Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Глава 17 БОЛЬ

(январь — декабрь 1976)

Боссы RCA были готовы на все, чтобы заманить Элвиса снова в студию. В своем огромном желании этого добиться они даже решили прибегнуть к крайнему средству; предложить ему записаться дома. Эта идея появилась у них еще пятнадцать лет назад, тогда они подумывали оборудовать специальную звукозаписывающую студию в Грейсленде, чему воспрепятствовал Полковник, считавший, что его подопечный и так слишком много записывается. Но это было давно. Теперь же обе стороны пришли к полному согласию: все хотели получить качественный продукт от исполнителя, у которого за последние годы сформировалось полное отвращение к студиям записи. И вместо того чтобы оборудовать в его доме студию, отвечающую самым последним требованиям техники, они решили установить временное оборудование в помещении за кухней, из которого требовалось просто вывести провода в специальный грузовик, который будет припаркован за домом.

Уже более двух лет ничего подобного не планировалось. Звукозаписывающая сессия Элвиса в марте 1975 года была единственным эпизодом за весь тот длительный период потери всякой творческой активности, который наблюдался в его жизни с момента работы в студии «Сан». Фелтон был уверен, что на этот раз им удастся увлечь Элвиса и при этом избежать многих обычных проблем; ведь теперь им будет гораздо легче ухватить его настроение и вдохновение и незамедлительно приступить к работе в студии. Сам Элвис был полон энтузиазма относительно этой затеи. Когда же он увидел, во что превратилось переоборудованное под студию помещение, когда оттуда полностью была вынесена мебель в полинезийском стиле, он был столь впечатлен, что подумывал оставить временные декорации навсегда.

Но когда до начала записи оставались считанные дни, Элвис неожиданно покинул город. Один из его близких друзей в денверском управлении полиции, детектив Юджин Кеннеди, застрелился, не в силах разрешить свои домашние проблемы. Чтобы отдать дань уважения покойному, «со старшим братом которого, полицейским капитаном Джерри Кеннеди, Элвиса связывала многолетняя дружба, благодаря чему Джерри и ещё три офицера получили в подарок от звезды по шикарной машине», как сообщала газета Denver Post — Элвис вылетел на похороны. Кроме того, в церемонии прощания по просьбе Элвиса участвовали Джей Ди Самнер и The Stamps. Сам Элвис присутствовал на похоронах в форме полицейского капитана, которую ему подарили друзья. Высокий и статный, стоял он на панихиде в церкви в военном кителе, специально подогнанном по фигуре, в своих любимых очках и фуражке. Всем казалось, что именно таким мечтала его видеть мать. Он чувствовал себя очень уютно в компании мужчин, которые принимали его таким, какой он есть. Он был горд, что эти достойные офицеры позволяли ему сопровождать их на операции по борьбе с наркотиками (пусть даже они и не разрешали ему выходить из машины). И когда они пригласили его после церемонии отправиться в закусочную около офиса Угольной компании Колорадо — их любимое местечко, — он сразу же согласился и с гордостью входил в ресторан в капитанской форме.

К своему облегчению. Рои Пиетрефасо обнаружил, что никто из посетителей ресторана не узнал Элвиса. Капитан Кеннеди договорился, что им предоставят столик в самом углу основного зала, где они могли бы рассчитывать на более — менее уединенную обстановку. Вскоре после того, как они приступили к еде, Элвис объявил, что ему надо сходить в туалет, и, когда Пиетрефасо предложил ему воспользоваться специальным помещением для персонала, чтобы не привлекать особого внимания к себе, он наотрез отказался. К удивлению Пиетрефасо, им как — то удалось провести его через основной зал и обратно к столу без всякого шума. «Я подумал, что это просто здорово, — но ведь мы и делали свою привычную работу! Никто его не узнал и не побеспокоил. Но потом он посидел буквально пять минут и снова заявил, что ему надо отлучиться туда же». На этот раз, как заметил Пиетрефасо, Элвис несколько волновался, когда они проходили через огромный холл, где люди в ожидании свободных столиков стояли около стойки бара. Две женщины запнулись на полуслове, когда он проходил мимо. Выйдя из туалета и проходя снова мимо них, Элвис остановился рядом, как будто он заблудился и решает, куда ему дальше идти. «Он усмехнулся в своей фирменной манере, и я услышал, как одна из женщин сказала: «Не может быть, чтобы это был он!» Он обернулся — ну это, конечно, было уже слишком, — так вот, он обернулся и спросил: «Не может быть, чтобы это был кто?» И обе женщины начали вопить от удивления». Тогда и только тогда он позволил, чтобы его снова сопроводили к столу. В первый день запланированной записи он вернулся, все еще одетый в капитанскую форму. Все с нетерпением ждали, когда же наконец он появится в дверях своей спальни, пытаясь гнать от себя мысли, что он может и не появиться вовсе. Технические проблемы и изменения в расписании Элвиса заставили их перенести дату начала записи. Теперь у них оставалось только пять дней до того, как Джеймс Бертон и Глен Ди Хардин должны были отправиться в долгосрочное турне по Европе вместе с Эммилу Харрис. Фелтон не знал, смогут ли они завершить работу так быстро. В RCA от них требовали записи двадцати новых песен. Именно поэтому было решено уделить работе целую неделю. С некоторым запозданием Фелтон распорядился, чтобы был найден гитарист на случай замены и пианист, который прибыл седьмого февраля вместе с басистом, чьей задачей было заменить Джерри Шеффа, решившего покинуть их.

Они записали три песни за первый день работы, хотя рассеянное внимание и недостаток энергии Элвиса были очевидны абсолютно всем. Затянувшееся увлечение Элвиса медленными композициями уже никого не радовало. Даже кантри — хит 62‑го года Джорджа Джонса «She Thinks I Still Саге», который должен был стать хитом нового альбома, не оставлял никакой надежды на коммерческий успех. Свою работу в тот вечер они завершили записью песни Роя Уиттэкера «The Last Farewell», которую прошлым летом он постоянно исполнял для Мелиссы Блэквуд, только в отличие от нее музыкантам уже не удавалось уловить ни капли скрытого очарования в этом музыкальном номере.

На следующую ночь Элвису удалось записать только одну песню, «Solitaire» от Нила Даймонда. При этом создавалось впечатление, что он не стремился сделать и этого. Весь вечер он периодически удалялся в свою комнату, прихватив с собой кого — нибудь из группы, чтобы вместе с ним в своей комнате послушать госпелы, поговорить о нумерологии и посмотреть его богатую коллекцию полицейских значков и нашивок. Однажды он пригласил к себе Сонни и Реда и, усадив перед собой, стал выкладывать на стол оружие, которое, по его словам, им очень даже пригодится. Они застыли в недоумении, а Элвис объяснил им, что придумал хитроумный план, который поможет им устроить настоящую облаву на наркодельцов Мемфиса. Тот факт, что они в настоящее время должны записывать новый альбом, послужит прекрасным алиби и прикрытием, говорил он, никто не узнает, что это были именно они. Он показал им фотографии подозреваемых в распространении наркотиков людей, которые он получил из управления полиции Мемфиса. К фотографиям прилагалась исчерпывающая информация о контролируемых ими территориях. «Ну, это очень трудно», — произнес Ред довольно скептически. Ему уже начинали надоедать маниакальные фантазии Элвиса. Он также понимал, как близок план Элвиса к сценарию фильма «Смертельное желание» с Чарльзом Бронсоном, который они очень часто смотрели вместе.

На третью ночь дела не пошли лучше. Большую часть времени Элвис боролся с сонным состоянием. Эта напряженная борьба происходила, и когда он записывал «Moody Blue», песню Марка Джеймса, которая, по мнению Фелтона, могла стать настоящим хитом. В конце концов, на следующую ночь они все ощутили уже непривычный прилив бодрости и энергии. Они легко и непринужденно записали «For The Heart», новую песню в достаточно быстром темпе, написанную Дэннисом Линдом, автором «Burning Love». По темпу и энергетике песня сильно отличалась от большинства остальных песен Элвиса. Достаточно долгое время он работал над ней, пока она не зазвучала как соблазнительно зажигательный рок — н–ролл, который когда — то прославил его. А вот уже следующий номер помог ему наконец — то расслабиться и выразить все эмоциональные переживания, угнетавшие его. «Hurt», песня, полная необыкновенного эмоционального накала и мелодраматизма, являлась хитом в самых разных интерпретациях уже многие годы, но Элвису больше всего нравилась версия 1954 года Роя Хамильтона. Он исполнил тогда эту песню так же, как и все свои самые известные хиты; Хамильтон продемонстрировал свой великолепный вокал и артистичность, пройдя путь от робкого вступления до бесподобной эмоциональной кульминации. Это было вполне в стиле Элвиса, но в отсутствие роскошной оркестровки, которая великолепно дополнила исполнение Хамильтона, и с голосом, который иногда предательски подрагивал, Элвис должен был найти другой подход к этой песне и исполнить ее по — своему. Начиная песню со стона, который больше напоминает крик Тарзана, Элвис предлагает слушателям не столько свою интерпретацию, сколько свое выражение чувства, находящегося в заглавии данной песни. Его песня — это некий первобытный вопль, исполненный такой боли, что слушатель начинает сомневаться, удастся ли ему удержаться под натиском собственных эмоций, не говоря уже о музыкальной технике исполнения. По сравнению с версией Хамильтона это грубая и безнадежная попытка блеснуть певческой техникой. Но, с другой стороны, это своего рода триумф Элвиса, потому что ему великолепно удалось выразить все те эмоции, которые он хотел выразить. «Именно так, как он заявляет со всей той бравадой, на которую он только способен, я и живу — несмотря на всю боль, несмотря на все страдания, вы видите: я все еще здесь».

По просьбе отца он решил попробовать записать «Danny Боу», ирландскую мелодию, которая больше всего впечатлила Элвиса в исполнении Джеки Уилсон, еще одной ритм — энд — блюз — звезды. Его очень увлекла работа над этой песней, хотя ему не удавалось записать ее в оригинальной тональности. Он старался как мог, было записано около десяти дублей, но в результате он сделал потрясающую версию. Песня получилась столь душераздирающей, что многие подумали: если бы не проблемы с изменением тональности, такого эффекта не получилось бы, чему все и были несказанно рады. Было уже два часа дня, когда они закончили работу, начавшуюся в девять вечера предыдущего дня. Чтобы дать музыкантам возможность отдохнуть, было решено передвинуть к полуночи время начала следующей сессии. Испытывая невероятную усталость, все музыканты тем не менее ощущали, что они проделали прекрасную работу над чем — то очень важным.

На самом деле на тот момент они могли спокойно упаковать свои инструменты и покинуть дом Элвиса. Им удалось записать еще пару полувнятных номеров на пятую ночь, но с серьезными пертурбациями в коллективе — уходом Бертона, Глена Ди, Шеффа и их заменой новыми музыкантами — они смогли полностью записать только одну песню. Это был кантри — хит номер один от Уилли Нельсона «Blue Eyes Crying In The Rain», который в исполнении Элвиса получился каким — то вялым и лишенным эмоциональности. На следующую ночь Элвис вообще не появился в своей импровизированной студии. Просидев несколько часов, пытаясь выработать альтернативные стратегии, Фелтон был вынужден принять поражение и отослать музыкантов по домам.

Десятью днями позже Элвис возвратился в Денвер, где, по сообщениям газет, в компании новоприобретенных друзей веселился от души и подыскивал себе новый дом. На этот раз этот увеселительный визит был прерван и несколько омрачен вмешательством офицеров полиции в то, что Элвис до сих пор считан строго его личным делом. Это вмешательство произошло после того, как Элвис стразу же после похорон обратился к доктору Старки с просьбой дать ему дилаудида[44] мотивируя ее тем, что вросший ноготь на ноге причиняет ему адскую боль. Полицейский врач несколько опешил, услышав эту просьбу и это объяснение. Он попытался было внушить Элвису, что столь серьезное обезболивающее обычно не назначают при проблемах такого рода. Затем он отправился к Сонни и Реду, чтобы выяснить, что же на самом деле происходит. Он спросил, не страдает ли Элвис от какого — то серьезного заболевания, ведь дилаудид прописывают раковым больным, обычно уже на последней стадии болезни, когда боль становится просто нестерпимой. Также дилаудид нередко вызывает сильный эффект привыкания. Старки выразил свои опасения капитану Кеннеди и детективу Пиетрефасо, и на этот раз, когда они узнали, что Элвис находится вновь в Денвере, они решили серьезно и откровенно с ним поговорить. С этой целью они нанесли ему визит в отель, где он остановился.

Они знали, что у него возникли проблемы, и сообщили об этом ему. Они не могли не обратить внимания, как тяжело ему становится временами, и им бы очень не хотелось, чтобы и другие люди стали это замечать. Они разговаривали с ним как друзья, а не как полицейские офицеры — на это они сделали особый упор. Они просто хотят ему помочь. Он должен понять, что такая ситуация может случиться с каждым; за долгое время своей работы в полиции они так часто это наблюдали, и они выразили свою абсолютную уверенность в том, что, если он призадумается серьезно над этой проблемой, он сможет ее разрешить без особого труда. Недалеко отсюда есть отличный частный санаторий, где помогают людям с подобными проблемами. Они могут помочь ему попасть туда, подлечиться, и никто никогда об этом даже не узнает, — они очень хотят, чтобы он призадумался над своей проблемой и согласился на их помощь.

Элвис уставился на них в недоверчивом изумлении. Сначала он ничего не сказал, затем он начал говорить, и в его голосе звучала обида и боль. «Вы думаете, что я не справлюсь сам? Вы не думаете, что у меня хватит сил. Я знаю, что я делаю. Я могу избавиться от этого в любой момент, когда я только пожелаю». Остается невыясненным, верил ли он сам в свои же слова или нет. Потому что через два часа он покинул город.

У него возникли и другие, не менее удручающие проблемы, главной из которых был недостаток денег. За исключением появления в Лас — Вегасе и на шоу на стадионе в канун Нового года, он не выступал с августа. А вот счета все поступали и поступали, накапливаясь в огромную стопку, — счета на сотни тысяч долларов за машины, самолеты, подарки, коллекционное оружие, украшения и одежду. Он скупал все, что наполняло его глаза блеском. Чтобы хоть как — то покрыть свои расходы, учитывая тот факт, что никакой прибыли не поступало, в ноябре он занял в банке 350 тысяч долларов под свое имение Грейсленд, но эту сумму необходимо было выплатить в течение двух лет, каждый год выплачивая по половине суммы. Ко всем же неприятностям добавлялись еще и многочисленные судебные иски, которые являлись прямым следствием слишком уж резкого поведения Сонни и Реда с публикой. Также ему надо было выплатить полмиллиона долларов Присцилле по иску развода. На его самолеты (в ноябре он приобрел еще и третий, «Dessault Falcon», в качестве «инвестиции») постоянно требовались деньги, потому что их содержание и обслуживание было крайне дорого. Все эти жертвы скорбно и покорно принимались как данность, только чтобы его имение не потеряло былого величия, а его многочисленные родственники и друзья продолжали жить в той же роскоши, к которой они за долгие годы уже так успели привыкнуть.

Все эти финансовые проблемы становились столь тяжелы для него, что в середине марта он в спешке организовал новый тур. Первым ударом, который он получил во время организации выступлений, было осознание, что у него почти не осталось музыкантов. Глен Ди написал заявление об уходе и отдал его Тому Дискину вскоре после провала сессии в Грейсленде. Джеймс Бертон и Ронни Тат вразумительно дали понять, что задерживаться в его группе они не собираются. Дискин тем не менее категорически отказался принять их заявления. «Вы же знаете, как он от вас зависит, — сказал он Глену Ди. — Я просто не смогу ему сказать, что вы уволились». В конце концов Глен был вынужден сказать Дискину, что он действительно не может этого сделать, хотя и очень хочет уйти. Тем не менее на первом выступлении Элвиса ожидал довольно неприятный сюрприз, когда он не обнаружил никого за фортепьяно. Когда его ввели в курс дела, быстро одобрил троих нэшвиллских пианистов, которых подобрал для него Фелтон в качестве замены. А вот гитаристу Билли Сэнфорду (который заменил Бертона в последний день звукозаписывающей сессии в феврале) так и не удалось выступать с группой на концертах, потому что Джеймс передумал и вернулся в коллектив в самую последнюю минуту, правда, на этот раз ему пообещали гораздо больше денег.

Открытие тура происходило в Джонсон — Сити, штат Теннесси, где в течение трех дней происходили концерты. Полковник молчаливо мечтал и молил высшие силы, чтобы они держались подальше от фотокамер и публичных сборищ, потому что вид у Элвиса был далеко не соответствующий. Но на кассовых сборах это никоим образом не сказалось: шестидневный тур принес им более полумиллиона долларов прибыли, которые Полковник мудро поделил в соотношении 50 на 50 в соответствии с соглашением от 22 января. Это новое соглашение первый раз за всю историю их работы открыто утверждало: обе стороны открыто признают, что их деятельность — это совместное предприятие и что Элвис Пресли ответственен за живые выступления, а Полковник Том Паркер и его представители отвечают за рекламу и промоушен. Терминология полностью устраивала Элвиса, потому что мало чем отличалась от соглашения 1973 года, которое устанавливало абсолютное партнерство во всем, кроме живых выступлений. Полковник трактовал новый документ следующим образом: новая сделка просто отражала существующую реальность — они были и оставались равными сопромоутерами или партнерами, как это и было с самого начала. Как думал сам Полковник, важен был принцип, а не деньги. Подписав новый контракт, он просто продолжал вести дела, как и раньше, ожидая, когда же Элвис снова встанет на ноги. Что и произошло вскорости, когда Элвис наконец — то решил, что пора начать все сначала.

Линда сопровождала его в этом туре. Так же, как и Вернон с доктором Ником. В группе появились два новых игрока: Шейн Кайстер на акустическом пианино и Ларри Лондин на барабане. Они вполне гармонично влились в основной состав группы и даже вдохнули в музыку новый свежий дух. Для Лондина, который к тому времени проявил себя как опытный музыкант, проработавший и в студии, и на живых концертах, работа с Элвисом была сродни откровению. В первом шоу они играли без всяких репетиций (все участники появлялись на них, но Элвис их не посещал), и, когда Ларри чуть сбился, Элвис попросту попросил, чтобы начали все снова. «Он сказал, чтобы мы не отставали от него, и попросил не волноваться о хит — парадах. Ему требовалось наше внимание на сцене — знаете, это было, как будто он нам хотел сказать: «Просто будьте со мной. У меня есть час, и я хочу повеселиться!»

Помимо фанатов, которые каждый вечер с восторгом взирали на своего кумира, Ларри, энтузиаст от природы, пожалуй, был единственным человеком, который так считал. Ритм — гитаристу Джону Уилкинсону казалось, что весь энтузиазм просто улетучился: «Мы старались его подбодрить, Элвис концерт за концертом продолжал стоять на сцене, заткнув палец за пояс своего костюма. Как будто он нехотя пришел спеть несколько песен, дать пару автографов и все — весь задор и кураж куда — то исчезли. Почти на всех концертах главными хитами были песни «Hurt», «How Great Thou Art» и «America the Beautiful», его вклад в празднование двухсотлетия. Но в Шарлотте он забыл слова, в Цинциннати он выглядел растерзанным, а в Сент — Луисе он был накачан лекарствами до такой степени, что доктор Ник с трудом отправил его на сцену.

Второй короткий тур был намечен вскорости после первого. Он должен был начаться 21 апреля с остановками в Канзас — Сити, Омахе, Денвере, Сан — Диего, Лонг — Бич, Сиэттле и Спокане и завершиться одиннадцатидневными мини — гастролями на озере Тахо, которые отдельно оплачивались в размере 315 тысяч долларов. Во время большинства выступлений Элвис был ужасаюш, е неподготовлен, он все так же страдал от провалов в памяти, периодически забывая слова песен, которые он регулярно исполнял с момента возвращения к живым выступлениям. Ронни Тат, который вернулся в группу для участия в туре с условием ощутимой прибавки в жалованье, наблюдал, что иногда бывали такие выступления, на которых он был настолько изможденным или унылым, что «я просто начинал изо всех сил колотить по барабанам, сам не знаю почему, может быть, я пытался повлиять на него хоть как — то». Мирне Смит и другим участникам Sweet Inspirations было очевидно, что физическое состояние Элвиса претерпело катастрофические изменения. «[Большую часть времени], когда он находился на сцене, он был в полусне…. Если вы видели его выступления, вы могли заметить, что он очень часто оборачивается и смотрит на нас, а в его глазах мольба. Мы старались петь энергичней и громче, чтобы встряхнуть его, и ему кое — как удавалось продержаться весь концерт. Иногда, когда он был вынужден прикрывать свои глаза очками, я думала — он точно упадет».

Все рецензии на его шоу выражали опасения по поводу состояния Элвиса. Местная газета «Лонг Бич» писала: «Леденящее кровь молчание наполнило концертный зал, когда он запел: «Теперь конец уже близко» — первую строку суперхита Фрэнка Синатры «Му Way». Это прозвучало как пугающее пророчество». Даже стойкий и не сгибаемый никакими жизненными бурями полицейский следователь Джон О'Грэди не смог подавить в себе инстинктивную реакцию, когда посещал Элвиса в Тахо: «Мне стало его так жалко, что я заплакал. Он был такой толстый. Иногда с ним случались приступы, во время которых он не мог ходить. Он постоянно забывал слова песен. Я зашел за сцену и посмотрел на него, и тогда я осознал с абсолютной уверенностью, что он не жилец на этом свете».

Музыканты постоянно говорили об этом между собой, но, как выразился бывший его аккомпаниатор Тони Браун, который сменил на этом посту Шейна Кайстера: «Мы все знали, наши волнения были бессмысленными и не могли принести ему никакой пользы.

Он был окружен этим тесным кружком особо приближенных, ну, вы знаете… Если кто — то набирался наглости и спрашивал: «Могу ли я минут пять поговорить с ним наедине?» — ответ был однозначным; «Ни в коем случае!» [А если кому и удавалось] оказаться рядом с ним, он старался контролировать ситуацию и не допускать никаких откровенных разговоров, прячась за пустой болтовней». О'Грэди был столь потрясен состоянием Элвиса, что всерьез решил взять всю ситуация в свои руки. По возвращении в Лас — Вегас он связался с адвокатом Эдом Хукстраттеном, чтобы вместе они смогли выработать план, как убедить Элвиса отправиться в «Скриппс Клиник» в Сан — Диего, где практиковали довольно эффективную программу лечения наркомании. Со своим планом, гарантирующим полную конфиденциальность, они отправились к Присцилле в надежде на ее помощь. Как они поняли, она поговорила с ним, но на этом все и остановилось.

Через две с половиной недели после завершения тура в Тахо он был снова в пути — на одиннадцать дней и за более чем 800 тысяч долларов, которые они должны были разделить с Полковником. Репортеры очень часто обращали в своих статьях внимание на затрудненную речь Элвиса и на то, с каким трудом он передвигался по сцене. Но на каждом концерте вновь и вновь был полный аншлаг, и его фанаты не теряли энтузиазма и восторга. Иногда случались такие концерты, которые напоминали о лучших временах, а у участников группы появлялась надежда, что Элвис все — таки сможет пересилить себя и свое смертоносное увлечение. Но основным желанием все же было просто прилично отыграть концерт. С другой стороны, как замечал Тони Браун, у Элвиса появилось крайне неуважительное отношение не только к себе, но и к своим поклонникам, чего раньше он себе никогда не позволял, даже в самые напряженные моменты: «Иногда на сцене во время выступления он вдруг ни с того ни с сего поворачивался к нам лицом, выбирал кого — то одного, смотрел на него, глупо дурачился. Он просто стоял, ухмылялся, корчил рожи по четыре — пять минут и не делал ничего, кроме этого. Зрители выкрикивали названия песен, хлопали или топали ногами. Он же стоял к ним спиной и всем своим видом как будто говорил: «Ну что за глупые люди…» А мы стояли за нашими инструментами, надеясь, что сейчас он подаст нам знак и мы начнем играть. Вместо этого… он просто вел себя, как Элвис без контроля, который хотел всем нам сказать: «Все эти люди плевать хотели, хороший я или плохой. Я могу делать всё, что угодно, а они все равно будут меня любить».

Во время своего отпуска в июне две с половиной недели он практически не покидал своей комнаты. Лиза приехала к нему на десять дней, но большую часть времени она провела с Линдой, которая должна была за ней присматривать и воспитывать ее, если было необходимо. Однажды на своем гольф — каре она выехала за ворота на дорогу и некоторое время позировала перед объективами фотографов и фанатов — хотя ей было строго — настрого запрещено совершать обе эти вещи. Когда Линда напомнила ей, что ее «уже сто раз» предупреждали не выезжать на дорогу, Лиза сказала, чтобы она отправлялась к черту. Линда пообещала рассказать об этом отцу, но Лизу это, казалось, мало волновало. Очень часто маленькую девочку видели сидящей одиноко около затемненной комнаты отца, она часами ждала, когда же он проснется. Больше всего в этом мире он заботился о ней, свою любовь и заботу он выплескивал на нее временами в довольно эмоциональной форме. Но он не мог уже быть обычным заботливым отцом, поэтому он и оставался заточенным в своей темной комнате, а компанию ему составляли лишь книги.

Он не хотел никого видеть. Новые музыканты были всего лишь наемными работниками, не более этого. Прежние же его друзья разбрелись кто куда, как будто ветер унес их на все четыре стороны. Все они уже жили своей собственной жизнью. Джо давно уже жил на побережье со своей подружкой Ширли Дье; Ламар приезжал из Нэшвилла только тогда, когда случалось что — то из ряда вон выходящее; от Джерри не было слышно ни слова с того дня, как они повздорили в Вейле; Марти же его просто подвел. В настоящее же время Чарли тоже начинал от него постепенно отдаляться, и даже его самые преданные друзья, Сонни и Ред, вели себя как чужаки. В его ранее такой дружной семье установилась ядовитая атмосфера скрытых подозрений и тайного недоверия. Он знал, что тут не обошлось без его отца, который постоянно и при всех говорил о том, что бюджет надо урезать и избавляться от «халявщиков» и «нахлебников». Но проблема состояла, в общем, не в этом. И раньше случались ссоры, а Вернон никогда особо не любил Реда и Сонни, но его предвзятость никогда раньше не влияла на близкие, почти братские отношения Элвиса с ними. Они не отдалились друг от друга, даже когда Ред два года после помолвки был от них вдали. Теперь же Элвис горько шутил, что они единственные ребята, которым он платил, только чтобы они держались от него в стороне.

Он был невероятно зол на Джо и доктора Ника. Несколько месяцев назад они втянули его в бизнес, который, по их уверениям, не представлял никакого риска, а был превосходной инвестицией для их денег. Теперь же этот бизнес представлял реальную угрозу для них всех троих. Первоначальная затея состояла в следующем: они собирались популяризовать ракетбол по той же схеме, как когда — то Элвис планировал сделать карате общепризнанным видом спорта. Они намеревались создать Центр ракетбола Пресли и построить множество кортов для игры в ракетбол по всей стране. В обмен на свое имя, как он сам понимал из обсуждений общего дела и с ними, и с их партнером, торговцем акциями из Мемфиса, Майком МакМахоном, он будет иметь двадцать пять процентов от общего дохода компании, не вкладывая ни цента в продвижение их бизнеса. Они договорились о покупке земли в Мемфисе и Нэшвилле. В начале все шло гладко, полностью в соответствии их первоначальным планам. Но вскоре МакМахон приехал в мае навестить Элвиса в Тахо. Он сообщил, что Элвис должен выкупить два здания, которые они первоначально взяли в аренду. Когда Элвис отказался это сделать, МакМахон сказал, что, став владельцем двадцати пяти процентов прибыли компании, он был в ответе и за двадцать пять процентов ее долга.

Элвис отправился к Полковнику за советом, но тот лишь только сообщил ему, что с самого начала был против этой экстравагантной затеи и вообще никто и никогда не получает двадцать пять процентов просто так. Свою короткую тираду он подытожил, сказав, что советы давать уже слишком поздно, тем более если он уже подписал все бумаги. Затем он узнал из достоверных источников, что МакМахон, по сути, являлся единственным активным партнером и потихоньку вытягивал из общей кассы деньги на раскрутку собственного бизнеса, несмотря на первоначальное общее решение не брать оттуда ни цента до той поры, пока компания не получит прибыль. Он чувствовал, что тут что — то неладно. Это ощущение не давало ему покоя ни днем, ни ночью, он не хотел принимать участия в этом деле. Настал черед МакМахона неприятно удивляться, потому что однажды ночью в его квартире раздался неожиданный звонок. Элвис, «абсолютно невменяемый и с трудом говорящий, обвинял меня в самых разных вещах… завершив свою речь обещанием убить меня». Доктор Ник пытался уверить ловкого бизнесмена не волноваться, объясняя резкие вспышки гнева побочным эффектом одного из препаратов, которые принимал Элвис, который пропадает так же быстро, как и возникает. Но чувство, что его использовали, причем близкие его друзья, не пропадало. «Как это могло случиться? — спрашивал он себя снова и снова. — О чем, черт возьми, думал доктор Ник, когда они втянули его в это?»

Двадцать пятого июня они отправились в очередное одиннадцатидневное турне. Джерри Шиллинг, который занимался организацией гастролей поп — певца Билли Джоэла, встретился с Элвисом в Лэндовере, штат Мэриленд. Шел третий день гастролей. С момента их ссоры в январе они ни разу не встречались, поэтому Джерри переживал, как пройдет эта встреча. Но его сомнения были напрасны, потому что Элвис с теплотой поприветствовал его и обнял. Он попросил Билли Джоэла подождать их немного, пока они вспоминали былые дни. Сам концерт, так же как и концерт в Филадельфии на следующий вечер, вызывал у критиков ассоциации с «шоу, состоящим из серии статических поз», которые публике демонстрировал исполнитель, которому было скучно или тяжело стараться сделать свое выступление качественным. У Билли Джоэла, который был в курсе всех дел Элвиса, возникло впечатление, что Элвис просто бесконечно одинок. Вокруг него были десятки людей, которые внимательно присматривали за ним, но он уже выглядел как труп. После концерта Джерри и Мирна праздновали свою встречу с Джо Эспозито и Джо Гуэрсио, когда дирижер оркестра неожиданно повернулся к Джерри и сказал: «Все, что он сейчас может сделать, — это просто умереть».

В конце недели в Форт Ворте, который они посещали уже второй раз за месяц, произошел скандал с Сонни. Разногласия начались, когда Вернон сдал заказанные авиабилеты в Техас, купленные для жены Сонни и его сына. Этот пустяк со скоростью лесного пожара превратился в огромное шумное разбирательство, в котором якобы были затронуты всеобщая справедливость, честь и гордость. Элвису все — таки удалось уладить проблему, попросив Сонни спокойно отправлять свою семью и не беспокоиться о билетах. Он пообещал уладить дело с Верноном, но Сонни не был удивлен, когда «несколько ребят из группы рассказали мне, что Элвис поносил меня последними словами, когда я выехал из дома». Сонни и Ред медленно, но верно приближались к пониманию, что все вокруг раздражает их. Окружающим они казались крайне недружелюбными людьми, они же сами считали себя единственными, говорящими правду. И если Элвису это не нравится, пусть поищет себе кого — нибудь еще, кто бы убирал за ним всю грязь. «Некоторые ребята, — вспоминал Сонни, — говорили, что мы запугиваем Элвиса, внушая ему страх перед многими вещами, но все это запугивание было для его блага — мы должны были оградить его от многого».

Тур завершился в Мемфисе пятого июля. Элвис выступал в своем красно — бело — голубом костюме, а исполнение «America the Beautiful» было самым торжественным моментом шоу. Все заметили, что он пребывал в чудовищном настроении. Перед концертом он проигнорировал огромное сборище друзей в Грейсленде. После концерта он сразу же отправился в свою комнату, покинув гостей, которые собрались вместе, чтобы отпраздновать День независимости и посмотреть фейерверк. Разочарованные гости начали расходиться по домам в недоумении.

На следующий вечер он отправился в Палм — Спрингс вместе с Линдой. Шесть дней спустя Сонни и Ред были уволены. Сонни был у своего стоматолога, когда ему позвонила жена и сообщила, что Вернон хочет сказать ему что — то очень важное. Он сразу же перезвонил Вернону и, сведя на нет все возражения мистера Пресли о том, что разговор слитком серьезен и требует личной встречи, не веря собственным ушам, выслушал все, что Вернон ему сообщил. По его мнению, которое, он надеялся, разделит и сам Сонни, дела у них шли не совсем удачно, не так, как раньше, поэтому им скорей всего придется расстаться с некоторыми людьми. «Понятно. Я думаю, я среди тех, с кем вы хотите, как вы выражаетесь, расстаться?» — сказал Сонни. «Боюсь, что да», — ответил Вернон тихим скорбным голосом, проинформировав Сонни, что ему выплатят деньги за неделю вперед.

Через пару часов Сонни выяснил, кто были остальные несчастные. «Старик, меня уволили», — позвонил из Калифорнии Ред. Затем тренер по карате Дейв Хеблер сообщил, что и по нему прошлась метла. Больше всего Сонни и Реда обидело то, что после всех этих лет у Элвиса не хватило духу сказать им все в глаза.

К тому времени Элвис и Линда скрылись в Лас — Вегасе, чтобы избежать возможных объяснений с ребятами. Элвис снова вверил себя в руки доктора Ганема, а Линда делала все, что в ее силах, чтобы успокоить его и убедить, что его вины ни в чем не было. А он все время возвращался к этой ситуации. Элвис знал, что это было абсолютно правильное решение и папа был прав: Сонни, Ред и Хеблер слишком дорого им обходились, когда без конца им приходилось оплачивать иски пострадавших от их рук фанатов. Ведь охранять его можно было и более мирными способами, но Сонни и Ред были уже слишком старыми, чтобы переучиваться заново. В любом случае они уже давно не отвечали его представлениям о современной профессиональной охране, о которой он постоянно мечтал. Они были ему уже как братья и сами знали, что, если им что — то нужно, они всегда могут на него рассчитывать. Линда слушала, кивала головой; у нее не возникало сомнений, что он верил всему, что сам говорил, но она не могла представить, какова будет реакция Сонни и Реда. Они будут уволены достаточно бесцеремонно после всех этих лет и не удостоятся чести поговорить об этом с самим Элвисом. «Но это было вполне в духе Элвиса, — признавала она. — Он никогда не хотел быть плохим мальчиком. Поэтому мы просто улетели из города. Но это, я думаю, еще больше оскорбило и разозлило Сонни и Реда — и, в общем то, вполне справедливо».

Дейв Хеблер был настолько взбешен, что отправился в Лас — Вегас, чтобы лично обсудить положение дел с Элвисом. Но такой шанс ему не представился. Часами он ждал у ворот дома доктора Ганема, пока ему не сообщили, что Элвис не хочет его видеть. Что касается Вернона, он был расстроен происшедшим не меньше, чем кто — либо другой, хоть он и верил в справедливость сделанного, а Полковник поддерживал его на сто процентов. Он просто хотел защитить своего сына, не столько от других, сколько от самого же себя. И все же, несмотря на все существующие проблемы, в характере Элвиса существовала такая неуловимая черта, которая заставляла отца испытывать чувство вины, когда он толкал сына на подобные поступки, пусть даже во благо. У Элвиса было щедрое сердце — Вернон знал это. С самого раннего детства он всегда прислушивался к мнениям других людей. Все эти годы Вернон твердил ему одно и то же, когда понял, что он таскает за собой слишком большую команду. Вернон не удивился бы, если бы спустя некоторое время Элвис нанял их обратно.

Элвис вернулся с побережья как раз перед самым началом очередного тура, уже пятого в этом году. Как и прежде. они выступали в маленьких, полузабытых богом городках: от Сиракуз, что в штате Нью — Йорк, до Чарльстона, штат Западная Вирджиния. И снова главным замыслом турне было желание (или даже необходимость) заработать денег. На этот раз они должны были заработать чуть меньше миллиона за две недели. И снова из рецензии в рецензию перетекали размышления журналистов о небрежном отношении Элвиса к своим выступлениям и о состоянии, до которого он сам себя довел. В Хартфорде Элвис получил от Полковника серьезную взбучку за то, что не пытался сделать концерт хоть сколько — нибудь приятным зрелищем, за то, что люди выбросили деньги на ветер, купив билеты на его шоу. Элвис был так оскорблен и расстроен этими словами, что кинулся к Тому Хьюлету и стал спрашивать, любят ли его еще поклонники. Хьюлет уверил его, что, конечно, любят. И они действительно любили его, толпами приходя на эти подобия концертов, демонстрируя ему свою любовь во всех возможных проявлениях. Но, как писала репортер Newport News Times Herald, их любовь относилась уже не столько к нему нынешнему, сколько к нему прежнему, к тому, что он символизировал. Продолжая свою статью, она озвучила еще одно угнетающее утверждение, которое возникало почти у всех журналистов: «Из его музыки пропала движущая сила, из его голоса пропала душа». Иногда он просил Джей Ди Самнер или Кэти Вестморлэнд исполнить соло в середине шоу, потому что он был слишком слаб, чтобы продолжать.

К концу тура была окончательно расторгнута сделка с партнерами по внедрению ракетбола в массы. Десятого августа по просьбе Элвиса его адвокат написал большое письмо, в котором настаивал на том, чтобы его клиент был полностью освобожден от своих партнерских обязательств раз и навсегда: он снимал с себя всякую ответственность за ведение дел, начиналось письмо, и хотел, чтобы проект больше не носил его имя. Сам Элвис уехал в Палм — Спрингс в этот же день, но эта проблема все равно занимала все его мысли, потому что он, не переставая, ворчал о том, что надо уволить Джо и избавиться от доктора Ника за их предательство. Несколько дней спустя он позвонил Нику посередине ночи «в полубессознательном состоянии, абсолютно психически неуравновешенный, и начал обвинять меня в том, что я его использовал. «Ты уволен», — сказал он мне. Я же ответил: «Ты не можешь уволить меня, потому что я на тебя не работаю». Но он на это сказал мне, что просто найдет другого человека, который будет выезжать с ним в туры».

Доктор Ганем сопровождал его, когда они отправились в следующий тур две недели спустя, 27 августа. С ними также поехала медсестра доктора Ника Тиш Хенли, которая еще в июне переехала с мужем в один из трейлеров позади особняка Грейсленд. Ее переезд был вызван необходимостью контролировать прием и доставку лечебных препаратов для Элвиса. Брат Линды Сэм Томпсон, который последние четыре с половиной года отработал в управлении шерифа Мемфиса, и бывший офицер полиции Палм — Спрингс Дик Граб были назначены руководителями службы безопасности Элвиса. К ним официально присоединился Ларри Геллер, с которым Элвис всякий раз проводил много времени, приезжая в Калифорнию, с той поры как снова столкнулся с ним в Лас — Вегасе несколько лет назад. Ларри довольно долгое время был отлучен от группы с того дня, как он был бесцеремонно уволен Полковником в 1967 году за преднамеренное желание контролировать ум и внутренний мир Элвиса. Надо сказать, что Элвис был в восторге от того, что Ларри будет теперь рядом с ним постоянно. Ведь Ларри был именно тем человеком, который ему нужен. Элвису был просто необходим друг, с которым он мог бы вести длинные философские беседы, делиться идеями по поводу книг и спиритуализма. Ему был нужен партнер, с которым бы они могли вдохнуть свежий воздух в мир, который прогнил насквозь от порока и зла. Со своей стороны Ларри не колебался ни минуты; он знал, что Элвис в нем нуждается, из их разговоров он узнал, что Элвис скучает по нему так же, как и он сам скучает по Элвису. Он также понимал, что атмосфера, которая окружает Элвиса сейчас, сильно отличается от той атмосферы, которая существовала в группе раньше. Теперь, как он думал, даже Полковник не может позволить себе такой роскоши, как подозрения, — главное, что им всем было нужно, чтобы он хоть как — то продолжал выступать.

Первое шоу в Сан — Антонио было вялым представлением, согласно одному из отзывов, но по новым стандартам непосредственно внутри группы это был успех. Все хотели убедить друг друга, что теперь, когда новый врач составил новый план лечения, дела Элвиса пойдут на лад. Однако второй концерт, дневное представление на саммите в Хьюстоне, полностью развеял все их иллюзии как дым. Элвис был так накачан, по свидетельству одного из участников группы, что у всех возникали сомнения, сможет ли он произнести хоть слово со сцены, не говоря уже о передвижении по ней. Он дал такой концерт, который перевернул представление многих зрителей о том, какие концерты бывают вообще. Многих же больше всего занимал вопрос: сколько он еще сможет вот так протянуть. Полковник, который наблюдал за сценой и своим подопечным все представление, был вне себя. Элвис переходил все рамки дозволенного, опасно играя с любовью своих поклонников. Он как будто хотел узнать, где же эта любовь заканчивается, каковы пределы их верности и преданности ему. Кроме того, он испытывал терпение хьюстонских офицеров полиции из службы охраны, которые, как осознал Полковник в панике, уже открыто говорили между собой о состоянии Элвиса. Им только не хватало какой — нибудь дотошной ищейки, которая в один миг сбросит Элвиса с вершины в самое пекло общественного позора. Хуже всего было то, что каждый знал: уже не было никакой возможности отрицать или пытаться покрыть очевидное.

Он вывез Элвиса из города так быстро, как это было только возможно. Затем он связался со своим старинным приятелем Биллом Уильямсом, который занимался развлекательным бизнесом в Хьюстоне, организуя так популярные в городе родео.

Уильямс по просьбе Полковника должен был уладить ситуацию с полицией. К сожалению, он уже не мог ничего сделать, чтобы помешать газете Houston Post опубликовать рецензию на шоу на следующее утро. «Элвис Пресли разбивает людские сердца уже более двадцати лет, — начинал свою статью критик и многолетний поклонник Элвиса Боб Клэйпул, — но в этот субботний полдень — совершенно необъяснимым и неожиданным образом — он не пощадил и мое сердце. Концерт был ужасающим, — писал Клэйпул, — он был похож на угнетающе невнятную, любительскую поминальную мессу, которую отслужила постоянно спотыкающаяся и мямлящая личность, которая ничем не напоминала Короля чего бы то ни было, тем более рок — н–ролла». Фанаты, как наблюдал Клэйпул, не заметили ничего странного в поведении своего кумира; как всегда преданные, они старались пробраться к сцене поближе, неся с собой подарки: собственные рисунки Элвиса, огромную игрушечную собаку длиной шесть фунтов, плюшевого мишку. Возникала мысль; наступит ли такой момент, когда они не захотят ходить на его концерты, писал он, не важно, насколько он будет плох, болен или незаботлив. «Но для многих из нас наше к нему отношение никогда уже не будет прежним, потому что человек, который подарил нам необыкновенный миф рок — н–ролла, человек, который создал его, оживил его и жил в нем, по непонятной причине теперь украл у нас этот миф, все это волшебство».

Этой ночью Полковник заставил Джо позвонить доктору Нику. Он нужен им, сказал Джо мемфисскому врачу, дав понять, что говорит и от лица самого Полковника. Ник воспринял эти слова как нечто приближенное к извинению: он не мог припомнить, чтобы Полковник когда — либо раньше просил его о чем — то. Он сказал, что с радостью присоединится к ним, как только узнает, что этого хочет сам Элвис. Вскоре после этого Элвис позвонил ему и попросил приехать к ним. Сам лично он встретил доктора Ника в Мобиле на следующий день.

Как только он сумел пообщаться с Тиш, он понял, в чем состояла суть проблемы с Элвисом. Это было совсем нетрудно на этот раз. Как всегда, все проблемы вращались вокруг избытка дозировки, поэтому Ник, как только он сумел вернуть Элвиса в более — менее нормальное состояние, установил жесткий график употребления и четкую дозировку всех лекарств, объяснив приближенным и самому Элвису, что принимаемый им доннатал в увеличенной дозе производит подавляющий эффект на речь и моторные функции. Также он заменил некоторые так любимые Элвисом антидепрессанты, без которых он просто не мог заснуть, на плацебо. После всех принятых врачебных мер тур был возобновлен. Все снова могли начать притворяться, что проблем не существует. Битси Мотт, сводный брат Полковника, который в самом начале возглавлял охрану Элвиса, не смог так успешно притворяться, как остальные. Он решил навестить Полковника вскоре после того, как Элвис вернулся к «живым» выступлениям. Вместе с женой они не видели Элвиса довольно долгое время, поэтому с радостью пришли на его концерт, который происходил второго сентября в Тампе. Они были в состоянии шока, когда зашли к нему в гримерку перед выступлением и увидели, насколько сильно он изменился внешне. Но еще больший шок ожидал их, когда он вышел на сцену. Они не могли сдерживать слезы, когда смотрели, как он пытается петь. Задолго до конца шоу они покинули зал, даже не попрощавшись с Полковником, который был не менее их раздавлен происходящим.

Как только тур подошел к концу, до Элвиса снова стали доходить слухи о том, что Ред, Сонни и Хеблер собирались написать книгу, скандальное разоблачение закулисной жизни Элвиса Пресли, и явить всему миру столь шокирующие подробности, которые не уложились бы в уме ни одного фаната певца. Разговоры о подобной книге велись с того дня, когда он уволил их, но сам Элвис настаивал на том, что это неправда и что это никогда не произойдет. Он не верил, что Ред и Сонни смогут его подобным образом предать. Теперь же он не был в этом так уверен. Три оскорбленных бывших охранника уже связались сначала с Рики Хаски, затем с бывшим критиком Los Angeles Herald — Examiner Франком Либерманом по поводу содействия им в написании такой книги. Они даже предложили Джерри Шиллингу пополнить их ряды. По последней информации, они подписали сделку с репортером газеты Star Стивом Данливи, а Элвис уже открыто и весьма цинично шутил со своими ребятами, спрашивая, кто же из них станет следующим репортером таблоида. Он не скрывал своих истинных чувств от окружающих. Как видела Линда, «он был испуган, он был в гневе, он был обижен до глубины души — он был как ребенок, становясь с каждым днем все ранимей и ранимей. Он просто не мог понять, что он тоже сделал им больно».

Он вылетел в Калифорнию в начале октября, чтобы навестить новую квартиру Линды и выбрать «Феррари» для себя. Джон О'Грэди и Эд Хукстраттен убеждали его, что срочно необходимо предпринять что — то, чтобы помешать написанию и выходу этой книги. О'Грэди был более чем уверен, что молчание Реда, Сонни и Хеблера можно купить. Элвис позвонил Джерри Шиллингу и пригласил его в свои апартаменты, чтобы искренне поблагодарить его за то, что он отверг предложение Реда и Сонни. Джерри был все еще у него, когда прибыл О'Грэди и сообщил, что его операция полностью провалилась. Он встретился с Редом и Сонни и предложил каждому из них по 50 тысяч долларов и «специальное жалованье» за то, чтобы они помогли ему разработать новую линию деятельности. Они категорически отказались от его предложения, объяснив, что зашли уже слишком далеко и путь назад был напрочь отрезан. О'Грэди ходил на встречу со спрятанным диктофоном и предложил Элвису прослушать самому их разговор, но тот не был в этом заинтересован. Частный детектив предложил несколько вариантов, которые опасно балансировали на грани угроз и законности, но Элвис отклонил их. Он был уверен, что сможет разрешить эту проблему самостоятельно, сказал он, если только он сможет поговорить с ними.

Меньше чем через неделю ему представился такой шанс. Это произошло 12 октября, через день после того, как он вернулся в Грейсленд. Ред звонил ему накануне, и Чарли объяснил ему, что они только что из аэропорта и Элвис спит после дороги. Ред откровенно заявил, что не верит ни единому слову, и злобно обвинил Элвиса в том, что он прослушивает этот разговор по линии верхнего этажа. Когда Элвис перезвонил ему на следующий день, в Калифорнии было раннее утро. «Думаю, что я обязан тебе кое — что объяснить», — сказал он слабым, сбивчивым голосом, к которому Ред так привык за последние годы своей работы. То, что произошло, было комбинацией сразу нескольких факторов: болезни Вернона, «огромного внешнего давления» на ракетбольный бизнес, всех тех исков, А что самое худшее, «не знаю, слышал ли ты об этом, но они пытались доказать, что мы сумасшедшие…. Я говорю о тех влиятельных людях, которые проверяли отчеты психиатров».

Ред пытался повернуть разговор в правильное русло. «Я не мог поверить. Ты просто уехал из города. Твой папа позвонил и начал разговор о том, что расходы надо урезать и уволить нас в течение недели. Даже китайцам, которые вкалывают за гроши на самой черной работе, дают две недели».

Он ничего не знал об этом, ответил Элвис, об этом увольнении за одну неделю. «Все смешалось, как в вихре, — пытался он объяснить. — Это была целая цепь событий. Если бы я мог выложить их тебе одно за другим, ты бы понял все причины нашего расставания». Этими событиями были все те вещи, о которых он ему рассказал только что; попытки анонимных врагов «насадить образ жестоких безумцев», тот факт, что «веселье исчезло из их отношений».

«Я думаю, что все это давление привело к отказу от нас, — сказал Ред безэмоционально, все еще пытаясь вызвать Элвиса на настоящий разговор. — Это был шок. Мы были разорены. Я продал свой дом. Мне было так невыносимо тяжело это сделать».

Элвис (удивленно): Ты продал свой дом?

Ред: Да… Мне было невыносимо тяжело это сделать. Это было ужасное время во всех смыслах.

Элвис (философски): Ну, я думаю, никогда не бывает совсем уж хороших времен. Для меня это тоже было не самое легкое время…

Ред: Я понимаю. Но если бы я услышал тогда все эти причины от тебя, мне было бы проще смириться с этим.

Элвис: Ну, в бизнесе и делах подобного рода я никогда этого не делаю.

Он переговорили о многих других вещах, постоянно возвращаясь к одному и тому же. Хеблером он был недоволен так же, как и ракетбольной сделкой. «Мне кажется, я превратился в долларовый знак… В процессе все потеряли образ Элвиса. Это может легко произойти с каждым, старик. Из личности я превратился в предмет, объект. Но я не знак. Я не образ. Я — это я».

Затем он поднял тему, которая еще не упоминалась за время этого разговора. Он знал, о чем думал Ред, он знал, что тот сказал Чарли накануне, «[но] ты так ошибаешься в одном вопросе — я не превращаюсь в параноика. Я разговариваю с тобой как с другом, по личной линии, и тут нет ни души вокруг. Меня не дурят никоим образом. Напротив, я еще никогда не ощущал себя так свободно и хорошо раньше».

«Нет, тебя очень даже дурят в последнее время, — взорвался Ред. — Именно об этом я и говорил».

Элвис решил, что этими словами Ред намекает на его развод в 1973 году. Эта мысль, в свою очередь, вызвала в нем желание извиниться за то, что Ред не присутствовал на его официальной свадьбе девятью годами ранее.

«Но все было так ловко спланировано. Я даже не знал тех людей, которые находились в той крошечной комнатушке размером с ванную вместе с Верховным судьей. Я провел там очень мало времени — раз и готово, — так мало, что я даже не успел осознать, что я поженился…. Это не моя вина. Я тут ни при чем».

Ред: Давай лучше поговорим о последней паре лет, о последних трех годах. Давай посмотрим правде в лицо; тебе самому не нравится твоя жизнь.

Элвис: Мне нравится моя работа…

Ред: Мы всегда так беспокоились о тебе.

Элвис: Вы беспокоились обо мне так сильно, что отвернулись от меня и пытались меня уязвить. Видишь ли, я все об этом знаю.

Ред: Ну, это уже было решено, когда ты сам нас обидел, обидел меня. Ты очень обидел меня и мою семью.

Элвис: Все, что я знаю, это то, что в группе сложилась очень плохая атмосфера, энергетика была просто ужасной, люди боялись сказать лишнее слово, сделать лишнее движение, поэтому, кто знает, что они слышали и что им говорили? Я только знаю, все было очень сложно…

Ред: Тебе надо поправить здоровье, Элвис. Ты уже давно нездоров.

Элвис: Нет, я совершенно здоров. С ног до головы…. Я постоянно слышу эти дерьмовые разговоры о моем весе и немолодом возрасте.

Ред: Нет — нет, ты всегда много ел, но ты не был при этом таким жирным, ты же сам понимаешь, что проблема в другом, проблема твоя не снаружи, она внутри. Когда я пытался поговорить об этом с тобой, ты взрывался и не слушал меня.

Элвис предпочел отнести эти слова насчет давней проблемы с кишечником и поспешил уверить Реда, что проблема давно уже благополучно разрешена. А кроме этого, с ним было все в порядке. Как Ред ни старался вывести его на откровенный разговор о настоящей проблеме, он все время сводил его на то, что, в его представлении, вызвало разлад в их ранее дружном коллективе.

Элвис считал, что настоящая проблема была в том, что в группе исчезла сплоченность, внутреннее единство. «Негативная энергетика… Я просто чувствовал отрицательные потоки, но я не могу точно сказать, почему это все происходило. Я просто дошел до точки кипения. Это было временное явление, но в тот момент я понимал, что я не могу общаться ни с кем. Я чувствовал себя страшно одиноким, знаешь, это свойственно всем людям, чьим числом является восьмерка. В книгах написано, что эти люди в сердце постоянно одиноки». Вот так он чувствовал, объяснил он, он также знал, как себя чувствовал Ред, потому что его числом тоже была восьмерка. У восьмерок «добрые сердца, полные сострадания к угнетенным и обиженным. Но они стараются прятать свои чувства и делают то, что выгодно им, чего они хотят».

В этот момент Ред понял, что разговор зашел в тупик и ни к чему уже не приведет. «Меня просто убили твои слова, когда ты сказал Чарли, что меня одурачили, — сказал Элвис. — Меня никто не дурачит. У меня есть дочь, у меня есть моя жизнь. Что ожидает человека, который завоевывает мир, но теряет при этом свою душу? Я люблю петь, я живу этим с двухлетнего возраста». По правде говоря, они с Чарли совсем недавно пели вместе, и им очень не хватало Реда, им не хватало его голоса. Реду тоже не хватало их пения. «Смотри, — сказал Элвис, — ты заботишься о себе и о свой семье, но, если я тебе понадоблюсь, я буду более чем счастлив помочь тебе. Честное слово. Мне плевать на то, что уже давно говорят вокруг меня, что я читаю в газетах, мне плевать на то дерьмо, которое про меня каждый день передают, — я слышу только сплетни, обрывки и намеки. Никто не пригласил меня за стол и не выложил передо мной все карты. Я просто знаю тебя, я знаю Пэт [жену Реда] — если я могу вам чем — то пригодиться; помочь найти работу или еще что — то, — дайте мне знать». Ред выразил ему благодарность от лица своей семьи, которая, повторил он, тоже сильно пострадала от происшедшего между ними. Этими словами Ред снова дал Элвису повод еще раз высказать свои чувства и свою обиду:

«Все мы были обижены. Как в песне «Desiderata»: «Прислушайся к скорбящим и отверженным, потому что им есть что рассказать тебе». Еще Хэнк Уильямс писал: «Вы никогда не были на месте этого человека и не видели мир его глазами». Проанализировав наши события, я понимаю это, я отлично понимаю. Поэтому я снова повторяю — все, что угодно, я сделаю для тебя все, что в моих силах. Волнения из — за книги? Не думаю, во всяком случае, не с моей стороны. Ты волен делать все, что ты хочешь. Я же хочу, чтобы вы с Пэт знали: я все еще рядом с вами».

Он отправился на гастроли два дня спустя. Его ждали еще две недели выступлений и еще один миллион, который он должен был разделить с Полковником. Если в его душе и появилась надежда на то, что их отношения с Ре дом еще можно спасти, она была полностью уничтожена, когда он прочел статью Стива Данливи в выпуске Star от 26 октября. На тот момент половина тура была уже позади. Под заголовком «Элвис. Крик о помощи к своими бывшим охранникам: не пишите эту книгу обо мне!» репортер приводил разговор Элвиса и Реда почти целиком. Очевидно, он был записан без ведома Элвиса. В конце статьи приводились слова Реда, сказанные репортеру, который считался соавтором будущей книги: «Невозможно общаться с человеком, которого знаешь с детства, и не испытывать к нему глубоких чувств… Я очень хочу, чтобы ему стало легче».

Двадцать девятого октября, через два дня после окончания тура, была намечена очередная звукозаписывающая сессия в Грейсленде. Энтузиазма Элвиса с трудом хватало, даже чтобы просто приступить к работе. Тем не менее им удалось записать три трека в течение самой первой, очень длинной ночи. «Ему просто все было неинтересно, — сказал пианист Тони Браун. — Казалось, что он не может удерживать ритм, концентрировать свое внимание на работе; мы записывали одну песню, и он с облегчением поднимался и уходил в свою комнату на пару часов, а мы просто сидели и ждали, когда же он появится снова». Как и в предыдущие разы, он приглашал музыкантов подняться в свою комнату под разными предлогами. В этот раз он раздавал свою одежду в качестве сувениров, включая свой знаменитый костюм 1973 года «Superfly». Он полагал, что все разнообразят свои концертные выступления этим экстравагантным нарядом.

На следующую ночь мало кто надеялся, что он вообще появится в студии. Фелтон уже дал задание музыкантам записывать свои инструментальные партии, когда он наконец — то пришел с неохотой. Он начал работу над песней «He'll Have to Go», классическим хитом 1959 года кантри — певца Джима Ривза. Но как только все приступили к записи, к дому было доставлено несколько мотоциклов, ранее заказанных Элвисом. Он настоял, чтобы все вышли вместе с ним во двор и полюбовались на его приобретения. Все вместе они распаковали мотоциклы и даже покатались на них на очень короткие дистанции: от Грейсленда до дома Линды, который находился за углом. В конечном итоге ни у кого не оставалось иллюзий, что сессия может быть продолжена и благополучно завершена, потому что Элвис скрылся в своей комнате и вернулся с ружьем Томпсона, пошутив, что с его помощью он сможет разнести все микрофоны. Никто не был до конца уверен, что это была всего лишь шутка. Фелтон даже хотел попросить музыкантов задержаться на пару дней — вдруг Элвис передумает и решит возобновить запись. Но Элвис быстро положил конец всем сомнениям, извинившись и сказав, что он просто не в состоянии продолжать. Он был слишком расстроен решением Реда и Сонни написать книгу, сказал он, поэтому он просто не может настроиться на нужную для работы волну, но они обязательно встретятся скоро при более радостных обстоятельствах и закончат работу. Может быть, это случится скоро в Нэшвилле.

Сняв с плеч эту тяжкую ношу, он полностью посвятил себя плану собрать у себя дома всех друзей и знакомых. Он окунулся в это дело со страстью и энергией, которых последние два года ему так не хватало, особенно на сцене. Певцы и музыканты с Восточного побережья должны были прилететь и Лос — Анджелес на «Лизе — Марии». В аэропорту их должен был встретить его водитель Джеральд Питерс. Дэвид Бриггс, Тони Браун и Чип Янг прилетали в город на суперсовременном самолете «Джет — стар». Игнорируя возражения Джо, Элвис подарил Джей Ди Самнеру свой лимузин «Линкольн», чтобы он и его группа (в прошлом июле он подарил им огромный автобус для поездок в туры) могли отправиться домой с шиком.

В последующие три недели он как будто бы пытался хоть чем — то себя отвлечь и развлечься. Неожиданно он вылетал в Денвер, Вегас, в Палм — Спрингс, чтобы подурачиться, в Даллас, чтобы съесть любимый гамбургер. В своей комнате он часами сидел над книгами, по любому поводу консультируясь с книгой Чейро по нумерологии, чтобы принять правильное решение. Линда была рядом некоторое время, но потом она слишком увлеклась идеей актерской карьеры и, когда находилась в Мемфисе, большинство времени проводила в своем доме, а не в Грейсленде. Джордж Кляйн свел Элвиса с парой девчонок, и тот немного отвлекся, но сердце его оставалось пусто. Ему нужно было что — то большее — его жизнь была пустой тратой. Именно тогда, 19 ноября, он встретил Джинджер Элден.

Двадцатидвухлетняя сестра Джинджер Терри, в то время мисс красоты Теннесси, привлекла внимание Джорджа, и он решил, что именно она подойдет Элвису лучше всего. Но почему — то вместе с ней он пригласил ее двадцатилетнюю сестру Джинджер и их старшую сестру Розмари. Три сестры прибыли в дом и несколько часов прождали внизу в гостиной, пока, как им сказали, Элвис занимался карате. Когда их наконец — то препроводили в его личную комнату, Элвис с первого же взгляда дал понять всем окружающим, что его покорила именно Джинджер, бывшая Мисс Дорожная Безопасность и нынешняя мисс Средний Юг, которой он почти сразу и сказал: «Джинджер, ты выжигаешь дырку у меня в сердце». Было заметно, что ее смущало его повышенное внимание, по правде, она едва сказала слово после того, как ее сестры уехали домой. Но Элвис не сильно обижался. Она внимательно слушала его и смотрела по сторонам, пока он показывал ей свои книги и объяснял, что восьмерка — число одиноких людей. За окном уже было светло, когда он попросил кого — то из ребят отвезти ее домой. Все время он вел себя как истинный джентльмен, сказала она матери и сестрам, которые совсем истомились, пока дождались ее возвращения домой.

Он позвонил ей на следующий день, сначала предложив покататься в его новенькой «Феррари», но затем он решил, что «я не была еще готова для такой поездки, потому что машина была слишком быстрой». Вместо этого он пригласил ее выехать в аэропорт вместе с ним, чтобы они смогли сесть в «Джет — стар» и покружить в небе над ночным Мемфисом. Это было бы отлично, уверял он ее, его кузина Пэтси и ее муж Джи Джи будут присматривать за ними. Тот же самый аргумент он повторил, когда неожиданно ему в голову пришла совершенно другая идея: они должны полететь в Лас — Вегас вместо этого. Джинджер запротестовала, потому что ее мать ничего не знала об этом, она должна срочно ей позвонить и попросить разрешения. Но Элвис убедил ее сначала добраться до Лас — Вегаса, а уж потом позвонить маме: если та будет возражать, они сразу же повернут обратно и вернутся домой. Джинджер думала, что мать сильно рассердится, когда звонила ей, но реакция Джо Элден была полностью противоположной, она как будто даже приободряла свою младшую дочь в этом своеобразном конкурсе, просто попросив приехать на следующий день.

Джинджер немного расстроилась, что они не посмотрят Вегас. Из аэропорта они сразу же отправились в его номер в гостинице. Там Элвис только протянул ей пижаму огромного размера и предложил поскорей лечь спать. Эта самая пижама сильно ее смутила и взволновала, но он дал ей священную клятву, что его к ней тянуло духовно, его чувства были полностью возвышенными, а не грубыми и низменными, он пообещал, что будет обращаться с ней как с истинной леди всегда. Она не была уверена, верить ему или нет, но пока она читала ему книгу, он заснул, и оба они пролежали на огромной гостиничной кровати как два невинных младенца до утра следующего дня.

Это были особые отношения, это уж точно, но она все равно не была уверена, что ее нынешний бойфренд их одобрил бы. Однако ее мать и сестры без конца твердили ей, что надо быть очень глупой, чтобы пропустить подобный шанс, поэтому, когда неделю спустя он позвонил ей из Сан — Франциско на пятый день своего очередного тура, она не колеблясь согласилась сопровождать его. Она быстро побросала свои вещи в чемодан и уже на следующее утро была в городе. Ее энтузиазм тем не менее очень быстро улетучился, потому что за целый день она ни разу с ним не встретилась, а на вечернее представление ее даже не пригласили. Он увидит ее сразу же после шоу, постоянно повторяли ей ребята; просто у него возникла небольшая проблема, которую надо срочно уладить. В конце концов, не солоно хлебавши, она отправилась спать, голодная и злая. Она так и не узнала, что проблема, которую срочно надо было уладить Элвису, состояла в том, что Линда тоже была вместе с ним в этом туре.

У Линды возникли серьезные подозрения, что Элвис планирует привезти кого — то со стороны с самого начала тура. Ее подозрения еще больше укрепились, когда, подарив ей свой фирменный взгляд шаловливого мальчишки, он сказал ей, что она выглядит несколько усталой и измученной, почему бы ей не сесть в «Джет — стар» и не полететь домой, чтобы немного отдохнуть в спокойной обстановке. С ним все будет в порядке, продолжал он, он просто некоторое время побудет сам с собой. Она сразу же поняла, что просто так она от него не уедет. Сказав ему, что он уже должен знать, что ей очень нравятся магазины Сан — Франциско, она задала ему вопрос в лоб. «Я просто спросила: «У тебя здесь какая — то девушка, да? Ты собираешься пригласить сюда другую». «О, дорогая, — ответил он, — конечно же, нет». Он прижал меня крепко к себе и сказал; «Я просто хочу, чтобы ты знала: неважно, что говорят тебе другие люди, я люблю только тебя». Я посмотрела ему в глаза и ответила: «Хороню…» — но я сказала это очень саркастичным тоном. Обычно, если бы он сказал что — то подобное вроде: «Я люблю только тебя», я бы ответила что — то наподобие: «О, ты такой милый». Но на это раз я внутренне отстранилась и просто сказала: «Хороню», — как будто хотела еще сказать: «Да. Правда. Точно».

Возможно, Линда предпочла ответить ему именно так, потому что у нее был свой собственный секрет. Без ведома Элвиса она вступила в тесные отношения с пианистом Дэвидом Бриггсом. «Он был полной противоположностью Элвиса. Я имею в виду, он был с бородой, такой парень в джинсах, очень простой, лишенный эгоизма, не особенно хорош собой в традиционном смысле слова, с ним было очень просто. И я подумала: «Знаешь что, после Элвиса тоже есть жизнь». Им нравилось думать, что их свела не только судьба, но и сам Элвис, который постоянно отправлял их двоих развлекаться и путешествовать по местным ресторанам в каждом городе очередного тура, когда сам не был в состоянии покинуть свой номер. Но их симпатии окончательно оформились не в этих походах по злачным заведениям, а во время ночных игр в карты, которые она стала посещать, когда Элвис вел бесконечные философские беседы с Ларри Геллером, во время которых было просто невыносимо находиться с ними в одной комнате. Она просто ощущала, что ей надо исчезать оттуда. Так она и начала играть в карты по ночам с ребятами в самом начале их августовского тура. Очень скоро их с Дэвидом стало непреодолимо тянуть друг к другу, в результате чего они и вступили в близкие отношения, которые они предпочитали скрывать под видимостью простого товарищества. Все в группе взирали на их отношения со скрытым любопытством, пытаясь понять, происходило ли на деле то, о чем они все подозревали. Даже когда их связь стала очевидной, оба любовника по какой — то необъяснимой причине продолжали делать из этого секрет, а окружающие весьма тревожно ожидали, сколько же еще времени понадобится Элвису, чтобы узнать правду.

Именно эти отношения и стали для Линды последней каплей и причиной того, что впервые за все четыре года их с Элвисом отношений она, отвечая на его признание, решила скрыть свои истинные чувства за маской цинизма, что было скорей всего своеобразной защитной реакцией. Ей надо было уезжать, в конце концов осознала она сама. Ей просто не хватало смелости разорвать эти отношения и отстраниться — теперь же ей представилась прекрасная возможность, и будь она проклята, если она ею не воспользуется, вот только сначала она сделает необходимые покупки в так «любимых» магазинах Сан — Франциско. Когда они попрощались, у нее еще было ощущение, что она увидит его, как только он вернется в Мемфис, но для нее это было не самой лучшей перспективой, потому что она совершенно четко осознала, что уже ничего не сможет для него сделать: «Он собирался продолжать в том же духе и медленно убивать себя, не важно, что я при этом делала. Я не могла сделать его счастливым, и я знала, что меняться он не собирается. Поэтому я и уехала».

На следующий день Джинджер посетила шоу в Анахейме. Это был последний концерт тура, и изменения в лучшую сторону почувствовали не только его друзья, но и самые ярые критики. Его вдохновляло присутствие Джинджер, признался он после шоу Ларри Геллеру, — он думал, что эта девушка была именно тем, что ему нужно. После концерта они всю ночь просидели и проговорили, при этом они даже не целовались. Он и сам начал верить, что ему открылась любовь в высшем ее проявлении.

Сразу после завершения гастролей они отправились прямиком в Вегас. Джинджер хотела вернуться на несколько дней домой, она сказала, что очень соскучилась по семье, и Элвис отпустил ее, взяв с неё обещание, что очень скоро она вернется. Некоторые ребята начали ворчать, что это его увлечение было пустым, она была всего лишь очередной малышкой для недолгого развлечения. До них доходили слухи, что она продолжает встречаться со своим прежним приятелем, но Элвис даже не хотел об этом слышать. Как Ларри писал в своем дневнике: «Как долго еще наркотики и увлечение Джинджер смогут удержать его в таком приподнятом настроении?»

Не очень долго, как выяснилось чуть позже. Выступления в Вегасе начались весьма энергично, что вселило во всех оптимизм, но вскоре его фанаты обнаружили, что его запала хватает ненадолго. Еще до конца первой недели он уже стал выглядеть очень усталым и довольно грустным, как вспоминал один из его поклонников. Он нес полную околесицу или не говорил вообще, он без конца ругался с техниками по звуку, резко обрывал шоу, как это случилось шестого декабря, объясняя свои действия тем, что растянул лодыжку и это причиняет ему сильную боль. На последнем выступлении десятого декабря он между делом заявил: «Я терпеть не могу Лас — Вегас», — его слова потонули в восторженных криках публики. Когда он завершил следующую песню, как вспоминала его британская поклонница Марта Коллинз, он схватил микрофон со стойкой и спросил: «Здесь кто — нибудь хочет попробовать этого железного сукина сына?» Когда люди в ответ стали «дико вопить», он заявил: «Я не собираюсь выходить на сцену и пытаться петь, потому что эти чертовы микрофоны очень дешевые. Знаете, я просто не буду этого делать. Потому что так я живу, ребята, так проходит вся моя жизнь».

Джинджер занимала столько же его внимания, сколько и шоу. Он дал указания сэру Джеральду выбрать особенный белый «Линкольн Марк V» специально для нее и пригласить всю ее семью на закрытие гастролей в Вегасе, как только она снова начала говорить, что очень соскучилась. Мать Джинджер никогда не страдала от излишней скромности, поэтому во многих газетах приводились ее цитаты довольно смелого характера, которые только подкрепляли сплетни о намечающейся свадьбе Джинджер и Элвиса. Джо Элден заявляла, что такие слухи несколько преждевременные и машина, подаренная ее дочери, не являлась подарком по случаю помолвки, во всяком случае, на настоящий момент.

Существовали и другие проблемы, которые прибавляли многим головной боли. Вернона забрали в клинику «Санрайз» с подозрением на очередной сердечный приступ, но, к счастью, это была ложная тревога. Поговаривали, что Полковник проиграл в рулетку около миллиона долларов. Непривычно угрюмое даже для Полковника выражение лица только подтверждало все эти сплетни. Тем не менее волновал его в основном Элвис. «Мой артист, — как опечалено сообщил он двум европейским поклонникам, которые надеялись на встречу с Элвисом, — совсем вышел из — под контроля».

Любому человеку, который видел Элвиса, было очевидно, что он был не в себе. Ларри был уверен, что, несмотря на все эти разговоры об омолаживающем эффекте его любви к Джинджер, он просто «убивает себя, желая ее любви и внимания». В тот день, когда Вернона выписали из госпиталя, Ларри обнаружил Элвиса в одной из комнат в тяжелом состоянии. Капли пота стекали с его лба, в его глазах было непривычное затравленное выражение. «Он уставился на меня, нервно хватая воздух глубокими вдохами. Пытаясь встать, он потерял равновесие и, чтобы не упасть, ухватился руками за стену и шкаф… Он стонал: «Ну вот и все, я умираю… Я покидаю свое тело. Я умираю». Каким — то чудом Ларри удалось привести его в чувство, и он сразу же послал за доктором Ганемом, который «попросил меня не волноваться, он осмотрит Элвиса чуть позже».

Последний концерт гастролей был не менее удручающим, чем все остальные, особенно для тех, у кого все финальные выступления Элвиса в Вегасе ассоциировались с радостной, беззаботной атмосферой. В этот вечер Элвис с трудом концентрировался на происходящем, временами казалось, что он не сможет даже сделать шага, как писал один из разочарованных поклонников, который услышал, как накануне, когда микрофон был отведен в сторону, Элвис прошептал слова; «Еще только один день», и сделал при этом такое лицо, как будто его сейчас стошнит. Когда телеевангелист Рекс Хамбард пришел навестить его за кулисы, Элвис возбужденно стал спрашивать его совета: может, ему стоит бросить музыку и посвятить себя служению Господу? Он выглядел очень мирным, когда всем известный религиозный деятель уверил его, что он и так выполняет Господню волю, используя свой талант и доставляя с его помощью радость людям. Но после этого Элвис начал говорить что — то про Армагеддон и Второе пришествие Христа, что заставило Хамбарда его прервать. «Я взял его руки в свои и сказал; «Элвис, сейчас я хочу помолиться за тебя». Он ответил; «Сделайте это, пожалуйста», — и заплакал».

Статья, которую Билл Берк опубликовал 15 декабря в газете Memphis Press — Scimitar, через три дня после завершения гастролей, представляла собой естественную реакцию любого человека, который любит Элвиса и переживает за него. «После завершающего концерта Элвиса Пресли в отеле «Хилтон» в Лас — Вегасе, — писал Берк, репортер со стажем, — каждый из нас уходил с вопросами, сколько же еще времени осталось до конца и почему король рок — н–ролла добровольно выставляет себя на посмешище, выходя на сцену столь неподготовленным? Зачем продолжать? Ради славы? Возможно, он уже самый известный и самый любимый певец всех времен… Ради денег? [Берк напрочь исключал вариант, что Элвису действительно были нужны деньги.] Это единичное мнение. Вряд ли… И все же они продолжают ходить на его концерты, они обязательно раскупят все билеты на его очередной тур, который начнется 27 декабря в В ичиге и закончится в канун Нового года в Питтсбурге. Кто однажды стал королем, всегда им останется. Может быть, в этом и кроется вся суть. А может быть, они все еще приходят, потому что чувствуют, что этот концерт может оказаться его последним».