Дым над тайгой

КТО НАПЕЧАТАЕТ СТАТЬЮ?

Дорога в аэропорт шла мимо дома Саши Кондратьева. Подходя к нему, Таня взяла Андрея за локоть и сказала:

— Ты иди к самолету, а я заскочу сюда, — она кивнула на дом. — Надо, чтобы Саша прочитал статью. Пока оформишь бумаги на вылет, я уже буду в аэропорту.

Таня поднялась на крыльцо, постучала в дверь. На пороге появился заспанный Кондратьев. После того как его отстранили от полетов, он мог позволить себе спать хоть до обеда.

— Ты чего так рано? — полушепотом спросил Саша.

— Лечу в Среднесибирск, — также тихо ответила Таня. — Везу туда статью. Хочу, чтобы ты ее прочитал.

Кондратьев посторонился в дверном проеме и пригласил Таню в дом. Она переступила порог, и Кондратьев также полушепотом сказал:

— Пошли на кухню, ребятишки еще спят.

Таня прошла, села на табуретку, достала из сумочки статью и протянула Саше. Он пробежал глазами один лист, другой, третий, поднял на нее глаза и спросил:

— Не боишься? Они же тебя сожрут.

— Устала бояться, — ответила Таня. — Когда живешь в постоянном страхе, перестаешь его замечать. Ты мне лучше скажи: здесь все верно?

— Все, до последнего слова.

— Тогда распишись на каждой странице.

— Думаешь, могу отказаться от своих слов? — на лице Кондратьева появилась ирония.

— Человек слаб, Саша, — виновато улыбнулась Таня. — Не обижайся, пожалуйста.

Кондратьев расписался. Таня положила статью в сумочку и пошла на аэродром, где ее ждал Андрей.

— Ну и как? — спросил он, когда Таня подошла к самолету.

Она подняла вверх большой палец.

— Дашь потом почитать?

Таня кивнула. После бессонной ночи она чувствовала себя совершенно разбитой. Едва самолет поднялся в воздух, она прислонилась плечом к стенке фюзеляжа и уснула. Но сон был тяжелым. Самолет то и дело проваливался в воздушные ямы, и при каждом падении Таня невольно открывала глаза. В эти мгновения она испытывала неприятное чувство тошноты. Вдобавок ко всему в салоне было душно. После очередной воздушной ямы сон окончательно покинул ее. Таня повернулась к иллюминатору и стала смотреть на проплывающую внизу тайгу. Она видела ее с этой высоты десятки раз, но тайга не надоедала. Наверное, так же не надоедает море, даже если смотришь на него очень долго.

Из пилотской кабины вышел Андрей, подсел к ней и, наклонившись так, что она почувствовала на щеке его дыхание, спросил:

— Кофейку не хочешь? Валера захватил термос.

Вторым пилотом у Андрея летал Валерий Суханов — большой любитель кофе. У него было железное правило: за четыре часа полета до Среднесибирска выпить две чашки кофе. Одну на полпути, другую перед самой посадкой. Но кофе он всегда брал целый термос, чтобы угостить командира и гостей, если такие вдруг появятся в самолете. Таня от кофе отказалась, а Андрей налил себе половину пластмассового стаканчика. Отхлебнув глоток, сказал:

— Давай твою статью.

Таня достала статью, разгладила ладонью, чтобы удобнее было читать, подала Андрею.

Он быстро пробежал одну страницу, передал стаканчик с кофе Татьяне, перевернул лист и начал читать дальше. Таня отвернулась, чтобы не мешать ему, отхлебнула из стаканчика маленький глоток. Кофе показался ей слишком горьким. Андрей дочитал статью, положил руки на колени.

— Ну и что? — спросила Таня.

— Никогда не думал, что ты у меня такая умная, — сказал он. — И прокуратуру правильно зацепила. Следствие-то ведется односторонне. Вот только кто это напечатает?

— Будем думать, — ответила Таня.

В Среднесибирске у Андрея было много дел. Ему надо было разгрузить самолет, взять на борт новый груз, зайти к руководству объединенного авиаотряда, заполнить все документы на учебу, заправить самолет топливом на обратный рейс. На все это требовалось часа три-четыре, не меньше. Вылететь назад он не успевал, поэтому переночевать решил в гостинице аэропорта. На такие случаи для пилотов там всегда зарезервированы места. Таня оставила его в аэропорту заниматься делами, а сама взяла такси и поехала в «Приобскую правду». Сначала думала зайти к Гудзенко, но потом решила: с таким материалом надо идти к главному редактору.

Александр Николаевич встретил ее приветливо. Вышел из-за стола, поздоровался за руку, улыбнувшись, сказал:

— Что-то ты, Танечка, давно к нам не заглядывала.

— Да не так уж и давно, — ответила Таня. — Последний раз заходила весной, когда была на семинаре.

Она тут же вспомнила гостиницу «Сибирь» и ужин с Остудиным. Стыдливо опустила глаза и сказала:

— После таких поездок иногда мучают угрызения совести.

— Тебе-то что мучиться? — удивился редактор. — Пишешь ты весьма прилично, часто у нас печатаешься. Кстати, твой последний репортаж о выходе геологов на Кедровую площадь у нас отметили.

Александр Николаевич был в хорошем расположении духа. После того, как он возвратился в свое кресло, а Таня села на стул около его стола и словесную разминку можно было считать законченной, она спросила:

— Александр Николаевич, а нельзя мне перейти к вам?

Таня долго думала над этим вопросом. Ей казалось неудобным задавать его самой. За любую подругу она бы попросила, не задумываясь, а за себя было стыдно. И сейчас, задав его, она почувствовала неловкость. У нее было такое чувство, что она не просится на работу, а предлагает себя. И если главный редактор ее отвергнет, она уже никогда не посмеет посмотреть ему в глаза. Александр Николаевич, по всей видимости, понял ее состояние и, улыбнувшись, сказал:

— Надо же, мы только вчера говорили о тебе. У нас в отделе культуры освободилось место специального корреспондента. Хотели взять кого-то из местных, но подходящей кандидатуры не нашли. Гудзенко предложил тебя, и я сегодня велел кадровику связаться с тобой. Что, Север уже надоел?

— В общем-то да, — ответила Татьяна. — Но дело не только в этом. Муж собирается переучиваться на АН-24. Хочешь не хочешь, а жить придется в Среднесибирске. В Андреевском таких самолетов нет.

— Это верно, что нет, — согласился Александр Николаевич. — А когда ты можешь к нам переехать?

— Завтра возвращаюсь к себе. Как прилечу, сразу напишу заявление. Если Тутышкин держать не будет, через неделю могу быть здесь.

— Ну, вот и договорились.

— У меня к вам еще одно дело, — сказала Таня и положила сумочку на колени. — Я тут написала один материал. Хотела с вами посоветоваться.

— Я должен его прочитать? — Александр Николаевич краешком глаза посмотрел на стоявшие на столе часы.

Таня кивнула, затаив дыхание, открыла сумочку, достала статью и протянула ее главному редактору. Тот быстро пробежал материал глазами, нахмурился, прикусил нижнюю губу и посмотрел на Таню. Потом спросил:

— Чего ты хочешь? Чтобы я дал ему оценку или чтобы мы это напечатали?

— Чтобы вы дали оценку, — сказала Таня.

— Материал отличный, но не для нас. Не в моей власти снимать с работы первых секретарей райкома.

Таня сникла. Александр Николаевич положил статью на стол и, не глядя на нее, сказал:

— Но, слава Богу, в России, кроме нашей газеты, есть и другие, — он нажал на одну из клавиш телефона, и в дверях появилась секретарша. — Нина Николаевна, я только что видел в коридоре Кузенкова. Если он не ушел, позови его, пожалуйста.

Кузенков был корреспондентом «Известий» по Среднесибирской области. Таня довольно часто читала его материалы, они ей нравились. Прежде всего своей остротой и хорошим русским языком. В любой газете это всегда редкость.

— Он как раз в приемной, — сказала секретарша и, повернувшись, крикнула: — Геннадий Борисович, зайдите к Александру Николаевичу.

В дверях появился крупный, полный, немного сутулый человек. Тане показалось, что его мучает приступ радикулита. Войдя в кабинет, он поздоровался сначала с ней, потом с редактором и сел на стул.

— Познакомься: Татьяна Ростовцева, сотрудница газеты «Северная звезда», — кивнув на Таню, сказал корреспонденту «Известий» Александр Николаевич. — Написала для вашей газеты материал, но не знала, как тебя найти, — Александр Николаевич протянул Кузенкову статью. — Я его не читал, но перо у Тани хорошее. За это могу ручаться.

Таня увидела, как хитровато блеснули глаза главного редактора и как улыбнулся при этом Кузенков. Они без слов поняли друг друга. Александр Николаевич дал Кузенкову понять, что материал хороший, но никто не должен знать, что его видели в «Приобской правде». Таня уже научилась разбираться в подобных играх.

Кузенков взял статью, свернул страницы пополам и сказал:

— Давайте прочитаем ее в другом месте, не будем отвлекать Александра Николаевича.

В вестибюле редакции стояли два кресла и журнальный столик. Кузенков попросил Таню присесть, сам первым опустился в кресло и углубился в чтение. Перевернув последнюю страницу, поднял на нее внимательные глаза и спросил:

— У вас есть документальные доказательства того, что вы описали?

Таня достала из сумочки кассету, протянула Кузенкову:

— Вот рассказ летчиков и Захарова, — она снова сунула руку в сумочку и достала несколько листков машинописного текста: — А вот расшифровка пленки. Они расписались на каждой странице.

Кузенков достал сигарету, закурил, некоторое время молчал, выпуская кольца дыма. Потом спросил:

— Вы сейчас куда?

— Да вообще-то собиралась в аэропорт, к мужу, — сказала Таня. — А что?

— Пойдемте, я вас туда отвезу.

Кузенков встал и направился к выходу. Таня пошла за ним. У подъезда редакции стояла черная «Волга».

— Садитесь, — кивнул на машину Кузенков.

Он усадил Таню на заднее сиденье, сам сел на переднее.

— Что будет со статьей? — спросила Таня, когда машина тронулась.

— Я ничего не могу обещать, — не оборачиваясь, ответил Кузенков. — Завтра статья будет в Москве. Как только узнаю мнение редакции, сообщу вам.

— А в какой отдел вы ее направите? — Таня знала, что в «Известиях» есть отдел права и морали, и ей казалось, что статья должна попасть именно туда.

— Я ее отправлю не в отдел, — сказал Кузенков, — а ответственному секретарю.

— Вы с ним дружите? — спросила Таня.

— Как вам сказать, — пожал плечами Кузенков, — у нас с ним хорошие отношения...

Через двадцать минут они были в аэропорту. Таня направилась в гостиницу, а Кузенков к командиру среднесибирского объединенного авиаотряда Цыплакову, которого хорошо знал.

Александр Михайлович оказался на месте. Кузенков без стука вошел в его кабинет, поздоровался. Цыплаков крепко пожал его руку, спросил:

— Летишь куда-нибудь?

Обычно Кузенков заходил к нему, когда возникали проблемы с билетами, а задание редакции было срочным.

— Да нет, — ответил Кузенков. — Пришел по одному делу. Что там у вас случилось в Андреевском?

Они сели за журнальный столик друг против друга. Александр Михайлович достал сигареты, пододвинул пепельницу Кузенкову и сказал:

— Вертолет упал. Причина чисто техническая. Слава Богу, никто не пострадал.

— Как не пострадал? — спросил Кузенков. — На пилотов завели уголовное дело, а ты говоришь, никто не пострадал. Ты хоть знаешь их?

— Командира экипажа Кондратьева знаю хорошо. Он до Андреевского в Среднесибирске работал.

— И что ты можешь сказать о нем? — Кузенков достал сигарету, начал разминать ее в пальцах.

— То, что без приказа он никуда не полетит.

Кузенков понял, что начальник объединенного авиаотряда хорошо осведомлен о том, что произошло в Андреевском. Сунув так и не прикуренную сигарету назад в пачку, он сказал:

— Но его обвиняют именно в том, что он использовал вертолет в личных целях.

— Ты же знаешь, как это делается, — Цыплаков изобразил на лице кислую гримасу. — Первый секретарь райкома попросил забросить его на протоку половить рыбки, командир авиаотряда дал экипажу команду. Летчики ее выполнили. А поскольку рейс левый, нигде никаких записей об этом не оставлено.

— Я могу написать об этом? — спросил Кузенков.

— Об этом — нет. Я ведь не могу доказать это.

— А о том, что Кондратьев дисциплинированный командир и без приказа никуда не полетит?

— Об этом можешь.

— Скажи мне, а что в таком случае будет с Цыбиным?

— Будет летать. Он же вертолетчик. Как только найдем ему замену, я его уберу с авиаотряда.

— Даже если его вина не будет доказана? — спросил Кузенков.

— А чего ее доказывать? — пожал плечами Цыплаков. — Вертолет-то упал у него.

— А что будет с Казаркиным?

— Это не мое дело, — ответил Цыплаков. — С Казаркиным пусть разбирается обком. Ты, я вижу, собрался писать об этом деле?

— Подумываю, — неопределенно ответил Кузенков. — Но твои слова о дисциплинированности Кондратьева как нельзя кстати.