Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Глава 16 ЛИСТОК НА ВЕТРУ

(январь 1975 — январь 1976)

Memphis Commercial Appeal, 9 января 1975 года

На дом как будто обрушилась пелена. На кухне готовы были исполнить любой его каприз двадцать четыре часа в сутки; парни толпились внизу, чтобы отдать ему ежегодную дань уважения и, возможно, разделить с ним дары. Но Элвис не спустился. Только Линда и его кузен Билли имели неограниченный доступ в его спальню наверху, мир высмеивал его, и он отказался от обещания оставаться вечно молодым. Даже Джонни Карсон, которым он долго восхищался, отпускал шутки по поводу «жирности и сорокалетия». Элвис сказал Билли, что вряд ли сможет продолжать смотреть его программу.

Линда, которая недавно вернулась из Нью — Йорка, опровергала «бессердечные, жестокие, порочные слухи», что Элвис принимает наркотики. Она отметила в интервью журналу People, что «Элвис — федеральный офицер по борьбе с наркотиками!». Однако Элвису первое время она открывала свои истинные чувства, слезно убеждая его, что он губит себя. Тот Элвис, которого она видела каждый день, был человеком, который страдал от тяжелой депрессии, он часто с трудом мог встать с кровати. Но больше всего ее пугало то, что Элвис не противился своему самоуничтожению, ему было все равно. Однажды она спросила, что, по его мнению, являлось самым большим его недостатком. «Я — саморазрушитель», — ответил он, к ее удивлению. «И ты признаешь это?» — спросила она. «Да, я признаю это, но ничего не могу с этим поделать». И они больше никогда не говорили об этом.

Полковник был не менее обеспокоен. Как и Линде, ему не с кем было поделиться своими страхами. Вернон не хотел даже слышать об этом, так как не мог контролировать своего сына. Полковник понимал, что если он откажется пригласить Элвиса, то это сделает кто — то другой. В конце концов, если он сбил Элвиса с пути, то где же его пристанище? Полковник всегда гордился своей способностью выживать, но сейчас он сам себя загнал в угол. Сконцентрировав все усилия на единственном клиенте, он создал запутанную сеть взаимоотношений, лабиринт доверительных и контрактных соглашений, чтобы никто не мог вмешиваться. А теперь его волновал вопрос: сможет ли он из этого выйти?

Во вторник, 9 января, через день после дня рождения Элвиса, произошло событие, которое взбудоражило Полковника. Это было похоже на поворотные моменты в прошлом — случайная газетная заметка, которая попалась на глаза Полковнику. Это был торнадо в МакКомб, Миссисипи, от которого пострадало десять человек и сотни жителей лишились домов. Он нанес многомиллионный ущерб. Полковник немедленно позвонил Тому Хьюлетту, и вместе с бывшим руководителем RCA Джорджем Паркхиллом на следующий же день они вылетели в Мемфис. Это был первый визит Хьюлетта в Грейсленд, и он был удивлен, увидев дом Элвиса таким, каким его описывал Полковник.

«Я никогда не был внутри, и сейчас я был здесь, чтобы выполнить несколько неожиданное задание — уговорить Элвиса вернуться к работе. Элвис спустился к нам в халате, он выглядел тяжелым. Мы сидели в столовой за огромным обеденным столом, на стульях с высокими спинками. Беседа была короткой. А потом Полковник сказал: «Ты читал о проблемах в МакКомб?» Он ответил; «Да, это действительно ужасно». Полковник сказал: «Знаешь, я думаю, нам стоит поехать туда и устроить благотворительный концерт. Как ты думаешь?» «Знаешь, я не знаю… я не собираюсь работать», а Полковник ответил: «А я не собираюсь заставлять тебя работать». Полковник почувствовал, что лед тронулся. Элвис смотрел на меня с выражением; «А ты что здесь делаешь?»

Наконец Элвис сказал: «Хорошо, это прибавит нам несколько дат. Что, если я, мистер Паркхилл и Том поедем туда поговорить с сенатором и посмотреть, как там дела?» На самом деле у Полковника было уже все улажено. Итак, примерно через час Элвис сказал; «Отлично, позвоните мне завтра и расскажите, что происходит». Это означало, что он согласен вернуться к работе. Как только мы сели в машину. Полковник сказал Паркхиллу: «Джордж, позвоните сенатору, я хочу встретиться с ним вечером». К одиннадцати мы уже были в особняке сенатора. Полковник сказал: «Прошу вас на завтра снять «Колизей». Я хочу, чтобы все пошли на уступки, чтобы все было бесплатно: Элвис, рабочие сцены». Сенатор спросил: «Как же тогда вы заработаете деньги?» Полковник ответил: «Мы не собираемся зарабатывать здесь деньги». Правда, потом мы добавили, что устроим еще три неблаготворительных шоу в этом здании».

На следующий день появились объявления в газетах, двухнедельный тур был объявлен на вторник, через три недели после его намеченных гастролей в марте в Лас — Вегасе.

29 января Линда проснулась оттого, что он начал задыхаться. Она тут же позвонила Вернону, и доктор Ник немедленно забрал его в больницу. «Источник Пресли» сообщал, что «у него проблемы с печенью, которая не может справиться с алкоголем», в то время как Вернон утверждал, что «Элвис планировал пройти медицинское обследование», но все знали, что проблемы были. Доктор Ник просто снова хотел проконтролировать прием лекарств, чтобы не нанести ущерба печени и кишечнику.

Под больничным наблюдением Элвис быстро сбросил десять фунтов, но он все равно выглядел распухшим. Снова возникла причина беспокойства об его печени, но дальнейшего ухудшения не наблюдалось. Его пребывание в больнице почти ничем не отличалось от предыдущего; окна снова были занавешены фольгой, Линда была с ним в его палате, и они смотрели на новорожденных по внутреннему телевидению больницы; каждую ночь с ним оставался кто — нибудь из его друзей. Это было как отдых от ответственности, но произошли два события, которые нарушили спокойствие его пребывания.

Первое при других обстоятельствах выглядело бы обычно. Тетя Элвиса, Дельта, получила посылку с пометкой из Лас — Вегаса и передала ее Джерри и Сонни, чтобы они отнесли ее Элвису. Так как они в последнее время мешали всему, что мог придумать Элвис, то просто доставить посылку их насторожило. Когда они открыли коробку, там была бутылка с обезболивающими таблетками. Чувствуя, что нет иного выхода, Джерри отдал ее доктору Нику. «Я подумал: «Я могу потерять эту чертову работу, но мне все равно». Но Ник сказал: «Нет, знаешь что? Элвис сейчас в необычном положении: отнеси ему это, и мы посмотрим, что произойдет». Когда я принес ему посылку, он попросил всех выйти, а меня остаться. Он сказал: «Понимаешь, у моего отца проблемы с простатой, и я получил для него обезболивающие. Я не хотел бы, чтобы об этом кто — нибудь знал». Он сказал: «Просто положи их в шкафчик». Что я и сделал, но он не трогал их, а несколько дней спустя доктор Ник спросил его: «Что это здесь?» А Элвис ответил: «Не знаю. Наверное, остались после предыдущего пациента».

Теперь Вернон Пресли присоединился к своему сыну в больнице. У него было повышенное давление, иногда он выглядел и чувствовал себя неважно, по утрам у него начались сердечные приступы. Когда его отец покинул интенсивную терапию, Элвис устроил его в соседнюю палату, но все равно продолжал беспокоиться. Вернон еще никогда не лежал в больнице, и у них обоих возникли болезненные воспоминания. Однажды, когда кузен Элвиса Билли был в палате, Вернон обвинил Элвиса в своих приступах. Он сказал: «Я могу поблагодарить тебя за это». Он обвинил его также в смерти Анн — Глэдис. Он сказал: «Ты свел свою мать в могилу». Элвис не выдержал и заплакал. «Это просто убило его».

Ник продолжал наблюдение за содержанием наркотиков, несмотря на то, что ему казалось, что Элвис уже в гораздо лучшем расположении духа. До 13 февраля все анализы были чистыми, до дня, когда Элвиса выписали, в его моче были найдены следы посторонних барбитуратов. Доктор Никопулос никогда открыто не воевал со своим пациентом, но в дополнение к элавилу, который ему прописали, он распорядился, что либо он, либо медсестра все время будут находиться в Грейсленде, чтобы контролировать все лекарства.

Полковник назначил звукозаписывающую сессию на 10 марта, за восемь дней до выступлений в Вегасе. Но Элвис решил оставаться вблизи Мемфиса, чтобы набраться сил, сбросить вес до тех пор, пока Вернон не выйдет из больницы. Несколько раз доктор Ник приезжал в Грейсленд по вызову Элвиса и оказывался втянутым в его мир, несмотря на советы семьи и друзей. Он был не в состоянии оценить всю опасность, но на него и не действовали привлекательность или почти обольстительное очарование его пациента. Даже когда его семейный священник предупредил, что он должен отпустить Элвиса. Он сказал, что думает, «что я несправедлив к себе, к своим пациентам, своей семье…». Но Ник оставался непоколебим; он продолжал верить, что ему удастся исправить Элвиса, хотя неумолимые факты утверждали обратное. Он сделал лучшее: посадил Элвиса на диету с низким содержанием углеводов и заставил его снова играть в теннис. Для него не было необычным приехать к пациенту в четыре утра, а затем через три часа ехать на работу. Он не мог сказать, зачем он с ним так возится, но так же, как и все близкие люди Элвиса, он видел в нем глубокую эмоциональную пропасть и ждал, пока эта пропасть будет заполнена.

Элвис вместе с Линдой и Билли любил смотреть старый сериал про Питона Монти. Большинство серий он знал наизусть, и они могли смотреть их до тех пор, пока слезы не текли по щекам. Но иногда он останавливался и разыскивал доктора Ника для более серьезных разговоров о медицине и философии. Он переживал сделку, которую заключила RCA со своим промоутером Биллом Брайдером. который стал известен стране под псевдонимом Ти Джи Шеппард. «Мы дружили с 1974 года, и наша дружба крепла. Если я сошел с дистанции и у меня возникли проблемы, он мог бы связаться со мной и помочь, ведь он прошел через это двадцать лет назад. Иногда мы просто сидели и смотрели десятичасовые новости, и я поймал его на том, что он говорит слово в слово за диктором. Я спросил: «Откуда ты знаешь?», а он ответил: «Я смотрел это в шесть». Он много разговаривал о своем браке с моей женой и со мной. Он говорил: «Я не хочу, чтобы вы когда — нибудь разбежались, — его голос дрогнул. — Билл, ты даже не представляешь, что у тебя есть». Он рассказал, как однажды спасся, когда жил в Тьюпело, и его переполняли такие чудесные чувства, что он роздал все свои комические книжки. Со всей своей популярностью он был очень одиноким человеком. Он сказал: «Те люди не любят лично меня, они не знают, что у меня внутри».

Сессия 10 марта в студии Лос — Анджелеса прошла удивительно незамеченной. Его записи не продавались, не воспринимались всерьез. По поводу последнего альбома Promised Land написали, что, возможно, Элвису уже пора на пенсию. Ни один из его последних альбомов не разошелся более чем в полмиллиона копий.

Шейлу и Лизу он взял с собой в первый же день сессии, и после небольшой репетиции они начали с «Fairy Tale», (которую ему предложила Линда). Следующая песня «Green, Green Grass of Home» тоже была из разряда печальных, которую Ред предлагал записать в шестидесятые годы, пока она не стала хитом Тома Джонса. Элвис больше ничем не мог привлечь своих фанатов. Его песни были такими же коммерческими, как если бы он пел их у себя в гостиной. Он завершил вечер четырьмя попытками спеть песню «And I Love You» Дона МакЛена, которую он пел только Шейле, которую он попросил подойти, «позволь мне спеть для тебя, детка».

Третий и четвертый дни ничем особым не отличались; он записал «Susan When She Tried» — версию квартета Slatler Brothers, «T — R–O-U — B–L-Е» Джерри Чесната, которую принес Ламар, и несколько церковных песен.

В общем, он записал десять песен за три дня. Этого было достаточно только для альбома, но ничего не осталось для трех синглов, которые в RCA хотели получить после сессии. Атмосфера была достаточно расслабленной, но уже не было того веселья, которое присутствовало раньше во время сессий. Не было ничего, что могло оживить эту сессию, хотя, думал Фелтон, могло быть еще хуже. Элвис вбил себе в голову, что он должен записать лучший хит 1974 года Кола Смита «Country Bumpkin» («Деревенский паренек»), Фелтон заставил свою жену Мэри перепечатать стихи. Он никак не мог понять, что Элвис увидел в этой песне, даже само название предполагало, что это противоречило всему, что когда — либо представлял Элвис. Но Фелтон уже отказался от уговоров, это только бы навредило. Когда вечером Элвис показался в студии, Фелтон отдал ему стихи и спросил, когда он хочет начать запись. Элвис посмотрел на него как на ненормального. «Деревенский паренек? — переспросил он. — Деревенский паренек? Никакой я не чертов деревенский паренек».

Отзывы о премьере 18 марта в Вегасе, в общем, были терпимыми («Он выглядит здоровее и лучше звучит», — сообщила Variety), а фанаты просто сходили с ума. Элвис мог даже пошутить по поводу собственного веса («Видели бы вы меня месяц назад»), хотя фанатам было все равно. Сью Вейгарт, ярая поклонница с тех пор, как в 1965 году увидела его на Гавайях, заметила: «Все, о чем мечтали его фанаты, было побыть с ним рядом хоть немного». Так как он растолстел, то не мог влезть в свои прежние костюмы, поэтому было гораздо меньше доспехов, чем на обычном шоу Вегаса. Случилось, конечно, несколько ошибок, как за кулисами, так и на сцене, но поклонникам было все равно.

В последний вечер во время представления группы разыгралась водяная пальба, в которой Кэти отыгралась. Дюк Бардуэлл, которому Элвис отдал большую часть выступления, обстрелял его из водяного пистолета. «Ах ты, сукин сын! — воскликнул Элвис в микрофон, и даже зрители поняли, что он не дурачится, но они все равно зааплодировали, когда он схватил бутылку с водой и сказал: — У тебя электрическая гитара, сынок, что ты собираешься сделать? Ты собираешься выпить много воды, вот что». Потом, когда музыканты заиграли «Jingle Bells», он сказал: «А теперь я хотел бы представить вам своего менеджера». На сцену вышел Полковник в костюме Санта — Клауса. Вечер продолжил поклонник, который обменял пару ушей Микки — Мауса на шарф, и Элвис спел песню клуба Микки — Мауса, известную всем телевизионным детям пятидесятых. После еще нескольких бестолковых выходок зрители, Элвис и музыканты наслаждались всеобщим весельем. Потом Элвис серьезно сказал: «Сейчас, дамы и господа, я бы хотел кое — что сказать. Я на самом деле хочу поблагодарить всех, стоящих со мной на этой сцене. Я сейчас отыгрался на них за прошлые две недели, но вы были просто великолепны. Также я хочу поблагодарить людей, которые смогли приехать в Вегас при такой экономической ситуации. Здесь, на этой сцене, я объявляю забастовку». В конце представления, когда уже опустили занавес, он остался на сцене, пожимая столько рук, сколько мог, зрители устроили ему овацию стоя.

Общее извинение, если это было оно, перед Дюком Бардуэллом пришло слишком поздно. Он был уже готов бросить работу. Он устал от постоянных ошибок в спектакле и не мог понять, почему Элвис все время дразнит его на сцене. После последнего спектакля он попрощался со всеми, пожал руки и вышел… «Мне не нравилось смотреть, что происходит с Элвисом… он несколько раз ставил меня в очень затруднительное положение, хотя это подразумевалось как шутка. Но я все еще пытался остаться преданным этому человеку, потому что мне казалось, что он болен. И я не верю, что все люди вокруг него стараются действовать в соответствии с его интересами, нет, только со своими. У них больше ничего не было в жизни, только лишь бы быть одним из друзей Элвиса».

Элвис невозмутимо воспринял новость об уходе Дюка. Ему никогда не нравилось отношение Бардуэлла, говорил он парням, и Дюк никогда не был хорошим бас — гитаристом. Если Джерри Шифф не готов вернуться, то есть множество других отличных гитаристов, из которых можно выбрать, прежде чем снова выходить на дистанцию в апреле. Его мозг сейчас был занят совсем другим; он подумывал о возвращении в кино, но только в более серьезной драматической роли.

28 марта на его выступлении присутствовала Барбра Стрейзанд, они встретились в его гримерке после спектакля. Она была вместе со своим другом Ионом Петерсом, ее бывшим парикмахером, который, по ее словам, будет режиссером и продюсером нового фильма, современной версии классической голливудской сказки об успехе, «Звезда родилась». Барбра будет играть роль Джуди Гарлэнд. Они хотели пригласить Элвиса на роль главного героя Нормана Майна, которого раньше играл Джеймс Мэйсон; видя успехи жены, он топил свою скорбь в вине. Звезда кино будет заменена на звезду рока, язык адаптирован в соответствии со временем, а кульминация произойдет на концерте, а не на церемонии вручения «Оскара».

Элвис был возбужден этой идеей. Он рассказывал Шейле, как он горд собой, как он отвечал голливудской звезде, одновременно льстил ей, разжигал ее интерес, но придерживался деловой нотки. Он возбужденно днями рассказывал об этом парням. Он не сразу сказал Полковнику. Но когда сделал это, то разозлился, так как Полковник усомнился в неопытности Петерса. Он сказал, что Петерс и Стрейзанд — это команда, которая преследует свои цели, что устная договоренность — совсем не то, что будет в контракте. Полковник просто не понимает, бахвалился Элвис перед каждым встречным, кто его слушал, — в конце концов, это был его шанс на серьезную роль. Полковник больше не был в курсе, он не знал, что происходит.

Но он позволил Полковнику управлять и этим, как позволял управлять всем почти с момента их встречи. И в конце концов он стал к нему прислушиваться. Он воспользовался комбинацией из своекорыстного интереса и наивности в кино, Стрейзанд и Петерс могли сыграть на его восторге, чтобы заключить для себя хорошую сделку, — это была хитрость, он выглядел бы неудачником, как только взял роль неудачника.

4 апреля First Artists, компания Стрейзанд, и Warner Brothers сделали предложение в 500 000 долларов плюс 10 % от валовой выручки, но продюсеры фильма сохраняли за собой все права музыки и звукозаписи. Через десять дней Полковник набросал свои условия Рождеру Дэвису, который должен был перевести это на доступный язык и вынести на переговоры с Уильямом Моррисом. Он хотел 1 миллион долларов для Элвиса плюс 100 000 долларов на расходы и 50 % доходов с первого доллара, вместе с подтверждением любых песен, которые представит Элвис, и неопределенной сделкой, которая будет обсуждаться отдельно о правах на саундтрек. Мистер Пресли отметил свою особую заинтересованность в создании фильма, писал Полковник Дэвису, который давно научился читать между строк. Что Паркер был удивлен открытием, что у мисс Стрейзанд свой подход к ситуации, но он смог объяснить мистеру Пресли, что «мы должны придерживаться наших обычных условий», и «по возможности он должен заключить лучшую сделку» и не дать своему энтузиазму перечеркнуть бизнес или продюсерам зарезать «дешевую сделку». Он также хотел проинформировать Дэвиса, что кое — что уже просочилось в прессу и что он посоветовал Пресли оставаться поблизости в случае, если он понадобится, и «должен быть в курсе всех дел для дальнейших переговоров».

Элвис так и не попал на переговоры. Когда 24 апреля он отправился на гастроли, кино уже осталось в прошлом. Все вокруг него понимали, что опять вмешался этот старик, а Элвис ничего не делал, чтобы опровергнуть это. Но на самом деле, казалось, это было для него облегчение — не заключать такой внезапной сделки такой долгожданной мечты. В конце концов, решил он, это было всего лишь то, о чем ему говорил Полковник; ему было жаль, что Полковник оказался прав, но это было так. Стрейзанд и Петерс думали, что у них будет преимущество, но, когда поняли, что у него есть деловая проницательность, они просто исчезли.

Он мог сказать, что Шейла тоже была на грани расставания с ним. Она уверяла, что — нет, но на самом деле это было так, она все больше сопротивлялась ехать с ним на гастроли даже на несколько дней, она принимала это без возражений, без единого признака ревности или собственничества, все опознавательные знаки беспорядка в его жизни. С ее точки зрения, ставка была невысока. «Я была его другом, его дружком, я заботилась о нем. Физическая сторона никогда не была слишком увлекательной, а теперь становилась все меньше и меньше. Я никогда не ревновала». Она не возразила, когда в первую часть тура Элвис взял с собой топ — модель Минди Миллер. Она даже приветствовала это и была бы счастлива, если бы Минди удалось изменить его жизнь к лучшему. Для Шейлы это было уже почти прошлое, чтобы пытаться что — то объяснить. Она уже немного значила для него, она это чувствовала и не знала, как разорвать отношения.

Гастроли в общем получились тусклыми: Элвис был бледным и отекшим. Но фанаты любили его, и за две недели работы они с Полковником получили 700 000 долларов. Для группы это был печальный опыт. Для Джерри Шиффа, который вернулся после двухгодичного отсутствия, это было как возвращение в мир, где все знакомо, но атмосфера полностью изменилась. Раньше музыка заставляла волноваться, потому что в ней была сильная энергия, даже в балладах.

Даже благотворительный концерт был испорчен атмосферой за кулисами. Элвис фотографировался с сенатором Биллом Уорнером и выглядел спокойным и таким скромным, застенчивым и грациозным, каким только мог, когда вручал жене сенатора чек на 108 860 долларов для жертв торнадо. Правда, губернатор быстро исчез, так как Полковник Паркер, разозлившись, что за кулисами много народа, постоянно кричал: «Верните, верните их».

Через три недели они снова отправились в «ураганный» тур, на этот раз с платными концертами в Джексоне. На этот раз они заработали больше — 811 000 долларов за двенадцать дней. Противореча себе, Элвис активно раскручивал новый сингл «T — R–O — U–B — L–Е», исполняя его на каждом шоу, он сбросил вес и снова мог носить комбинезоны. Звукозапись не давала ничего (кассеты расходились в две тысячи копий), но зато повысилось качество выступлений, он вернулся к року и вспомнил такие песни, как «Burning Love». Гвоздями программы по — прежнему оставались «An American Trilogy» и «How Great Thou Art», публика вызвала Элвиса еще раз, чтобы повторить это, когда он прокричал: «О, Господи, как велико твое творение».

Вернувшись в Мемфис, он порвал штаны, наклонившись, чтобы поцеловать фанатку, но он остался в хорошем настроении, шутливо ворчал на публику, что они могли бы сохранить свои деньги и бесплатно посмотреть его передачу на следующей неделе That’s the Way It Is. Он продолжал дурачиться, представляя свою группу, подчеркивая, что Джей Ди Самнера и The Stamps не было с ним, когда он снимал кино, «а Кэти Вестморлэнд вообще, наверное, не захочет быть со мной после сегодняшнего вечера». Публика смеялась над этой безобидной шуткой, но Кэти это достало, она была сыта по горло скрытыми и не скрытыми сексуальными намеками. Она была уверена, что это происходит из — за ее отказа поддерживать прежние отношения и из — за того, что он не одобряет то, что она встречается с одним из членов группы. В Шривпорте он объявил: «О, ты была со мной — но не в кино». Еще несколько раз она видела, что он отворачивается от микрофона и говорит: «Она так хороша…» Она не знала, слышал ли это кто — нибудь на сцене, но у нее на самом деле были причины обижаться, не только на жестокость Элвиса по отношению к ней, но и на ту перемену, которая заставила Элвиса быть жестоким. Она даже не могла высказать ему, что она думает, так как пропасть между звездой и поддерживающими актерами стала огромной.

В любом случае все это оставалось далеко от публики, которая продолжала восхищаться, и прессы, которая продолжала описывать Элвиса, как будто он герой мультфильма, «толстый чувственный клоун». По словам The Memphis Commercial Appeal, «его пение стоит на втором месте после его кривляния». Историю с разорванными брюками подхватил весь мир, и, возможно, именно это ускорило решение Элвиса лечь на следующей неделе в клинику Mid — South Hospital, что в прессе называлось «общая проверка зрения», а на самом деле для косметической операции, чтобы ему удалили морщинки у глаз.

Под влиянием момента он позвонил доктору Нику и сообщил, что решил сделать операцию, а когда Ник начал возражать, то заявил, что сделает операцию в Калифорнии, если Ник сейчас же не согласится. После осмотра и попытки отговорить его от операции пластический хирург доктор Колейни в 12.30 ночи прооперировал его, и следующие полтора дня Элвис провел в клинике. Все это время с ним оставались Билли и Джо Смит. Билли также пытался отговорить его от операции, но он, конечно, не послушался. После этого он спрашивал у всех парней, видят ли они разницу, и показывал, где прятались морщины, но Билли подумал, что он после этого уже никогда не будет прежним. «Я думаю, это испортило его глаза. У него всегда был сексуальный взгляд. Глаза были потупленными. Это было его тайной».

У него было только три недели, чтобы восстановиться перед началом следующих гастролей. Все это время его внимание было приковано к покупке самолета, которая была объявлена на 11 июня, но фактически уже состоялась в апреле, когда была завершена сделка The Vesco. Самолет он купил за 250 000 долларов, а после полного ремонта стоил 600 000 долларов, он был на девяносто шесть пассажиров, Convair 880, который Delta списала со службы. Он собирался оформить его внутри в голубых тонах, а снаружи в голубых и белых, с именем Лиза — Мария на носовой части и ТСВ — на хвосте. Так как у него было множество различных машин и автобусов, у него был и дизайнер, Джордж Бэррис, который улавливал каждый аспект его жизни, включающий спальню с огромной старинной кроватью, роскошную ванную с золотыми кранами, видеосистему с четырьмя телевизионными каналами и стереосистему, а также конференц — зал. Когда планы были разработаны, он начал летать, чтобы проверить самолет в работе, и это была еще одна причина, чтобы начать выступать. Вернон все еще тщетно пытался вернуть 75 000 долларов, которые они записали на эту сделку. Элвис был так же одержим идеей развития воздушного флота, как шесть месяцев назад его волновало карате.

Они начали гастроли 8 июля в Оклахома — Сити, потом играли в Западной Вирджинии. Элвис хотел, чтобы Шейла поехала с ним, но так как никак не мог ей дозвониться, взял с собой Диану Гудмэн, нынешнюю Мисс Джорджия, которую он приметил в группе за воротами Грейсленда. Джо все еще пытался связаться с Шейлой, и когда наконец он смог это сделать, она во всем ему призналась. Она встретила кое — кого, пока Элвис был на гастролях (это был актер Джеймс Каан), и сейчас она практически живет с ним. Джо сказал: «Вот черт, а Элвис хочет тебя здесь. Что же нам делать?» Они оба согласились с тем, что Элвису лучше не связываться с этим, пока он не закончит гастроли, поэтому они придумали историю, что у Шейлы отит и доктор запретил ей летать на самолете. Однако Элвис не отступился. Он отреагировал так, как она думала, позвонив через несколько дней и сказав, что он думал о ее болезни, и нашел решение: он наймет самолет, который летает низко. Она не знала, смеяться ей или плакать. «Я думаю, он знал, что происходит на самом деле. Он просто хотел меня там». Но когда она снова отказалась, он принял это, сказав, что позвонит, когда вернется с гастролей домой.

Гастроли к этому времени полностью вышли из — под контроля. Несмотря на старания доктора Ника удержать пациента, чтобы его не качало из стороны в сторону, несмотря на все попытки Джо оградить его от проблем, несмотря на восхищение фанатов, на развлечения, которые он придумывал, чтобы отгородиться от мира, происходили события, которые он не мог больше контролировать, он не мог дольше скрывать свои чувства. «How Great Thou Art», казалось, все больше и больше походило на крик боли. В Спрингфилде, Массачусетс, он швырнул свою гитару в толпу и объявил: «Кто поймает гитару, может забрать себе эту проклятую вещь, она мне больше не нужна»; в Юниондейле, Нью — Йорк, он представил очаровательную версию «You'll Never Walk Alone», сидя за пианино. Эту песню он все время пел для себя, вдохновленный хитом Роя Хамилтона 1954 года. Песня была гвоздем программы, чем — то, что, как объявил Элвис, он всегда хотел исполнить. Эта песня сделала появление Элвиса ближе к эмоциональной истине с «How Great Thou Art», с одной стороны, и водной борьбой и грубыми шутками, с другой.

На следующий вечер в Норфолке, Вирджиния, шутки вышли из — под контроля. Элвис подкалывал Кэти все больше, уже не избегая острых углов. В Кливленде Кэти записала слова, которые он произносил, представляя ее («К ней привязываются все, в любое время, в любом месте. На самом деле она получает это от всей группы»), что ошеломило её. В Нассау она услышала то же самое, только он добавил: «Я имею в виду привязанность, глупые». На этот раз она разозлилась. У него могли быть свои проблемы, ему могло не нравиться, с кем она встречается, но он не имеет права так относиться к ней.

«После шоу в Нассау я подхватила первого попавшегося телохранителя… и сказала: «Поговори с ним, скажи Элвису, чтобы он больше не поступал так со мной».

Это была ошибка, потому что он начал все сначала на дневном спектакле в Норфолке, Вирджиния. На этот раз она пригрозила ему пальцем и сказала; «Тебе лучше остановиться», а он внезапно перестал и поцеловал ее. Но когда Том Дискин договаривался с Элвисом, как он выйдет на вечернее представление, его реакция была предсказуемой. В начале шоу он объявил, что «от него пахнет зеленым перцем и луком, а его бэк — вокалисты ели кошачьи консервы». При других обстоятельствах это выглядело бы иначе, но так как все знали о проблемах Кэти, все боялись, что по ним тоже проедутся, Эстель Браун опустила голову, и он проехался по всем бэк — вокалистам.

Эстель ушла со сцены, и Кэти заняла ее место, но, когда Элвис перешел к представлению, он свирепо оглядел Кэти и оставшихся Sweets и сказал: «Хочу предупредить вас, что заранее извиняюсь за уныние, но если вам не понравится — сходите на горшок». На этот раз ушла Сильвия, последовав за Кэти, оставив на сцене одну Мирну, которая «улыбалась, пела и хлопала весь остаток представления».

Ни Кэти, ни Sweets не знали точно, что он имел в виду под «кошачьими консервами»; никто не думал, что это расовое, но все понимали, что это враждебное, был какой — то грубый подтекст не только в самом комментарии, но и в его поведении. Он пытался вручить Мирне на сцене кольцо, от которого она вначале отказалась, но потом позволила надеть себе на палец после представления. Кэти, Сильвия и Эстель приняли решение об уходе, из — за этого в группе создалась ненормальная ситуация, никто не знал, как это будет воспринято прессой. Джерри Шиллинг, чья позиция осложнялась отношениями с Мирной, пытался успокоить Элвиса, который был разозлен таким предательством. Он не собирался извиняться. «Он хотел, чтобы я стал его эмиссаром, но я сказал: «Нет, Элвис, это твое». Он сказал: «К черту их всех. Мирна может поехать со мной. Кому нужны Sweets в шоу?»

У всех было настолько замороженное состояние, что Фелтон позвонил Милли Киркхэм, бэк — вокалистке шестидесятых, которая пять лет назад пела с ним во время съемок фильма That’s the Way It Is, и организовал ей с ними встречу в Эшвилле через два дня. В это время Том Дискин уговорил Кэти и Sweets поехать на следующий день в Гринсборо, хотя они не давали никаких обещаний на продолжение. Доктор Ник с ужасом увидел, что все его попытки контролировать настроение свелись к нулю, что поведение Элвиса похоже на кокаиновый кутеж, он был поражен, сломлен этой маниакальной энергией, которую он не умел лечить.

На следующий вечер в Гринсборо после извинений Элвиса Sweets продолжили работу, а Кэти — нет, и Ред сказал, что Элвис хочет видеть ее после шоу. «Я думал, что это смешно», — сказал он, объясняя свои подколы, а когда Кэти заметила, что он понимал, что это грубо, он просто утомленно пожал плечами. Он сидел на кровати в форме для карате; в одной руке он держал подарочную упаковку с часами, а в другой — пистолет. Он направил пистолет на нее: «Что ты выбираешь, это или это?»

«Я пыталась успокоиться, но сердце колотилось, а в голове было полно сумасшедших мыслей… Я только улыбнулась и сказала: «Что же, я выбираю подарок, спасибо!» Я смеялась, но внутри у меня был хаос. «О Боже, что это с ним?! Что он собирается делать?» Я была так напугана, что у меня был натянут каждый нерв, но внешне я пыталась оставаться спокойной. «Я должна уйти из шоу, Элвис. Я останусь до конца гастролей, но потом, я думаю, для нас обоих будет лучше, если мы не будем встречаться». Он ухмыльнулся и пожал плечами: «Если ты думаешь, что это лучшее, значит, это лучшее. Я не буду тебя останавливать, если ты чувствуешь, что это лучший выход».

Вся труппа с волнением наблюдала, что же будет дальше. Некоторые разозлились на Элвиса, остальные были просто разочарованы. Джей Ди Самнер считал, что Кэти и Sweets никогда не должны были уходить, это «непрофессионально». Эстель приняла извинения Элвиса за искренние; он так спокойно разговаривал с ней, а в конце «чуть не умолял». Но в то же время она видела огромную перемену в человеке, которого она очень любила и восхищалась. За вечер он несколько раз поменял место своего отправления, и в конце концов оставил всех, кто должен был лететь на его личном самолете, в аэропорту Гринсборо, потому что они опоздали на несколько минут. Лоуэлл Хэйс, ювелир, который вместе с доктором Ником оказался в числе высаженных, не мог поверить в то, что видел. «Он должен был прислать обратно самолет, чтобы забрать нас. Как только мы прибыли, кто — то подошел ко мне и сказал: «Элвис просит вас. Он хочет всем купить что — то». Он купил все, что у меня было, и хотел большего. Он спросил: «Вы знаете каких — нибудь ювелиров в городе?» Я ответил: «Нет, сэр, но через час я могу достать любые драгоценности». Я связался с Мемфисом, отдал необходимые распоряжения, прыгнул в самолет и тут же вернулся обратно. Элвис скупил практически «универмаг драгоценностей»! Каждому члену группы что — то досталось. Каждая участница Sweet получила по кольцу стоимостью 5000 долларов».

На следующий день в Эшвилле произошло событие, которое поставило под сомнение такую щедрость. В Гринсборо у Элвиса разболелся зуб, и он дважды посетил местного дантиста. Через два дня зубная боль все еще беспокоила его, и Ник организовал еще один осмотр. Когда дантист вышел из кабинета, доктор Ник наблюдал, как Элвис осматривает в кабинете все ящики в поисках медицинских образцов. Ник начал убеждать его, что Элвис заработает хронический кашель, но не мог его остановить, пока не вошел дантист. Когда они вернулись в отель, он настоял, чтобы Элвис отдал ему лекарства. «Я думаю, что смутил его, забрав при всех лекарства. И еще больше смутил, когда отказался отдать их обратно». Элвис был таким взбешенным, каким Ник его еще не видел, он метался по комнате и орал, пока наконец не ушел в ванную, чтобы надеть пижаму и поспать перед вечерним выступлением. Когда он вышел из ванной, у него на поясе было оружие. Доктор Ник стоял вместе с Верноном, когда он обнял одной рукой отца, случайно или намеренно пистолет выстрелил. Пуля срикошетила об стул и попала доктору Нику в грудь, вызвав больше обиды, чем страха, но до полусмерти напугала Вернона и заставила прибежать охрану. Элвис пытался посмеяться над этим, но, с точки зрения Ника, это было потрясающе, что никто не был убит. А Вернон, все еще слабый после недавних проблем с сердцем, только качал головой и спрашивал Элвиса, соображает ли он, что делает.

Возможно, публика в Эшвилле чувствовала, что произошло. Хотя отзывы были хорошими и поддержка толпы достаточно активная, но это был один из нескольких моментов, когда Элвису не устраивали овацию стоя. Последний вечер вообще чуть не сорвался из — за отсутствия реакции толпы, тогда он опять бросил в толпу свою гитару и отдал со сцены кольцо стоимостью 6500 долларов, чтобы попытаться расшевелить публику. Вернон был явно расстроен, но бессилен сделать что — либо, чтобы удержать своего сына. Даже Лоуэлл Хэйс был обеспокоен последними доказательствами расточительности Элвиса. За два дня он роздал драгоценностей на 85 000 долларов, но пока обязанностью Лоуэлла было удовлетворять прихоти своего клиента (он верил, что если не он, то это будет делать кто — то другой), он не хотел способствовать ни Элвису, ни его отцу. «Я стоял там после шоу, уныло оглядывая все, а он вышел ко мне и сказал: «Я видел, как вы смотрели. Я знаю, что вы расстроены. Вам не надо волноваться. Я должен отработать дополнительные пятнадцать минут, чтобы заплатить за это». Он засмеялся, ушел и сел в машину».

Когда увлечение покупкой драгоценностей осталось позади, Элвис поменял свои пристрастия на более дорогие. После того как он услышал, что Джон Денвер подарил своему менеджеру «Роллс — Ройс» (его менеджером был Джерри Вайнтрауб), Элвис решил подарить Полковнику собственный самолет, который он не глядя купил в разгар гастролей. Элвис преподнес его 26 июля в Вегасе, через два дня после концертов в Эшвилле, но Полковник воспринял это не так, как ожидал Элвис. «Ты, должно быть, шутишь», — была его первая реакция. А потом Полковник спустил его на землю, сказав, что ему не нужен самолет и он не может себе его позволить.

Через два дня Элвис купил и раздарил тринадцать «Кадиллаков», в том числе синий «Эльдорадо» для Мирны, которая прошла с ним все трудности. Он добавил еще четырнадцатый, когда увидел черную кассиршу банка Минни Персон, которая вместе с родителями разглядывала витрины и восхитилась его лимузином, припаркованным снаружи. Он спросил ее; «Тебе нравится? Я куплю тебе такой». И он купил ей «Эльдорадо» за 11 500 долларов, сказав продавцу, чтобы он занес это в общий счет, который составил 140 000 долларов. Когда же он узнал, что у мистера Персона через два дня день рождения, он велел парням выписать ей чек, «чтобы купить подходящую для машины одежду».

Некоторые парни с открытым презрением относились к его щедрости. Даже если из — за этого устраивалась свалка. Были выдвинуты разные объяснения: от попытки купить дружбу до эмоциональных всплесков под влиянием кокаина, но никто не мог допустить полной бессмысленности этого. Во многих отношениях это ничем не отличалось от ранчо, полицейских значков, фильма о карате; это было похоже на открытый однажды шлюз, он просто не мог остановиться.

3 августа он положил 26 000 долларов на счет для второго самолета. В течение двух недель он расторг подписанный договор и купил самолет за 508 000 долларов, Aero Jet Commander, который он продал еще через две недели, чтобы купить за 900 000 долларов Lockheed Jet Star. По настоянию доктора Ника он выстроил себе теннисный корт, где можно было тренироваться когда захочешь. Он дал Марти Лакеру 10 000 долларов, чтобы спасти его брак; а когда узнал, что доктору Нику отказали в банке в займе на строительство нового дома, он дал ему ссуду в 200 000 долларов без всяких процентов, с открытой датой выплаты, что должно было заставить насторожиться доктора Ника как врача, но человеческий фактор взял верх, и он принял это.

Что касалось Билли и Джо Смита, которые последний год жили в трейлерах в Грейсленде, то вся проблема для Элвиса заключалась в том, что он не знал, кому можно доверять. Старая охрана почти бездействовала. Но Элвис был не уверен в новых парнях. Все больше и больше прятался в семье, ища тепла и защиты, которые могли дать только близкие. Кто еще, кроме бабушки, возвратит старые времена, искренне укорит; «Сынок, если ты не прекратишь так швыряться деньгами, то вылетишь в трубу». Он бесстыдно баловал свою дочь, с нетерпением ожидая ее визитов, не соблюдая никаких обязанностей отцовства, или няньки, но в то же время он идеализировал будущее — для нее, для себя, для своих внуков. Вместе с Билли и Джо он часто молился за всех, кого любил. Иногда он говорил Билли о том, как было бы хорошо исчезнуть и перевоплотиться в кого — нибудь другого, но, когда Билли заметил, что он тогда не будет Элвисом, он замолк и больше никогда не возвращался к этой теме.

Он еще раз попытался с Шейлой. «Он позвонил мне в четыре утра и сказал; «Я хочу, чтобы ты приехала домой». Я ответила: «Домой? Но я дома», а он сказал: «Нет, я хочу, чтобы ты приехала в Мемфис, и я хочу, чтобы ты покаталась со мной на лошадях». Я сказала: «А как же Линда?» Я не знаю, зачем я это сказала. Думаю, что хотела найти еще какую — нибудь причину, кроме того, что просто не хотела быть там, как будто в этом была его вина, хотя на самом деле не было. Я не помню, спросил ли он меня о том, нашла ли я себе кого — то или нет. Если да, то я солгала. Я сказала, что мне надо все обдумать. Он сказал огорченно: «Ну ладно, детка», и это был последний наш разговор».

Он позвонил девушке по имени Мелисса Блэквуд, с которой он познакомился на футбольном матче. Ей было девятнадцать лет, осенью она собиралась в колледж, и только что закончился ее срок правления как королевы красоты. Он позвонил в дом ее родителей в три часа утра и потребовал, чтобы она немедленно приехала в Грейсленд. Она ответила, что ей нужно привести себя в порядок, а он сказал, что он пошлет кого — нибудь забрать ее в семь часов.

«Мы вошли в парадную дверь, и ребята сказали: «Наверху золотая дверь». Я сказала: «Что, я должна подняться?» — они ответили, что да. Это была самая длинная лестница, по которой я когда — либо поднималась. Мне сказали, что там будут две двери и я должна открыть обе. Элвис сидел на кровати в голубой пижаме и выглядел очень усталым. Я остановилась, а он произнес: «Иди сюда, садись», и он похлопал по кровати со своей стороны. Думаю, что он видел, что я сильно нервничаю, потому что он посмотрел на меня и сказал: «Я хочу сказать тебе три вещи». Первое заключалось в том, что он собирался быть настоящим джентльменом. Он сказал: «Я непонятый артист. И не пытаюсь добиться этого. Мне очень жаль, но это моя жизнь». Я почувствовала себя намного лучше, потому что он сжимал мою руку и мы просто сидели и болтали. Он называл меня «Карие глаза», у меня на лбу была прядь волос, как будто корова лизнула, он играл с ней и говорил; «Посмотрите на эти волосы», как будто я была маленькая девочка.

Через некоторое время он сказал, чтобы я сняла свою одежду и надела пижаму, которая висела на стуле. Я посмотрела на него так, как будто он не в своем уме. А он сказал; «Мелисса, я ничего такого не имел в виду. Мне будет гораздо спокойнее, если ты наденешь ее. Я почувствую, что ты дома». Я пошла в ванную и надела пижаму, конечно же, рукава свисали, и она болталась на мне, когда я вышла, он рассмеялся. По его мнению, это была самая забавная вещь. После этого он никогда не поступал не как джентльмен или как — то, чтобы я чувствовала себя неловко. Мы просто болтали, смотрели телевизор. У него была домашняя камера, и мы смотрели на людей у ворот и на то, что происходит снаружи».

Он рассказывал о своем детстве и об отце, который был очень болен. Он рассказывал о нумерологии и о религии, о смысле жизни, как он попал в ловушку собственного успеха. Наверно, это была мечта, которая отталкивала его от остального мира и он пытался найти что — то, к чему можно стремиться.

Она удивилась, когда он распорядился подарить ей машину, пока они сидели на крыльце. «Он ничего не говорил мне об этом. Думаю, он хотел увидеть мое лицо, когда появилась машина. Я спросила: «Зачем? Что я сделала, чтобы заслужить это?» А он ответил: «Ты пришла».

Потом они вернулись наверх, и Мелисса накормила его йогуртом и горячей кашей, «он смог забыть все трудности, о которых постоянно думал. Он дрожал, когда пытался глотать, и это напугало меня до смерти. Он принял целую горсть прописанных лекарств. Я поднесла ему стакан с водой, но он не мог его взять, и я дала ему запить. Он хотел принять еще таблеток, но я убрала их от него. Я сказала: «Ты не нуждаешься в них. Ты можешь уснуть и без них. Я спою тебе песенку». Наконец он сказал: «Хорошо», но потом попросил: «Ты можешь остаться и подержать меня за руку?» И не отпустил меня. Это было очень странно. Я сидела молча возле него, а когда подумала, что он заснул, попыталась встать, но он схватил меня за руку и сказал: «Не уходи». Он так и не позволил мне уйти, пока не заснул. Тогда я спустилась по лестнице и сказала одному из ребят: «Что это за таблетки, ему плохо, ему нужен врач». А он ответил; «Не волнуйся, он под наблюдением врача. Позже ему станет лучше. Не обращай внимания, ты не поймешь». А потом они сказали, что мне лучше пойти домой и показать машину маме, так как некоторое время он будет спать. Я так и сделала».

Когда она вернулась, он уже проснулся и в его комнате была Лиза — Мария. Он засмеялся, когда она вошла, и сказал: «Ну, я подарил ей машину, а она тут же меня бросила», но она видела, что это действительно его беспокоит. Он слушал песню Роджера Уиттакера «The Last Farewell», печальный хит прошлой весны про английского солдата, который видел смерть, описанную в самых слезливых выражениях. Он заставлял Лизу снова и снова ставить эту песню, раз двадцать. Он говорил: «Я такой же, как эта песня». Вечером они взяли Лизу в аэропорт. Чарли собирался проводить ее на самолете обратно на побережье. «Он плакал, когда обнимал ее, и был такой жалкий, что не мог проводить ее до самолета. Но потом он снова приободрился. Он был смесью взлетов и падений».

Ночью они полетели в Мечам Филд, чтобы посмотреть на его самолет. «Он провел меня по всему самолету, показал, где они встроят мебель, говорил: «Это будет здесь, а это — здесь». Когда они вернулись в Грейсленд, у Мелиссы раскалывалась голова, и она сказала, что ей надо пойти домой и немного поспать, но он не хотел отпускать ее. «Он сказал: «Меня здесь не будет, я собираюсь в кино со своими ребятами, а ты можешь спать наверху. У тебя будет своя комната, своя ванная и все, что захочешь». Я ответила: «Извини, я не могу, все это слишком для меня». Он сказал: «Я отдал тебе машину, я отдал тебе все, почему же ты не останешься?» Я ответила; «Если ты подарил мне машину только из — за этого, я не возьму ее». И я вернула ему ключи. Он выглядел таким огорченным и сказал: «Это твоя машина, и я хочу, чтобы она была у тебя. Если ты не возьмешь ее, я припаркую ее на улице и ею никто не будет пользоваться». Я заплакала, потому что было невозможно убедить его отпустить меня. Он просто не понимал. Он подошел ко мне, встал передо мной на колени и обнял за плечи. Я сказала; «Извини, Элвис, я хочу, но просто не могу переехать сюда». А он сказал: «Я тоже хочу, в этом — то вся проблема, детка». Он обнял меня со слезами на глазах. Он сказал; «Я провожу тебя до дверей, но будь осторожна по пути домой, а когда придешь, обязательно позвони мне». Когда я это сделала, он стал уговаривать меня вернуться. Я сказала: «Я не могу. Я приду в другое время, я приду завтра». На следующий день я пришла, а его не было. Я оставила ему открытку с благодарностью и объяснением, но не знаю, получил ли он ее. Я больше не слышала о нем».

Он познакомился с Джо Кэти Браунли, хозяйкой футбольной команды, когда пришел на матч. Их познакомил Джордж Кляйн, хотя два года назад они недолго встречались с Чарли Ходжем. Она ему сразу понравилась, и он пригласил ее в кино, а потом в Грейсленд, где он приготовил для нее гран — при точно так же, как для Мелиссы. 9 августа Элвис снова появился на футболе и попросил ее посидеть с ним. Он пел для нее так, как он это делал в кино, а в конце вечера пригласил ее полететь с ним в Форт Уорт, чтобы посмотреть его самолет. Он сказал, что после этого они могли бы полететь в Лас — Вегас или Палм — Спрингс, но она сказала, что не может, так как у нее встреча. Он тогда просто поменял ее на другую девушку, которая тоже была на игре.

Его не было три — четыре дня, но когда он появился, то виделся с Джо Кэти каждый вечер, пока в конце недели не улетел в Вегас. Он пытался увезти ее с собой, но они с матерью через два дня после его премьеры в Вегасе 16 августа улетали в срочную поездку. Она не собиралась разрывать долговременные обязательства. «Он выглядел совсем нездоровым. У него был лишний вес. Однажды он жевал резинку, и у него выпал мост. Он сказал: «Джо Кэти, мальчик просто разваливается, разваливается».

Он едва добрался до Вегаса. На пути туда его самолет был вынужден совершить экстренную посадку в Далласе, потому что ему было трудно дышать. Ред и Чарли были встревожены, что бы он ни делал, ему ничего не помогало, но нескольких часов отдыха в ближайшем отеле, «эффект таблеток», как сухо заметил Ред, «помогли восстановиться».

Премьера была катастрофой. Газеты писали, что он «жирный», что у него уже нет приличного репертуара и вокальных данных, он постоянно крутит задом и показывает какие — то пародии на движения карате. Он похвастался, что заплатил за свой комбинезон 2500 долларов, который на самом деле был безвкусным и подчеркивающим его «раздутую грудь».

Некоторые из его горячих поклонников могли не согласиться с этим, так как он казался достаточно веселым и снова начал собирать просьбы. На этот раз он послал Чарли в зал собирать просьбы в ведерко из — под шампанского. Но даже фанаты были расстроены его внешностью, его частыми упоминаниями о состоянии здоровья и вспышками энергии, которые сменялись унынием. Линда, которая присоединилась к нему во время концертов, была обеспокоена, насколько «он был вне этого, даже если люди не осознавали это полностью. Он еле двигался, я думаю, даже он понимал, что у него проблемы».

На следующий вечер он отказался выйти на сцену и появился только для полуночного выступления. На третий вечер он вообще хотел отменить выступления, но Полковник ему не позволил. Люди уже сидели в зале, и Полковник сказал: «Я не собираюсь выходить к ним и объявлять, что ты не появишься. Если ты не хочешь, то отправь своего папочку сказать это». Он провел два посредственных шоу, все время поглядывая на часы, и даже ни разу не переоделся. На следующее утро исчезли все следы его пребывания. Каждый постер, сувенир, фотография были уничтожены, и только три маленьких объявления висели в вестибюле, сообщая, что оставшиеся концерты Элвиса Пресли «отменяются из — за болезни». Как говорили фанаты, Элвис вышел в вестибюль в шесть утра в сопровождении доктора Ника. Некоторые даже говорили, что его вынесли на носилках. Но на самом деле он вышел сам.

Полковнику понадобилось немного времени, чтобы все уладить. Он уверил Генри Левина, что лично поговорит с Элвисом и его отцом в Мемфисе о концерте в декабре. Левин не очень волновался, он знал, что Полковник в курсе тех катастрофических потерь, которые понес «Хилтон» в августе, но Полковник, несмотря на то, что он оказался в очень затруднительном положении и все время подвергался давлению, что он четко не соблюдает свои обязательства, и не думал об этом. Он решил, что неделя после Рождества будет наиболее подходящей для их целей. И хотя Левин утверждал, что на период каникул они попробуют заказать Анн — Маргарет, Полковник убедил его, что есть небольшой промежуток, в который, вероятно, согласится выступить Элвис. Он также намекнул на то, что он захочет выступить в новогодний вечер за особую цену в 200 000 долларов сверх 300 000 долларов обычных комиссионных, поскольку это была минимальная сумма, которую только они могли получить с мистером Пресли за единственный концерт в столице. В то же время он уверил Элвиса, что благодаря его обширным связям и ловким переговорам с отелем, рекламным агентством, газетами и другими он сократил их потери до 39 000 долларов, из которых он быстро присвоил свою долю в 13 000 долларов.

Но хотя он оставался способным к борьбе, у Полковника продолжались проблемы с сердцем. Сплетники шептали, что его карточный долг возрос до 5 миллионов долларов, а газеты продолжали писать о трениях между ним и его клиентом. Если бы это были простые трения. Полковник нашел бы выход — он воспользовался бы помощью посредников; мистер Дискин, которому он слепо доверял, мог взять на себя и не такие посольские обязанности. Полковник больше не мог быть уверен в гарантиях Элвиса и уже не мог больше отрицать, что существует настоящая проблема. Трудность заключалась в том, что проблема выросла слишком быстро, и у него не хватало опыта справиться с ней. И пока он наблюдал за Элвисом через его дружков Сонни, Ламара, Джо или других, его всегда преследовал страх, который держал их всех: если он переступит черту, Элвис рассердится и все уже никогда не будет по — прежнему. Все видели, как он реагировал на слабые попытки отца вмешаться в его дела. Он рычал на дружков: «Уберите его с моего пути».

Между тем доктор Ник констатировал, что состояние Элвиса намного ухудшилось по сравнению с тем, когда он его видел последний раз. Для страховки доктор Ник и доктор Ганем написали заключение, что «Элвис госпитализирован из — за состояния крайнего нервного истощения, которое ухудшилось за последние недели». На самом деле причины для опасения были («жирная» печень, различные кишечные проблемы, высокий уровень холестерина). Ник снова собрал консилиум, в который вошел специалист — пульмонолог.

Линда все время была с ним. Президент Никсон позвонил, чтобы немного поддержать его. Фрэнк Синатра позвонил тоже и сказал, чтобы он не позволял убить его, имея в виду не только Вегас, но и всю систему. Но в основном о нем заботилась сиделка, которой он доверял, Марион Кок. Они часами разговаривали обо всем на свете. Он подарил ей «Понтиак», а когда она начала отказываться, сказал: «Я счастлив видеть, что ты счастлива». Когда 5 сентября его выписали, он предложил ей поехать с ним домой, и она согласилась.

Сначала он проводил много времени в комнате. В глазах миссис Кок он был очень мыслящим внимательным молодым человеком. А она была простодушна и большая шутница, как удобная пара старых ботинок. Она вытаскивала его из постели. Чтобы позавтракать, готовила ему банановый пудинг, стирала его носки. По указанию доктора Ника она следила за всеми его лекарствами; в ее комнате они вместе смотрели футбол и разные шоу. «Он рассказывал о своей семье, а я — о своей. Мы наслаждались обществом друг друга. Он никогда не пытался меня поразить». Больше никто, кроме Линды и Билли, не мог к нему подняться.

Вскоре он снова начал выходить, катаясь на трехколесниках с друзьями. Однажды он пригласил миссис Кок поехать с ними. «Он обернулся и крикнул: «Миссис Кок, держитесь». И мы поехали, на следующий день на работе кто — то сказал мне: «Знаете, миссис Кок, вчера я видел, как вы ехали позади Элвиса». А я ответила: «Да что вы, я никогда бы так не поступила».

Линда вернулась на побережье, чтобы продолжить свою актерскую карьеру. «Я начала беспокоиться. Я рассказала Элвису, но он продолжал оставаться таким любящим. Иногда я чувствовала себя защищенной. Я никогда не волновалась, что происходит, он заботился обо всем вместо меня. С одной стороны, я чувствовала защиту, а с другой — беспокойство. Я имею в виду, что он оставался тем, кем был. Он не собирался меняться и все время говорил мне: «Дорогая, ты никогда не изменишь сорокалетнего человека». Но, с другой стороны, было что — то наивное в его почти детских качествах — чистоте и невинности. Его хотелось защитить, он называл меня «мамочка», а я даже не была матерью его ребенка. Я была как бы воплощением материнства в его жизни».

«Одно время я думала о том, чтобы завести детей, но наше время истекло. К тому времени, когда Элвис захотел этого, я уже более реально смотрела на жизнь. Я уже никак не могла спасти его, так как он не хотел этого сам. Когда меня не было рядом, он встречался с другими женщинами. Так не могло больше продолжаться. Если бы я родила, он продолжал бы встречаться с другими. А как бы я смогла одновременно быть матерью и оставаться с ним рядом?»

Это был человек, с которым она разделяла свои мечты, о котором заботилась как о «новорожденном». Элвис доверял ей то, что не мог рассказать другим, и такая близость пугала ее. «Однажды в Лас — Вегасе он ел куриный бульон, а я была в ванной и собиралась уже ложиться спать. Когда я вышла, он лежал лицом в супе и уже почти задохнулся. Я позвала врача, и он сделал укол риталина, чтобы привести Элвиса в чувство. Когда он пришел в себя, чтобы говорить, он сказал: «Мамочка?» — я ответила: «Да, дорогой, я здесь». Он минут пятнадцать не мог подобрать слова и наконец сказал: «Прошлой ночью мне приснился сон». Я спросила: «Какой сон?» «Мне приснилось, что ты — мой близнец, и ты позволила мне родиться первым, этим ты спасла мне жизнь, потому что, позволив мне это, ты задохнулась и умерла». Я сказала: «Тебе было плохо, дорогой. Ты не дышал, и Я вызвала врача, который сделал тебе укол. Может, поэтому тебе это приснилось». «Нет, мне это приснилось, ты спасла мне жизнь».

Это было слишком. Линда любила его, но не получала взаимности, поэтому уехала. Элвис воспринял это по — своему. Он купил ей дом за углом от Грейсленда и приобрел для нее квартиру на западе Лос — Анджелеса. Он объяснил ей, что это для них двоих, они всегда смогут вместе проводить здесь время, когда бы он ни был на побережье.

Элвис снова начал встречаться с Джо Кэти Браунли. Пару месяцев она жила по невыносимому расписанию: до полудня занятия в школе, потом, как только поднимался Элвис, она была в Грейсленде, она едва успевала принять душ перед тем, как снова выйти на работу. Она понимала, что ее жизнь целиком зависит от капризов Элвиса, но, пока она воспринимала все с юмором, ее это не волновало. Она пыталась помогать ему соблюдать диету, прописанную доктором Ником, — йогурт, овощи, постный бекон. Они ели наверху, читали газеты, смотрели новости, а потом шли играть в теннис — девушки играли одну партию, а парни — другую. После этого по расписанию обычно следовало кино. «Все было похоже на большое производство. У каждого были свои обязанности; кто — то заботился о развлечениях, кто — то отвечал за то, чтобы всегда была готова машина. Он всегда носил с собой кожаный кошелек с полицейскими значками, он никуда не выходил без них, они были его наградами». «Если ты зевнешь, мы тут же уйдем», — сказал ей Элвис в кино, едва ли сознавая то, что она была на ногах уже двадцать один час из двадцати четырех возможных. Однажды они летали в Даллас, чтобы взглянуть на теннисный центр, о котором рассказал доктор Ник. Они разговаривали о нумерологии, и Элвис просил Джо Кэти читать ему вслух «The Impersonal Life». Это была странная жизнь отшельников, несмотря на то, что они постоянно находились в толпе.

Джо Кэти вскоре поняла, что одной из обязанностей подружки Элвиса было то, что она должна была убедиться в том, что обо всех позаботились; каждый раз, когда у Элвиса было настроение дарить подарки, ее разыскивали его дружки, их жены и даже родственники и подружки. Она сознавала, что никто не хочет быть ущемленным, но всегда была большая возможность обмануть чьи — то ожидания из — за необдуманной щедрости Элвиса. Иногда она могла заставить его делать добро. Когда у Джеки Уилсона, одного из великих вдохновителей Элвиса, во время концерта в Черри Хилл случился приступ, Джордж Кляйн убедился, что Джо Кэти рассказала Элвису о фонде, который собирал деньги, чтобы покрыть медицинские расходы Джеки. Джордж знал о нежности Элвиса к Уилсону и о его восхищении его музыкой, а Джо Кэти восприняла это как благородный жест. Но, разумеется, не все поступки были такими.

Она заметила, что Элвис был очарован полицией и работой полицейских. «Я думаю, что у него всегда была тайная страсть стать военным. Здесь, в Мемфисе, он восхищался ими. Было похоже, что он хотел поменяться с ними местами. Он мог часами крутиться возле них». Но в то же время она замечала, что он ни с кем не хотел бы меняться местами, «он наслаждался жизнью Элвиса». Она могла только наблюдать, что, несмотря на все его благие намерения, таблетки продолжали поступать из Лас — Вегаса, и незаметно для доктора Ника Элвис продолжал получать рецепты, выписанные разными врачами.

Однажды вернулась Линда, и Джо Кэти ненадолго была изгнана. Тогда в субботу в конце октября она вернулась с работы, и «Элвис был очень удивлен, увидев меня. Некоторое время он молчал, а потом сказал: «Джей Си, у меня сегодня другое свидание, возьми все, что тебе нужно, и иди домой, а я позвоню тебе утром». Это меня сильно задело — я была здесь, смертельно уставшая после трех работ и визитов к нему, и еще я была возмущена тем, что он дождался семи часов вечера. Поэтому я развернулась и забрала все, что было моим в доме. Все мои вещи уместились в прачечную корзину. Он вошел и сказал: «Ты не должна из — за этого становиться сукой. Я просто попросил тебя взять, что тебе необходимо для одной ночи, и уйти домой. Ты не должна так поступать». И он почти вылетел из комнаты, и я вылетела вслед. Это был последний раз, когда я его видела».

С начала сентября Полковник превзошел себя, вернув Элвиса в студию. Он разработал такой план: часть альбома будет записана в студии, а другая часть — на концерте в Вегасе в начале декабря, на который он наконец согласился. Он больше не мог отдавать себе отчет в их обязательствах перед RCA, поэтому, когда Элвис еще даже не выписался из больницы, Полковник поинтересовался различной эксплуатацией ярлыка, включая набор главных песен из фильмов Элвиса, видео с двадцатью четырьмя треками и фотоальбом, которые мог предложить. Но не было похоже, что RCA была заинтересована в каких — либо предложениях Полковника, поэтому Элвис так и не появился осенью в студии и не были осуществлены планы записи в Вегасе.

10 ноября наконец — то был доставлен самолет «Лиза — Мария». Последние штрихи были внесены в Калифорнии, и Convair 880 был припаркован в аэропорту Мемфиса, рядом с ним гордо стоял Jet Star. Для пробного полета Элвис выбрал недолгий полет до Нэшвилла, но уже через несколько недель он облетел почти всю страну, демонстрируя его возможности семье и всем друзьям. Он хвастался, что на борту есть два компьютера, в случае отказа одного будет замена. «Я не могу поверить, что он мой, — говорил Элвис всем, с кем разговаривал. — Сбылась моя мечта».

По мнению Марион Кок, он становился все более нервным в приближении событий Вегаса. Они играли в самое мертвое время года, и пока Полковник наслаждался вызовом, фактически он считал, что это выявит все самое лучшее в его мальчике, но миссис Кок не была уверена, что Элвис готов к этому. Это был не просто груз представления, который лежал на плечах. Он почувствовал, как опять на него свалилось все: его обязанности, финансовое давление, что делать с Линдой, которая собиралась вернуться из Калифорнии, чтобы сопровождать его в Вегас, в то время как он не был уверен, что не возьмет с собой кого — то еще. Полковник также заказал их в Новый год на футбольном поле в Понтиаке, штат Мичиган, у него была идея побить рекорд посещаемости. Но как же звук? Как погода? Что, если пойдет снег? Он никогда еще не работал на Новый год, поэтому даже не знал, с чего начать. Но одно он знал точно — они могли заработать деньги.

По предписанию врачей, Элвис мог исполнять только одно шоу за ночь, исключая субботы, а по прогнозам Полковника, отель был заполнен до отказа в то время года, когда 50-процентная занятость считалась в Вегасе нормой. The Voice ушли, не выдержав враждебности после августовского аннулирования. Но Шеррилл Нильсен осталась как второй голос и тенор. Джей Ди Самнер и The Stamps мечтали об этом с тех пор, как Voice присоединились к ним. Отзывы были хорошими (The Las Vegas Review — Journal сообщил, что Элвис «выглядел привлекательно и звучал весело»). Но те же самые шутки и приступы раздражения на сцене, которые раньше были направлены против Дюка Бардуэлла, теперь понеслись в сторону Глена Ди Хардина с теми же последствиями. Однако теперь он ничего не сказал, Глен Ди принял решение об уходе после первого же года, и Джеймс Бартон, товарищ Глена по группе, тоже планировал уйти. Ронни Тат, который поддерживал группу своими барабанами, пропустил два шоу из — за рождения своей дочери, и его долгая преданность расценивалась многими как попытка быть вознагражденным, в списке доходов он стоял вторым после Джеймса.

Элвис вернулся в Мемфис сразу же после окончания выступления. А в Сочельник ему приснился такой реальный сон, что, как он рассказал Марион Кок, когда она приехала вечером, он впал в бешенство. Ему приснилось, что никто не заботится о нем, а заботятся только о чеках со своей зарплатой. Ему снилось, что он гибнет и все от него отвернулись. Но во время всей этой суматохи, сказал он, только она пришла к нему на помощь и сказала: «Деточка, все хорошо». Мы рассмеялись, а потом сели и начали болтать».

Они проболтали до трех часов рождественского утра. «Элвис спросил, что я думаю о ребятах, которые стояли внизу, что я думаю о каждом. Я честно высказала ему свое мнение». К моменту, когда Элвис готов был спуститься, почти все уже ушли. Все они ушли с обидой на Элвиса. Марти Лакер объяснял: «в ожидании подаяния собрались все родственники», они решили, что Элвис хочет убежать от своей семьи. Ламар Файк был расстроен, зная, что «Элвис сидит наверху и переключает кнопки мониторинга, чтобы наблюдать, что мы делаем. Это сводило с ума…».

Вечером (в рождественскую ночь) Элвис поднял всех в воздух на «Лизе — Марии», а когда они вернулись, он подарил всем драгоценности, которые выбрал из имеющихся у Лоуэлла Хэйса. По словам Марти, на борту была тетя Элвиса Дельта, и она была пьяна… «Со всей печалью Дельта посмотрела на меня и сказала: «Ты сукин сын, ты мне не нравишься…. Никакой ты ему не друг. У меня есть хорошая мысль — достать из сумочки пистолет и застрелить тебя». Потом она взглянула на Ти Джи Шеппарда и сказала: «А ты, косоглазый, ничем не лучше». Она продолжала: «Все вы, ублюдки, собрались здесь только для одного. Вам нужны только его проклятые деньги. Вот этот проклятый ювелир, и Элвис купит вам что — нибудь из его дерьма».

На это Элвис отреагировал: «Выкиньте эту пьяную стерву из самолета», — скомандовал он, извинившись перед Марти и Шеппардом. В два часа утра Билли Смит услышал «ужасный шум. Я вскочил, схватил ружье и побежал к двери. Это был Элвис. Он колотил своей тростью в дверь трейлера. Волосы у него были всклокочены, дикие глаза и красное лицо…. Он был не в себе. Он кричал: «Черт, я убью эту суку. Я найду ее и выкину за дверь. Как она посмела так поступить? Я выкинул ее из своего сердца, я пну ее под зад…. Она пропадет без меня».

Билли попытался его успокоить. Я сказал: «Элвис, сядь и давай все обсудим. Ты сейчас говоришь о пожилой женщине. Ты же знаешь, какая она бывает, когда выпьет». Он сказал: «Это не дает права этой стерве оскорблять моих друзей и разрушать мое Рождество». Мы поговорили еще несколько минут, и он немного успокоился. Я сказал: «Слушай, тебе надо пойти и просто сказать ей; «Больше так не делай». Но ты же не хочешь выгонять ее. Ей некуда идти». Он ответил: «Да, наверное, ты прав».

Новогодний вечер в Понтиаке был триумфом — 300 000 долларов за час работы, и, как без устали повторял Полковник каждому журналисту, рекордная выручка (800 000 долларов) за одно представление для одного артиста. К тому же Полковник заполучил Boxcar recording artists и Bodie Mountain Express, которые открывали шоу, возможно, с надеждой на то, что RCA подпишет с группой контракт.

Однако шоу не имело ошеломляющего успеха. Прежде всего статус распродажи, первое требование любого представления Элвиса Пресли, был под вопросом, так как Полковник определил двадцать семь тысяч мест с плохим просмотром не для продажи, после того как сумма проданных билетов достигла шестидесяти тысяч. Несмотря на холодную погоду, казалось, толпе было весело, но Элвис был в шоке, когда увидел двухъярусную установку, где группа и певцы располагались на пять футов ниже него. Он никогда не одобрял этого, так как считал, что во время представления необходим контакт глазами. Но это не имело никакого значения. Музыканты замерзли, звук был ужасный, в самом начале шоу Элвис порвал свои штаны.

Ти Джи Шеппард и его жена летели вместе с ним на «Лизе — Марии». Элвис уговорил их отказаться от их заказа, потому что это должно было быть большим событием. Он сказал: «Я буду играть перед самой большой толпой, и я очень нервничаю, поэтому я хочу взять с собой друзей». После шоу он взорвался. Линда сидела и не мешала ему. «В тот день его многое раздражало». Наконец он успокоился и решил вечером вернуться домой.

Они с Линдой завершили этот день в спальне Элвиса, просматривая записи старого шоу про Питона Монти.

Через четыре дня Элвис приехал в Денвер с компанией, чтобы покататься на лыжах. Пока все оставались в отеле, Джо получил задание разместиться в кондоминиуме Вэйла. Наконец он и полицейские Денвера, с которыми Элвис познакомился во время первого концерта в Денвере пять лет назад и все еще продолжал дружить, обнаружили на склоне четыре кондоминиума и дом для Линды и Элвиса. Джо был измотан, у всех были свои планы, но Элвис, захваченный духом приключений, решил немедленно переезжать. Для Джо это было слишком. «Я наконец сказал: «Отлично, езжайте вперед, а я не выйду из этой комнаты. Я буду спать двадцать четыре часа и встречу вас там». Он не спал вообще, он ходил, ходил, ходил. Все уже были сыты по горло этими путешествиями, переездами, это уже не было весело. Было похоже, что он разгонял людей».

В результате Элвис в одиночестве встретил свой сорок первый день рождения. Многие, обидевшись, также забились по своим норам. Наконец Линда позвонила Джерри и Мирне и рассказала, что никто не пришел, что Элвис очень подавлен и что она собирается подавать торт. Когда они пришли, он немного оживился. Позже, когда они сидели за столом и разговаривали, Элвис спросил Мирну, видела ли она фильм «Пересекая 11‑ю улицу», который был самым его любимым гангстерским фильмом за последние годы. «Я сделала ошибку, сказав «нет», он пересказал мне всю историю, продемонстрировал каждую роль, процитировал каждую строчку». Джерри и Мирна решили, что это был его лучший спектакль, и продолжался он до раннего утра.

В течение нескольких недель его дружки, их жены и подружки учились кататься на лыжах, пока Элвис выходил по ночам в лыжной маске, арктическом костюме и катался по склонам на снегоходе. НОЧНОЙ ГОНЩИК — ЭТО ЭЛВИС, несколько недель спустя разглашали таблоиды, сопровождая сообщения нечеткими фотографиями. «Это были каникулы мечты», которые превратились в кошмар, отметил Сонни. Восемнадцатилетняя дочь президента Сьюзан Форд хотела познакомиться с Элвисом, но, после того как она написала в газету письмо с протестом против разрешения Элвису кататься по ночам по склонам, он отказался что — либо для нее сделать, еще одно подтверждение, как думали Сонни и Ред, его чувства мессии и самозначимости.

Он много общался с друзьями из денверской полиции и даже консультировался у медицинского сержанта доктора Джеральда Старки насчет лекарств, которые могли бы устранить зуд после ношения лыжной маски. Все полицейские отметили перемены, которые произошли с ним за пять лет, но его поведение по отношению к ним не изменилось. Он никогда не ставил себя выше их, как остальные знаменитости, которых встречал Рон Пьетрефасо. Изредка они заговаривались допоздна, и «он рассказывал, как он нервничает, когда выходит на сцену. Я спросил: «Почему?», а он ответил: «Тебе не понять, а вдруг они не захлопают. Всегда думаешь про самое ужасное». Он говорил, что спит весь день и бодрствует ночью. Он сказал: «Когда я был маленьким, то не мог засыпать. Я очень боялся темноты, потому что никогда не знал, что со мной может произойти». Говоря о настоящем, он сказал: «Днем, когда я ложусь спать, я знаю, что в моей комнате темно. Я притворяюсь, что сейчас ночь, хотя знаю, что еще день, и тогда я не боюсь заснуть. Поэтому я бодрствую ночью, со мной мои друзья, и мне комфортно. Утром, когда все остальные встают, чтобы идти на работу, я чувствую безопасность, потому что наступил день и я могу лечь спать».

В благодарность своим полицейским друзьям Элвис связался в Денвере с Бобом Сервером из Кимрf Motors, и заставил его открыть магазин в восемь вечера через два часа после закрытия. Он купил две машины «Mark IV» для доктора Старки и Джерри Кеннеди, потом поехал в Jack Kent Cadillac и купил за 13 000 долларов Seville для Рона Пьетрефасо. Он купил еще один Seville и Eldorado для Линды и девушки Джо Ширли Дью после того, как Джо отказался от Rolls Элвиса, чтобы не свести с ума остальных. В общем, счет составил 70 000 долларов, таков размах покупок Элвиса.

К этому времени Джо уехал, аренда закончилась, и тогда Элвис заставил всех подпрыгнуть, как в начале каникул. Он решил остаться еще на несколько дней. После того как Джерри нашел новые дома, Элвис позвонил в три часа утра и сказал, что хочет немедленно поменяться домами. Он ничего не объяснил, а у Джерри не было настроения для игр. «Он сказал, что переезжает, поэтому я переехал в маленькую спальню, чтобы освободить для него большую. Когда он появился вместе с Билли и Редом, он был неутомим. Он сказал: «Я разве не сказал тебе, чтобы ты переехал обратно в дом?» Я сказал: «Боже, я три дня работал в поисках места. Мне нужно немного поспать». Он сказал: «Неужели?» Я уже начинал злиться, а он превратился в того, кого я никогда не знал. Он вылетел из комнаты в гостиную, где его ждал Ред, Ред написал в своей книге, что Элвис выхватил пистолет и сказал: «Я убью этого сукиного сына», но, когда он вернулся в комнату, все, что он сказал, было: «Ладно, если хочешь, можешь остаться». Я сказал: «Знаешь что, Элвис? Я не хочу больше здесь оставаться. Я уезжаю». Он сказал: «Ну я же сказал, что ты можешь остаться». Его голос дрожал. Он понял, что завел меня слишком далеко. Я сказал: «Нет, я уезжаю, я собираюсь домой».

На следующий день Элвис ничего не помнил, но Джерри остался при своем решении. «У меня не было причин, чтобы остаться. Он устал, все устали — он просто не хотел большого сопротивления. Все, чем я был, — только болью в шее. Я сказал Элвису: «Знаешь, я всегда говорил, что дружба значит для меня больше, чем работа». Он ответил: «О чем это ты говоришь?» Клянусь Богом, он понимал, о чем я. Я сказал: «Слушай, Элвис, мне просто нужна перемена. Ничего личного». Он ответил: «Ну что же, я думаю, ты должен сделать то, что должен». Я не пытался быть тяжелым. Он сделал для меня больше, чем кто — либо в моей жизни. Просто было слишком много людей, налетающих друг на друга и называющих его «Босс». Все перевоплощалось во что — то другое, а остальной мир был маленьким пузырьком, который больше не воспринимался. Выходя в этот мир, ты ощущаешь себя почти голым, покидая развлечения, потому что все было основано на них. Но еще оставалось время».