Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Глава 13 НА ГАСТРОЛЯХ

(март 1972 — январь 1973)

Через месяц после завершения концертов в Лас — Вегасе он вернулся в студию, но на этот раз не в Нэшвилл. Наоборот, Фелтон приехал в Лос — Анджелес. Он был изнурен болезнью почек, ему нужна была срочная трансплантация. У Элвиса были съемки репетиции для предстоящих гастролей. Через шесть дней, 30 марта должны были начаться гастроли. Это был документальный фильм, который снимала компания MGM. Рабочее название фильма совпадало с названием нового альбома (Standing Room Only). На этот раз Полковник добился, чтобы в контракте было официально указано, что Элвис получит 2/3 гонорара, а Полковник — 1/3, что Management III больше не будет их единственным промоутером. Он убедил RCA выступить их промоутером как RCA Record Tours, таким образом сократив влияние Джерри Вайнтрауба, теперь у Полковника было все под контролем.

У Элвиса было странное даже для него настроение. Он много думал о том, почему Присцилла бросила его после всего, что он сделал, чтобы управлять ею. Многие думали, что она унизила его, уйдя с человеком, которого он знал и которым восхищался. Он продолжал слушать этот проклятый альбом Чарльза Бойера «Where Does Love Go?» снова и снова, как будто мог получить ответ на вопрос, сводивший его с ума. Целью сессии было найти новый хит. Последняя песня «Until It's Time for Your to Go» была пятой в тридцатке «с треском провалившихся хитов». Фелтон возлагал большие надежды на эту сессию, он даже нашел новую песню — молодого автора Денниса Линда «Burning Love». Это была современная версия рок — н–ролла.

Но вскоре Фелтон понял, что у Элвиса не было настроения для рок — н–ролла. Поэтому они начали сессию с песни, которую написал Ред. Он принес ее Элвису, так как знал, что она ему понравится. Песня называлась «Separate Ways». Все, что Ред должен был переделать, чтобы Элвис был удовлетворен, так это заменить маленького мальчика, страдающего от развода родителей, на маленькую девочку.

Другая песня, которую он выбрал, была песня Криса Кристофферсона «For the Good Times». Несмотря на присутствие в студии банды Элвиса, не было никаких шуток, которые могли бы потрясти новичков. Для бас — гитариста Эмори Горди, который заменил Джерри Скиффа, это было странно и совсем не то, о чем ему рассказывали его коллеги из Нэшвилла. Элвис действительно сконцентрировался только на спектакле.

По мнению Фелтона, все шло хорошо, но он видел апатию там, где Горди видел профессионализм, он видел депрессию. Первое время никто не мог достучаться до Элвиса. Фелтон полагал, что Элвис в любое время захочет прервать запись. Но проблема была в том, что он не хотел прерывать запись. Он пытался превзойти себя. Это не был вопрос об его готовности к работе. Просто они никак не могли достичь того, чего добивались, и Фелтон никак не мог встряхнуть Элвиса.

На второй вечер Фелтон нашел выход, но он не был уверен, что Элвис сделает это только затем, чтобы угодить своему продюсеру. С поддержкой Джо Эспозито и Джерри Шиллинга, а также Чарли, который барабанил на акустической гитаре, они добились приемлемой энергичной версии «Burning Love». Но это было сделано наспех, и все поняли, что сердца Элвиса нет с ними. Они продолжали работать до четырех часов утра, но записали только одну песню. На следующий день они записали еще две песни: «Always On Му Mind» и «Suspicious Minds».

Съемки репетиции в студии несколько оживили обстановку. Он спел новые песни, а также много старых, закончил он религиозными песнями, чем окончательно сразил киношников. Религиозная музыка, отвечал Элвис на их расспросы, помогла ему вырасти, но она является такой же частью музыкального ландшафта, как Марио Ланца и Метрополитен Опера. Музыкального ландшафта, который продлевает границы времени а пространства, и успокаивает сознание. Часто после шоу Элвис и The Stamps собирались вместе и пели такие песни. Он знал Джея Ди с тех пор как он впервые приехал в Мемфис со своей группой The Blackwood Brothers, «я был большим поклонником духовной музыки». Совершенно серьезно киношники сказали, что в группе царят особые отношения. «Я думаю, это потому, что мы постоянно наслаждаемся этой музыкой, — ответил Элвис. — Мы делаем два шоу за вечер в течение четырех недель, но мы никогда не позволяем им состариться. Каждый раз мы делаем все как будто впервые, — это один из наших секретов».

Боб Абель и Пьер Адидж, которые снимали фильм, совсем не знали его с этой стороны. Когда вице — президент MGM Джэк Хэйли предложил им этот проект, они уже занимались фильмом о ностальгии по рок — н–роллу для Columbia («Let the Good Titties» c участием Чака Берри, Литтл Ричарда, Фэтс Домино, Билла Хэйли и Бо Диддли). До этого они ездили в турне с Джо Коккером и снимали фильм о поколении Вудстока. Абель не хотел браться за новое турне, он был счастлив, что им удалось вырваться из войны. Но Пьер Адидж настоял, что они не должны упускать такую возможность; в конце концов, они должны поехать в Вегас на шоу Элвиса.

Боб Абель и Пьер Адидж до этого занимались разными сторонами кино. Им обоим было по тридцать лет. Абель закончил UCLA по классу кино у Колипа Янга вместе с Френсисом Фордом Коппола и Кэррол Баллард. Потом он был учеником Дэвида Волпера, который снимал документальные фильмы. Но Абель всегда интересовался музыкой, новыми технологиями, которые тогда начинали входить в моду. Адидж, такой же хладнокровный и спокойный человек, каким говорливым был Абель, был первопроходцем в звукозаписи. Его партнер, Джим Уэб, прославился после своей работы в фильме Роберта Олтмена M.A.S.H. В 1969 году они организовали Ассоциацию кино, которая должна была снимать музыкальные документальные фильмы.

Им не понравилось шоу, которое они увидели в Вегасе, и они ужаснулись, увидев за кулисами разжиревшего Элвиса. Но в то же время они были очарованы. Элвис сначала подумал, что они уже начали работать над проектом. Но когда понял, что нет, то заманил их, сказав, что он очень рад гостям из внешнего мира и сделает все, чтобы продлить их визит. «Я хочу снять настоящего Элвиса, — сказал серьезно Абель. — Но вы должны быть откровенны со мной. Если я почувствую, что вы позируете, я просто выключу камеру. Тогда MGM потеряет много денег». — «Мне нравится ваша откровенность, — сказал Элвис. — Когда мы начинаем?»

Их встреча с Полковником Паркером через неделю была простой формальностью. Пока Абель нанял команду и пытался организовать все для съемок, Пьер отправился вместе с Полковником посмотреть место съемок. Когда они снова встретились на репетиции, они поняли, что, несмотря на всю их приверженность идеалам жизненного кино, они должны осторожно освещать Элвиса, чтобы скрыть его неестественную бледность и полноту. Это было не потому, что он на самом деле был такой полный, это меньше всего беспокоило Абеля. Он увидел в Элвисе те же черты наркомана, что и у своего партнера. Он никогда не сомневался, что Элвис прошел через это, как многие в его мире, и ему было искренне жаль его.

«Он невероятно понятливый и смышленый, он может по глазам узнать человека и заглянуть ему в душу. Он очень хорошо ко мне относился. Я думаю, что он читал меня. Он знал, что может переключиться с одной темы на другую, и пока эта тема была частью его, это было хорошо для меня. Правда была правдой. Но я думаю, была часть его, которая чувствовала пустоту, что он был никем. Я приходил на репетиции, стараясь понять его. Я видел, что все эти музыканты, телохранители и льстецы вокруг него, все эти ребята в течение семнадцати лет рассказывают все те же истории и шутки. Что это за жизнь? Должен ли я снимать ее? И если я сниму, должен ли я показывать это более одного раза, чтобы поставить точку?»

Первой остановкой был Буффало, только что оправившийся от долгой тяжелой зимы. Идея Абеля была заснять выступление на маленькую видеокамеру потом улететь обратно в Калифорнию и за день или два обработать фильм. А потом присоединиться с командой в Вирджинии. И хотя Абель думал, что он уже увидел все, что можно было увидеть, во время гастролей Mad Dogs and Englishmen, рев толпы, желание увидеть своего кумира создавали ощущение энергии и спонтанности, которого он не испытывал до этого. В Голливуде он перевел пленку на три четверти дюйма, и кадр за кадром изучал структуру и хореографию шоу, создавая копию целого концерта.

Когда через четыре дня он присоединился к шоу в Хэмптон — Роуд, магия рассеялась. Все, что раньше казалось свежим, сейчас было отрепетировано. Там было одиннадцать камер в сложной установке, все звуковые источники были направлены на деку, на которой создавалась звуковая дорожка. Камеры работали по гибкому графику так, что никогда не было полной остановки. Со всем легким оборудованием они могли двигаться и снимать так, как Деннис Сандерс и не мог предположить. Огромная разница между двумя документальными фильмами заключалась в том, что Абель и Адидж верили в романтических героев; для них Элвис был народным героем.

Следующий вечер они снимали в Ричмонде, а потом Абель вернулся в Калифорнию, а Пьер остался, чтобы просмотреть отснятый материал. После того как он присоединился к гастролям в Северной Каролине, он показал Полковнику кое — что из отснятого материала. До этого Полковник следил за ними с беспокойством, он боялся, что «если мы молодые, то не знаем, что делаем. Теперь он дал нам карт — бланш. Он сказал, что благословляет нас. Мы сказали, что нам нужно больше свободы. А он ответил, что если нам нужно, то он не возражает. Он произнес длинную речь о том, как многие наплевали на Элвиса в прошлом и только он заботился о нем. Он рассказал нам историю о том, как люди сначала заплатили за то, чтобы попасть на карнавал, а потом заплатили, чтобы оттуда выбраться (когда дождь размыл поле, на котором стоял тент, он раздобыл осла, чтобы посетители могли выбраться). Он сказал: «Никогда не пытайтесь меня обдурить, или окажетесь по уши в дерьме». И закончил: «Идите и сделайте самый лучший фильм об Элвисе». И он отшвырнул свою трость».

Ни одно из последующих шоу не было таким же удачным, как первое. Они закончили в Техасе. За две недели съемок они получили четыре концерта. У них было много материала, из которого можно было выбирать. Для Абеля, однако, это была команда Пьера, захватившая определяющие моменты фильма. Элвис, сидящий в лимузине после шоу в Джексонвилле, Флорида, с полотенцем на голове. Он измучен и говорит невпопад о концерте и о том, что приходит ему на ум. «Жаркое время во Флориде», — говорит он и поет строчку «Дождливая ночь в Джорджии». Еще один момент в конце фильма, когда Элвис смотрит в машине в окно. Он где — то далеко, на его лице все то же выражение мечтательности, что и на фотографии 1956 года. Режиссеры использовали это, чтобы показать его отрешенность. Это маленькое «частное» откровение, как назвал это Абель, но еще большим откровением было то, как Элвис секретничает со своими друзьями.

Чтобы закончить фильм так, как они хотели (вскоре они переименуют его «Элвис на гастролях»), Абель и Адидж знали, что им нужно что — то особенное, за что они сражались несколько месяцев, интервью с Элвисом, которое, как клей, соединило бы все части картины. Полковник не помог им с этим. Это было разоблачение, против которого он был всю свою административную жизнь; если бы они получили разрешение Элвиса, он был бы не против, но они стояли на своем, пожал он плечами, намекая на то, что без него не было бы Элвиса.

Однако он не взял в расчет Джерри Шиллинга. Он работал ассистентом редактора у Абеля и Адиджа с тех пор, как они вернулись в Голливуд, и мог оценивать материал. Элвису сначала не понравилось, что он работает с ними; фактически они сами все время подозревали друг друга. Наконец Джерри, который увидел долгожданную возможность продвинуться после затянувшегося ученичества на «Парамаунте», ухитрился убедить Cinema Assosiates в своем исключительно искреннем желании работать над фильмом Let The Good Times Roll Элвис, знавший о преданности Джерри, был уверен, что его участие в редакционном процессе не позволит фильму отклониться от намеченного курса. Абель и Адидж, которые теперь были убеждены в честности и искренности Джерри, видели его участие как возможность повлиять на Элвиса.

Вот как это сработало. Джерри убедил Элвиса позволить киношникам использовать некоторые ранее известные его кадры (Полковник всегда был против этого, объясняя, что ты продаешь свое настоящее, а не прошлое). Интервью получило много откликов.

Элвис приехал в студию MGM еще бледнее и полнее, чем был во время гастролей. Он извинился, что не мог договориться с ними раньше — намечались следующие гастроли, он был занят домашними проблемами, связанными с разводом, и девушка, с которой он выходил в свет, недавно погибла в автомобильной аварии. Он сел на стул в привычной гримерке, где он создал столько картин. Его интервьюеры сидели напротив. Как заметил Абель, присутствовали несколько ребят из команды Элвиса. Они мрачно наблюдали за происходящим, но он, казалось, не замечает их всех, кроме Джерри, который возвышался по правую руку Абеля на режиссерском стуле.

Они начали с его комментариев по нескольким старым фотографиям. Голос теплый, чуть взволнованный, вы ощущаете то же, что и его зрители вначале, что нет никакой преграды между вами. Рассказывая о своем шоу в «Овертон парк», он сказал, что сначала его удивила реакция толпы. «Первое появление на сцене перед зрителями до смерти напугало меня. Я не знал, что творил». Он сказал: «Я работаю только для зала, не важно сколько их: шесть или шесть тысяч; они получают от меня вдохновение». «А если это не срабатывает?» — спросил Пьер. «Тогда я меняю репертуар. Я буду работать всю ночь, но я разберусь, в чем проблема. Потому что это очень важно».

Он все так же волновался перед каждым спектаклем, он никогда не приезжал слишком рано и того же требовал от своих музыкантов. Однажды во время выступления в Вегасе он услышал, что двое музыкантов в оркестре разговаривают о чем — то своем; «Те парни читали журнал «Лучшие дома и сады» или что — то вроде этого, они исполняли свои партии, и снова начинали: «Знаешь, я, наверное, построю это патио». Тогда я сказал: «Я не хочу петь эту песню, давайте сыграем что — нибудь другое». Они должны быстро ориентироваться в своих нотах; они должны наблюдать за мной».

Он рассказывал о шоу, как он воплощает в них все, о чем он мечтал с детства, с тех пор как каждое воскресенье ходил в «Овертон парк» слушать игру Memphis Symphony. Он рассказывал о пении, о том, что «впервые понял, что может петь, в два года», что позже «люди приходили со всей округи, чтобы послушать меня», но в школе до одиннадцатого класса «никто не знал, что я пою». «Я не был популярен в школе. Я никогда ни с кем не встречался. Единственное, чего мне не хватало, это музыки. Тогда меня включили в шоу талантов. Поразительно, каким популярным я стал в школе после этого». Что думал его отец о том, что Элвис собирается зарабатывать на жизнь игрой на гитаре? Это спросил Джерри, побуждая рассказать его одну из старых семейных историй. «Мой отец видел многих людей, которые играли на гитаре и не работали, поэтому он сказал; «Ты должен сам решить, быть тебе электриком или музыкантом. Я никогда не видел стоящего музыканта». Смеясь, Элвис сказал: «Забавно, когда я ему напоминаю об этом, он смеется и смущается, если я говорю это перед кем — то».

Они обсудили еще что — то, Элвис рассказал несколько избитых историй об армии и юности, но он не был заинтересован, пока разговор не коснулся клипов. «Это была работа, — сказал он кротко в начале. — Я должен был приходить в определенное время утром и отрабатывать определенное количество часов, вот как я это рассматривал».

Время шло, и фотография сменялась фотографией: «Мне было интересно, до тех пор, пока я не заболел. У меня поднялась температура, со мной что — то творилось… я не мог понять что именно. Я даже не мог окончательно утвердить сценарий, не мог сказать вам, что это плохо для меня… Я не думаю, что кто — то намеренно хотел навредить мне. Просто у Голливуда было ошибочное представление обо мне, я знал об этом и ничего не мог сказать или сделать… Я никогда не был равнодушным. Меня все это очень волновало, я должен был что — то изменить. Что я и сделал».

Боб Абель попытался сменить тему, но Джерри вернул его к тому, о чем он действительно хотел поговорить. «Я думал, они дадут мне шанс показать свои возможности, но ничего не изменилось, и я был обескуражен. Они могли заплатить мне все деньги мира, но я не почувствовал бы удовлетворения».

«Но вы все же продолжали, вы пересилили себя», — сказал Пьер.

«Я должен, должен».

Это был любопытный момент. Никто не был назван — он искренне полагал, что в этом не было ничьей вины. Но это было так, как будто он на минуту задумался о своей карьере, рассматривая её как цепь проступков, которые он никогда не контролировал, с такой горечью, с какой он никогда не говорил (по договоренности это не вошло в фильм). «Я принимал это, пока мог, — сказал Элвис. — И физически и эмоционально». Потом, когда он появился, чтобы узнать, что он говорил, он попытался исправиться: «Не все клипы были такими уж плохими. В промежутке я сделал кое — что, что понравилось людям, чисто развлекательного характера… на телевидении это прошло замечательно». Но опять забывшись, он обругал Стива Аллена, который шестнадцать лет назад унизил его на телевидении, заставив нацепить цилиндр и хвост и петь для собаки. Это был юмор Стива Аллена. «Для меня это было так же забавно, как костыль».

Это было самое странное представление, сорок минут сдержанности и вспышка эмоций, когда он дошел до дверей. Трудно сказать, как Полковник оценил этот спектакль. В многовековой традиции карнавалов никогда ничего не разоблачалось, маски никогда не снимались — и Абель и Адидас никогда по — настоящему не знали человека, с которым они разговаривали, просто одна маска сменилась на другую. Но все же одна сокровенная тайна была выдана, та самая, о которой догадалась Марион Кейскер, когда восемнадцатилетний Элвис впервые вошел в студию «Сан». «Он был как зеркало», — заметила ассистентка Сэма Филлипса. «Что бы вы ни искали, вы могли найти это в нем. Он никогда не лгал или делал что — то злонамеренно. Он был сложностью самого простого».

Двенадцатидневные июньские гастроли доказали две вещи. Первая — достоинство команды в дороге. Сейчас их было семьдесят или семьдесят пять человек, включая техников, грузчиков, оркестрантов и т. д. Они летели на трех арендованных самолетах с двумя комплектами полных сценических декораций. Они даже покорили Нью — Йорк, начав гастроли с четырех шоу в Madison Square Garden. Им был оказан прием сверх всех ожиданий Полковника, RCA или кого — то еще.

Элвис никогда до этого не играл в Нью — Йорке. После всех насмешек, которые исходили оттуда в начале его карьеры, он и Полковник по вполне понятным причинам не хотели подвергать себя дальнейшему унижению. Кроме того, стоимость здания, стоимость промоушена и все другие цены в Нью — Йорке были намного выше, чем где — либо. Но теперь концерты прошли с размахом, и это выглядело как вызов. Полковник добавил к этому выпуск альбома после последнего концерта. Как он сказал, чтобы не допустить пиратских записей.

Риск доказал почти безоговорочный успех. Все концерты прошли с аншлагами, почти за три дня они заработали 730 000 долларов. Они также очаровали прессу, в пятницу вечером на пресс — конференции Полковник представил всем Элвиса.

Как он думает, почему ему удалось продержаться дольше, чем другим музыкантам его поколения? «Я принимаю витамин Е, — сказал он быстро, и все засмеялись. — Это была шутка, вы меня смутили… Просто я наслаждаюсь своей работой. Мне нравится то, что я делаю». Что с его имиджем скромного деревенского паренька? Элвис, казалось, был поставлен в тупик. «Я не знаю, что заставляет их так говорить», — сказал он с растерянностью, потом встал и распахнул свой голубой пиджак с клетчатой подкладкой, чтобы продемонстрировать золотой пояс. «Элвис, — спросил один репортер, — вы удовлетворены имиджем, который закрепился за вами?» «Ну, имидж и сам человек — это две разные вещи, — сказал он и, предвидя следующий вопрос, продолжил: — Очень трудно жить, придерживаясь имиджа». Слева сидел его отец, а справа Полковник. Вернона спросили, как он отреагировал на популярность своего ребенка. «Трудно сказать, — ответил он. — Все это произошло так быстро, просто бум, успех, и все». Сожалеет ли отец о чем — нибудь? «Нет, нет, я всем доволен. Правда». «Шутки в сторону, — сказал серьезно Элвис, — да, это произошло быстро. Мы должны были уладить много вопросов».

Единственный неприятный инцидент произошел в первый вечер, когда публика освистала Джекки Кахэйна. Но когда Эл Дворин представил его как близкого друга Элвиса и сказал, что они работают «как семья», публика приняла его. Пресса раздирала Элвиса, только The New York Times выпустила три статьи о шоу с заголовком Криса Чейза: «Как принц с другой планеты». В определенный момент появляется особый чемпион, Джо Луис, Жозе Капабланка, Джо Димаджио, который привлекает внимание не к тому, что он делает, а к тому, как он это делает. Когда Димаджио играет в бейсбол, его грация только подчеркивает игру. В пятницу вечером в Madison Square Garden Элвис продемонстрировал то же самое. Он стоял в конце с распростертыми объятиями, «как будто огромные золотые часы дали ему крылья, чемпионом, единственным в своем классе».

В конце гастролей Элвис на месяц вернулся в Мемфис. Более всего он хотел найти себе новую подружку. В Лос — Анджелесе он встречался с танцовщицей Сандрой Занкан и подарил ей белую спортивную машину и кольцо с рубином. В Мемфисе была танцовщица, которой он тоже делал дорогие подарки. Было много других девушек, но ни для кого не было секретом, что он озабочен отсутствием Присциллы.

6 июля в кинотеатре Мемфиса он встретил Линду Томпсон. Ей было двадцать два, в прошлом она была Мисс Мемфис, а теперь — Мисс Теннесси. Ее пригласил Билл Браудер, представитель местного отделения RCA, потому что подумал, что она может заинтересовать Элвиса. Линда была веселой и смышленой, но она сомневалась в себе и на всякий случай взяла с собой подругу Дженни Лемэй (Мисс Род — Айленд). Но в кино все встало на свои места: Джордж Кляйн, у которого она часто появлялась в телевизионном шоу, убедился, что ей было хорошо, а Элвис вел себя как истинный джентльмен. Ее позабавило то, как он попытался взять ее под руку, но он поспешно уверил ее в том, что не женат и почти разведен с января. Когда она сказала: «Мне очень жаль, но я бы тебя предупредила, что не стоит жениться на девушке из Мемфиса», он расхохотался.

Она вернулась домой только в четыре утра, и ее тетя, у которой она проводила лето, потребовала подробностей. «Моя тетя Бетти была большой поклонницей Элвиса и примерно одного с ним возраста. Она спросила: «Ну?» — и я ответила: «Мы встретились…», а Дженни сказала: «Она ему понравилась. Они целовались, он держал ее под руку. Он хочет встречаться с ней». И тут тетя начала: «Элвис! О Боже! Вы серьезно?!» Тут зазвонил телефон, она сказала: «Кто это может быть?» Это был Элвис. Он спросил: «Могу я поговорить с Линдой?», она ответила: «Конечно, одну минуту», и, воскликнув: «О Боже!», она обняла телефон. Я подошла к телефону, его речь была невнятная, и я подумала: «Но он ничего не пил в кино, наверное, он пришел домой и выпил». Я была невежественна во многих вопросах. Я ничего не знала о наркотиках. Я спросила: «Ты спишь? Ты действительно спишь?» — а он ответил: «Да, очень устал». Я не поняла его. Он говорил: «Я так счастлив, что мы встретились сегодня. Где же ты была всю мою жизнь? Я должен быть рядом с тобой. Я не могу поверить, что не знал тебя раньше. Я собираюсь…» «Но… — я заметила тете Бетти, — я думаю, что он все — таки пьян».

На следующий вечер она опять пошла в кино, а потом в Грэйсленд. Утром они с родственниками собирались поехать на каникулы в Алабаму, но она все равно ушла. Она согласилась подняться с Элвисом в его спальню. Дженни предупреждала: «Не ходи, будь осторожна!» «Она думала, что он способен на убийство, но я поднялась с ним и мы просто читали. Мы целовались и читали Библию, это было просто великолепно. Мы как будто знали друг друга всю жизнь. Когда я вернулась домой, тетя собиралась. «Дорогая, где ты была, мы уезжаем через час». По пути в Алабаму мы слушали записи Элвиса. Я сказала: «Как вы думаете, услышу ли я его снова?»

Она уехала на три недели, даже не позвонив ему. В это время Элвис познакомился и начал встречаться с Сибилл Шепард, еще одной королевой красоты Мемфиса. Она только что закончила сниматься и отдыхала со своим постоянным другом, режиссером Питером Богдановичем. Элвис поддерживал отношения с Сандрой Занкан, но никак не мог забыть Линду. Когда она вернулась из Алабамы, телефон уже звонил. Это Джо звонил из Лос — Анджелеса; они пытались найти ее, с тех пор как она уехала.

Тогда Элвис подошел к телефону и спросил: «Как ты думаешь, кто я? Я думал, что это было начало чего — то замечательного, а ты просто взяла и исчезла на три недели». «Я думаю, это действительно задело его». Он захотел, чтобы она поехала с ним в Лас — Вегас, где менее чем через неделю у него были выступления. Она никогда не колебалась. И хотя она по — прежнему оставалась девственницей и придерживалась строгих католических убеждений, выбора не было. «Я переехала в штат Мемфис четыре года назад и работала дублершей в театре. Но мне не хотелось возвращаться. Я думала о том, чтобы уехать в Лос — Анджелес и заняться карьерой актрисы, или на время стать стюардессой, или поехать в Нью — Йорк и стать моделью. Я была готова путешествовать по миру и делать то, что мне нравится. Потом я встретила Прекрасного Принца, и он все решил за меня».

На следующий день она вылетела в Лос — Анджелес, а оттуда вместе с Элвисом в Вегас, где у него начались репетиции предстоящих шоу. В своей школьной одежде она чувствовала себя неловко. Она не могла поверить, как все были милы с ней; не могла поверить в роскошь, которая ее окружала. Однако в первую же ночь она поняла, что здесь что — то не так, то же «странное опьянение», которое она слышала раньше, снова появилось в его голосе. Раньше вечером она заметила баночки с таблетками на тумбочке у кровати. Она спросила, не болен ли он, а он ответил, что это просто небольшая простуда. Потом у них был романтический ужин, он был таким любящим и нежным, но «потом, когда мы стояли и разговаривали на улице, мне показалось, что он покачивается, и его речь опять стала невнятной. Я спросила: «С тобой все в порядке?» А он ответил: «Все в порядке, дорогая. Я просто принял снотворное». Я спросила: «Ты принимаешь снотворное?» Он сказал: «Да, у меня с детства проблемы со сном». Я подумала, что это странно. Как бы я хотела быть тогда более земной и разумной. Но я все принимала и не осознавала всю величину проблемы».

Линда нравилась всем. Хотя она не была единственной девушкой, кто приехал в Лас — Вегас тем летом (пока ее не было, приезжали Сибилл Шепард и Сандра Занкан), к концу выступлений он сделал выбор. Она любила смеяться, она была освежающе естественна, она приспособилась к его стилю жизни. Как она сама о себе сказала: «Была слишком молода и слишком неопытна, чтобы принимать жестокость жизни. Я была очень счастлива с ним, я была счастлива разделять с ним жизнь». Она изменила режим сна, поменяла местами день и ночь, по — детски болтала с ним, заставляла смеяться над своими гримасами. Она стала «жизнелюбом», если назвать это термином, которым парни описывали себя. Было ясно, что на какое — то время он останется с ней.

Между тем на 26 июля был назначен официальный развод с Присциллой. Она вернулась в Грэйсленд за неделю, чтобы упаковать свои вещи и проститься с бабушкой, хотя она поклялась, что будет поддерживать связь. В конце июля Рона Барретт написала в своей колонке, что «Присцилла очень хочет вернуть себе свободу побыстрее. Причиной является эксперт по карате Майк Стоун, с которым она несколько раз была замечена. Они вместе обедали в публичных местах». А заголовок The Sunday Tribune от 30 июля гласил: «Человек с черным поясом по карате разъединил супругов Пресли». Элвис получал донесения, что ее заставали со Стоуном на разных турнирах, они смеялись, иногда даже вместе выступали в программах. И во всем этом скользил открытый упрек ее прошлой жизни. 18 августа было объявлено, что дело о разводе будет слушаться в Santa Monica Superior Court. Условия соглашения были таковы: 100 000 долларов единовременного платежа (50 000 долларов вперед), плюс 1000 долларов за каждый месяц супружества и 500 долларов алиментов на ребенка — не были заявлены, но о них договорились на совместной встрече с адвокатом Элвиса Эдом Хуктраттеном. Адвокат посоветовал отдать Присцилле все, что она требует. Общее состояние Элвиса обострялось в связи с участившимися визитами к врачам во время выступлений в Вегасе. Раньше он обращался к медикаментам перед каждым шоу и после него и перед тем, как лечь спать. Теперь же он принимал пилюли по пять раз в день, последствия этого и заметила Линда. Это было первое размещение после нового договора с «Хилтоном», который не только повысил гонорар Элвиса до 130 000 долларов в неделю (начиная с 1974 года — 150 000 долларов со всеми предыдущими обязательствами), но и определил гонорар Полковника — 50 000 долларов за рекламу по стране. Полковник добился этого, намекая, что поменяет «Хилтон» на MGM Grand под руководством Кирка Керкориана. А в предыдущем марте он прямо пригрозил, что закроет свои офисы, так как ни он, ни его клиенты не удовлетворены в достаточной степени. Тем временем Элвис выступал очень удачно, хотя некоторые зрители отметили его несколько угрюмый вид, гораздо меньшее взаимодействие с аудиторией, чем обычно, и сильный акцент на песнях о сердечной боли и потерях. Поклонники испытывали смешанные чувства, они волновались за Элвиса, а Роберт Хилбуен написал в The Los Angeles Times, что в шоу было использовано «только 60 % музыкального потенциала Элвиса Пресли», хотя оно было гораздо лучше, чем январское.

4 сентября, в последний день выступлений, Полковник собрал пресс — конференцию, чтобы официально объявить о дате и месте предстоящего события, о котором начали говорить с июля. Это была трансляция через спутник телевидением NBC концерта с Гавайских островов, который будут смотреть 1,5 миллиарда людей во всем мире (это было названо «Привет с Гавайев»), Вместе с новым президентом RCA Элвис отвечал на вопросы репортеров о предстоящем проекте. Присутствие президента RCA было не случайным. Фактически RCA была не только звукозаписывающей компанией, но и продюсером шоу как RCA Record Tours. Таким образом Полковник одним удачным ходом отделался от Джерри Вайнтрауба и Management III с помощью RCA Record Tours. Компания не только «представляла» особое телевидение (это означало, что они получили бы 1 миллион долларов от NBC, из которого 100 000 долларов получит RCA, а 900 000 долларов поделят Полковник и Элвис), но и заключила новый договор с Полковником и Элвисом, что компания будет являться эксклюзивным промоутером всех пятидесяти концертов Элвиса и гарантирует 4 миллиона долларов и 250 000 долларов премиальных за последующие пятнадцать месяцев.

Несмотря на то, что Полковник во все вмешивался, они были партнерами. Полковник не переставал жаловаться, его постоянно что — то не устраивало. Когда количество продаж стало падать, он обвинил компанию в некомпетентности, а когда это не подействовало, он поднял вопрос «многочисленных устных договоров», оставляя без внимания обязательства RCA перед другими артистами и используя свое привилегированное положение. Возможно, «новички» в RCA считали возможным несоблюдение этих договоров, если бы Элвис и Полковник постоянно нарушали контракт. В августе с двумя хитами в чартах Полковник увеличил свои требования (сингл «Burning Love», который Элвис так не хотел записывать, впервые с 1970 года стал платиновым, а запись Элвиса в Madison Square Garden была признана золотой еще в начале гастролей в Лас — Вегасе). Он знал, где RCA при учете спрятала доверенные ей 600 000 долларов, и сообщил об этом на второй августовской встрече; он и только он удерживал Вернона от принятия более жестких решений, выбирая, что ему сказать, а что — нет; поэтому он ожидал получить хотя бы 500 000 долларов из 600 000 долларов, чтобы разоблачить их при выплате следующего авторского гонорара.

Это была ситуация, в которой RCA являлась его полноценным партнером. Как руководители студии Hollywood перед ними, руководители компании были не столько запуганы, сколько сбиты Полковником с толку. Они не могли понять, что им движет. В кулуарах они обсуждали тот же вопрос, что Хэл Уоллис и Джо Хазен спустя годы: как может быть, чтобы этот клоун, которому они готовы были преподать уроки изысканности и хороших манер, всегда ведет себя так, как будто у него на руках все карты, даже если они были на четыре очка? Мэла Илбермана, главного финансиста RCA, самого практичного бизнесмена, которого только можно было найти, было не так — то легко запугать. Но в арсенале Полковника было много оружия, трудно сказать как именно, но он «достал» и Мэла.

Тем временем Элвис отвечал на вопросы на пресс — конференции, сидя, ссутулившись, на стуле, в белом костюме с высоким воротником. Он выглядел скучающим и выдавливал из себя ответы типа: «Это очень трудно понять. В пятнадцать лет очень трудно понять, что происходит… Это сложно понять, но «живой» концерт — моя самая любимая часть бизнеса». Полковник же просто захлебывался от восторга, что его долгожданная мечта наконец — то осуществится. Он вынашивал эту идею с тех пор, как передавали прямую трансляцию приезда президента Никсона в феврале в Китай. Он должен был уговорить Элвиса и заполучить Тома Сарноффа с NBC. 18 ноября должны были начаться гастроли, но Джим Обри попросил отложить передачу, так как MGM планировала запустить в кинотеатры фильм «Элвис на гастролях». Со своим обычным инстинктом, что нужно ко всему приспосабливаться. Полковник принял тактическое решение — уступить, снисходительно согласившись с Обри. Он оставил в ноябре концерты в Гонолулу, но изменил свой план еще масштабнее, решив сделать единственное шоу в январе с целью охватить весь мир и его жителей.

Размах и амбициозность еще больше возросли, когда Полковник начал разрабатывать детали проекта. Через две недели после пресс — конференции в Вегасе он получил письмо от репортера «Honolulu Advertiser» Эдди Шермана. Он прочитал в новостях, что пропуском на концерт будут являться не билеты определенной стоимости, а добровольные пожертвования, которые пойдут на благотворительность. Элвис и Полковник немедленно сделали первый взнос в виде чека на 1000 долларов. В своем письме Шерман предложил сделать пожертвования для Фонда Кью Ли по борьбе с раком. В конце концов, Элвис и Полковник столько сделали для Гавайев, когда одиннадцать лет назад пожертвовали свои достижения U. S. S. Arizona Memorial Это была хорошая возможность продолжить начатое исследование рака с помощью собранных денег, во имя любимого гавайскою музыканта. В 1966 году, в год смерти Ли, Элвис исполнил одну из его знаменитых песен «I'll Remember You», и до сих пор он представлял ее на концертах.

После трех ноябрьских концертов Полковник собрал еще одну пресс — конференцию, где сообщил о решении пожертвовать деньги Фонду Кью Ли. Вместе с Рокко Лангистера он установил 25 000 долларов как цель, но в конце пообещал удвоить эту сумму.

«Элвис постепенно заразился этой идеей. Эта мысль полностью захватила его, и, когда он встретился с Биллом Белю для разработки костюма, он пожелал что — то особенное, что заставит говорить «Америка» во всем мире. Он предложил американского орда как эмблему для комбинезона, который он наденет. За все время, что мы работали вместе, он всего три раза обратился ко мне с просьбой. Это была одна из них. Для костюма мы сделали ремень с американским орлом, белый кожаный ремень трех — четырех дюймов ширины с четырьмя кругами и американскими орлами в них. И, конечно же, плащ».

Также он встретился с Марти Пассетой, сорокаоднолетним опытным режиссером — продюсером, которого NBC выбрала потому, что он хорошо знал Гавайи, музыку и все главные награждения. Пассета был на концерте в Лонг — Бич в рамках ноябрьского тура, но он не произвел на него никакого впечатления. Это было глупое шоу, полное позирования и картинности, неудивительное для телевидения. Когда он приехал в Вегас, чтобы увидеться с Элвисом после гастролей, сначала он встретился с Полковником. Он приехал для того, чтобы обсудить некоторые детали для сцены, которые могли добавить стиля. По его мнению, группа должна находиться на возвышении сзади Элвиса, сцена должна быть немного снижена для большего взаимодействия с публикой, и от сцены должна быть дорожка, продолжающаяся в зале. Полковник посмотрел на это и принял быстрое решение. «Он сказал: «Ни за что. Это не годится». Я сказал: «Одну минуту, я хочу показать это Элвису и узнать, что он скажет». Он сказал: «Он не сделает этого. Но если вы действительно хотите попробовать… но я против этого. И ему я скажу то же».

Это была старая игра, но Пассета о ней тогда даже не догадывался. Когда он поднялся наверх, чтобы увидеть Элвиса, ему пришлось подождать, пока парни смотрели зверями из — под черных очков. «У меня было несколько рисунков, и я сказал: «О Боже, меня съедят заживо». Тогда вошел Элвис, и они выложили свое оружие на стол, это заставило меня немного успокоиться. Я не видел его глаз из — за теней, но я их представил. «Что, черт возьми, я теряю?» И я сказал: «Я видел вас в шоу на Лонг — Бич, вы мало двигались, вы были скучным — но скажу вам, что я собираюсь это изменить».

Он продолжил в том же духе, раскрывая свои задумки. Он объяснил свою идею о том, чтобы сделать световые надписи «Элвис» на разных алфавитах всех языков мира, но не получил никакой реакции ни от Элвиса, ни от его бесстрастных телохранителей. До тех пор, пока он не сказал: «А вы должны сбросить вес, потому что вы очень толстый». «В этот момент Элвис сбросил очки, откинулся и расхохотался так, что долго не мог остановиться. Когда он успокоился, то встал, крепко обнял меня и сказал: «Я сделаю все, что вы захотите. Мне понравилась эта идея». Я сказал: «Мы создадим нечто суперволшебное и сделаем это вместе».

Пассета немедленно начал строить декорации, чтобы потом транспортировать их на Гавайи, где уже были собраны дополнительные декорации. Времени оставалось чуть больше месяца, и была проделана огромная работа. Полковник подбросил Пассете несколько идей, в том числе прибытие на сцену на вертолете, которое являлось открытием шоу с группами, танцовщиками и маленькими роботами. Для толпы снаружи готовилась маленькая арена. «Он хотел цирковой атмосферы, что было уместно, потому что это было уникальное шоу».

Более того, все восхищались деятельностью Элвиса. Он больше не казался пассивным и отрешенным, каким он был в течение года. Он, Чарли и Ред отбирали материал, выбирая такие песни, которые он никогда не записывал, и искали, чем можно разнообразить программу. Элвис даже сел на строгую диету, о которой узнал в Вегасе. Он, Сонни и парочка ребят делали ежедневные уколы, в которые, как понимал Сонни, входила моча беременных женщин, и ели всухомятку, не более 500 калорий в день. Парни говорили друг другу, что Элвис стал просто одержим этой идеей. Даже Полковник, казалось, хотел верить в то, что именно этого не хватало Элвису все это время. Но никто даже не подумал, что Элвис может разыгрывать перед ними самое лучшее свое представление.

Они с Линдой почти каждую минуту были вместе. С момента окончания концертов в Вегасе она почти постоянно находилась рядом. «Я была с ним 24 часа в сутки — он буквально не хотел даже зайти в ванную, пока я не заходила с ним. Я понимаю, что это было не признаком здоровья, но он был моей самой большой детской любовью, моим представлением о взрослой любви. Я думала, что это естественно, быть с кем — то все время.

Он был со мной очень ранимым, но очень надежным, мы были частью друг друга. Были времена, когда он был отцом, а я была дочерью, времена, когда я была мамочкой, а он — сыночком. Иногда он говорил; «Я буду никем, а ты будешь всем». Мы как будто включали друг друга и понимали настроение, понимали, что нужно сейчас другому. Вы знаете, если честно, то моя жизнь вращалась вокруг него».

Она была удивлена, когда поняла, как ограничена эта жизнь; она была поражена, когда поняла, насколько он нуждается в ней. Она скоро поняла, что ей все время необходимо быть бдительной, как матери со своим ребенком. Хотя он предлагал ей таблетки, она никогда не соблазнялась на них, потому что несколько раз он засыпал во время еды, и, если бы она его немедленно не будила, он бы задохнулся. Это было очень романтично, но в то же время очень тяжело и далеко от её восприятия мира. Она поняла это, как поняли до нее другие. Они разделяли страсти друг друга, вместе смеялись над шутками, называли друг друга ласковыми именами (он называл её «мамочка» или «Ариадна»). На Рождество он подарил ей шубу и бриллиантовое кольцо и, хвастаясь перед парнями, попросил ее подняться, надеть корону и ленту Мисс Теннесси. «Я сказала: «Да ну, это слишком избито». Но все — таки пошла и надела вечернее платье, ленту и корону и спустилась по лестнице, как будто я действительно вошла в роль королевы красоты. Когда я спустилась, то улыбнулась, выставив насмоленные передние зубы, и сказала: «Об этом ты мечтал, дорогой?» Он просто умер от смеха».

9 января они приехали на Гавайи, за пять дней до запланированного эфира. С Элвисом прибыла его обычная свита: парни, жены, подружки, семья и друзья из Мемфиса. Он и Сонни потеряли по двадцать пять килограммов после двух полных курсов диеты из Лас — Вегаса, правда у Сонни возникла проблема со здоровьем и ему необходимо было сделать трехмесячный перерыв, прежде чем возобновить режим. У Элвиса таких проблем не возникло, он выглядел лучше и счастливее. Казалось, что наконец вернутся лучшие времена.

Деньги поступали из всех источников: большой экран, маленький экран, продажи записей и личные появления. «На гастролях» получил широкое распространение в ноябре с необычным шквалом публикаций пылкими зрителями (главная статья в Rolling Stones называлась «Наконец — первый фильм Элвиса Пресли»), Он даже был номинирован на «Золотой глобус» в категории «Лучший документальный фильм». Продажи последнего сингла «Separate Ways», по настоянию Элвиса соединенного с «Always On Му Mind», немного разочаровали, но записи разошлись в полмиллиона копий.

«Фелтон присутствовал на репетициях «Алоха», хотя он не отвечал за этот проект. После того как в октябре ему сделали трансплантацию почки, он чувствовал себя намного лучше. Так как на шоу использовались новые технологии, то он испытывал серьезные опасения насчет своего будущего в звукозаписывающей компании, так как он ничего не понимал. Но ему было приятно, что Элвис оставался верен ему, он настоял на том, чтобы Фелтону заплатили за звук в Madison Square Garden, хотя он сам не мог прилететь в Нью — Йорк. Он даже нашел Фелтону почку для трансплантации через два года после того, как доктора Фелтона из Vanderbilt University Medical Center все еще не могли решиться на операцию. Фелтон похудел на 128 фунтов и, несомненно, умер бы, тогда Элвис взял ситуацию под свой контроль. Он связался со специалистом по почкам из Mayo Clinic, и он в течение нескольких дней назначил операцию. Фелтон уже собрался и был готов к отъезду из Миннесоты, когда внезапно, почувствовав запах больших пожертвований, Vanderbilt нашел ему донора. Но было слишком поздно. «Ваш муж — сокровище», — снова и снова говорил Элвис Мэри Харвис в течение трех дней репетиций. Пока Фелтон не был уверен в преданности ему Полковника и RCA, он наслаждался пребыванием здесь и мог быть уверен только в дружбе, которая продолжила его отношения с Элвисом на многие годы.

Пока шла сборка основных установок, репетиции проводились в Hilton Hawaiian Village. Было много технических проблем, которые приходилось устранять. Билл Белю уехал на материк в испуге, что Элвис отдал свой инкрустированный рубинами пояс жене актера Джека Лорда, но Белю сохранил еще несколько рубинов, чтобы сделать другой пояс и доставить его прямо на шоу. Пассета тем временем занимался съемкой островов (для полной версии в США, которая выйдет в эфир в апреле). В четверг они уже репетировали в HIC Arena. Все было сделано так, как он показывал на чертежах Элвису: справа на сцене полосы высокого потолка выступали как огромное зеркало, расширяющее пространство; сзади натянут черный холст, на котором цветными огоньками написано «Элвис»; и мигающая фигура гитариста. Дорожка продолжалась прямо в зале, и Элвису на сцене было очень удобно, так как провода провели тоже другим способом и их не было видно.

Они продолжали репетировать до вечера перед премьерой. Продолжались технические неполадки, но в конце все работало более — менее без помех. В пятницу генеральная репетиция прошла за два часа до шоу, и фанаты почти «буквально бушевали снаружи, когда в семь вечера открылись ворота», согласно репортажу The Honolulu Advertiser. В дальнейшем он написал, что «публика не переставала бушевать ни на минуту через непрекращающийся репертуар». Элвису было нетрудно выносить их истерию. «Вы фантастические зрители», — сказал он. Потом запел песню «Can't Help Falling In Love», которую он закончил, стоя на коленях спиной к залу, его плащ раскинулся в скромной позе поклонения, смешанного с самопоклонением, так что весь мир принял Элвиса на всех языках.

Не было чувства неловкости — это ведь была всего лишь репетиция. Но было ощущение напыщенности, несмотря на все его необыкновенные диеты, Элвис все равно выглядел раздутым, его изображение было размытым. Несмотря на все его украшения, стиль одежды, шлем волос, Элвис оставался просто Элвисом — никаких сюрпризов, только эффекты.

«Это был звездный час, полный криков и музыки, — восхищенно писал The Honolulu Advertiser, — аура большого времени: великий музыкант на глазах у всего мира дает великое представление». Благодарность Элвису и Полковнику за «пожертвования Гавайям», начальная сумма в 25 000 долларов была утроена. Однако Джо Гуэрчо заметил, что Элвис был медлителен и менее сконцентрирован. «Вы могли это только почувствовать». Возможно, самый неожиданный момент наступил, когда он продавал толпе свой плащ за 10 000 долларов, где его подхватил спортивный обозреватель The Honolulu Advertiser. «Это был самый захватывающий момент шоу», — написала The Los Angeles Times.

Почти все испытали чувство облегчения, хотя еще многое надо было сделать. Когда зал освободили, они сняли еще пять песен для американской передачи, а потом Марти Пассета должен был отредактировать материал для более поздней передачи в двадцать восемь стран Европы, связанных Евровидением.

Позднее Полковник написал Элвису письмо. Датированное воскресным утром 14 января 1973 года, оно содержало столько сентиментальности, сколько Полковник мог доверить бумаге. «Я всегда знаю, что делаю, ты всегда делаешь все по — своему, ты чувствуешь, как сделать это лучше. Поэтому мы не можем сойтись, каждый делает по — своему». Жизнь была коротка, каждый пытался войти в доверие после события, но Элвис знал, кто действительно стоял за этим: «Это наше с тобой детище». Остальные, за исключением мистера Паркхилла из RCA Record Tours и мистера Дискина и его труппы, и «все отобранные тобою таланты — были просто нахлебниками». Но Элвису не надо было напоминать об этом. «Потому, что ты проделал всю эту работу, ты талант. Без твоей увлеченности ничего бы не получилось».