Дым над тайгой

ТАТЬЯНА, ПОМНИШЬ ДНИ ЗЛОТЫЕ…

Светлана вела себя на буровой так, словно это был ее родной дом. Выбравшись из вертолета, она направилась не по расчищенной бульдозером дороге, а по протоптанной в глубоком снегу узкой тропинке к ближайшему балку. Татьяна молча последовала за ней. Заглядевшись на огромный раскидистый кедр, она оступилась с тропинки и тут же зачерпнула валенком снег. Он попал за голяшку, и нога сразу почувствовала обжигающий холодок.

— Подожди, — сказала Таня и ухватила одной рукой Светлану за рукав. Засунув пальцы за голяшку, она выгребла снег из валенка.

— На буровой рот не разевай, — наставительно заметила Светлана. — Здесь и по голове огреть чем-нибудь может.

Девушки подошли к балку бурового мастера. В нем было сумрачно. Сквозь намерзший на стекле куржак едва пробивался дневной свет. Когда Светлана закрыла дверь, в балке стало совсем темно.

— Вот черт, — выругалась Светлана, нашарила рукой выключатель и щелкнула им. Но лампочка не загорелась. Она прислушалась и сказала: — Буровая стоит. Наверное, что-то случилось.

Они вышли из балка. Таня посмотрела на буровую, высившуюся в ста метрах от них. Она походила на собранную из железных конструкций ажурную башню.

— Пойдем туда, — кивнула в сторону буровой Светлана.

Только теперь Таня поняла, откуда у нее появилось ощущение, что она оказалась на краю земли. Буровая молчала. Над балками и тайгой стояла неземная, скованная ледяным холодом, тишина. Жизнь словно навсегда ушла из этих мест. Не слышно было ни теньканья синиц, ни стука дятла, только скрип снега под ногами, когда они шли к буровой. Не доходя до нее, Таня увидела на мостках нескольких человек. Они молчаливо возились с какими-то железками.

Заметив девушек, один из них поднял голову и досадливо сказал:

— Вот уж не вовремя так не вовремя. Идите в балок, пока не замерзли, а я с дизелем разберусь и приду.

Он отвернулся и нагнулся к железкам.

— Пойдем, — сказала Светлана и повернула назад.

Федякин появился примерно через час, вскоре после того, как на буровой затарахтел двигатель. Одновременно с этим в балке вспыхнула лампочка. Федякин прошел мимо девушек, остановился у железной печки, протянул к ней озябшие ладони.

— Серьезная была поломка? — глядя на него, спросила Таня.

— Зимой любая поломка серьезная, — ответил Федякин. Он потер ладони и, повернувшись к девушкам, спросил: — С чем прибыли?

— Давно вас не видели, вот и прилетели, — ответила Светлана. — Барсов сказал, что вы везучий, скоро откроете нефть.

— Откроем, если не пропадем, — иронично усмехнулся Федякин. — Если бы сейчас двигатель не запустили, пришла бы хана и нам, и буровой.

Петру Петровичу Федякину шел пятидесятый год. Но выглядел он значительно старше. Обветренное, загрубевшее его лицо иссекли частые и глубокие морщины. Молодыми были только синие глаза, в которых иногда проскакивали мальчишеские искорки. Узнав, что Татьяна с Урала, он заметил:

— Выходит, мы земляки. Я ведь тоже с Урала, может, слышали: Чебаркуль?

— Как же, — обрадовалась Татьяна. — В Челябинской области. Вы давно оттуда?

— Куда дальше. Мне был всего год, когда нас сюда переселили. Я из ссыльных. В тридцатом году нас всей семьей сюда вытолкнули.

Татьяне стало неловко за свой вопрос, и она, выходя из положения, спросила:

— Ну, и как вам здесь?

Но Федякин, который здесь вырос и возмужал, всегда считал Север своей настоящей родиной, потому и сказал Татьяне:

— Вы на это не обращайте внимания. Я о том времени говорю спокойно. Да и пора забыть нам всем об этом. Чем раньше забудем, тем спокойнее будем жить.

— Почему? — спросила Татьяна.

— А для чего помнить? Чтобы мстить? Кому? — он перевел взгляд с Тани на Светлану.

И тогда Татьяна спросила:

— Вас раскулачили?

Она считала, что на Север ссылали только раскулаченных, и очень удивилась, когда Петр Петрович ответил:

— Нет, мы не раскулаченные, мы ссыльные. Отец заступился за соседа, которого стали раскулачивать. У того было восемь детей, он держал двух коров. Одну из них решили отобрать, а отец встал с колом поперек дороги. Нас и отправили в Нарым. У соседа из восьми детей в живых осталась только старшая дочка. У меня было две сестры. Выжил один я. А теперь давайте говорить о том, зачем вы приехали.

— Да, да, — поспешно отозвалась Таня. — Мне Николай Александрович сказал, что вас недавно наградили орденом?

— Трудового Красного Знамени, — Федякин опустил глаза. — С этим орденом целая история. Старались все, а отметили одного меня.

— Так вы же буровой мастер.

— Мастер без подмастерьев — пустое место.

Петра Петровича Федякина жизнь покрутила изрядно. Кем он только не был. И трактористом, и мотористом на катере, и охотником, и рыбаком. Не в поисках заработка метался, а потому что бывшему ссыльному даже на Севере твердого места не находилось. Но вот пришли геологи. Тех не интересовало, откуда ты: из ссыльных, бывших арестантов или раскулаченных. Главное, чтобы хорошо работал. За хорошую работу и деньги платили хорошие. Так Федякин и прижился в геологии. Окончил курсы буровиков и очень быстро прошел в бригаде все ступеньки от помощника бурильщика до мастера. А когда бригада открыла Юбилейное месторождение, Петр Петрович стал человеком заметным. Начали о нем писать и в районной газете, и в областной.

Но Федякину везло: вслед за Юбилейным его бригада открыла еще два месторождения. Рассказывая об этом, Федякин пожимал плечами и, хитровато щурясь, говорил: «Ничего не скажешь, фартит». А рассказывая о прошлом, как бы подсмеивался над собой:

— Год за годом бурили скважины, а кроме притоков минерализованной воды — ничего. Иногда поднимали керн с запахом нефти, но он так и оставался запахом. Не было фарта, — на его губах снова появлялась хитроватая улыбка. — Без фарта в геологии ничего не добьешься.

— А когда нашли нефть, какое было настроение? — поинтересовалась Татьяна.

— Какое может быть у человека, который нашел кошелек с золотом? Когда нефть пошла, мы ее из приямка пригоршнями черпали. Умывались нефтью. У нее, между прочим, сладковатый запах, я его теперь из-под земли чую.

Сказав это, засмеялся чистым ребячьим смехом, который поразил Татьяну так же, как его мальчишеские глаза.

Петр Петрович поднялся со стула, открыл висящий на стене деревянный шкафчик, достал из него кусок серого камня цилиндрической формы, протянул Тане. Та повертела его в руках и, не обнаружив ничего заслуживающего внимания, положила на стол.

— А вы его понюхайте, — предложил Федякин.

Таня понюхала. И сразу почувствовала тот же запах, что и у Барсова в кабинете, когда он давал ей понюхать колбу.

— Это керн, — торжественно произнес Федякин. — Его достали с глубины две тысячи четыреста метров. А запах означает, что мы подсекли нефтеносный пласт. Я же вам сказал, что из-под земли чую этот запах.

Таня с удивлением посмотрела на кусочек серого камня, спросила:

— Что, в нем и содержится нефть?

— Ну а где же? — удивился Федякин.

— А как же она может накапливаться в камне? — Таня хотела дойти до сути, ей надо было понять весь геологический процесс.

— Между прочим, этот камень называется песчаником, — Федякин взял у нее из рук керн, прищурив один глаз, повертел его перед лампочкой. — Толщина песчаника несколько десятков метров, а площадь может достигать нескольких квадратных километров. Он весь пронизан мельчайшими порами. Сверху его прикрывает непроницаемый слой глины. Скопившаяся в нем за миллионы лет нефть не имеет выхода. Единственный ее выход наружу — через скважину.

— Так вы что, открыли еще одно месторождение? — спросила Таня.

— Пока только нефтеносный горизонт. А будет там нефть или нет и сколько ее — мы еще не знаем.

— А когда узнаете? — не сдавалась Татьяна.

— Когда испытаем скважину.

— А когда будете испытывать?

— Мы еще не закончили ее бурить.

Светлана смотрела на Таню и удивлялась ее дотошности. Сама она сто раз была на буровой, но о таких тонкостях никогда не расспрашивала. Ей казалось, что читателю это будет неинтересно. Зачем ему знать, как образуется нефть, где она залегает? Ему подавай главное — результаты работы геологов. А они заключаются в метрах проходки, в освоении новых площадей, наконец, в фонтанах нефти. Но она поймала себя на том, что Таня интересуется этим не из праздного любопытства. Чем подробнее она будет знать обо всем, что связано с поиском нефти, тем интереснее сможет написать. «Вот хитрюга, — подумала о ней Светлана. — Такая будет гнать строчки в газету, как автомат».

После долгой беседы Федякин провел девушек по буровой, показал насосное хозяйство, дизельную. Со стороны можно было подумать, что буровой мастер делится опытом с такими же специалистами, как он. Парни, бывшие в это время на вахте, с откровенным любопытством рассматривали журналисток. Женщин в буровые бригады не берут, здесь работают только мужчины. А вахта длится целую неделю. За это время многие из них начинают скучать по женщинам. Один из них, не выдержав, подошел к Татьяне и сказал:

— Оставайтесь на вечер, устроим танцы.

Но Федякин так зыркнул на него, что тот сразу же отошел в сторону. Потом буровой мастер повел их в столовую, которая располагалась в вагончике. Обед Тане понравился.

На ночь Федякин уступил девушкам свой балок. Перед тем, как уйти, натопил железную печку до того, что ее бока стали малиновыми. Затем принес с улицы охапку поленьев, аккуратно сложил их у порога.

— Если замерзнете перед утром, подбросьте дровишек, — он кивнул на поленья. — Печка остывает в два счета. Особенно в такие морозы, как сейчас.

Федякин ушел. Татьяна стянула с себя теплую кофту и юбку, залезла под стеганое одеяло. Светлана закрыла дверь на крючок, выключила свет и легла рядом. Однако сон не шел. Впечатлений было столько, что им требовался выход. Первой заговорила Татьяна.

— Не могу представить, — она смотрела на темное окно и невольно хмурилась. — Восемь детей, один меньше другого, увозят вместе с родителями в совершенно дикие места. Семеро из них умирают. И у Федякина две сестры умерли... «Северная звезда» о нем писала?

Светлана, вспоминая, пошевелила пальцами, вроде бы загибая их по счету, потом пожала плечами:

— Не помню, сколько раз, но много. О геологах мы пишем часто.

— И о том, что он рассказывал нам сегодня?

— Ты имеешь в виду ссылку? Об этом мы не писали. Тут ведь кругом одни ссыльные. Да и потом, правильно сказал Федякин: зачем все время зацикливаться на этом? Надо думать о будущем.

— Но без прошлого нет будущего, — сказала Татьяна.

— Это правильно, — Светлана закинула руки за голову. — Но ведь в нашем прошлом были не только одни ссылки.

— Конечно, не только, — ответила Татьяна. — И хорошего было дай Бог. Гораздо больше, чем плохого.

— Скажи, а у тебя есть братья и сестры? — решила переменить тему Светлана.

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что у меня их куча. В нашей семье десять детей.

— Да ты что? — удивилась Татьяна.

— А чего тут удивительного. Мать с отцом постарались. Жили в избе, где были кухня и комната. Так что я всего насмотрелась. До сих пор детского визга слышать не могу. А от запаха пеленок прямо воротит.

Последние слова Светлана произнесла с такой откровенностью, что Таня невольно спросила:

— Что, и своих детей заводить не собираешься?

— Не знаю, — рассмеялась Светлана. — Я ведь уже разок замужем побывала. На второе замужество надо решиться. Да и парня хорошего найти не так-то просто.

Это откровение оказалось для Татьяны совсем уж неожиданным. Она никогда не думала, что подруга уже успела побывать замужем. Светлана нисколько не походила на степенную женщину. И квартира у нее больше напоминала комнату в общежитии, чем семейный очаг.

— А почему вы разошлись? Он тебе изменил или ты его разлюбила? — спросила Таня, считавшая, что только эти две причины могут быть поводом для развода.

— Нет, не изменил, — Светлана погладила одеяло на груди ладонью. — А что касается любви, то даже не знаю — любила ли я его когда-нибудь.

— Зачем же тогда выходила? — удивилась Таня.

— По собственной дурости. Была тут у меня одна история. Да и боялась пролететь преждевременно. Замуж надо выходить чистой, чтоб никаких упреков потом не было, — Светлана приподнялась на локте и спросила: — Ты случайно не того?.. Не пролетела?

Таня рассмеялась. Вспомнила отца, работавшего военпредом на заводе, и мать, преподававшую в школе географию. Родительские отношения к вопросам воспитания казались Тане одинаково занудными. Когда она была подростком, часто пользовалась положением единственного чада. Иногда крикливо капризничала, но, покапризничав, уступала, так как была ребенком неглупым, интеллигентным и, главное, не своенравным.

В раннем детстве подруг дочери выбирала мать. Но время шло, и Татьяна обретала независимость. Однажды Вера Павловна по старой привычке попыталась вмешаться. На это Татьяна возразила (тогда ей было уже около шестнадцати), несколько резонируя:

— Мама, роль унтер-офицерской вдовы тебе не к лицу.

— При чем здесь унтер-офицерская вдова? — нахмурилась мать.

— Меня воспитываешь ты. И если боишься, что кто-то может повлиять на меня отрицательно, значит, воспитываешь плохо.

— Однако, — засмеялась мать, — ты, оказывается, растешь, а я этого не замечаю...

Как-то Татьяна задержалась и пришла домой за полночь. Переволновавшаяся мать встретила ее словами резкими и несправедливыми. Хотя и говорила Вера Павловна обиняками, Татьяна поняла все как надо и ответила прямо:

— Мама, не надо тратить так много слов. Помнишь, ты сказала, что я расту, а ты этого не замечаешь. Так вот: я уже совсем выросла. И ты должна понять: если я захочу сделать это, я это сделаю до двенадцати. Если не захочу, то не сделаю и после полуночи. Я не хочу. Даю тебе честное слово...

Сейчас, вспоминая тот давний разговор, Татьяна молчала, и Светлана, не дождавшись ответа на свой вопрос, расценила ее молчание как подтверждение догадки.

— Значит, пролетела, — сказала она, многозначительно покачав головой.

— Да нет, — сказала Таня. — Хотя возможность такая была.

Оформилась Татьяна лет в пятнадцать, может, чуть позже. До этого была ни то ни се. Внимания заслуживали только ноги. Татьяна это знала и слегка заносилась. Иногда, очень старательно привлекая внимание подружек к своим ногам, вроде бы смущенно жаловалась: «Кругом одни коленки, и растут прямо из-под мышек, все время боюсь, что задену за них локтями». Кто-то из подруг молча вздыхал, другие завидовали открыто. Длинные ноги это — ах! Длинные ноги это — ох! А если к ним прилагается смазливое личико, тогда «ах» и «ох» одновременно. Здесь тебе прямой путь в манекенщицы. А манекенщица — для девичьего сердца желание заветное. Единственная ей соперница — киноактриса. Но эта фантазия, такая яркая, заносила слишком далеко...

Все девочки их класса влюблялись в киноартистов. Татьяна влюблялась тоже. Но артисты были иллюзией, любовью «кумирной», когда чувством руководит не что-то живое, душепоглощающее, а та роль, которую играет актер. Татьяна из забав этой коллективной влюбленности вышла раньше своих сверстниц. То ли потому, что была начитаннее, то ли потому, что быстрее других повзрослела.

Отказалась Таня от игры и сразу потеряла подруг. Тогда она стала искать друзей среди мальчишек. Но и здесь ей не посчастливилось. Будь она незаметной или просто смазливой, ей, может быть, такая дружба и удалась. Но Татьяна была красива. Уже одно это обстоятельство бескорыстие юношеской любви исключало. Дело кончалось влюбленностью, «вздохами при луне» и, в конечном счете, еще большим сближением. Одноклассницам, видимо, тоже поднадоела эфемерная любовь, и в классе стали образовываться парочки. Татьяна определенную фигуру себе не искала, потому что уже пробовала дружить и знала, чем это кончается.

Так все в жизни Татьяны складывалось до тех пор, пока в их девятом «Б» не появился Аркаша Воеводин, негласный премьер школьной художественной самодеятельности. Помимо самодеятельности Аркаша играл в футбол и занимался гимнастикой. Многие девчонки вздыхали о нем, ходили на матчи, в которых участвовал Аркаша. И хотя они страстно болели за него, ни одну из них он не удостоил своим покровительственным взглядом. Все ждали появления новой пары. И она возникла.

Татьяну много раз приглашал на каток одноклассник Леша Городилов. Она все время отказывалась, но однажды согласилась. Прокатившись с десяток кругов, они сели на скамеечку отдохнуть. Картинно цепляя лед носками своих «бегашей», к ним подкатил Аркаша. Тормозя, намеренно окатил Лешу каскадом ледяной пыли и, потрясая над головой руками, продекламировал:

— А вы кого себе избрали, когда подумаю, кого вы предпочли?..

Татьяна промолчала, подвинувшись на краешек скамейки. Аркаша сел рядом, начал о чем-то говорить. Татьяна думала, что он возьмет ее за руку и увезет от Алексея. Но он укатил один. Таня, для которой партнер неожиданно стал в тягость, пожаловалась, что устала, и пошла, попросив ее не провожать. Алексей, конечно же, понял, почему она сникла, и сказал с усмешкой:

— Не думал, что ты такая... хлипкая.

Татьяне почему-то стало жалко себя.

— Дурак ты, Лешенька, — сказала она. Подумала секунду-другую, хотела что-то добавить, но только молча пошевелила губами. Махнула рукой и направилась в раздевалку.

На следующий день все образовалось. Аркаша подошел к ней и развеял ее сумрачность.

— Ты извини, что я тебя вчера не пригласил кататься. У меня...

— А я бы с тобой и не пошла, — перебила его Таня.

Сказала она это так быстро, что самой стало смешно, и она на всякий случай добавила: «Ха-ха».

Аркаша нашелся мгновенно.

— Я так и думал. Ни за что Ростовцева со мной сегодня не поедет. Другое дело — завтра.

Так вот и образовалась в девятом «Б» еще одна пара.

Осенью старшеклассников направили в колхоз убирать свеклу. Для проживания школьникам отвели клуб или, как его здесь называли, Дворец культуры. Руководителем от школы направили учителя физкультуры Николая Алексеевича Данилина. То ли потому, что у него оказался мягкий характер, то ли потому, что в педагогике он был не очень силен, а скорее всего потому, что школяры почувствовали себя совсем созревшими и к тому же у них был лидер Аркаша Воеводин, который личную зрелость подчеркивал на каждом шагу, начали ребята ходить «наискосяк». Курили в открытую, даже в присутствии Николая Алексеевича, стали баловаться сивухой, благо, у здешних хват-хозяек она стоила гроши.

Девчата со своими «мужиками», по просьбе Николая Алексеевича, проводили воспитательную работу, но какую-то вялую и нетребовательную. Какой из них не хотелось видеть в своем ухажере парня покруче?..

Татьяна в гулянках ребят тоже особой беды не находила и на Аркашины переборы смотрела сквозь пальцы.

Однажды ребята где-то подзадержались и в клуб не вошли, а ввалились. Колька Павлов после короткого стука в девичью комнату вошел без стеснения. Таня уже собиралась укладываться. Колька подошел и, как ей показалось, криво усмехаясь, сказал, не глядя в глаза:

— Аркаше плохо, он на крыльце. Просит, чтоб ты вышла, помогла...

Татьяна наскоро зашпилила волосы, накинула на плечи телогрейку и вышла. Августовская ночь была теплой и таинственной. Бриллиантовые звезды усыпали черное небо. Над краешком невидимого горизонта поднимался раскаленный осколок луны. На этом фоне Аркаша сидел черным силуэтом на ступеньке крыльца, чуть ссутулившись. Он даже не оглянулся на скрип двери, словно знал, что, кроме Татьяны, выйти некому.

— Иди сюда, — тихо позвал он.

Татьяна подошла, села рядом. Он взял ее за руку и предложил:

— Пойдем, погуляем.

И они пошли. Догадывалась ли она, что было у Аркаши на уме? Скорее всего, да, но уж очень верила силе своего убеждения, а в свою стойкость — еще больше. И тогда, когда они подошли к речке, верила. И когда Аркаша, надергав из стожка сена, повалился на подстилку и потянул за собой Татьяну, все еще верила. Испугалась только тогда, когда, расстегнув кофточку, он обнажил сначала одну ее грудь, затем другую... Она оттолкнула его с такой силой, что он, не ожидая от нее отпора, скатился куда-то в траву и грязно выругался:

— Ах ты, сука! Целка ржавая!

Татьяна вскочила и побежала. Он за ней не погнался.

Она пришла в себя только на окраине поселка, остановилась и начала приводить себя в порядок. Застегнула кофточку, поправила юбку. И только после этого успокоилась. Когда подходила к клубу, увидела группу ребят. Они курили, что-то оживленно обсуждали и при этом смеялись. Заметив Татьяну, уставились на нее и дружно замолчали. Она поняла, что была для них лотерейным билетом, разыгрывавшимся в эту ночь. Она рассвирепела до дрожи и, выделив, как ей представлялось, самого заинтересованного, сказала, обращаясь непосредственно к нему:

— Успокойся, Коленька, спектакль не состоялся. Вы бы пошли к Аркашеньке, ему там очень плохо.

Сейчас она вспоминала эту историю почти равнодушно. С Аркашей она больше не встречалась и благодарила Бога, что все так обошлось. Пролететь с ним было бы несчастьем. После школы Татьяна поступила в университет, а Аркашу взяли в какую-то футбольную команду. Но он и там долго не задержался — отчислили за нарушение спортивного режима. А попросту говоря — за пьянку. С тех пор она его не видела.

Таня никому не рассказывала об этом, сейчас хотела рассказать Светлане. Но что-то удержало ее. Она подумала, что откровениями можно делиться до определенной грани. У каждого есть своя тайна, которая остается до конца жизни. Вот и пусть остается...

В Андреевское девушки вернулись на следующий день к вечеру. За все это время Таня ни разу не вспомнила об Андрее. Только на подлете к аэродрому, увидев стоявшие на земле АН-2, она подумала о том, что так и не поужинала со знакомым пилотом. Подумала без особого сожаления. Хотя сегодня это было бы как нельзя кстати, потому что при одной мысли о гостинице на нее нападала тоска. В том, что редактор закажет ей там место, она не сомневалась.

Из вертолета к аэродромной калитке Таня шла, опустив голову. И вдруг почувствовала, что кто-то сгреб ее в объятья, притиснул к себе и, оторвав от земли, начал кружить.

— Что вы себе позволяете! — возмутилась Таня, подумав, что ее схватили по ошибке, уперлась руками в грудь не в меру шаловливого человека и увидела прямо перед собой сияющее лицо Андрея. Он поставил ее на землю и, радостно выдохнув, произнес:

— Я ищу вас два дня. Звонил в Таежный, но и там не нашел. Куда вы сейчас?

Таня пожала плечами:

— В гостиницу. Куда же еще?

Светлана, молча наблюдавшая эту сцену, отодвинула Таню рукой и, встав между ними, решительно заявила:

— Никакой гостиницы, Татьяна будет ночевать у меня.

Татьяна, уже смирившаяся с тем, что ей придется поселиться в гостинице, которая, по всей вероятности, ничуть не лучше никольской ночлежки, нерешительно посмотрела сначала на Андрея, потом на Светлану. Та нервно дернулась:

— Чего ты на меня так смотришь? В гостинице ни переодеться, ни выспаться как следует. Ночевать будешь у меня, — и, отвернувшись от нее, кивнула Андрею: — У тебя есть еще какие-нибудь вопросы?

Андрей, все еще находившийся в радостном возбуждении от встречи с Татьяной, сказал:

— Вопросов нет, есть душевная просьба. Пригласите меня в гости.

Светлана странно посмотрела на него, шевельнула губами, то ли пытаясь отказать, то ли о чем-то спросить. Татьяна так и не поняла. Но ей подумалось, что она неспроста так неприязненно отреагировала на этот порыв Андрея. Скорее всего, между ними что-то было. Но размышлять об этом не было времени. Она видела, что Светлана не хочет приглашать Андрея. Поэтому вмешалась:

— Только не сейчас. Нам надо привести себя в порядок.

— И сколько вам на это потребуется? — спросил Андрей.

— Часа два по меньшей мере. Ты как считаешь? — она посмотрела на Светлану.

Та пожала плечами, и это еще больше укрепило Татьяну в предположении, что новой ее подруге и Андрею есть что скрывать. Когда шли к Светлане, она прямо спросила об этом. Светлана отделалась туманной фразой:

— Андреевское — село небольшое, здесь каждый знает каждого. Андрей — парень видный, и у любой девчонки при встрече с ним кружится голова. А то, насчет чего ты думаешь, нет, в этом смысле ничего не было, — и, удивившись заинтересованности подруги, спросила: — А ты-то его откуда знаешь?

— Когда мы летели сюда, он меня просто спас, — ответила Таня. — Дал свой полушубок, чтобы я не замерзла.

Светлана посмотрела на нее, качнула головой и ничего не сказала. Но Таня прочитала в ее взгляде: быстро же ты разобралась во всех наших делах.

Когда пришли домой, Светлана, не торопясь, прибрала в комнате, повесила в шифоньер все лишнее, перестелила кровать. Потом они согрели в ведре воду и, насколько позволяла обстановка, ополоснулись. Андрей явился ровно через два часа. По всему было видно, что он спешил. Его взгляд светился, меховая летная куртка была расстегнута, из-под сбившейся набекрень шапки выглядывал русый чуб. Он прошел к столу, выложил из портфеля два кружка краковской колбасы, несколько консервных банок, коробку конфет, поставил на вышитую скатерть две бутылки шампанского.

— Надеюсь, хлеб у вас есть?

— Зря надеешься, — сухо ответила Светлана. — Откуда ему взяться, если нас двое суток не было дома? Надо было догадаться.

— В голову не пришло. Ладно, сам виноват, — он взглянул на часы. — До семи успею.

Пока Андрей бегал за хлебом, девушки накрыли стол. Порезали колбасу, выложили из консервных банок на тарелки импортную ветчину и печеночный паштет. Светлана сняла с гвоздя гитару и положила ее на кровать. Потом снова повесила. Тане показалось, что она хочет создать в комнате уют.

Вернулся Андрей, положил на стол буханку.

— Еле успел, — сказал, переводя дыхание. — Наши торгаши взяли моду закрываться за двадцать минут до срока.

Взял бутылку шампанского, раскрутил проволочку, раскачал пробку, вынимая из горлышка. Татьяна зажала уши:

— Не люблю, когда стреляют.

Пробка глухо хлопнула, Андрей быстренько разлил по стаканам пенящуюся жидкость. Поднял свой стакан и, переводя взгляд с Тани на Светлану, сказал:

— Давайте выпьем за то, чтобы нам всем было хорошо.

— Так не бывает, — заметила Светлана, покачивая в руке стакан, — чтобы всем хорошо...

— И все-таки за то, чтобы всем нам было хорошо, — поддержала Татьяна Андрея.

У самой Татьяны настроение было не просто хорошим, а радостным. И потому, что сегодняшний вечер, рисовавшийся скучным, неожиданно стал праздничным, и потому, что в ушах звучало признание Андрея: «Я вас искал два дня». Она чувствовала, что нравится ему, и ей было приятно находиться в его компании. И уже не случайным знакомым казался ей этот парень, а давним другом. Она не раз замечала это за собой. Иногда встретит человека впервые, а возникает такое чувство, будто они знакомы много-много лет и знают друг о друге буквально все. Еще не успели произнести несколько фраз, а между ними установилось внутреннее доверие. Может быть, для этого было достаточно обменяться взглядом или нечаянно прикоснуться друг к другу. Татьяна не знала, почему это происходит, но это было так.

Вторую бутылку шампанского пришлось пить при свече, в поселке погас свет. Светлана сняла с шифоньера подсвечник, пояснила Татьяне:

— Это у нас почти каждый вечер. Дизелю в обед сто лет, работает от ремонта до ремонта.

Андрей наполнял стаканы аккуратно, старался, чтобы пена не поднималась над ними шипящей шапкой.

— А мне наливай, чтобы шипело, — сказала Татьяна. — Когда шампанское шипит, будто что-то тебе шепчет...

Андрей наклонил бутылку, и над Таниным стаканом возникла пена. Таня припала к ней губами и засмеялась. Все подняли свои стаканы и выпили. Каждый произнес какую-то фразу, но вскоре разговор смолк. Светлана понимала, что он ведется не для нее, и стала нервничать. Татьяна, почувствовав это, сникла. За столом никак не удавалось наладить непринужденную атмосферу, хотя вроде бы ничто не омрачало ее. Наоборот — свеча придавала обстановке даже таинственность. Но какой бы разговор Андрей ни начинал, Светлана его не поддерживала. В их общении проглядывала скрытая неприязнь. Андрей не мог перебороть этого, поэтому встал из-за стола и снял со стены гитару.

— Сейчас Андрюша с концертом выступит, — съязвила Светлана.

Таня не выдержала. Отодвинув стакан, сказала:

— Не порть вечер себе и другим. Если уж пригласила, наберись терпения.

Андрей, не обращая внимания на язвительность Светланы, спокойно тронул пальцами струны и усмехнулся:

— Она у нас солистка, поэтому не любит, когда главные роли достаются другим.

— Ладно тебе, — беззлобно огрызнулась Светлана. — Лучше действительно что-нибудь спой.

Голос у Андрея был не сильный, но приятный. Тенор не тенор, баритон не баритон... Был он как раз для интимной обстановки.

— Это чья песня? — тихо спросила Татьяна, когда Андрей замолк и потянулся за шампанским. — Я ее никогда не слышала...

Песня ей понравилась. Песня то ли забытой, то ли отвергнутой любви. И она попросила:

— Еще что-нибудь спой.

— Что-нибудь под настроение?

— Настроение у нас не у всех одинаковое, — сказала Светлана. — Спой, что тебе самому больше всего нравится.

— Мы завтра летим к рыбакам-хантам на одно Богом забытое озеро. Не хотите слетать с нами?

— Я, например, нет, — сразу отказалась Светлана. — Мне надо репортаж из экспедиции писать. А насчет Тани не знаю.

Татьяна вопросительно посмотрела на подругу. Та посоветовала:

— Я бы согласилась. Такая возможность может и не представиться больше. Соглашайся, Татьяна.

— А редактор?

— «Северная звезда» переживет. К тому же, ты не наш кадр. А «Приобская правда» только обрадуется. Вдруг ты для них что-нибудь откопаешь?

Андрей снова тронул струны гитары. Девушки замолчали. Музыка создавала в комнате особую атмосферу. Даже Светлана подобрела и уже не перебивала своими колкостями. Андрей много и хорошо пел в этот вечер. Пел Петра Лещенко, исполнил несколько цыганских песен, потом «Синий автобус» Окуджавы. Наконец отложил гитару и, глубоко вздохнув, встал. Татьяна поняла, что он собрался уходить.

— У меня завтра комиссия, — заметив грусть в ее глазах, произнес Андрей. — Летчики перед каждым полетом проходят медосмотр. Так что надо быть в форме. Но если ты серьезно решила лететь к рыбакам, я жду тебя в восемь утра у здания аэропорта.

— Конечно, серьезно, — ответила Таня.

Андрей начал прощаться. Когда Таня подала ему руку, он поднес ее к губам и поцеловал. Едва он закрыл за собой дверь, Светлана с досадой сказала:

— Влюбился он в тебя по самые уши.

Таня деликатно промолчала, думая о своем. Сегодняшний вечер еще больше их сблизил, хотя она и боялась признаться себе в этом. Погладив то место на руке, к которому он прикасался губами, Таня ответила, чтобы успокоить не столько Светлану, сколько себя:

— Я живу в Свердловске, а он на краю света. Здесь может быть любовь только по переписке. А я в нее не верю.

Светлана, хмыкнув, прошла к кровати, забралась на нее с ногами, обхватила колени руками и уставилась в одну точку. Она думала о том, что в личной жизни ей снова не повезло. После учебы Светлана сама напросилась в Андреевское. Подруги бились за места если не в самом Томске, то, во всяком случае, в городах, а Светлана рассудила иначе. В то время на Севере стали добывать первую нефть, и сюда началось паломничество. Возникла двойная перспектива. Во-первых, заманчивое замужество, во-вторых, подходящая зарплата.

Учительствовать не пришлось: Светлану сразу взяли инструктором в райком партии. К ней (она «сидела» на культуре) шли люди в основном интеллигентные. Были среди них умные, по-своему интересные, были, конечно же, и поднаторевшие в лести. Некоторые относились к Светлане с явной симпатией, а Матвей Петрович Плясуля, заведующий районным Домом культуры, по его уверениям, не мог без Светланы жить. Она не столько думала о любви, сколько о замужестве. И, казалось, все к тому шло.

Но здесь, совсем некстати для Матвея Плясули и, как впоследствии оказалось, для Светланы Ткаченко, в райцентре появился Андрей Рощупкин. По профессии пилот, по стати — Илья Муромец с известной картины Васнецова, по облику — вылитый Алеша Попович. Знала о нем Светлана совсем немного: жил в Красноярском крае, охотничал, потом окончил в Бугуруслане училище гражданской авиации и теперь работает вторым пилотом у Василия Ивановича Ковалева. Сведения, конечно, невелики, но Светлану большее и не интересовало. Зато потянуло ее в художественную самодеятельность, на концертах которой Андрей выступал солистом-гитаристом. Где он научился играть — неизвестно, но, по общему признанию, играл хорошо и исполнял такие душевные песни, которые сражали наповал не только Светлану. Сама Светлана была артисткой даже меньше, чем «так себе». Зато в райкоме ведала культурой. К тому же благожелательное отношение к ней Матвея Петровича Плясули... Поэтому, хотя и не определили ее в примадонны, негромкие роли доверяли.

Может, Светлане только мнилось, а может, и на самом деле она безумно влюбилась, но так или иначе свадьба ее с Матвеем расстроилась. Причину она от отставленного жениха не скрыла. И он пошел объясняться к Андрею. Тут-то и открылась пикантная подробность.

— Подожди, — сказал Андрей Плясуле. — Я ничего не понимаю. Ну, расстраивается у вас со Светланой, а я-то при чем?

— Она говорит: у вас любовь...

— С чего это вдруг? Я ее пару раз проводил из клуба. Не помню, может, даже поцеловал... Ну и что?

После этого у Андрея состоялось тягостное объяснение со Светланой, которое ни к чему не привело. Дружеские отношения Матвея и Светланы не восстановились, и все пошло у нее под откос. Она, вроде бы назло Андрею, вышла замуж за зубопротезиста. Однако скоро выяснилось, что она не вышла замуж, а, по местному выражению, только «сбегала». Скромный с виду протезист, оказывается, частенько впадал в запои, и жить с ним было хуже каторги. Разошлись они со скандалом, и после этого бывший муж стал рассказывать о бывшей жене всякие небылицы. Когда они дошли до райкома, Светлану послали заведовать отделом писем в редакцию районной газеты.

Какое-то время во всех своих бедах Светлана винила Андрея. К самодеятельности она охладела и с Андреем встречалась лишь в случайных компаниях. Иногда в шумных и почти никогда — в малочисленных, таких, например, как сегодня. Андрей старался вести себя ровно, а Светлану время от времени заносило. Особенно когда Андрей, по ее мнению, «забрасывал сети». Женщине всегда неприятно, если мужчина, к которому она относится с симпатией, отдает предпочтение другой. Сейчас, взвинчивая себя мыслью, что Андрей все делает ей назло, она только и ждала момента, чтобы озлобиться открыто.

Андрей же, для которого в этот вечер действительно существовала одна Татьяна, все делал только для нее, а совсем не в пику Светлане. Делал искренне, без рисовки. Он вообще хитрить не любил, и когда все-таки хитрить случалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Но так как ловчить ему приходилось перед людьми, которые сами были ловкачами, то притворство особенно не тяготило, и перед собой он оправдывался без усилий.

Сегодняшний вечер Андрей рисовал себе совсем не так, как он сложился. У пилотов в Андреевском была своя ведомственная гостиница, оборудованная намного лучше районной. В ней был даже номер для начальства. Номер пустовал, и Андрей договорился с директором устроить Таню там. Почему возникло такое желание, он не знал. А вот момент, когда захотелось «достать с неба звездочку», Андрей запомнил. Потребность сделать для Татьяны то, чего она не ждет и ждать не может, возникла у него после того, как новая его знакомая, расставаясь у редакции, сказала: «Позвони ближе к вечеру». С этого самого момента он с нетерпением стал ждать вечера. Едва отойдя от редакции, купил в газетном киоске «Северную звезду» и выписал в блокнот редакционные телефоны. Звонить начал сразу после обеда. Позвонил по одному номеру — никто ему не ответил. Позвонил по второму — то же самое. Тогда он обратился напрямик к редактору. Тот сухо сообщил:

— Ростовцева в командировке. Звоните послезавтра.

Куда Татьяна полетела, с кем, на сколько — Андрей узнал у редакционной машинистки Натальи.

Наталье было восемнадцать лет. А выглядела она совсем девочкой, нескладной и хрупкой — этакий невзрачный бутон. Угловатая, какая-то шарнирная, с острыми локотками и коленками, с острыми ключицами. Заверни все это в самую дорогую и модную упаковку, все равно останется, как есть, доска доской. Наталья свою неуклюжесть в душе ненавидела, переживала глубоко и потому вела себя, как она считала, независимо. В ее представлении независимость означала несогласие с любым и всяким. Для нее не было никаких авторитетов. Единственным человеком, для которого делала исключение, выслушивала его до конца, и не только выслушивала, но порой с его мнением соглашалась, была Светлана. Поблажку Светлане Наташа делала совсем не потому, что считала ее отличной от других, а потому, что жалела. Она знала о Светланином романе (свои отношения с Андреем Светлана называла только так) лишь по рассказам героини и в полной мере этим рассказам сопереживала.

Когда Андрей спросил о Татьяне, Наталья не просто задохнулась, она оглохла от негодования. Выпускница Уральского университета, которая всего три часа назад была для нее чуть ли не небожителем, оказалась очередной обидчицей Светланы. Андрей никогда бы не спросил о человеке, который его не интересует как «предмет», решила Наталья и, конечно же, своего собственного мнения о личности практикантки скрывать не собиралась.

— А тебе зачем эта ненормальная понадобилась? — с вызовом спросила она.

— Почему ненормальная? — опешил Андрей.

— Нормальная к нам в таких сапожках не поедет, — Наталья выставила ногу, обутую в Татьянин сапог, помотала носком. — В командировку приехала... Спасибо, Светлана ее одела. А то бы твоя фифочка совсем околела. Не Светка, в жизни бы этой доходяге свои пимы не отдала.

— Они со Светкой полетели?

— С кем еще… Сама она — тетя Мотя. Что такое буровая — и то не знает. Светлана повезла ее к Федякину.

— Когда прилетят?

— Должны послезавтра. Если ты такой добрый, пимы своей Танечке доставай сам. Мне мои самой нужны.

— Правильно. Наденешь их на руки и будешь ходить на четвереньках. Самое для тебя подходящее положение.

Что вопило ему вслед независимое существо, Андрей не слышал. Ему надо было обойти кое-кого из приятелей. Предупреждение, которое обронила Наталья со зла, он воспринял как еще одну возможность позаботиться о Татьяне. Приятелей у Андрея была половина поселка. Нашлись у них шерстяные носки, меховые рукавички, ушанка из ондатры. И даже унты из оленьего камуса. В общем, экипировки он набрал с большим запасом.

Уходя, Андрей хотел предупредить Татьяну, что о теплых вещах заботиться не надо — все есть. Но сказать об этом ни с того ни с сего вроде бы неудобно. Светлана и без того была на взводе, а тут могла сорваться и испортить Тане настроение на всю ночь. Совсем неожиданно Светлана сама вывела Андрея из трудного положения. Словно подслушав его мысли, она сказала:

— Ты, подруга, решила лететь к рыбакам? А ничего у тебя, наверное, не получится. В сапожках не полетишь, а валенки, хочешь не хочешь, придется возвращать.

Но Андрей вмешался, не дав ей договорить.

— Не ломай голову, у меня все есть, — сказал он, и Светлана почувствовала в его словах радость. Он по любому поводу готов был услужить Татьяне…

Сейчас Светлана сидела на кровати и думала, что ей, наверное, никогда не добиться расположения Андрея. Слова Тани о том, что она не верит в любовь по переписке, Светлана не приняла всерьез. И, чтобы остудить ее, она после долгого молчания сухо предупредила:

— Ты этому летуну не верь. Я на нем обожглась.

Татьяне было все равно: обжегся кто-то на Андрее или не обжегся. Любая девушка, которую заинтересовал парень, уверена, что только она может составить о нем правильное суждение, все остальное — от лукавого. Светлана это поняла, и в ней забродило копившееся в течение вечера негодование на чужую слепоту и самоуверенность.

Почувствовав внезапную симпатию к этой, как ей казалось, неустроенной и незащищенной девушке, она еще в редакции, во время первой их встречи, с горячей категоричностью решила, что по всем канонам она обязана взять над ней шефство. Шуба и валенки, конечно, не такая уж и большая забота. С одежкой-обувкой Татьяне помогли бы и без нее. В том же райкоме партии есть и полушубки, и валенки, и унты. Настоящая забота — это не полушубки и валенки, это совсем другое. К сожалению, Татьяна этого не понимает...

А свеча горела себе да горела. Светлана три раза уже подрезала фитиль, снимая нагар. При этих ее движениях ровный желтый свет становился неверным, начинал метаться по стенам комнаты, высвечивая совершенно неожиданные предметы. В последний раз из темноты выпрыгнула и заметалась по стене тень от гитары, которую Андрей, уходя, прислонил к изголовью кровати. Несколько мгновений тень стремилась вверх и, казалось, вот-вот коснется потолка. Но ожившее под ножницами пламя успокоилось, и все двинувшиеся в самостоятельную жизнь тени притихли тоже и заняли каждая свое место. Татьяне гитарное отражение напомнило о недавних мелодиях, которые тут же связались с образом исполнителя, и она спросила:

— Ты на гитаре играешь? И вообще на каком-нибудь инструменте играешь?

— Мне слон на ухо наступил, — глухо ответила Светлана. — А гитару мне подарили. У нас года три назад такая мода появилась: гитары дарить. Играет человек, не играет, а гитару ему в какую-нибудь памятную дату поднесут. Откуда такая мода взялась — не знаю...

— Интересно. В Челябинске тоже такая мода была. Да и сейчас еще осталась. Идет компания, все с рюкзаками. И почти к каждому рюкзаку приторочена гитара. Она создает настроение. Особенно в турпоходе.

Татьяну тянуло говорить, но она не знала, с чего начать, боялась сказать «что-то не то». Может показаться странным, что за два дня, которые они провели вместе, у них ни разу не зашел разговор об Андрее. Но до сегодняшнего вечера они даже не подозревали, что Андрей их общий знакомый. А оказывается, он был не просто знакомым.

Далеко за стенами дома раздалось торопливое «тух-тух-тух», словно там пытались расшевелить кого-то. Светлана приложила палец к губам, требуя тишины, и удовлетворенно сказала:

— Электростанцию запускают.

И тут же висевшая над столом под зеленым шелковым абажуром (только сейчас Татьяна обратила внимание на абажур и заметила, что он зеленый) лампочка несколько раз робко подмигнула и засияла ровным напористым светом.

— Совсем другое дело, — удовлетворенно сказала Светлана.

— А по-моему, исчезла романтика, — прищурившись, сказала Таня. — До этого у меня было такое чувство, будто я ночевала в стогу свежего сена.

Светлана резко повернулась, какое-то время рассматривала Татьяну, потом колко спросила:

— Тебе в стогу часто приходилось спать?

— Не часто, но приходилось. Раза три, наверное.

— С парнем? — Светлана впилась в нее взглядом, ожидая услышать то, что хотела.

— Да ты что, с парнем? — испуганно отшатнулась Татьяна. — Мы с девчонками спали на сеновале, когда на уборку в колхоз ездили.

— Какое же это спанье? — разочарованно протянула Светлана.

— Слушай, Светка, вы с Андреем жили? — дрожащим голосом спросила Таня — Как муж и жена?

— В том-то и дело, что нет. Я сдуру за другого хлестанула. Насолить, видишь, хотела, — Светлана вдруг почувствовала себя до отчуждения одинокой и никому не нужной. — Ты как насчет «покрепче»? — спросила она. — Не хочешь выпить?

— Нет, — сказала Таня.

— Ну и не пей. Ложись спать. Тебе завтра вставать рано.

Светлана достала раскладушку, постелила постель. Таня легла, накрывшись толстым ватным одеялом. За сегодняшний день у нее было столько впечатлений, сколько иногда не набиралось и за целый год. Она думала о Светлане, и ей было жаль ее. Тане казалось, что Светлана достойна лучшей судьбы. Но ее мысли тут же перескочили на Андрея. Ими она не хотела делиться ни с кем.