Слухи

Ревик почувствовал, как другие видящие вошли в комнату, хотя и не слышал их.

Он смотрел в круглое окно с деревянной рамой, украшенной замысловатой резьбой из цветов и птиц, и наблюдал, как настоящие цветы вишни легонько покачиваются на ветру, а среди карнизов порхают маленькие птички. Разноцветные шелковые воздушные змеи покачивались, привязанные к кряжистым ветвям. Ревик видел край водопада в замысловатом каменном саду, который был прочищен и включён буквально в последние несколько недель.

Окно находилось в дальнем юго-восточном углу комнаты с высокими потолками, которую он использовал как офис с тех пор, как прибыл сюда — то есть, в Запретный Город.

Он понятия не имел, как долго смотрел туда.

Он не помнил, чтобы искренне наблюдал за птицами.

Очень старинный чайный сервиз стоял на его офисном столе, и чай внутри наверняка уже остыл. Кто-то в какой-то момент налил ему чашечку (наверное, слуга, который принес сам сервиз), но та чашка стояла на своём блюдце на деревянном подносе, абсолютно нетронутая.

Ревик даже не помнил, чтобы видел слугу здесь сегодня.

Но только что вошедшая группа видящих привлекла его свет. а потому и его внимание.

Их приход также с резким щелчком вернул на место его плащ разведчика, и он ощутил это, сделав лицо пустым.

Повернувшись, Ревик постарался сохранять нейтральное выражение, увидев, кто именно составлял небольшую группу. В особенности ему пришлось сдержать желание нахмуриться, когда он увидел, что между Уте и Хило вальяжно шла Рейвен. Её накрашенные красной помадой губы уже растянулись в улыбке, когда она выразительно посмотрела вниз по его телу.

В те же несколько секунд её шаги изменились, бёдра стали нарочито покачиваться, пока она ступала в чёрных туфлях на десятисантиметровых каблуках. Она слегка выгнула спину, чтобы выпятить грудь. Платье с запахом, которое она носила, имело V-образный вырез, открывавшийся до самой грудной клетки. С таким же успехом он мог обнажить её до пупка или вообще отсутствовать, учитывая то, как мало скрывала полупрозрачная ткань. Это была ужасная пародия на платье ханьфу — яркая, бирюзово-голубая ткань под цвет её глаз, подвязанная чёрным пояском Лао Ху на тонкой талии.

Разрезы поднимались с обеих сторон по бёдрам почти до талии Рейвен, и Ревик был практически уверен, что в традиционных покроях такой детали не было.

Она выглядела как дорогая недобровольная.

Если так подумать, она наверняка позаимствовала одежду из арсенала наложниц, учитывая, что ткань притягивала его свет даже с расстояния пяти метров.

Сегодня он совершенно не в настроении для такого дерьма.

— Ну? — жестко потребовал он.

Он адресовал вопрос Уте, полностью игнорируя Рейвен и глазами, и светом.

— Что ну, Прославленный Меч? — спросила Уте скучающим тоном.

Женщина-разведчица явно просчитала свой тон, чтобы действовать ему на нервы.

— Где они? — спросил он, не опуская взгляда. — Ригор. Тэн. Вторая половина моих бл*дских армейских сил, которую они забрали с собой. Мне сообщат об их местоположении?

Уте щелкнула языком с притворным утомлением, глянув на Хило. Мужчина-видящий сохранял нейтральное как у разведчика лицо, но его тёмно-серые глаза смотрели резче.

Уте повернулась лицом к Ревику.

— Нет, — прямо сказала она.

Она выполнила глубокий поклон — настолько глубокий, что он никак не мог быть искренним — и склонила голову в небрежном извинении видящих.

— Мне очень, очень жаль, мой самый могущественный брат, — сказала она преувеличенно вежливым тоном. — Я спросила об этом для тебя, как ты и просил, чтобы узнать ответ относительно загадочного исчезновения твоих офицеров. Мне сказали, что нынешние задачи Ригора и Тэна сообщаются лишь тем, кому это абсолютно необходимо знать. Поскольку эта задача в данный момент не является информацией, которой тебе нужно обладать, О Прославленный Меч, мой запрос поделиться сведениями с тобой был отклонён.

Лёгкая улыбка заиграла на её губах, когда она снова поклонилась и показала преувеличенно вежливую версию знака Меча.

— Мы можем как-то компенсировать тебе эту несправедливость, брат? — сказала Уте всё таким же насмешливо вежливым голосом. — …Может, что-то выпить? Может, женщину, чтобы ублажила тебя? На территории наложниц должна ещё остаться одна-две, которых ты до сих по не удостоил этой чести?

Посмотрев на этих троих, Ревик почувствовал, как в его груди нарастает интенсивный жар.

У него не было спокойствия, чтобы иметь дело с этим сегодня.

Он это знал. По той же причине ему нужно покончить с этой беседой (или что это такое, чёрт возьми) как можно быстрее.

И всё же его мозг не полностью отключился. Он чувствовал за этим Менлима, и не только в откровенном отказе делиться базовой информацией, которая нужна ему для выполнения его чёртовой работы. Несмотря на этот прессинг, он чувствовал там психологический компонент, попытку взять его измором, тыча его носом в собственную беспомощность.

Что ещё хуже, он чувствовал, что это работает.

Они брали его измором.

В некоторые дни это казалось медленным: постепенно отщепление того, кем он был, маленькими кусочками, которые он замечал, лишь оглядываясь назад. Даже непоследовательность подхода казалось просчитанной — колебания между лестью и услужливостью, почитанием и незаметными попытками выбить его из колеи.

Не говоря уж о нескончаемом потоке алкоголя и секса, поскольку конструкция явно чувствовала, что это ломает его более глубокими и коварными путями.

Они также использовали более подпольные махинации. Они давали ему положительные моменты с иллюзией, будто он на что-то влияет, даже если он просто предотвратил убийство ещё одного ребенка-видящего или человека. Они давали ему задачи, которые почти казались настоящими, которые действительно могли повлиять на некоторых людей, живущих здесь в оккупации.

А потом бывали такие вещи.

Откровенные попытки спровоцировать его. Открытые проявления презрения и неуважения. Повторяющиеся попытки поставить его на место, разозлить до потери контроля.

Он невольно замечал, что обычно для таких разных подходов к его свету и разуму выбиралось идеальное время.

Он чувствовал ниточки, за которые дергал его бывший опекун.

Не только касаемо Элли и того факта, что он чувствовал издалека, как его брак рассыпается всё сильнее с каждым часом, что он проводил здесь. Не только касаемо того, что он отчаянно скучал по своей дочери (и сыну) и жене, бл*дь, о которой он не мог перестать думать, что бы он ни делал. Не только потому, что они выбрали худший день, чтобы напомнить, как он далёк от всех них, как мало он мог контролировать происходящее с ними, как мало он мог сделать, чтобы спасти останки жизни, которую он оставил, явившись сюда.

Он чувствовал и более старые резонансы.

Резонансы с его детством, с войной, когда другие солдаты в его армии тоже его ненавидели. Он чувствовал связи с Элизой, его первой женой, которую они тоже умудрились отнять от него.

Деликатные повороты ключей и рывки усиливались, пока он боролся с накатывающими эмоциями, а конструкция играла на разных уровнях его света, со спектром его реакций, искала способы проникнуть внутрь, в те его части, которые он старался защитить.

Теперь их осталось совсем немного.

Постоянное вплетание, притягивание, изучение и тыканье держало его в состоянии непрекращающегося напряжения. Иногда это напряжение граничило с паникой. Словно менее сознательная часть его aleimi вечно готовилась к драке.

Хуже того, это делало его параноиком. Постоянным параноиком.

— Ладно, — сказал он, посмотрев на Уте. — Тогда убирайтесь нахрен, — он одной рукой показал на Рейвен. — И её с собой заберите.

— Но нам сказали привести её к тебе, брат, — невинно сказала Уте. — Твой дядя просил конкретно…

— Меня не интересует, чего он хочет, — холодно сказал Ревик. — Особенно в отношении неё. Так что если это не приказ, чёрт возьми…

— Это и есть приказ, брат, — перебила Рейвен отрывистым как у разведчика тоном. — Для нас обоих. Так что с таким же успехом ты можешь уступить.

Ревик глянул на неё, испытав странное облегчение от того, что она хотя бы заговорила нормальным тоном.

— Он бы хотел, чтобы мы обсудили лучшие способы переорганизации этого Города под осадой, — добавила Рейвен, изучая его безжизненными голубыми глазами. — Он бы хотел составить план перехода, в том числе включая вербовку разведчиков и других видящих.

Она показала одной рукой будничный жест.

— Я знаю Город, Дигойз. Ты — нет. Он поручил мне ввести тебя в курс дела, брат. И выполнять роль твоего советника и консультанта, пока ты определяешь лучшие способы управления здесь. По крайней мере, в промежуточный период, — она прищурилась, положив руки на бёдра. — Он бы также хотел, чтобы мы обсудить нашего сына.

Ревик почувствовал, как его челюсти вновь напряглись.

— Нет, — холодно сказал он. — Что касается управления Городом, ладно. Я буду работать с тобой над этим. Мэйгар не обсуждается.

Последовало молчание.

Затем Рейвен издала возмущённый смешок, посмотрев на него.

— Серьёзно?

— Да, серьёзно, — Ревик подавил разряд, нараставший в его свете, и усилием воли сохранил ровный тон. Отведя взгляд, он посмотрел в круглое окно и скрестил руки на груди. — Он был частью моего соглашения с Менлимом. Он не обсуждается, бл*дь, Элан.

— Менлим не согласен.

Ревик перевел взгляд, стискивая зубы.

— Это подразумевалось.

— Опять-таки. Твой дядя не согласен.

— Он мне не дядя, чёрт возьми, — прорычал Ревик с нескрываемой враждебностью. — И если он или ты хоть сколько-нибудь приблизитесь к моему сыну, сделка отменяется. Полностью отменяется, Рейвен.

Рейвен издала очередной возмущённый смешок, шире раскрыв свои голубые глаза.

— К твоему сыну? — переспросила она с явным презрением.

— Вот именно, чёрт возьми.

— Понятно. Я-то и не знала, что теперь он твой сын, Дигойз, — поклонившись с той жёсткой улыбкой на губах, она одной рукой показала насмешливо-уважительный жест. Её тон сделался саркастичным вопреки искренней злости, которая слышалась в её голосе. — Видишь ли, что странно, брат, я припоминаю, что ты игнорировал «твоего» сына примерно тридцать пять лет после его рождения…

— До того времени ты даже не говорила мне об его существовании…

— …Затем угрожал его жизни, когда он по ошибке посмотрел на твою сучку-пару.

Ревик стиснул зубы, крепче скрестив руки на груди.

Уставившись на него, она нахмурилась в ответ, и её глаза засияли холоднее.

— Я также, кажется, помню, как ты сказал, что когда Тень угрожал убить его, если ты не станешь вести переговоры о его жизни, это была «первая хорошая вещь, которую ты услышал о Тени». Неужели я ошибаюсь в этих вещах, Прославленный Брат? Может быть, у меня плохая память?

— Я серьезно, Элан, — Ревик холодно уставился на неё. — Не испытывай меня в этом. И не пробуй давить на какие-то материнские права. Мэйгар — не разменная монета. Не для меня… и, конечно, не для тебя, чтобы получить власть в этой грёбаной империи, которую ты помогаешь строить Менлиму. Я сверну тебе шею, если ты приблизишься к нему. Мне всё равно, даже если ты его мать. Он не обсуждается, чёрт возьми.

Рейвен скрестила руки на груди, пристально глядя на него.

Её худые руки скрещивались так, что приподнимали и сжимали вместе её груди, отчего те почти вылезли из платья. Всё ещё глядя ему в лицо, она искусно просунула ногу через разрез в шёлковом материале так, чтобы та обнажилась до бедра, загорелая и мускулистая на фоне голубого шёлка.

Ревик знал, что поза должна быть нарочитой… и рассчитанной.

Недоверчиво хмыкнув, он презрительно посмотрел на неё, повернулся, многозначительно уставившись на её ногу, прежде чем снова сложить руки.

— Успокойся, Элан, — сказал он. — Я бы скорее трахнул одну из городских овец.

— Я слышала, что всех остальных ты и так уже перетрахал, брат, — ответила она сладким тоном.

— Во всем мире не хватит алкоголя для этого, сестра.

Вздохнув, она убрала пальцами чёрные волосы с лица, посмотрела на Уте, затем на Хило. Переместив свой вес, она убрала ногу обратно под платье, изменив позу и сделав что-то похожее на движение «ну, я попробовала» одной рукой, и надула щёки с явно раздражённым звуком.

Уте приподняла бровь, щёлкнув себе под нос.

Должно быть, после детального разговора между этими тремя в Барьере, Рейвен щёлкнула пальцами Уте, затем сделала серию быстрых жестов Хило. Мужчина-видящий кивнул, жестикулируя в ответ.

Ревик проследил глазами за их пальцами. Очевидно, это была версия языка жестов видящих, но слова и фразы складывались в своего рода код или, может быть, стенографию.

В любом случае, он явно не должен был участвовать в разговоре. Ему также не разрешалось входить в ту часть конструкции, к которой они имели доступ, чтобы говорить через Барьер.

Он почувствовал, что язык жестов просто подчёркивает этот факт.

Еще один грубый способ дать ему понять, где он находится.

В конце концов, разговор закончился.

Хило и Уте едва взглянули на Ревика, прежде чем повернуться и уйти. Взгляд Уте был откровенно презрительным, в нём жило даже больше враждебности, чем обычно. Оба повернулись к нему спиной, плечом к плечу выходя из комнаты с высокими потолками.

Ревик оказался наедине с Рейвен, которая смотрела на него прищуренными глазами, и её свет скрывался за той же конструкцией, которую он мог лишь почувствовать.

— Менлим согласился отложить разговор о Мэйгаре, — сказала она.

Ревик почувствовал, как его плечи расслабились. Он знал, что она, вероятно, заметила, но ему было почти всё равно.

В любом случае, конструкция почувствовала бы его облегчение.

— …Пока что, — холодно добавила она. — В интересах ускорения более насущных областей, в которых он нуждается в твоём сотрудничестве, брат.

Ревик кивнул, сохраняя невозмутимое выражение лица.

Он не собирался спорить об этом с Рейвен. В этом не было смысла.

Он знал, что она по-своему любила Мэйгара. Он также знал, что она и глазом бы не моргнула, если бы могла использовать их родство, чтобы получить рычаги влияния при этом новом режиме.

Зная Рейвен, она сказала бы себе, что это для блага самого Мэйгара.

— Ты слышал эти слухи? — прямо спросила она.

Ревик нахмурился, оглядывая её. Странно, но теперь она обезоружила его ещё больше, когда заговорила с ним прямо, отбросив застенчивость. Он знал, что она достаточно умна, чтобы понимать это, но это всё равно заставило его немного ослабить бдительность.

В любом случае, он ничего не сказал, ожидая, что она продолжит сама.

— Твоя жена, — произнесла Элан твёрдым голосом. — Нам сказали, что она оставила своих людей. Она не сообщила им, что собирается это сделать. По-видимому, никакого предварительного предупреждения вообще не было. Она ушла посреди ночи только с одним спутником. И оружием, — остановившись, она пытливо посмотрела ему в лицо. — Она также взяла с собой ключ, брат. Карту, о которой нам рассказал наш контакт.

Ревик не пошевелился. Он изо всех сил старался не реагировать на испытующий взгляд, который почувствовал на себе.

— Ты знал, что она сделает это, Реви'? — спросила она.

Заставляя своё лицо оставаться неподвижным, Ревик вздохнул, щёлкнув языком.

— Откуда мне знать что-нибудь о том, чем сейчас занимается моя жена, Элан?

— Она ушла с мужчиной, — сказала Рейвен, всё ещё изучая его лицо. — Неужели это тебя совсем не интересует, брат?

Ревик изо всех сил старался не реагировать, по-прежнему глядя в окно.

— Ходят слухи, что она в отношениях с этим мужчиной, — добавила Рейвен. — …«Трахаются, как кролики» — вот как это было сформулировано для меня. Весь лагерь знал об этом.

Всё ещё наблюдая за его лицом, она пожала плечами.

Ревик почувствовал фальшивость, стоящую за этим движением.

— Я думаю, они верны друг другу, — добавила она. — Заключили некое соглашение. Что бы она ни задумала, она взяла его с собой. Предположительно, чтобы согреть её постель, куда бы она сейчас ни собиралась. В лагере были некоторые разногласия по поводу её спутника, вдобавок к факту её отъезда. Не все из них доверяли ему.

Ревик почувствовал, как в груди у него поднимается жар.

Он не мог остановить это чувство, даже не мог подавить его в течение первых нескольких секунд, несмотря на то, что сжал свет железным кулаком. Он стоял там, изо всех сил стараясь контролировать своё дыхание и боль, которая хотела исказить его зрение.

— Ты слышал об этом, — сказала она, оценивающе глядя на него. — Или ты знал об этом сам.

Он покачал головой, с усилием сохраняя невозмутимое выражение лица.

— Нет, — сказал он.

Она улыбнулась ему, кивнув, но он увидел в её глазах понимание.

Конечно, они узнали, когда что-то изменилось между его женой и тем, с кем она была. Он ожидал этого.

Конечно, он ожидал этого. Он слышал эти перешёптывания уже несколько недель.

В их команде был чёртов крот. Даже если бы этот некто не был с Элли в Денвере или на базе в Лэнгли, две группы разговаривали меж собой. Команда Балидора разговаривала с теми, кто в группе Элли. Некоторые из них спали друг с другом. Ниила и Порэш. Чинья всё ещё может быть в отношениях с Анале.

Уставившись в круглое окно, он боролся со своим светом, говоря себе, что ведёт себя чертовски глупо.

Он знал это. Он, чёрт возьми, знал это.

Они узнали об Элли и её новом бойфренде раньше, чем он.

— Тогда тебе не нужно, чтобы я тебе что-нибудь рассказывала об этом, брат? — сказала Рейвен, и в её голосе слышалась лёгкая насмешка, пока она изучала его лицо. — Ты бы предпочёл, чтобы я не сплетничала?

Ревик не собирался спрашивать об этом. Он не собирался этого делать. Но всё равно спросил.

— Кто это? — спросил он нейтральным голосом. — Мужчина. Как его зовут?

Она приподняла бровь, глядя на него.

— Я как раз собиралась спросить тебя об этом.

Ревик щёлкнул языком, и гнев заструился в его свете, прежде чем он смог его сдержать.

— Чушь собачья. Кто это, Рейвен? Ты собираешься мне рассказать?

— Брат, — она тихо рассмеялась. — Можешь не верить мне, но я честно намеревалась спросить тебя об этом. Ты действительно не знаешь?

— Откуда, чёрт возьми, мне знать? — он обвел жестом комнату, подчёркивая это резкими щелчками пальцев. — Я здесь, не так ли? Не там.

— Она твоя жена, — сладко напомнила ему Рейвен, выдавив свою лукавую улыбку. — Я думала, что у тебя будет лучший доступ к её свету, брат. Определенно лучше, чем у меня.

Ревик с усилием взял себя в руки.

Щёлкнув ещё резче себе под нос, он отвёл взгляд.

— Ты действительно собираешься использовать это против меня? — сказал он холодным голосом. — С какой возможной целью, Элан?

— Я действительно ничего не знаю, Реви'. Честное слово.

Он не оглянулся, но услышал её улыбку.

Когда она продолжила молчать, он коротко выдохнул.

— У Менлима там есть шпион, — сказал он приглушённым голосом. Он сделал примирительный жест одной рукой, склонив голову. — Не может быть, чтобы он не знал, кто это. Если ты назовешь мне его имя, я в ответ расскажу вам о нём всё, что смогу. Менлим хотел бы этого, да? Информация об этом мужчине?

— Почему ты думаешь, что ему это нужно от тебя, брат?

Ревик почувствовал, как жар усиливается в его груди, затрудняя дыхание. Он ничего не сказал, уставившись в окно, не видя деревьев за резной деревянной отделкой.

Улыбнувшись, Рейвен пожала одним плечом.

— Мне не дали имени, брат, — сказала она. — Правда.

Ревик обернулся. Он заметил, что она наблюдает за ним с любопытством в глазах. Всё ещё изучая его, она усмехнулась.

На этот раз это была не лукавая улыбка, а настоящая.

— Gaos. Ты действительно хочешь знать, кто это, — когда Ревик отвёл взгляд, она рассмеялась. — Hulen-ta. Тебе до смерти хочется это знать, не так ли? Ты бы отдал свою левую руку, чтобы знать, — это веселье прозвучало в её голосе. — Бедный Реви'. Что ты собираешься делать? Пойти за ним? Кастрировать его, брат? Когда ты сам трахнул половину недобровольных в Городе?

Он щелкнул, излучая нетерпение.

Несмотря на это, он почувствовал, как какая-то часть его света вздрогнула от её слов.

Так вот что это было? Месть?

Неужели Элли делает это так, чтобы отомстить ему?

Ощущалось не так. Ощущалось это вовсе не так.

Тошнота вплелась в его свет.

Это чувство сильно ударило его в грудь, прежде чем он вообще смог отогнать воспоминания. Он боролся с этим, отключая разум и свет, убивая каждую крупицу чувств, прежде чем эти впечатления смогли собраться у него перед глазами.

В этот момент он перестал следить за другой видящей.

Когда он, наконец, взял себя в руки, он перевёл дыхание. Он оглянулся на Рейвен, но она покачала головой, щёлкнув, как будто раздумывая и всё ещё наблюдая за его лицом. На этот раз в её словах прозвучала почти ярость.

— Боги всевышние. Насколько же лицемерны мужчины, бл*дь. Вот ты здесь, притворяешься уязвленным… Я надеюсь, что он сейчас целует её в пи*ду. Поделом тебе, если бы ему около четырёхсот лет, и он обладает обширной подготовкой в искусстве, брат.

Ревик почувствовал, как его челюсти напряглись.

— Ты закончила? — спросил он.

Она ещё не закончила.

— А чего ты ожидал? — презрение наполнило её голос. — Сколько раз, по-твоему, ты можешь уходить от неё, прежде чем она порвёт с тобой? Она — Мост, брат. Она могла бы заполучить любого, кого захочет, — наблюдая, как он хмурится, она снова рассмеялась, и в её глазах стояло неподдельное удовольствие. — Боги. Я действительно надеюсь, что он хорош. Я надеюсь, что он будет трахать её, пока она не отключится, Реви'. Надеюсь, она не сможет произнести связных слов в течение часа после того, как…

Борясь с этой сильной болью, которая хотела снова воспламенить его свет, Ревик покачал головой, делая свой голос холодным.

— Мне кажется интересным, что ты вдруг стала такой защитницей прав моей жены, — сказал он, снова уставившись в окно. — Я, кажется, припоминаю, что в прошлом у тебя был вовсе не такой «сестринский» взгляд на наш брак.

Однако она рассмеялась над ним, и в её голосе звучало изумление.

— Боги. Это сводит тебя с ума. Это действительно так.

— Ты здесь по какой-то реальной причине, Элан? — спросил он.

— Ты чувствовал их вместе, не так ли? — спросила она, всё ещё изучая его свет. — Она наслаждается им, не так ли? Судя по выражению твоего лица прямо сейчас, он ей очень нравится…

— У меня нет времени на это дерьмо, — больше не заботясь о том, как это выглядит, он протиснулся мимо неё, направляясь к единственной двери в комнате с высокими потолками.

Она последовала за ним, всё ещё наблюдая за его светом.

— Боги, — она рассмеялась. — Ты что, каждую ночь смотришь, как они трахаются? Это почти горячо, брат. Извращённо. Но горячо.

Ревик закрыл свет, ускорив шаги.

Он на ходу боролся с воспоминаниями. Он мог чувствовать это сейчас, в конструкции. Они хотели, чтобы он увидел это, запомнил. Они притягивали его свет, уговаривая его вернуться туда, соблазняя его смотреть, продолжать смотреть… чувствовать это. Они хотели, чтобы он видел это, испытывал это снова и снова. Они хотели, чтобы он сделал очевидные выводы.

Менлим. Салинс. Рейвен. Хер знает кто ещё.

Он чувствовал, как Рейвен притягивает его даже сейчас, пытаясь понять, что он знал, что видел и чувствовал, когда смотрел на Элли с тем другим мужчиной.

Он чувствовал, как конструкция морочит ему голову, пытаясь заставить его потерять контроль, отреагировать так, чтобы он не мог думать, не мог сдержать свой свет.

Он знал, что это будет больно.

Конечно, он знал.

Он знал, что будет ревновать. Он знал, готовился к этому.

Но ничто не могло подготовить его к тому, чтобы почувствовать замешательство жены по поводу того, с кем она была, её испуганное осознание того, что она хотела кого-то другого. её чувства вины.

Её бл*дское чувство вины перед ним.

Её свет был открыт… так чертовски сильно открыт. Она была действительно возбуждена.

Он почувствовал там уязвимость. Кем бы он ни был, он достучался до неё. Он достучался до неё таким способом, который Ревик не мог осознать, который угрожал ему больше, чем он мог позволить себе думать.

Боль пронзила его при этом воспоминании, искажая зрение.

Gaos. Она занималась любовью с этим сукиным сыном. Она не просто трахалась с ним. Она занималась с ним любовью… позволила ему заняться с ней любовью.

Она не могла притворяться, не так ли?

Он почувствовал там желание, интенсивность, стоящую за сексом — её желание. Она была наполовину вне себя от этого, сражаясь с этим и с ним. Там была агрессия, гнев, страх. Были и другие, более мягкие эмоции, вещи, которые заставляли её чувствовать себя хуже. Она хотела его так сильно, что это пугало её, что она чувствовала себя дерьмово из-за этого.

Как она могла притворяться?

Он пытался увидеть больше. Он пытался понять, кто он такой, что они делают. Какая-то часть его должна была это увидеть. Что бы он ни увидел, он решил, что это никогда не может быть так плохо, как то, что придумал его разум. Что-то подобное, вероятно, должно было заставить его почувствовать себя виноватым, грязным, агрессивным, но вместо этого он чувствовал только разочарование от того, что ему помешали. Он чувствовал себя предателем из-за того, что она отсекла его, не включила в происходящее. Это задело его чёртовы чувства.

Она защитила его. Не Ревика — его. Другого парня.

Она, бл*дь, защитила этого ублюдка от самого Ревика.

Он прямо спросил её, кто этот парень. Она ему не сказала. Она вытеснила его из своего света, и это чувство вины исходило от неё, как дурной запах.

Его разум боролся с отголосками, которые он получил, пытаясь проникнуть сквозь её щит.

Он старался не думать о том, кто это был, но его разум был одержим этим.

Балидор? Gaos. Это был не Балидор, не так ли?

Он почти уловил привкус Адипана, что-то знакомое, знакомое ему, но и это он тоже не мог определить. Она сказала, что её телохранитель исключается, что это по какой-то причине не сработает, так что это должен быть кто-то другой.

Он просил её держаться подальше от Балидора. Она, бл*дь, пообещала ему, что будет держаться подальше от Балидора, что больше не будет спать с лидером Адипана.

Неужели она нарушила и эту клятву?

Он терял её. Он, бл*дь, терял свою жену. Он чувствовал это.

С кем, чёрт возьми, она была? Кто мог заставить её свет так отреагировать?

Ревик выбросил это воспоминание из головы и стиснул челюсти сильнее, достаточно сильно, чтобы заболели зубы. Он должен был убраться отсюда.

Он должен был убраться отсюда к чёртовой матери.

Рейвен продолжала следовать за ним, и то веселье звучало в её словах.

— Тебе действительно нужна моя помощь в поиске имени, брат? — спросила она, улыбаясь. — Я могла бы поспрашивать здесь. Выяснить, кто там следит за каналами. Попроси меня, Реви'. Попроси меня выяснить, кто трахает твою жену.

Он сжал челюсти, не отвечая ей.

— Я уверена, что мы сможем договориться… о чём-нибудь.

Почувствовав притяжение её света, он повернулся, прежде чем смог остановить себя. Когда он посмотрел ей в глаза, она улыбнулась шире, прямо перед тем, как её взгляд скользнул вниз, к его промежности.

Он остановился как вкопанный.

Активировав телекинез, он атаковал её, прежде чем успел сдержаться.

Он сильно ударил её, прямо в середину тела. Глядя, как она отлетает назад, он едва успел перевести дыхание, прежде чем её спина врезалась в деревянную стену, украшенную детальной резьбой, всего в трёх метрах от места, где он стоял.

В течение долгих нескольких секунд она выглядела ошеломлённой, как будто понятия не имела, что произошло. Она прислонилась всем своим весом к стене, её длинные чёрные волосы, обычно уложенные в идеальную прическу, растрепались на лице, закрывая один глаз и прилипнув к губам.

Она уставилась на него. Она посмотрела ему в лицо.

Понимание залило эти ярко-голубые радужки.

Её глаза расширились от страха, лицо побледнело до цвета мела.

— Реви'! — она ахнула, едва в силах выдавить из себя слова. Она прижала кулак к груди. Её голос стал откровенно испуганным. — Реви’… gaos, не надо. Не убивай меня, Реви'!

Она силилась дышать, страх сочился из её света. От линии роста волос стекала струйка крови, лицо исказилось в панике, и она подняла руку.

— Реви', Мэйгар. Мэйгар! Не убивай мать твоего сына! Я люблю его. Он любит меня, — слёзы выступили на её глазах. — Пожалуйста, брат! Отец моего сына… пожалуйста!

Силясь справиться с собственным светом, он стоял там, стараясь дышать.

Он не мог дышать, бл*дь.

Казалось, прошло много долгих минут.

Больше, чем он мог сосчитать.

Затем он развернулся на пятках, выходя из комнаты.

В этот раз он не оборачивался.