Дым над тайгой

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

Татьяна вернулась из командировки до предела вымотанной и потому раздраженной. Все вышло так, как она и предполагала, отказываясь ехать проверять письмо, которое пришло из «Северного» леспромхоза. В нем говорилось о злоупотреблениях начальника ОРСа Желябовского. Злоупотребления заключались в том, что пришедшие в леспромхоз ковры он продал не очередникам, а своим знакомым. Письмо было анонимным, и Татьяна считала, что с ним не стоит разбираться. Но когда она сказала об этом Тутышкину, в ответ раздался взрыв негодования.

— Мы должны реагировать на каждый факт критики, — сказал он, размахивая письмом перед лицом Татьяны. — А вдруг это правда? Спрос ведь будет с нас. Скажут: почему не разобрались?

В последнее время многие действия Матвея Серафимовича вызывали в Татьяне раздражение. Она вдруг обнаружила, что он не настолько умен, как казался вначале. Да и труслив бывает до отвращения. Вот и сейчас она подумала, что Тутышкин в очередной раз перестраховывается. Письмо возникло потому, что Желябовский наверняка не угодил кому-то из леспромхозовских. Но, во-первых, всем не угодишь, обиженные будут всегда. А во-вторых, списки очередников на дефицитные товары составляет профком. Он их и контролирует. Надо направить письмо в профком, пусть разберутся и ответят газете. Об этом она и сказала редактору. Однако на него не действовали никакие доводы.

— Не трать время напрасно, — отрезал Тутышкин. — Бери письмо и лети в леспромхоз.

— Но почему должна лететь я? — выложила последний козырь Татьяна. — Ведь это прямая обязанность отдела писем. Пусть Светлана и разбирается.

Матвей Серафимович выпрямился на стуле, снял очки и, уставившись на Татьяну близорукими глазами, сказал:

— Чего ты на меня кричишь?

Татьяна оторопела. Ей, наоборот, казалось, что она говорит чересчур спокойно. Это Тутышкин повышает голос. Он слишком много взвалил на ее плечи. Татьяна отвечала не только за отдел промышленности, но и писала отчеты с заседаний бюро райкома, пленумов и конференций, выполняла постоянные поручения редактора или кого-то из райкомовских секретарей. Для одного человека это и так слишком. А тут еще командировка, не имеющая никакого отношения к отделу, которым руководила Татьяна.

— Если я кричу, — Татьяна пожала плечами, — прошу меня извинить. Я этого не заметила.

Тутышкин не обратил внимания на извинение или сделал вид, что пропустил его мимо ушей.

— Светлана никак не может разобраться с коллективным письмом из детского сада, — сказал он. — Я послал ее туда. Ну, кто, скажи, кроме тебя может поехать в леспромхоз?

Этот довод оказался решающим. Татьяна взяла письмо, вышла из кабинета и сказала секретарше Наталье, чтобы та оформила ей командировку.

В леспромхоз авиация летала нерегулярно, добираться туда пришлось на попутном вертолете. На его ожидание и дорогу ушел почти весь день. Еще пятнадцать минут Татьяне потребовалось на то, чтобы разобраться с анонимкой. Когда она пришла в контору леспромхоза, в кабинете директора как раз делили ковры. Вместе с директором Сергеевым этим занимались начальник ОРСа Желябовский и председатель профкома Котов. Они сверяли списки очередников, отмечая галочкой каждую фамилию.

Татьяна подала им письмо. Директор леспромхоза взял анонимку, прочитал ее вслух.

— Вот видите, какой у нас народ, Татьяна Владимировна, — положив письмо на стол, сказал Сергеев. — Ковры еще не распределили, а они уже пишут жалобы. У нас ведь список очередников давно утвержден, и каждый его знает. Попробуй вычеркнуть кого-нибудь, греха не оберешься.

— А нельзя узнать, кто это написал? — спросила Татьяна.

— Да разве они сознаются? — удивился Сергеев. — Им ведь главное — заварить бузу, натравить людей друг на друга. А там, глядишь, кто-нибудь откажется от своего законного ковра. Тут и объявится соискатель.

— Значит, я могу сказать, что все распределяется под строгим контролем?

— Ну а как же? — Сергеев ткнул пальцем в список очередников. — Я ведь говорю: попробуй только вычеркни кого-нибудь, жизни не будешь рад.

На этом расследование анонимки закончилось. Можно было возвращаться домой. Но вертолет уже улетел назад, а другого транспорта в поселке не было. Пришлось ночевать в леспромхозе. А на следующий день поднялась метель, и воздушной связи не было вообще. Домой удалось попасть только на вторые сутки. Это и вымотало Татьяну.

На квартиру Татьяна заскочила всего на минутку, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Но, едва открыв дверь, сразу насторожилась. Что-то было в доме не так. Она не могла понять — что, но была уверена: в доме побывали чужие люди. Татьяна прошла в гостиную и ничего не обнаружила. Заглянула в спальню — там тоже все было в порядке. Насторожила кухня.

Татьяна считала себя чистюлей, она тщательно мыла каждую чашку и приучила к этому Андрея. Но сегодня посуда в шкафу была столканной кое-как, на стаканах виднелись белые пятна от высохших капель. Так бывает, когда посуду не ополаскивают и не вытирают после мытья. Значит, занимался этим не Андрей. Никто из его друзей посуду мыть тоже не будет. Выходит, Андрея навестил не друг, а подруга. Татьяна брезгливо посмотрела на стаканы и подумала: «Как у Светки…» И ее тут же обожгла страшная догадка. Она села на диван и заплакала...

Последнее время их взаимоотношения с мужем заметно остыли. Андрей приходил с работы, молча ужинал и уходил в комнату смотреть телевизор или ложился на диван и читал книгу. Чаще всего это был какой-нибудь детектив. Татьяна не чувствовала себя виновной в разладе, поэтому не делала попытки первой выяснить причину охлаждения мужа. Если виноват он, пусть первым и объясняется. День шел за днем, а ситуация не менялась. Наконец Татьяна не выдержала. Утром во время завтрака она спросила:

— Андрюша, что случилось?

— Ничего. А что должно было случиться? — удивился он.

— Я же вижу, что ты какой-то не такой, — Татьяна отставила чай, давая понять, что хочет говорить серьезно.

— Какой не такой? — Андрей улыбнулся, но улыбка была наигранной. Это рассердило Татьяну.

— Холодный, вот какой, — сказала она.

— У тебя слишком богатое воображение, — Андрей снова улыбнулся, но на сей раз улыбка вышла ехидной.

— Все начинается сначала? — спросила Таня и посмотрела Андрею в глаза. Ей казалось, что так ему будет труднее сказать неправду.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — сказал Андрей и отвел взгляд.

Таня поняла, что разговора не получится. После завтрака она проводила мужа на работу, а сама пошла в редакцию. Хотела продолжить разговор вечером, но Тутышкин послал ее в леспромхоз…

И вот теперь, когда вернулась домой, увидела эти плохо вымытые стаканы.

Татьяна встала с дивана, посмотрела на себя в зеркало, припудрила лицо. Надела свежее платье и жилетку, взяла в руки флакончик духов. Покрутила его в пальцах, не поднося к лицу. Ей показалось, что у трюмо, около которого она стояла, кто-то уже пользовался духами. Но это были не ее духи. Они источали чужой запах. Она поставила флакончик, подошла к дивану, принюхалась («Словно ищейка», — усмехнулась), потом прошла в спальню, постояла около кровати. Никакого парфюмерного запаха здесь не было. «Так можно дойти черт знает до чего», — подумала Таня и вернулась к трюмо.

В редакции Татьяна села составлять авансовый отчет о командировке. При этом подумала, что была права, когда отказывалась от поездки. То, что она выяснила, прокатав редакционные деньги и убив два дня личного времени, можно было узнать и без командировки. Надо было просто послать анонимку в леспромхоз и подождать официальный ответ. Но Тутышкин не хотел об этом даже слышать. А может, не хотела Светлана?..

Татьяна машинально потянула к себе свежий номер «Северной звезды» и стала просматривать заголовки публикаций. На второй полосе ей бросилась в глаза заметка с крикливым названием: «Избила ребенка». Но более всего ее удивило то, что написала заметку не Светлана Ткаченко, а секретарь-машинистка Наталья Холодова. Наталья изо всех сил рвалась в журналистику, уже два раза пыталась поступить в университет, но проваливала экзамены. «С чего бы это разбирать конфликт послали Наталью?» — подумала Татьяна, и у нее неприятно заныло под ложечкой.

Она прочитала заметку и отложила газету в сторону. В заметке рассказывалось о том, что воспитательница детского сада Анна Павловна Снеткова избила трехлетнего Павлика Нагишина. Татьяна хорошо знала предысторию события.

Несколько жительниц Андреевского написали в «Приобскую правду» письмо о том, что председатель райпищекомбината Нагишин изобрел местную бормотуху «Клюковка». Обыкновенную клюкву стал настаивать на питьевом спирте и теперь торгует этим зельем на каждом углу. Местным властям это, похоже, выгодно, потому они не принимают никаких мер против спаивания людей. В числе подписавших была и Снеткова. Павлик воспитывался в ее группе.

Как-то он попросился на горшок. Анна Павловна помогла ребенку снять штаны, чтобы он справил малую нужду. Но вместо горшка Павлик якобы пустил струю в воспитательницу. При этом сказал: «Это тебе за папку». Снеткова не выдержала и шлепнула Павлика по голой заднице. Он упал на пол, начал пронзительно кричать и колотить ногами по голым доскам. На крик сбежался весь детсадовский персонал, нашлись заступники. Так появилось коллективное письмо. Татьяна считала, что его специально организовали. Если быть справедливым, вместе с Павликом надо бы высечь и его папу. Но у Тутышкина было другое мнение. Он вызвал Светлану и сказал:

— Вы заведуете отделом писем, вам и письмо в руки. Избиение ребенка, независимо от того, из какой он семьи, происшествие чрезвычайное.

Татьяна пыталась объяснить Светлане свою позицию. Но та ответила:

— А я считаю, что Матвей Серафимович прав. Если воспитатели и учителя будут давать волю рукам, до чего мы докатимся?

Татьяна не стала продолжать разговор, но подумала, что Светлана все же разберется в сути дела и напишет более или менее объективно. Именно из-за этого письма Светлану оставили в Андреевском, а Татьяну послали в леспромхоз. А теперь выходит, что Светлана даже не была в детском саду. Что же с ней случилось?

Татьяна позвонила Наталье и попросила зайти. Та влетела, словно на крыльях, и прямо с порога заверещала, не скрывая восторга:

— Никогда не думала, что смогу так написать! Тутышкин сказал, что на летучке обязательно отметят. Звонил Нагишин, ему статья тоже понравилась. Таких статей пять-шесть — и место литработника обеспечено. А ты как считаешь?

Татьяна пожала плечами, но тут же смекнула, что Наташку надо похвалить. Тогда она расскажет, почему в детсад не пошла Светлана. Льстивая ложь — вещь, конечно, противная, но что делать, если иначе не узнать правды?

— Что и говорить, материальчик получился хлесткий, — стараясь выглядеть как можно искреннее, сказала Татьяна. — Таких еще несколько и можно напрямую заводить разговор с Матвеем. А почему Светка-то не пошла? Ведь он ее посылал.

— А она заболела.

— Да ты что? — удивилась Татьяна. — И где же она сейчас?

— У себя сидит. Сейчас ей уже лучше. Это позавчера ее схватило, еще когда ты собиралась в аэропорт.

— И что с ней было?

— Не знаю. Отравилась, кажется, чем-то. Да ты сама с ней поговори... Я рада, что тебе понравилась моя статья.

— Я тоже, — сказала Татьяна.

Наталья ушла, и Татьяна осталась одна со своими размышлениями. Она пыталась понять, что же произошло у них с Андреем. Где возникла та маленькая трещинка, которая сейчас стремительно превращается в пропасть, отделяющую ее от мужа?..

Прошлым летом они вместе побывали в Сочи. Таня, правда, рвалась к родителям, но Андрей настоял на море. Он долго ее уговаривал.

— Отпуск бывает раз в году, — говорил Андрей. — И у меня билет бесплатный. Да и тебе пятидесятипроцентная скидка. Давай хоть раз воспользуемся льготами?

— Андрей, о чем ты говоришь? — Таня даже немного рассердилась. — Разве можно выбирать между родителями и льготами?

— Ты меня не так поняла, — он взял ее ладонь, поднес к губам и поцеловал. — Давай хоть один отпуск проведем как белые люди. Покупаемся в море, позагораем на южном солнышке. Я ни разу не был на море. А ты?

Доводы Андрея были убедительными. Тем более что Челябинск не так далеко, слетать туда можно и зимой. Пять дней без содержания Тутышкин даст всегда. А на море не бывал не только Андрей, Таня тоже его не видела.

На первых порах в Сочи все шло отлично. В санатории им дали хорошую комнату с видом на море. Ночью они открывали окно, и комната наполнялась солоноватым морским ароматом, а с моря доносился шелестящий, убаюкивающий накат волн. Таня блаженствовала. Единственной их ежедневной заботой было искупаться и позагорать на лежаках до тех пор, пока голод не погонит в столовую. Пообедав, они поднимались в свою комнату и продолжали блаженствовать в постели, а потом снова перебирались на пляж.

Но вскоре все пошло кувырком. Непонятно, где Андрей нашел Александра, тоже пилота северной авиации, правда, из Нарьян-Мара. Плечистый, рослый, броский, как и Андрей, он смотрелся великолепно. Они как бы дополняли друг друга: светловолосый Андрей и брюнет Александр. Когда Андрей знакомил его с Татьяной, Александр смотрел на нее слишком откровенно. При этом его налитые розовые губы чуть шевелились. Татьяна сразу подумала, что такое знакомство не к добру. Так оно и вышло.

Александр оказался заядлым преферансистом и втянул в эту картежную игру Андрея. Вместо того чтобы купаться и загорать, Андрей теперь целыми днями стал резаться в карты. Однажды игра настолько затянулась, что Татьяне пришлось ужинать одной. Но Андрей не пришел и после ужина. Татьяна долго ждала его, потом легла спать. Однако уснуть не могла. У нее не было обиды на Андрея. В конце концов, у мужа могут быть свои дела и свои развлечения. «Ну, не сошлись на чем-то, имеем разные взгляды на некоторые вещи, — думала она. — Но это же не повод для развода. Может быть, я не устраиваю его как жена, как женщина, если карты для него интереснее?»

Тане вдруг захотелось сделать Андрею что-нибудь приятное. Она повертелась перед зеркалом, достала из чемодана короткую прозрачную ночную рубашку, которую Андрей привез ей еще полгода назад из Новосибирска. Рубашка была чудная, она словно состояла из воздуха, но Таня надевала ее редко. Зимой на Севере в ней спать холодно. Поэтому отложила до лучших времен. Сейчас она решила, что эти времена настали.

Таня стянула с себя прежнюю рубашку, достала духи, которые по дороге в Сочи купила в московском аэропорту, и, вытащив пробку из флакона, слегка прикоснулась за ушами, потом провела под мышками. Затем надела прозрачную рубашку, еще раз посмотрелась в зеркало и легла в постель, свободно раскинувшись поверх простыни, которой укрывалась.

Солнце уже давно ушло за горизонт, и на город опустилась темная южная ночь. Издалека доносилась музыка, время от времени раздавался женский смех, слышалось шарканье подошв по асфальту. Андрея не было. Таня закрыла глаза и стала ждать. Она не знала, как долго это продолжалось, но когда снова открыла глаза, поняла, что спала. Был час ночи. Таня погасила свет, прошла в темноте к постели и легла, накрывшись простыней. Ее душила обида. Она уткнулась в подушку и заплакала.

Когда Андрей вернулся, Таня спала. Она проснулась оттого, что загремел стул. Снимая брюки, Андрей неосторожно задел его.

— Где ты был? — спросила Таня.

Андрей не ответил. Пошарив рукой, он нашел край простыни, приподнял ее и лег рядом. Затем, обнаружив, что Таня легла в короткой новой рубашке, осторожно провел ладонью по талии и голому бедру. Таня молчала. Тогда он положил свою ногу на ее ноги. Она не отреагировала. Ее удивляло только, что он до сих пор не произнес ни слова. И лишь когда он все так же молча попытался повернуть ее к себе, она почувствовала, как сильно от него пахнет вином и еще каким-то непонятным ей запахом.

В тот раз Андрей все делал не так. Он будто выполнял тяжелую и обременительную повинность. Впервые за все время замужества он был неприятен ей. И лишь после того, когда все закончилось, она поняла: он пришел к ней от другой женщины, с которой занимался тем же. Таня чуть не задохнулась от ярости. Сдерживая себя, спросила:

— Где это было?

— Ты о чем? — изображая невинность, спросил Андрей. — Мы просто играли в преферанс и пили вино. И ничего другого там не было.

— Что значит — ничего другого? — Таня села на постели, и он увидел на фоне окна ее четкий силуэт. Над морем уже начинал брезжить рассвет.

— Не знаю, что ты имеешь в виду...

— Это ты имеешь, — произнесла Таня и откинула рукой волосы с груди на плечо. — Я еще не задала вопрос, а ты на него уже ответил. Все, Андрей, хватит. Не хочу больше видеть рожи твоих картежников и эти морские камни, обрызганные спермой.

Таня удивилась, откуда у нее нашлись такие слова. Она еще не знала, чем закончится конфликт с Андреем, но твердо решила, что завтра уедет отсюда.

Утром она пошла покупать билет на самолет, но оказалось, что они проданы на две недели вперед. Тогда она поехала на железнодорожный вокзал. Но и там билетов не было. Таня пришла в отчаяние.

Ее решение уехать Андрей не принял всерьез. Он посчитал, что жена решила просто припугнуть его. Обедать пришлось одному, Таня в это время бегала по билетным кассам. Не пришла она и на ужин. Вернувшись вечером в палату, Андрей увидел, что их кровати стоят у разных стен. Таня растащила их, давая понять, что никаких отношений между ней и Андреем быть не может. Сама она лежала на постели в платье и босоножках. Андрей не видел ее весь день и сейчас ужаснулся — настолько почернело и осунулось Танино лицо. Он понял, что искать с ней сегодня примирения бесполезно, оно будет долгим и трудным.

— Я не хочу говорить ни о себе, ни о чем другом, — сказал он, стоя около Таниной кровати. — Ты не примешь никакие аргументы. Обещаю одно: завтра мы улетим отсюда.

Таня не ответила. У Андрея был служебный билет, и она понимала, что с ним в аэропорту будут говорить не так, как с ней. Летчики летчика всегда выручат. И хотя ей не хотелось лететь с Андреем, никакой другой возможности выбраться отсюда не было.

На следующий день после обеда они вылетели в Москву. Во Внуково прилетели вечером. Ни родных, ни знакомых в Москве не было. Но Андрей уверенно взял такси и, посадив Таню, поехал в город. Остановились у гостиницы «Москва». В зале, где выдавали разрешение на поселение, было полно народу. Андрей поставил Таню в очередь, а сам пошел к полной брюнетке, которая прохаживалась за стойкой. Перебросившись с ней несколькими фразами, он вернулся к Тане и сказал:

— Посиди в кресле, я все оформлю.

Как выяснилось потом, ему пришлось дать взятку. Их поселили на десятом этаже. Окно комнаты выходило на Кремль и Красную площадь. Таня была в Москве всего второй раз и в глубине души была признательна Андрею за то, что он сумел достать номер именно в этой гостинице. Она находилась в самом центре столицы. Но простить его предательство Таня не могла. Она поняла, что теперь уже никогда не сможет доверять мужу.

Они прожили в Москве пять дней, и каждый из них остался в памяти Тани. Андрей устроил ей потрясающую культурную программу. Они побывали в концертном зале «Россия» на представлении ленинградского «Мюзик-холла», посмотрели в кремлевском дворце «Спящую красавицу». Посетили «Третьяковку». Таня нисколько не пожалела, что досрочно уехала из Сочи.

Когда вернулись домой, их жизнь потекла по прежней колее. Не было только прежних отношений. Иногда Тане хотелось забыть все плохое, что было между ней и Андреем, и начать жизнь сначала, с чистого листа. Андрей был ей по-прежнему дорог, хотя если бы ее спросили, любит ли она его так, как раньше, однозначно ответить на этот вопрос она бы не смогла. Но не все зависело от нее. Стал другим и Андрей. Он еще более замкнулся, ушел в себя. А в последнее время вообще не замечал ее. У него было много работы, каждый день приходилось летать, он редко бывал дома. Но даже в эти короткие часы был сдержан, если не сказать — холоден. Таня долго надеялась на возвращение прежних отношений, но потом решила, что так, наверное, теперь будет всегда.

Но однажды Таня не выдержала. Андрей пришел с работы усталый и какой-то растерянный. Таня не стала ни о чем спрашивать. Ужин был давно готов. Она поставила его на стол, достала из шкафа бутылку вина, принесла фужеры. Андрей знал, что жена абсолютно равнодушна к вину, и с удивлением смотрел на нее. Ждал, что будет дальше. Таня налила вино в фужеры, чокнулась с Андреем и выпила вино до дна. Андрей молча последовал за ней. Таня подождала, когда он выпьет, и спросила:

— Что случилось? На работе что-то не так?

— Ничего не случилось, — ответил Андрей. — Что может случиться на работе?

На этом разговор закончился. Молча поужинали, молча легли спать. То ли выпитое заговорило, то ли Таня настолько измучила себя думами о семейной жизни, о прежней их близости, что ей стало не по себе. И она потянулась к Андрею. Он, как всегда, спал на правом боку, чуть поджав под себя колени, левая рука лежала вдоль бедра. Таня легонько взяла его руку и положила себе на грудь. Андрей проснулся и несколько мгновений лежал с закрытыми глазами. Затем повернулся к ней, обнял и, не сказав ни слова, все сделал молча, будто исполнил привычную и необходимую работу. И тут же уснул… С тех пор она никогда больше не пыталась расшевелить в нем чувства, которых, как поняла, давно уже нет.

Когда же она в письмах попыталась раскрыть душу перед своей университетской подругой Верой Калюжной, та посоветовала ей жить проще: «Не настраивай себя на высокие материи, солнышко мое. Ты замужем уже три года, а детей у вас нет. Отсюда вся дурь. Заведи себе кроху и увидишь, что будет тебе не до философий. Ребенок приберет к своим рукам все твои переживания. Нормальной бабе ничего другого не надо».

Ребенка и Андрей хотел. Но Таня боялась рожать на Севере. Слишком трудно здесь маленьким: ни солнца, ни фруктов. Зимой поиграть на улице и то нельзя — мороз тут же загоняет в квартиры. «Вот уедем отсюда, тогда и заведем, — говорила она Андрею. — Не все же время тебе летать на АН-2, а мне работать в районной газете».

Время лечит все раны, сглаживает, казалось бы, самые жестокие обиды. Сочинский отпуск постепенно стал забываться, а отношения Тани с Андреем налаживаться. У них снова стали появляться гости, в основном друзья Андрея из авиаотряда. Тане нравились эти вечеринки прежде всего потому, что застолье отвлекало от суеты повседневной жизни. Андрей брал гитару и пел, гости подпевали, а Таня слушала. Все было почти как в первые дни их знакомства, и ей казалось, что к ним с Андреем возвращаются прежние чувства.

Возникшую некоторое время назад отчужденность Таня объясняла усталостью Андрея. И она прощала ему и вечера у телевизора, и лежание на диване. Ей казалось, что только так он может расслабиться. Однако последний случай выбил ее из привычной колеи окончательно. И самое обидное — причиной этому оказалась Светлана…

Таня сидела за столом, бессмысленно глядя в тусклое окно, и не знала, что делать дальше. В голове крутилось только одно: разговора со Светланой не избежать. И чем раньше он состоится, тем лучше. Но с чего начать? Ведь для этого нужен серьезный повод. Пятна на стаканах и еле уловимый запах духов у трюмо не доказывают ничего. Наконец она решила: зайду к Светлане и обстановка сама подскажет, как действовать. Во всяком случае не надо раздражаться, надо держать себя в руках.

Легко сказать — не раздражаться. Татьяна зашла в кабинет заведующей отделом писем, и ее обдало резким запахом польских духов «Полена». Именно этот запах уловила она около трюмо. Раздражение выплеснулось само собой.

— Ну и духи, — поморщилась Татьяна. — Такое впечатление, будто из родного дома не выходила.

Светлана сразу поняла, что она имела в виду. Тем не менее, отодвигая объяснение, чуть натянуто спросила:

— Ты о чем?

— О твоей привычке лить на себя духи ведрами.

Светлана пожала плечами:

— Сколько можно об одном и том же? Духи на то и духи.

— Да лей их здесь, сколько хочешь. А то прихожу домой, а там от запаха твоих духов нос воротит.

Светлана нервно дернулась, ручка, которую она отложила, когда вошла Татьяна, скатилась на пол. Светлана нагнулась, подняла ее, положила на стол рядом со стопкой бумаги и упавшим голосом спросила:

— Чего ты хочешь? Чтоб я тебе все рассказала?

— В нашем положении это самое лучшее, — подтвердила Татьяна. — И с чего начнем?

— Я не знаю, что тебя интересует. Ты же хочешь что-то узнать. Говори — что?

Таня обратила внимание, что у Светланы дрожат руки. «Как у воровки», — подумала она и спросила:

— Что у вас с Андреем?

— Ничего, — ответила Светлана.

— Он тебе ничего не обещал?

— А что он мог мне обещать? Просить, чтобы я пошла за него замуж? Так он любит только тебя. Кстати, он мне все рассказал о ваших отношениях.

— Так уж и все? Может, и о Сочи рассказал?

— Что ты ко мне пристала? — у Светланы в глазах появились слезы. — Ты лучше у своего мужа спроси. Я в чужих семейных дрязгах разбираться не хочу. Разбирайтесь сами.

Светлана уже давно поняла, что не может без Андрея. О ком бы она ни думала, ее мысли все равно возвращались к нему. От одного взгляда на Андрея у нее замирало сердце. Она готова была упасть перед ним на колени, если бы знала, что это поможет их сближению. И в то же время Светлана понимала, что ей никогда не отбить Андрея у Татьяны. Да она и не претендовала на это. Ей хватило бы редких, мимолетных встреч с ним. «Утешилась бы хоть чуточку и снова ждала, пока не подвернется случай», — думала она. Но Андрей не давал повода. При встречах она пыталась завязать с ним разговор, Андрей охотно откликался, однако дальше разговоров дело не шло. Растравливая себя все больше, Светлана решила действовать напролом. «Пойду к нему и предложу себя», — думала она. И ей нисколько не было стыдно. За одно прикосновение Андрея она готова была отдать душу, если бы он попросил ее об этом.

Светлана долго искала подходящий случай, и он подвернулся. В редакцию пришло сразу два письма, с которыми требовалось разбираться. Одно из детсада, другое из леспромхоза. Правда, в леспромхоз можно было и не ездить. Но Светлана убедила Тутышкина, что расследовать злоупотребления Желябовского просто необходимо. До нее и раньше доходили слухи о том, что он не чист на руку. Но поскольку Светлана уже договорилась о встрече с работниками детсада, в леспромхоз придется послать Татьяну. Тутышкин так и поступил. А Светлана, отправив вместо себя в детсад Наталью, занялась своими амурными делами.

Первым делом сбегала к председателю райпотребсоюза и выпросила из заначки две бутылки коньяка. Затем, уже из дома, позвонила в аэропорт и спросила, где находится Василий Иванович со своей «Аннушкой» — напрямую об Андрее спрашивать было неудобно. Ей ответили, что он в Никольском и домой возвратится только к вечеру. Светлану это вполне устраивало. До вечера она привела себя в порядок, сделала прическу и, надев лучшее платье, отправилась к Андрею.

Когда он открыл дверь, у Светланы от волнения так зашлось сердце, что она побледнела. Андрей заметил это и спросил:

— Что с тобой?

— Не обращай внимания, — Светлана махнула рукой. — Можно раздеться?

Андрей пожал плечами, слегка растерявшись:

— Раздевайся.

Светлана сняла пальто, поправила прическу.

— А где Татьяна? Почему я ее не вижу?

— Татьяна в командировке. Ты разве не знаешь?

— Нет, — Светлана изобразила на лице искреннее удивление. — Я как с утра ушла из редакции, так там и не была. Мы же с Таней договаривались устроить вечером маленький кайф, — живо соврала, изобразив на лице разочарование. — Прямо не знаю, что делать.

— А по какому поводу решили кутнуть? — спросил Андрей.

— По поводу хандры, Андрюша. Знаешь, что это такое?

— Представь себе, знаю...

— У тебя есть стаканы? — спросила Светлана и достала из сумки бутылку коньяка. Андрей нерешительно посмотрел на бутылку, потом сказал:

— Пошли на кухню. Завтра у меня все равно неполетный день.

Светлана прошла на кухню. Андрей достал стаканы, наскоро собрал закуску. А дальше все вышло само собой. Вторую бутылку Светлане открывать не потребовалось. Из кухни они перешли в комнату, сели на диван. Светлана обняла Андрея за шею, притянула к себе и поцеловала в губы. Сначала осторожно, а потом с такой страстью, что дальше уже не было сил осторожничать...

Домой Светлана ушла под утро. Не ушла, а улетела на крыльях. Андрей же, проводив ее, сел на диван, обхватил голову руками и стал думать о том, как теперь выпутаться из создавшегося положения. И не столько совесть мучила, сколько подленький страх. А вдруг Светлана обо всем расскажет Татьяне? Тогда не избежать скандала, который может разрушить едва налаженные отношения.

Сейчас Светлана сидела за столом и невидящими, затуманенными глазами смотрела на Таню. Она никогда не думала, что ей вот так придется объясняться, да еще в своем кабинете. До нее только в эту минуту дошло, что семейное счастье нельзя разделить на троих. Она не узнавала всегда спокойную Таню, которая почти кричала:

— Ты мне скажи: спала с Андреем или нет?

Таня кипела. Такой ярости она не ощущала в себе никогда. Кажется, еще мгновение и она вцепится в ненавистное лицо Светланы. А та мокрыми глазами смотрела на Таню и замученно твердила:

— Хочешь верь, хочешь не верь, а любит он только тебя. Только тебя... — и слезы уже ручьем текли из ее глаз. Она достала из ящика стола носовой платок, приложила к глазам и, шмыгнув носом, глухо простонала: — Вся жизнь пошла прахом. Уеду отсюда хоть к черту на кулички! Здесь мне все равно не жить. Завтра же уеду! — она уронила голову на стол и зашлась в плаче.

— Живете, как воры, — тихо и зло сказала Таня и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.

В редакции оставаться она не могла. Задыхаясь от гнева, Таня направилась домой. И чем ближе она подходила к дому, тем меньше становился гнев и отчетливее мысли. «А, собственно, чего я хочу? — спрашивала она себя. — Чтобы они подтвердили то, о чем я уже знаю? Допустим, подтвердят. Что тогда? Тогда не будет выбора, надо будет уходить от Андрея».

К такому решению Таня не была готова. Ей казалось, что если бы это случилось, она бы умерла со стыда. Выходит, она уж и не такая красивая, и обаяния в ней не так много, если муж променял ее на другую. Ведь этим решением она сама заставит его уйти к Светлане. «А может быть, дело не только в красоте и обаянии? — думала Таня. — Может быть, кроме этого мужчинам надо что-то еще, о чем я не знаю?»

И другая мысль мучила ее. Как теперь строить отношения с Андреем? То, что они не будут такими, какими были раньше, совершенно ясно. Но какими они должны быть? И надо ли ей заводить с ним такой же разговор, как со Светланой? Ведь чем он закончится, ясно и так.

Ей стало до того жалко себя, что она опять заплакала. Но настоящую волю слезам дала дома. Она упала на кровать лицом в подушку и плакала долго и безутешно. Ей казалось, что все рухнуло, все, к чему она стремилась, пошло прахом. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой.

Когда пришел домой Андрей, Таня уже успокоилась. Он увидел ее опухшее лицо, покрасневшие веки и все понял. За весь вечер они не произнесли ни слова. Таня постелила Андрею на диване, а сама легла на кровать. Андрей не сделал даже попытки примирения. Он понимал, что сегодня это может вызвать только обратную реакцию, и решил разговор отложить. Как говорится, утро вечера мудренее...