(январь — июнь 1977)
Так, как Элвис и обещал, он дал согласие на новую запись в Нэшвилле, чтобы как — то реабилитироваться за ноябрьский провал в Грейсленде. Он был полон надежд, что «смена декораций» поможет ему добиться чего — то действительно стоящего. Фелтон на неделю выкупил студию Кейсона «Creative Workshop». Студия отвечала самым последним техническим требованиям, все нэшвиллские музыканты были с ней хорошо знакомы, а сам Фелтон полагал, что там Элвис почувствует себя как дома. Начало записи было запланировано на 20 января, и все, казалось бы, шло по намеченному плану, пока в последний момент Фелтону не позвонил Джо и не сообщил, что Элвис просто зашивается в Мемфисе и не сможет приступить к работе, по крайней мере до следующего дня. Затем, двадцать первого, Фелтон снова услышал голос Джо на другом конце провода. Элвис в городе, но ему придется остаться в отеле, потому что он неважно себя чувствует. Фелтон поинтересовался, что ему следует сказать музыкантам, которые уже второй день не могут приступить к работе. Джо сказал, что уговор остается в силе и им просто следует немного подождать. Тем не менее в течение вечера состояние Элвиса ухудшилось — он жаловался на сильную боль в горле. Прибывший доктор констатировал начало воспалительного процесса. Фелтон был вынужден отослать музыкантов по домам.
Но отнюдь не больное горло тревожило Элвиса, Джо и Чарли. Нет, проблема была в ущемленной гордости и раненом сердце. Джинджер отказалась сопровождать его в Нэшвилл в самую последнюю минуту. Они, как обычно, очень долго выясняли отношения, в процессе чего он даже пригрозил вообще туда не ехать, но она оставалась непреклонной, предъявляя ему все новые причины, одна весомей другой. Чтобы оправдать свое нежелание ехать вместе с ним, она даже поставила его перед фактом, что всегда просто терпеть не могла Нэшвилл. Именно поэтому его больное горло было всего лишь попыткой заставить Джинджер пожалеть его — к такому заключению пришел его кузен Билли, когда в доверительном разговоре еще в Мемфисе Элвис признался ему, что не планирует сразу же приступать к записи. «Если надо, — сказал он тогда, — я просто скажу, что у меня сел голос». Он как будто надеялся, что с помощью этого трюка он заставит Джинджер, а заодно Полковника и RCA сразу же почувствовать себя виноватыми и прибежать к нему.
Линда пыталась приободрить его и прибавить энтузиазма — это видели все ребята. Она постоянно над ним подшучивала, и ей иногда удавалось сбивать с него мрачную спесь. Но Джинджер в отличие от нее только ухудшала всю ситуацию. В этом мнении ребята опять — таки единодушно сходились. С их точки зрения, с самого первого момента своего появления в их дружной семье она приносила одни лишь только проблемы и ничего более. Более — менее нормально с ней могли общаться только Билли и Джо Смит, да и то только потому, что обращались с ней как с маленькой девочкой. Но больше всего окружающих волновала таинственная способность Джинджер заставить Элвиса бегать вокруг нее кругами, выполняя все ее самые безумные прихоти, надеясь этим потрясти ее семейку и ее саму. Ни для кого не остался незамеченным тот факт, что одного ее присутствия достаточно, чтобы поднять его дух. Никто не мог забыть его выступления в Питтсбурге в канун Нового года, когда впервые за долгое время он дал по — настоящему первоклассный концерт. Также никто не сомневался, что он испытывает к ней самые трепетные и искренние чувства. Но вот объяснить это увлечение не удавалось ни одному из близких Элвису людей или коллег. Лучше всего сформулировать природу своих взаимоотношений с Джинджер удалось ему самому, когда в разговоре с доктором Ником он признался, что она сильно напоминает ему мать. Но ни доктор Ник, ни кто — либо еще так и не смогли понять, в чем Джинджер была схожа с покойной Глэдис. Она напоминала им симпатичную школьницу, которая буквально купается в лучах обожания и восхищения, но так и не может решить, как на все это реагировать, поэтому ей приходится полагаться на мнение своей мамаши, а не на свои чувства.
Джинджер была главным предметом общих разговоров уже полтора месяца — с той поры, как Элвис с ней связался. Она вызывала больше кривотолков и обсуждений, чем любая прежняя подружка Элвиса. Он же оставался равнодушным к мнению остальных и никак не реагировал на робкие попытки критиковать свою новую спутницу, что только подчеркивало тот факт, что он был увлечен ею более, чем она им. Однажды Билли попытался намекнуть Элвису, что ему следовало бы подыскать себе более зрелую женщину, чтобы иметь общие интересы и хотя бы иногда вести с ней осмысленные беседы. «Что, черт возьми, сможет сделать для меня сорокадвухлетняя женщина?» — такой сексуально вызывающей по сути была реакция Элвиса на это предложение, что говорило о том, что его либидо на тот момент находилось в спящем состоянии.
В конце концов всем просто пришлось смириться с тем, что на тот момент все его существование подчинялось одной лишь Джинджер. Именно она и ее семья доминировали в его жизни. Когда её дедушка умер, Элвис оплатил дорожные расходы всей семьи и родственников и перевез всех в Харрисон, штат Арканзас. Похороны происходили третьего января и были примечательны тем, что стоящие среди скорбящих родственников Элвис и Чарли тихонько подпевали, когда ведущий службу священник исполнял «Amazing Grace». На следующий день Элвис забрал с собой Джинджер и ее сестру Розмари и улетел с ними в Палм — Спрингс, где тихо и по — семейному отпраздновал свой день рождения. Ему уже приходили в голову мысли жениться на ней, как узнал Макс Шапиро, дантист из Беверли — Хиллз. Он специализировался в элитной стоматологии и работал по вызову.
Репортеры Чарльз Томпсон и Джеймс Коул описывали Шапиро как тщедушного пятидесятилетнего человечка в очках с толстенными линзами, чьи последние редкие волоски на голове были окрашены в весьма экстравагантный цвет и разлетались во все стороны, когда Шапиро начинал в свойственной ему энергичной манере общаться с пациентами, друзьями и просто окружавшими его людьми. Он рассчитывал на материальную помощь Элвиса в финансировании его проекта создания искусственного сердца. С этой целью Шапиро нанес певцу визит, во время которою его сопровождала давняя подруга. Когда Элвис услышал, как они обсуждают свадебные планы, он настоял, чтобы это мероприятие состоялось в самое ближайшее время. Ларри Геллер совсем недавно вылетел в Лос — Анджелес, но Элвис заставил его вернуться и провести церемонию, на которой он и Джинджер были почетными свидетелями. Кольца новобрачным подарил также Элвис. После свадьбы доктора Шапиро Элвис сказал Геллеру, что очень надеется на то, что в ближайшем будущем Ларри проведет и их с Джинджер свадьбу. Со временем бурные эмоции постепенно улеглись, все вернулось на круги своя: Шапиро снова лечил зубы Элвиса и Джинджер, а сам Элвис все снова и снова пытался покорить любовью и щедростью свою капризную подругу. После того как они вернулись из Калифорнии, у него уже не оставалось никаких иллюзий по поводу ее неизменного желания соблюдать с ним определенную дистанцию. Он уже не питал робких надежд, что когда — нибудь она не захочет с ним расставаться ни на минуту, и смирился с ее желанием каждую ночь возвращаться домой к матери и сестрам (а некоторые утверждали, что еще и к любовнику). Мало кто мог понять, что заставляет Джинджер выскальзывать из дома каждую ночь, как только Элвис засыпал.
В Нэшвилле его, казалось, занимала лишь только его недавняя ссора с Джинджер. Именно поэтому Фелтон не очень удивился, когда ему снова позвонил Джо и сказал, что они возвращаются в Мемфис. На тот момент Элвис еще ни разу не покидал отеля. Кто — то начал говорить, что Элвис обязательно вернется в начале следующей недели, как только состояние его здоровья улучшится, но Фелтон прекрасно понимал, что этого не произойдет. Он просто распорядился, чтобы музыканты переписали свои партии для двух песен, записанных во время последней сессии в Грейсленде. При этом он клятвенно заверил их, что им полностью оплатят этот недельный простой, в котором никто из них не виноват. Наступил момент, когда даже самые лояльно настроенные союзники начали испытывать серьезные сомнения по поводу возвращения Элвиса в звукозаписывающую студию. Некоторые уже открыто выражали опасения, что он вряд ли снова станет записывать песни вообще. Даже сам Фелтон, казалось, был раздавлен грузом своих неоправданных надежд.
Дэвид Бриггс, наверное, был единственным человеком, который искренне порадовался тому, что запись так и не состоялась. Правильней было бы сказать, он тайно испытывал чувство невероятного облегчения. Он был крайне удивлен, что его пригласили в студию, ведь к тому времени они с Линдой уже практически жили вместе. Линда была против его участия в студийной работе, потому что слишком хорошо знала взрывной темперамент Элвиса и его непредсказуемость. Дэвид же считал, что не может отказать Элвису, ведь этим, по его мнению, он мог подвести его. Он искренне полагал, что работа не имеет ничего общего с личной жизнью, и в этой связи считал, что Элвис это поймет. К тому же он не хотел поддаваться страхам — ни своим, ни чьим — либо еще. Успокоенный своими надеждами на понимание со стороны Элвиса, Дэвид прибыл на запись, не имея ни малейшего представления о том, знает ли Элвис об их отношениях с Линдой. Но он не мог сказать, что хотел бы отсрочить этот неприятный момент.
Болезненная атмосфера в команде Элвиса была столь ощутима, что уже на следующей неделе в одной из нэшвиллских газет появилась статья, в которой подробно описывались самые неприглядные моменты из жизни Элвиса, включая его эмоциональное состояние, а также недовольство его окружения. «Говорят, что Пресли пребывает в полной паранойе и просто боится записываться, — писал Билл Хэнс в своей скандальной колонке «Wax Fax». — Убеждая всех в своей простуде, Элвис вылетел из города вечером в четверг, пообещав вернуться в понедельник, чтобы закончить запись, оговоренную в контракте с RCA. Он пытается вести себя в соответствии со своим любимым лозунгом: «Заботься о делах». Когда он не появился в студии, представители RCA и его личный менеджер Полковник Том Паркер, как сообщают осведомленные источники, «были взвинчены до предела». Паркер, крутой бизнесмен, который занимается карьерой Пресли уже добрых двадцать лет, как говорят, высказал Элвису следующее: «Разделайся с работой в студии, заверши контракт, или у тебя уже больше никогда не будет туров». Многие друзья Элвиса утверждают, что его новая подружка, двадцатилетняя Джинджер Элден, «выматывает его капризами и своим поведением». «Однажды, — как нам рассказал близкий друг певца, — Джинджер решила бросить Элвиса, и чтобы остановить ее, Элвису пришлось выстрелить в воздух из ружья в своем доме». [Хэнс также пообщался и с сотрудниками отеля, в котором Элвис остановился. Они сообщили ему следующее: ] «Да они нас с ума свели уже своим поведением… Вся эта чушь с секретностью и личной безопасностью просто смешна! Они просто влетают в отель, сломя голову несутся по лестницам, скрываются в лифтах, как будто прячутся от кого — то. А от кого им прятаться? Ведь поклонники не приходят сюда толпами. Только вы, корреспонденты, и ходите».
Через четыре дня после своего возвращения домой, 26 января, он сделал официальное предложение Джинджер. По его выражению, это была не просто любовь, а любовь, предначертанная звездами. Дата для предложения была выбрана не случайно: два плюс шесть в сумме дают восемь, а это было его число. Еще утром он переговорил со своим ювелиром, Лоуэллом Хэйсом, и сказал, что ему требуется огромный бриллиант, примерно такого же размера, как и камень в его перстне ТСВ. для обручального кольца Джинджер. Такой камень ему требовался срочно, этим же вечером. Когда Хэйс выразил свои опасения в том, что в Мемфисе таких огромных бриллиантов нет в настоящий момент, Элвис предложил ему срочно вылететь в Нью — Йорк и найти камень там. Но Хэйсу удалось убедить Элвиса в том, что за такой короткий промежуток времени он не справится с поставленной задачей и в Нью — Йорке. В конце концов Хэйс предложил вынуть бриллиант в одиннадцать с половиной каратов из перстня Элвиса и поместить его в кольцо для Джинджер. Потом Хэйс нашел бы камень такого же размера и восстановил бы перстень. Работа над кольцом заняла весь день, но была готова в срок. Предложение руки и сердца коленопреклоненный Элвис сделал вечером, когда Джинджер принимала ванну. Затем она позвонила матери, и они оба приняли поздравления от Чарли, Вернона и парней Стэнли.
Через пять дней они вылетели в Лас — Вегас с Билли и Джо Смитами. Оттуда они отправились в Лос — Анджелес, чтобы поздравить с девятилетием маленькую Лизу — Марию. Двадцать четыре часа спустя они были уже на пути домой. Иногда Джинджер сама задавалась вопросом, во что она ввязалась и нужно ли ей это. Никто не мог сказать ей, чего ожидать дальше, поэтому она не имела ни малейшего представления, к чему себя готовить. Элвис же не мог прожить без нее ни дня — он отчаянно в ней нуждался все время. Одна половинка ее личности как будто говорила ей: «Может быть, твоя миссия на этом свете — сделать его счастливым». Другая половинка постоянно мучила ее вопросом: «Неужели у него нет никого, с кем бы он мог обсудить свои проблемы? Почему он откровенничает только с тобой? Ведь вокруг него столько друзей и знакомых, кроме тебя! Почему он не обсуждает свою жизнь с ними?» Она пыталась высказать все это ему, но он постоянно взрывался. Неужели она не понимает, удивлялся он. Единственной причиной, по которой остальные находились рядом с ним, были его деньги.
Элвис отказывался отправляться в очередной тур без Джинджер. Была запланирована короткая десятидневная поездка с концертами по юго — восточным штатам, которые он исколесил в свое время, когда они с Полковником еще только начинали совместную работу. Тур должен был начаться 12 февраля во Флориде, затем они должны были посетить Алабаму и Джорджию и выступить соответственно в Монтгомери и Саванне. Со времени его первых выступлений в тех местах мало что изменилось, кроме средств передвижения, масштаба концертов и количества денег, которые он получал за каждое выступление. Его жизнь, как ему временами казалось, превратилась в бесконечную череду концертов, из которой ему вряд ли уже выбраться.
Конечно, присутствие Джинджер рядом с ним многое меняло. Его радовало то, что, поехав с ним в турне, она уже не сможет ночами покидать его, чтобы вернуться домой. Часто после концертов они вместе читали его любимые книги, пока успокаивающий эффект чтения, подкрепленный влиянием транквилизаторов, не помогал ему заснуть. Кэти Вестморлэнд он рассказывал в частых беседах, что абсолютно счастлив, и она верила ему, хотя ее проницательность помогала разглядеть темные облака на горизонте в лице Джинджер и ее матери. «Он часто говорил: «Она так любит свою семью. Ну что ж, я привезу сюда всю эту чертову семейку».
Именно это он и сделал, когда они выступали в Джонсон — Сити, штат Теннесси. Это произошло 19 февраля, за три дня до окончания тура. Следующим вечером, когда они выступали уже в Шарлотте, Северная Каролина, Элвис пригласил на сцену Терри Элден и заставил ее блеснуть талантом, исполнив короткую Русскую токкату на фортепиано. «Я тебе этого не забуду», — к его неприятному удивлению, прошипела сквозь зубы Терри, когда покидала сцену. Само же его выступление, во всяком случае большая его часть, отразило отличное настроение Элвиса. Но даже его позитивный настрой не помог ему после концерта сдержать свое разочарование, когда он не получил удовлетворительных отзывов о своей последней записи «Moody Blue». В порыве гнева, бравады и беспомощной ярости он разорвал лист с текстом песни.
К необъяснимому удивлению его музыкантов, Дэвид Бриггс продолжал выступать в команде. Он было предложил Фелтону Бобби Огдина в качестве замены, но Элвис дал ясно понять и ему, и Фелтону, что не желает никаких «чертовых замен». Таким образом, Дэвид решил, что лучше уж ему соблюдать хорошую мину при плохой игре и смириться с желанием Элвиса. Все были в немом недоумении, что Элвис продолжает восхищаться виртуозной игрой Дэвида и заходит к нему почти каждый вечер, чтобы вместе они могли поработать над новым номером в концертной программе. Этим номером была «Unchained Melody» Роя Хамильтона. Элвис собирался исполнить ее под аккомпанемент фортепиано, так же, как раньше он исполнял еше одну из песен Хамильтона, «You'll Never Walk Alone». Так же как и номер Роджерса и Хаммерштайна, «Unchained Melody» была высокодраматичным, сложным с точки зрения вокала и почти оперным произведением, которое восхищало не только слушателей, но и самого Элвиса. Исполнение этой песни делало программу незабываемой, даже если остальные номера оставляли желать лучшего. К удивлению самого Бриггса, он принимал самое непосредственное участие в исполнении этой песни, потому что «там было такое сложное место, на котором он часто ошибался, и когда я подходил к нему, он всегда говорил: «Ну а теперь ты, Дэвид», и я играл мою партию. Это стало своего рода нашим комедийным трюком в программе».
Гораздо менее комедийным был момент, когда Элвис все — таки узнал об отношениях Бриггса и Линды. «Он как раз только вышел на сцену, и зал взревел от восторга. Но тут он подошел ко мне, повернулся задом к залу, посмотрел на меня — и неожиданно стал вытаскивать провода из моего синтезатора, все до единого. Потом он подошел к краю сцены и начал шоу, как ни в чем не бывало. Он так ничего и не сказал мне, и я не могу до конца быть уверен, что же он все — таки имел в виду, но именно тогда я понял, что мне пора уезжать».
Если в душе Элвиса теплилась надсада, что с окончанием тура все изменится, он был глубоко разочарован. Джинджер продолжала ускользать от него в компании своих друзей или в свой любимый семейный круг. Элвис часто изливал душу Билли и Джо, рассказывая, как сильно он страдает, но он так и не смог найти способ удержать ее рядом. В качестве щедрого подарка он решил отвезти ее в начале марта на Гавайи, где она никогда не была раньше. Элвис рисовал себе самые радужные картины: он и она вдвоем в этом райском уголке планеты. Но его мечты обернулись весьма своеобразной реальностью — на Гавайи с ними отправлялась компания из тридцати человек, среди которых семья Джинджер была в первых рядах. Еще задолго до начала этих каникул Элвис уединился в своей комнате, которую редко покидал. Общался он в основном с Чарли, Билли и доктором Ником. Также он много времени уделял Мэгги Смит, учащейся колледжа, которую он нанял в качестве прислуги вскоре после своей эпопеи с покупкой «Понтиака». Сейчас Мэгги была беременна, в чем она с большой неохотой призналась Элвису, да и то только потому, что она чувствовала в отношении себя самую искреннюю заботу и участие с его стороны. Он всегда интересовался ее жизнью и настаивал на том, чтобы она получила образование. «Он спросил меня, люблю ли я отца ребенка? Я ответила, что нет. Я сказала ему, что моя беременность — это огромная ошибка. А он спросил: «И ты думаешь, что так ты будешь счастлива в этой жизни?» Я ответила, что не знаю. Мне стало так тоскливо и грустно, что в какой — то момент я заплакала, и он тоже. Он был всегда очень терпелив и внимателен со мной, часто в разговорах он ссылался на Библию — он любил читать мне отрывки оттуда и объяснять, как он сам их понимает. Он верил в реинкарнацию. Он подарил мне книгу «Пророк» и часто выбирал оттуда какие — то мысли и спрашивал, что я об этом думаю». Некоторые другие темнокожие люди считали, что его поведение предвзято — Мэгги это знала, но «они не знали. Он общался со мной не как работодатель, а как отец».
Их отъезд на Гавайи был намечен на вечер третьего марта, но сперва Элвис решил привести в порядок свои дела. Доктор Ник, который тоже летел с ними, еще глубже завяз в долгах из — за покупки нового дома. Элвис выписал ему еще один чек на 55 тысяч долларов помимо тех двухсот тысяч, которые он выдал ему ранее. Но на этот раз Вернон приложил все усилия, чтобы убедить сына одолжить эти суммы на двадцать пять лет под семь процентов годовых. Он еще не отошел от своих переживаний по поводу неудачного бизнеса в сфере кортов для ракетбола. Кроме этого, как он думал, желающие упрекнуть его в прижимистости не должны забывать, что доктор Ник в первую очередь был всего лишь его лечащим врачом. Также Элвис наконец — то составил и подписал свое завещание. На то, чтобы убедить в этом сына Вернону потребовались годы. Ранним утром того дня в присутствии отца, мемфисского адвоката Бичера Смита, Джинджер, Чарли и Энн Смит в качестве свидетелей Элвис поставил подпись под своим завещанием. По форме это было очень простое завещание, в котором Вернон назначался главным опекуном над всем имуществом Элвиса. «Здоровье, образование, достойные условия существования и благополучие» Лизы — Марии, Вернона и бабушки специально оговаривались в документе. Вернон был наделен правом вычитать любые суммы денег, чтобы оказывать материальную помощь «моим нуждающимся родственникам после моей смерти» до той поры, пока сумма траста не вызовет нареканий со стороны отмеченных в завещании людей. После смерти Вернона и бабушки траст должен быть переоформлен и передан Лизе — Марии после того, как она достигнет двадцати пяти лет. Больше в завещании никто не был особо отмечен, что явилось неприятным сюрпризом для его родственников и ребят, многие из которых втайне надеялись, что Элвис не забудет их при составлении завещания и позаботится об их финансовом будущем. Это завещание, несомненно, было весьма неожиданно составлено, но при всей своей щедрости, которая на протяжении долгих лет была столь очевидна его друзьям и родственникам, вряд ли кого — то поразит тот факт, что в результате в своем небольшом и сдержанном завещании Элвис обращается к людям, которые его воспитали и были рядом с самого начала, когда он и его родители как могли противостояли враждебному миру.
Когда все дела были завершены, он мог спокойно отправляться на Гавайи. Они прибыли туда утром 4 марта. В полном составе вся компания провела два дня в отеле Hilton Rainbow Tower, откуда Элвис, сестры Эллен и несколько парней съехали в отель «Kailua» на восточном побережье острова, в то время как остальные продолжали оставаться там же. «Каждый как будто выглядит старше, чем есть», — мрачно писал Ларри Геллер в своем дневнике, но развлекались они, следуя своему обычному протоколу.
Эд Паркер организовал для них поездку в Полинезийский культурный центр, и Элвис уже строил планы показать Джинджер мемориал «Аризона», когда в самый последний момент поездка сорвалась и все остались играть в футбол на пляже. Абсолютно все отмечали, что Элвис выглядел очень расслабленным; временами ему доставляло удовольствие даже общество Терри Элден и ее сестер, а Джинджер как — то удалось заставить его поиграть с ней в пинг — понг, несмотря на его горячие протесты — он чувствовал себя полным идиотом, прыгая за маленьким мячом, который он просто не мог удержать на столе.
Как писал Ларри, «все напоминало старые добрые времена: все смеялись и подшучивали друг над другом, и на наших лицах было такое выражение, как будто мы все умерли и вознеслись на небеса». Но Ларри, как и все остальные, знал, что в любом раю есть свои недостатки. Каждая игра в футбол превращалась в демонстрацию плачевного физического состояния Элвиса, до которого он сам себя довел. Остальным игрокам только и оставалось, что придумывать предлоги, чтобы перевести его внимание на что — то другое. «Кто — то бросал ему мяч, — вспоминал Калани Симерсон, работавший на острове в качестве массовика — затейника и водителя лимузина и знавший Элвиса с ранних шестидесятых, — он хватал его, начинал бежать и не мог остановиться. Он просто не мог контролировать свое собственное тело. Однажды он влетел в заграждения на случай циклонов».
И даже в мероприятиях, не требующих физической нагрузки, он справлялся с собой не самым лучшим образом. Как только они прибыли на остров, Чарли и Ларри Геллер связались с Бернардом Бенсоном, эксцентричным британским миллионером, с которым они познакомились в декабре в Лас — Вегасе и который пригласил их посетить его на Гавайах. От Бенсона они вернулись необыкновенно возбужденные и впечатленные общением с ним. Элвису необходимо встретиться с необыкновенным человеком, священнослужителем с Тибета, который остановился у Бенсона, сказали они. Он должен пообщаться с ним, чтобы улучшить свое состояние. Но Элвис отреагировал на это предложение непривычно сдержанно и пассивно. Сейчас ему не нужно встречаться с духовными учителями, сказал он, — он и так на правильном пути, он это чувствует.
На десятый день их пребывания на острове в его глаз попал песок, и все вынуждены были собирать вещи и возвращаться домой, потому что доктор Ник был убежден, что глазная оболочка может быть серьезно повреждена, поэтому следует показать Элвиса специалистам. Никто тем не менее не выразил сильного сожаления и разочарования по поводу их скорого возвращения домой. Для Джо вся поездка была наполнена болезненной ностальгией, а Ларри не видел никакого улучшения ни в здоровье, ни во внешнем виде Элвиса. Трудно было сказать, что сам Элвис чувствовал по поводу этого отдыха. С характерной для него щедростью он выбрал для каждого подарок, который бы напомнил отлично проведенное на острове время, и пообещал Джинджер, что в следующий раз они приедут сюда только вдвоем. Вся поездка стоила ему около ста тысяч долларов, признался он Ларри, но какой смысл в подобной трате, когда ты не можешь разделить свое огромное наследство с друзьями?
Прошло чуть меньше недели. Подходило время очередного, второго в этом году тура, который должен был начаться в Фениксе. У Билли Смита появились самые серьезные сомнения в том, что этот тур состоится. При этом впервые за все годы упорных отказов он согласился отправиться со всеми, но только потому, что его тревожило состояние Элвиса. «Мы должны были вылетать поздно вечером. Тиш [медсестра доктора Ника] сказала: «Если бы он был моим сыном, я бы незамедлительно положила его в больницу». Вернон сказал на это: «Сделайте, что сможете…» Поэтому доктор Ник просто накачал его всевозможными лекарствами… [и] всю дорогу до аэропорта Элвис сидел в каком — то оцепенении, надвинув на глаза шляпу. Он не произнес ни слова. Когда его усадили в самолет, он был явно не в себе, слова выговаривал с большим трудом, его речь путалась… [На следующий вечер] перед тем, как выйти на сцену, он сказал нам: «А ведь вы не верили, что я смогу выступить, ведь так?» [Но] он и правда выдал бесподобное шоу!»
Возможно, основной причиной его подавленного настроения был очередной отказ Джинджер сопровождать его, о котором она, как обычно, объявила в самый последний момент. Все вокруг уже понимали с горечью, что без нее он сам не свой, где бы он ни находился и что бы он ни делал. На свои первые два концерта он получил весьма сдержанные рецензии. Критики просто недоуменно почесывали головы на манер обозревателя одной из аризонских газет, который в своей статье написал следующее: «Временами шоу напоминало какую — то убогую пародию, временами происходящее на сцене было близко к совершенству… но самые преданные поклонники были в восторге. Они пришли, увидели, и Элвис победил». На концертах он выступал теперь уже только в двух костюмах, в которые он пока еще влезал. В Нормане, штат Оклахома, он чуть было не подавился и не задохнулся. Его спасли Ларри и Дэвид Стэнли, которые вовремя поняли, что он уснул во время еды. «Сколько же ему еще осталось?» — написал в своем дневнике Ларри, после того как уложил невменяемого и даже не проснувшегося Элвиса в постель. Начальники службы безопасности Элвиса Сэм Томпсон и Дик Граб уже не раз задумывались, что нужно будет сделать, если Элвис все — таки умрет от передозировки во время тура. Им казалось, что его тело надо будет незаметно перевезти обратно в Грейсленд.
Часто вечерами к нему приходил Билли Смит, чтобы поговорить о том, что было у Элвиса на душе. Однажды поздно ночью Дик Граб увидел, как Элвис бродит по коридорам, и отвел его в комнату к Билли и Джо. «Старик, — сказал Элвис кузену, — со мной произошло нечто невероятное! Мне показалось, что передо мной возникло лицо Бога!»
Увиденное им было похоже на что — то «белое, легкое, яркое» — он даже не мог на это долго смотреть. Судя по его состоянию, он находился в сильнейшем потрясении. В следующий момент он забрался в их кровать и «проговорил полтора часа и затем совершенно неожиданно, буквально за одну минуту он уснул крепким сном. Я посмотрел на Джо, она посмотрела на меня, и я сказал: «Наверно, надо перетащить его в спальню».
В Александрии, штат Луизиана, он давал аналогичные концерты, которые отражали его состояние и настроение. «На сцене он пробыл меньше часа, — писала газета Alexandria Daily Town Talk, — его поведение было абсолютно непонятно… Он не сказал ни единого слова зрителям — он не выразил ни радости, ни огорчения по поводу своего выступления в Александрии, он также не произнес типичной для конца выступления фразы: «Надеюсь, вам понравилось шоу». Он просто вышел на сцену, исполнил несколько песен и исчез за кулисами». Так же, как и на предыдущих концертах, он забывал слова песен, жаловался на звук, неожиданно замолкал на середине песни и переходил к другой. Иногда он выглядел столь измученным и обессиленным, что казалось, он в любой момент может упасть без чувств. На второй день выступлений он переделал слова в песне «Can't Help Falling In Love». Его новая версия носила необыкновенно саркастический и в то же время пугающий характер. В самом начале песни вместо слов: «Мудрецы говорят: спешка — удел глупцов…» — он спел: «Мудрецы знают, когда пора уходить…»
На следующий вечер, в Батон Руж, он просто уже не смог появиться в зале. Все музыканты были уже в сборе на сцене, а в зале уже сидели самые почетные граждане Батон Руж. С нетерпением на сцену взирали начальник полицейского управления города и представители городской администрации. В это время Тому Хью лету позвонили из отеля с просьбой незамедлительно выехать туда. Хьюлет сразу же почувствовал неладное. Еще не войдя в спальню, он понял, что не ошибся: на бледных лицах находящихся там людей были написаны ужас и недоумение. «Их лица были белыми, и они не знали, что делать, — в смысле того, что подобного еще не происходило». Хьюлет, который многое повидал на своем веку и успел уже поработать с такими скандальными фигурами, как, например, Джимми Хендрикс, не колебался ни минуты. «Я сказал; «К черту все! Я отменяю этот концерт, мы отыграем его как — нибудь потом». Мой Бог, в каком состоянии находился Элвис! Но он спросил меня: «А что делать с Полковником?» Я успокоил его и сказал: «Я объясню ему, что ты заболел». Потом я срочно начал сжигать за нами все мосты — отменять шоу и объясняться с устроителями».
Первым делом, по мнению Хьюлета, надо было незамедлительно вывезти Элвиса из города и поместить его в больницу; им совсем не надо было, чтобы о них распространялась слава «шайки наркоманов, устроивших в отеле свой притон». Также они не хотели связываться с местными врачами, которые потом с радостью выложат все прессе. Доктор Ник позвонил в Баптистскую мемориальную клинику своему знакомому администратору Морису Эллиоту. Не то чтобы он волновался за физическое состояние своего пациента, но вот его психическое состояние явно оставляло желать лучшего и требовало уже врачебного вмешательства и надзора. Ник, Джо Эспозито и остальные ребята продолжали считать, что Элвис просто хандрит из — за размолвки с Джинджер. Но они снова вернулись к той же самой проблеме: он уже не был способен себя контролировать и поэтому не мог продолжать выступать.
Тем временем в зале было объявлено о том, что концерт отменяется, и воздух огласили возмущенные гневные вопли. Постепенно с помощью полиции удалось заставить присутствующих разойтись. Фанатов уверили в том, что концерт состоится в ближайшее время. Хьюлет позвонил Полковнику, который находился в Мобиле, штат Алабама, где руководил приготовлениями к следующим концертам. Новость он воспринял с мрачным смирением, лишь только спросив: «Насколько он плох?» Услышав ответ, он начал отменять все последующие концерты тура. Все остальные тем временем пытались заставить Элвиса поскорее покинуть город, что при всей видимой простоте оказалось практически невыполнимым заданием. Было уже далеко за полночь, когда они все — таки выехали из города. При этом по прибытии Элвис настоял на том, чтобы сначала заехать в Грейсленд. В итоге в клинике они оказались только в 6.45 утра.
Старшая медсестра Марион Кок, давняя приятельница Элвиса, сразу же приехала в госпиталь, как только ей позвонили из Грейсленда и сообщили, что Элвис срочно направляется туда. Она обнаружила его полностью измотанным и слабым. До полудня она просидела с ним — они сидели рядом и тихо разговаривали, пока «он не сказал: «Ну я совсем расклеился, думаю, мне надо заснуть». Он попросил меня остаться в клинике после обхода, я согласилась, ведь я действительно полагала, что мне следует остаться рядом с ним. Я пообещала, что буду в своей комнате [Марион всегда оставалась в этой комнате, потому что она была рядом с его комнатой]. Когда я делала обход, я заглянула к нему и увидела, что он спит. Я так обрадовалась! Я отправилась вздремнуть сама, а он все спал. Он проспал целые сутки, потому что проснулся он только после шести утра следующего дня».
Полковник в это время был занят не совсем приятными делами: он встречался с устроителями отмененных концертов, извинялся перед ними, мотивируя невозможность продолжения гастролей какими — то невероятными причинами. Всего было отменено четыре концерта, которые решено было дать, как только Элвис завершит следующий тур, — в конце мая. Ничто не помешает им вести дела как обычно, уверил он руководителя RCA Мэела Илбермана, который был крайне обеспокоен сложившейся ситуацией не только потому, что являлся исполнительным руководителем компании, но и потому, что уже много лет являлся организатором и одним из промоутеров их туров. Все они были благодарны, что ему удалось изменить график выступлений и каким — то чудом даже извлечь небольшую выгоду из этого не удавшегося тура, писал ему Полковник в своем письме от 4 апреля. Они рады, что сотрудничают с человеком, обладающим талантом блестящего менеджера и бухгалтера. Это был первый инцидент отмены концертов за семь лет совместной работы, напомнил Илберману Полковник в своем письме, тон которого тем не менее не был униженным или молящим о пощаде. Лишь только в самом конце письма Полковник неожиданно выдал свое неуверенное состояние, подписавшись «Бедный Волшебник».
Элвис пробыл в больнице только четыре дня, потому что Ник не видел смысла удерживать его в заточении более длительный срок. Элвис попросил, чтобы Джинджер принесла и показала свое обручальное кольцо Марион Кок. В это же время из Калифорнии прибыла Присцилла с Лизой — Марией, но в основном чтобы переговорить с Верноном по поводу необходимости изменить денежные выплаты по разводу. Из больницы Элвиса забирал Билли в своем побитом маленьком «Корвере» в четыре часа утра пятого апреля. Всю дорогу до дома Элвис подшучивал намеренно недовольным тоном, что Билли мог бы проявить побольше уважения к звезде и забрать его на «Линкольне».
До начала следующего тура оставалось около двух недель. В это время Элвис набирался сил дома и частенько разъезжал по дорожкам своего сада на гольф — каре или своих любимых «трехколесниках». Иногда поздно ночью он выезжал за ворота на дорогу, и редкие прохожие могли наблюдать несколько абсурдную картину: его внушительных размеров фигуру в домашнем халате, пижаме и тапочках за рулем гольф — кара.
Он в очередной раз поссорился с Джинджер, но теперь уже намеревался порвать с ней навсегда. Джордж представил ему Алисию Кервин, двадцатилетнюю сотрудницу банка, которую заприметила Джо Смит и помогла ей добиться приглашения в спальню Элвиса. Почти сразу же после знакомства он излил ей всю душу и откровенно рассказал ей о проблемах с Джинджер и ее семьей, которые, по его словам, интересовались исключительно его деньгами. Несмотря на всю свою эксцентричность, он произвел на Алисию впечатление искреннего и ранимого человека, настоящего джентльмена. Когда он предложил ей сопровождать его в Лас — Вегас вместе со Смитами, она, ни секунды не колеблясь, согласилась. В этой поездке он бьш сам на себя не похож; его внимание было несфокусированным, речь сбивчивая, поведение неконтролируемое. Сама же Алисия была неприятно удивлена недостатком физического внимания с его стороны. Она лишь с горечью наблюдала огромное количество всевозможных лекарственных препаратов на его прикроватном столике, а в их номер то и дело приходил доктор Элиас Ганем. Она не была в курсе того, что частые визиты доктора были вовсе не случайны. Если верить Билли Смиту, основной причиной поездки в Лас — Вегас была необходимость получить новые лекарства от Ганема. У Элвиса произошла новая стычка с доктором Ником, и он был полон решимости упрочить свою независимость в процессе собственного лечения, так же как и в своей личной жизни.
Из Вегаса они отправились в Палм — Спрингс, где Элвис купил Алисии новую машину. С ним произошел еще один неприятный инцидент, когда поздно ночью у него вновь возникли проблемы с дыханием. Алисия была столь напугана происходящим у неё на глазах, что кинулась к Билли и Джо. Вызвав местного врача. Билли все же позвонил доктору Ганему, чтобы выяснить, что же могло вызвать такое серьезное нарушение дыхания и полную потерю координации. Выслушав сбивчивую речь Билли, Ганем убедил его, что все в порядке, просто Элвис, вероятно, принял слишком большую дозу плацидила. При всем своем видимом спокойствии Ганем без промедления вылетел в Палм — Спрингс той же ночью, чтобы проконтролировать состояние своего пациента.
На следующий день Элвису позвонил Вернон. Этот звонок выбил его из колеи; он выглядел подавленным и сильно расстроенным. Как только он положил трубку, он сразу же позвонил Полковнику. Разговор с ним, казалось, еще больше усилил его и без того сумрачное настроение. Алисия поинтересовалась, в чем дело, и Элвис объяснил ей, что оба они были сильно недовольны его отъездом, потому что не знали, куда он направляется, и вот уже несколько дней разыскивали его по стране. Он задумчиво покачивал головой с таким видом и печально смотрел в никуда, как будто сам понимал, что его жизнь не принадлежит уже даже ему самому. Но вскоре его настроение изменилось: пора было уже отправляться домой, сказал он, наступало время очередного тура. Он договорится о том, чтобы ее машину как можно скорей отправили обратно в Мемфис, убедил он Алисию. Ей же только и оставалось, что возвращаться домой после пятидневного «вихря страстей» и со смесью недоумения и разочарования вспоминать события этой короткой поездки. Она вновь приступила к работе, а Элвис пообещал ей, что позвонит, как только вернется в город, хотя на тот момент она уже сама сомневалась, нужно ли ей продолжение их более чем странных отношений.
Джинджер неожиданно согласилась сопровождать его в туре, который начался в Гринсборо, штат Северная Каролина, двадцать первого апреля. Он был намерен удержать ее рядом с собой все две недели гастролей, поэтому, когда она с вызовом объявила, что страшно соскучилась по дому и семье, он распорядился, чтобы на частном самолете доставили ее мать и сестру Розмари к ним в Дулут. Это произошло 29 апреля. Отзывы о концертах отражали, с одной стороны, волнение по поводу здоровья певца, а с другой стороны, откровенное недоумение и удивление его наплевательским отношением к своим выступлениям. В Детройте один из репортеров писал, что от него буквально разит наркотиками. Даже некоторые поклонники уже начали открыто выражать свое недовольство, но вся критика, казалось, проходила мимо Элвиса, ничуть не волнуя его. Весь его мир теперь ограничивался его комнатой, в которой он проводил все свободное время, читая книги. Он попросил Ларри, чтобы тот помог Джинджер с ее духовным развитием, и попросил его объяснить ей, каково его истинное предназначение на этой Земле. Джинджер тем временем была озабочена более приземленными проблемами, такими, как ремонт в ванной комнате и выбор цвета стен. Она хотела покрасить их в небесно — голубой цвет. Во время беседы с Ларри Элвис поведал ему о своих страхах и опасениях. Ом опасался за свое здоровье. Он не был доволен своей внешностью.
Его беспокоили волосы, которые начинали выпадать на макушке. Он все больше говорил о книге, которую написали Сонни и Ред. Как она повлияет на Лизу? Что подумают отец и бабушка?
Они находились в Дулуте, когда профемела очередная новость: Полковник собирается продавать свой контракт с Элвисом. На первой полосе газеты Nashville Banner была помещена статья, в которой проверенные источники в Нэшвилле, Мемфисе и Лос — Анджелесе утверждали, что «Паркер принял твердое решение продать своего «золотого мальчика», учитывая финансовые и личные проблемы последнего. Полковник проиграл крупную сумму денег «за игровыми столами отеля «Хилтон» в Лас — Вегасе», утверждалось в статье. «Необязательно считать, что он разорен, — продолжал источник. — Ему просто необходима крупная сумма денег, около миллиона, которые он проиграл только за один лишь декабрь прошлого года. Раньше он справлялся с подобными проблемами, — продолжал тот же анонимный источник (хотя, по правде говоря, не было абсолютно никаких улик, которые подтвердили бы это серьезное обвинение), — и делал это весьма оригинальным способом: он просто «продавал» услуги Элвиса в качестве уплаты долга. Теперь же, когда Элвис уже довольно долгое время не появляется в «Хилтоне» (снова неверная информация, потому что Элвис должен был появиться на открытии нового здания компании «Хилтон» с огромным залом на семь тысяч мест сразу после завершения строительства в октябре). Полковник вынужден продать свой контракт. По нашим сведениям, Паркер и Пресли уже два года не общаются лично, — такой итог подводила статья, — хотя Паркер до сих пор ведет все финансовые дела Короля и организует его концертную деятельность».
После выхода статьи реакция Полковника последовала незамедлительно. В это время он находился в Сент — Поле, где проводил приготовления к следующему шоу. Статья в Banner была полностью сфабрикована, заявил Полковник в интервью газете Nashville Tenmssean. «Я здесь, я работаю с Элвисом, мое здоровье в норме, у меня нет никаких долгов, во всяком случае таких, какие я не могу выплатить сам». Джо вторил Полковнику из Дулута, где в своем интервью называл скандальную статью «воплощением лжи… Как можно было выставить многолетние дружеские отношения в виде бесчувственной сделки? Это просто глупо. У Элвиса и Полковника существует письменное соглашение, и они не собираются его нарушать». В том же духе он описывал теплые, сердечные отношения между двумя старинными партнерами и указывал на множество неточностей, содержащихся в статье. Но для многих людей, которые знали не понаслышке о весьма натянутых отношениях между главными действующими лицами, было очевидно, что сама по себе статья правдива. Слишком много уже набиралось свидетелей, которые слышали, как Полковник выражал свое недовольство Элвисом, который теперь притягивал больше проблем, чем денег, и на которого приходилось тратить больше сил и нервов, чем он того заслуживал. Полковник не раз говорил, что ему стало чрезвычайно трудно вести финансовые дела своего подопечного эффективно, как раньше. Слишком много людей также знало, что Полковник в то время «был несколько обеспокоен решением своих проблем» — в такой сдержанной форме высказался об этом адвокат Элвиса Эд Хукетраттсн. У Элвиса не возникало никаких сомнений по поводу этой истории: в глубине души он знал, что это правда. И хотя консорциум Бизнесмены Западного побережья, который должен был выкупить контракт у Полковника, оказался полной фикцией, Элвис никогда еще в своей жизни не чувствовал себя таким преданным и одиноким.
Три дня спустя, пока они все находились в Чикаго, в окружной суд Мемфиса поступило исковое заявление от Майка МакМахона с требованием возбудить дело против Элвиса Пресли за его невыполнение контрактных обязательств. Тем самым у Элвиса прибавилось проблем, а у таблоидов прибавилось тем для сплетен и всё более скандальных статей. В предыдущем месяце газета Star; которая первой почувствовала неладное в «королевстве Элвиса», опубликовала статью Стива Дэнли, который помогал Сонни и Реду в написании книги. Статья была озаглавлена «Сорокадвухлетний Элвис в ужасе, что теряет сексуальную привлекательность» и проиллюстрирована безобразной, без сомнения, измененной фотографией Элвиса, которая полностью оправдывала ощущение ужаса, но только уже у читателей. В статье освещались все неприятные ситуации, начиная с отмененной звукозаписывающей сессии в Нэшвилле, проблем Элвиса с Джинджер и заканчивая его диетами, депрессиями и своего рода сексуальным инфантилизмом, нередким для людей его возраста, как высказывался в статье психолог — бихевиорист. По мнению этого специалиста, именно этот инфантилизм заставляет Элвиса строить отношения исключительно с молоденькими девушками. После выхода этой статьи газета National Enquirer повторила многие из подобных обвинений, но уже под заголовком «Элвис: вызывающее поведение и тайная лицевая подтяжка». Иллюстрацией к этой статье служила фотография, еще более гротескная и ужасная, чем в газете Star. Майку МакМахону была предоставлена трибуна, чтобы он высказал весь свой гнев. В статье процитировали даже высказывание Присциллы о том, что присутствие матери Элвис ощущает до сих пор и никому не дает об этом забыть. Также обсуждалась уверенность Элвиса в том, что Грейсленд наводнен призраками. «Это так печально» — такой цитатой какого — то якобы друга завершалась статья.
Шестого мая, через три дня после завершения тура, Элвис выстрелил из пистолета в окно своей спальни, после чего его даже пришлось накачать седативами, чтобы успокоить. Джо Смит все больше осознавала, что Элвис уже не может контролировать себя и свои поступки. В то же время она все больше ощущала необходимость и желание защищать его. За все годы, когда она считала, что Элвис и его влияние на Билли могут разрушить ее брак, она никогда еще не чувствовала такую близость и теплоту по отношению к нему. «Мы должны были заботиться о нем и относиться к нему как к маленькому ребенку. Я делала такие вещи, которые я и не предполагала, что мне придется делать когда — либо. Например, когда подходило время сна, он любил, чтобы кто — то его укладывал спать как малыша, рассказывал истории и желал доброй ночи… И я сидела рядом с ним и буквально баюкала его, как ребенка…
Однажды я собралась на кухню, а Элвис позвал меня. Он сказал: «Иди, посиди с нами…» Я зашла к нему в комнату. Он был уже в постели, с ним была девушка, которая тоже сидела на постели. Мы немного поболтали, и я уже приготовилась уходить, когда он вдруг сказал мне: «Расскажи ей про лампы». Я начала рассказывать ей про те лампы, которые он купил, чтобы их установили в нашем трейлере. Он тем временем уже клевал носом и почти спал. Я потихоньку поднялась, чтобы выйти, но в этот момент он встрепенулся и сказал: «А теперь расскажи ей об…» — и назвал что — то. Перед тем как я снова собиралась оставить их, он снова сказал: «Расскажи ей, что мне надо принимать все эти лекарства, потому что мне надо приготовиться к следующему туру». Он продолжал: «Мне надо хорошенько отдохнуть». У него была какая — то небольшая ссадина на руке, и он поднял руку и произнес; «Это должно поскорей зажить, и для этого мне потребуются все мои внутренние флюиды». Я ответила: «Совершенно верно». Я решила, что теперь мне точно уже можно идти. Но всякий раз, когда он, казалось, уже засыпал и я поднималась, чтобы уйти, он просыпался, хватал меня за руку и говорил: «Подожди еще, расскажи ей про…» И я рассказывала, рассказывала и рассказывала… В конце концов он все — таки уснул».
Следующий тур начался в Ноксвилле 20 мая, через шестнадцать дней после окончания предыдущего. Пытаться соблюсти приличия — уже не было смысла. Главной задачей было вывести Элвиса на сцену и продержать его там в вертикальном состоянии хотя бы час, который он был просто обязан пропеть. «Он был бледный, опухший, у него было нарушено дыхание», — вспоминал ноксвиллский врач, который был потрясен, увидев за сценой человека, который едва ли мог адекватно реагировать и общаться со своими поклонниками. В Луисвилле, по воспоминаниям помощника Ларри Геллера, доктор Ник в очередной раз буквально вытаскивал его с того света. В Лэндовере, штат Мерилэнд, Элвис покинул в середине концерта сцену по зову природы, к тому же он швырнул на пол два микрофона и, по сообщению обозревателя Washington Reviewer, просто отказался продолжать шоу (возникает вопрос к самому обозревателю; а мог ли он вообще его продолжить в таком состоянии?). Джинджер покинула его в Бингхэмптоне, штат Нью — Йорк, после того как он потребовал, чтобы она раз и навсегда определила для себя, кто в ее жизни важней: он или ее семья. Элвис уже не мог себя сдерживать, он кричал так, что его слышали все постояльцы отеля, по крайней мере на его этаже. В конце концов он попросил, чтобы Ларри позвонил Кэти и пригласил ее к нему, потому что одиночество было для него невыносимо. Она только что возвратилась со свидания, но без малейшего колебания согласилась приехать и пробыть с ним ночь. Он рассказывал ей о Джинджер и их конфликтах — он уже не был уверен, что им суждено быть вместе, сказал он Кэти, уж больно много было у них непримиримых различий. Она «слушала его и держала его руку в своей… пока он не уснул».
За следующие несколько ночей он поднимал темы, которые они так часто обсуждали вместе раньше, но теперь их совместные размышления носили уже несколько иной характер. Он снова говорил с ней о своей матери, он говорил о своей боли, о своем месте в этом мире и в истории. «Как они будут меня вспоминать?» — спрашивал он ее снова и снова. «Они никак не будут меня вспоминать. Я не сделал ничего вечного. Я не снялся в классическом, хорошем фильме». Но затем его настроение резко менялось. Его миссия на Земле состояла в том, чтобы «делать людей счастливыми с помощью своей музыки. И я никогда не перестану до той поры, пока я живой».
В Балтиморе 29 мая он снова покинул сцену на середине концерта, попросив Кэти и Шерил Нильсен извиниться за него перед негодующей толпой и попросить всех подождать его полчаса, не больше. Он был слабый, уставший, разбитый и страдающий, как сообщал репортер Variety, который присутствовал на концерте. Он объяснял «его всхлипы, извинения и неуместный эмоциональный надрыв недавними проблемами со здоровьем, которые заставили его прервать предыдущий тур». Когда он все — таки вернулся на сцену, он выглядел «как просящий нищий, — продолжал все тот же репортер Variety, — он не переставая извинялся перед аудиторией и благодарил их за то, что они его дождались», объясняя свое внезапное исчезновение тем, что он подвернул лодыжку и, кроме того, должен был откликнуться на «зов природы» — «а вы знаете, что с природой не шутят». Позднее он высказался, что «с моим здоровьем все в порядке», но «после завершения шоу не было оваций, зрители выходили из зала, неодобрительно качая головами и обсуждая, что же стряслось с Элвисом».
Кое — как они завершили и этот тур. Они находились в Мейконе, когда первого июня было объявлено о том, что Полковнику удалось договориться о телевизионном концерте, который будет снят и показан на канале CBS. Съемки должны были начаться в начале следующих гастролей, меньше чем через три недели. Гонорар должен был составить 750 тысяч долларов, которые Полковник и Элвис должны были поделить в соотношении 50:50, но только после того, как 10 тысяч будут выплачены компании All Star Shows в качестве компенсации расходов на рекламу этого концерта. Первый раз за всю историю их совместной деятельности Полковник действовал в рамках стопроцентно партнерского соглашения, которое Элвис подписал годом ранее. Полковник настоял, чтобы распределение денег за последний тур, которое выглядело как соотношение двух третей к одной трети, было признано временным явлением. Он также настоял, чтобы все деньги, заработанные им за последнее время, были выплачены ему исходя из условий, установленных соглашением от января 1976 года, до конца этого же года.
Сам факт, что Полковник организовывал телевизионный концерт, когда Элвис не мог даже более — менее нормально выступать, удивил всех без исключения. Даже адвокат Уильяма Морриса Роджер Дэвис, который был ответственным за переговоры по поводу контракта, был огорошен этой новостью. Но Полковник просто пожал плечами и тут же предоставил три варианта объяснений, которые могли удовлетворить любого сомневающегося. Это послужит Элвису своего рода вызовом, который он не сможет не принять, говорил Полковник; подобного телешоу хотел именно Элвис, а не сам Полковник, — таковым было второе объяснение; третьей и самой убедительной была следующая версия: вместе с Элвисом они запросили очень крупную сумму денег за этот концерт и не думали, что телекомпания примет их условия, а когда она их все — таки приняла, что оставалось делать Полковнику, кроме как принести своему клиенту бумаги на подпись? Он ни разу не понизил голос, он ни разу не отвел глаза, но, пожалуй, первый раз ему как будто не хватало убедительности, которая показала бы, что он сам свято верит в свою же прекрасно подготовленную речь. Все понимали, что эта затея обречена. Но никто не сказал ни слова, а Полковник, как и всегда, продолжил действия по заранее намеченному плану, не прислушиваясь ни к чьему мнению, — он был не менее, чем Элвис, совершенно и навсегда одинок.
Ко времени их возвращения в Мемфис книга Реда и Сонни под заголовком «Элвис: Что же случилось?» начала появляться на прилавках Англии и Австралии, и фанаты Элвиса по всему миру начали в ужасе и шоке делиться друг с другом невероятными подробностями жизни своего кумира, содержащимися в избытке в книге. В первых двух частях рассказывается о том, как он давал наркотики молодой девушке, и о том, как он наложил «контракт» на Майка Стоуна, — писала в своем дневнике Донна Льюис после того, как ее подруга прочитала ей отрывки из книги по телефону. «Какая чудовищная ложь!» — Элвис был в бессильном гневе, но иногда он впадал в расслабленное состояние.
В котором ему казалось, что книга может еще и не выйти. Именно поэтому он отказывался последовать совету, данному сочувствующими ему поклонниками Фрэнка Синатры, предпринять какие — нибудь серьезные меры, чтобы воспрепятствовать публикации книги. Но Ларри чувствовал, что тут замешана какая — то другая причина: Элвис воспринимал этот кошмар как наказание за грехи, которое он целиком и полностью заслужил. С другой стороны, иногда он заявлял, что чувствует себя как Иисус, преданный своими апостолами.
Четвертого июня он подарил Кэти и Ларри по новому «Линкольну» белого цвета. Он лично демонстрировал им качества их новых автомобилей, когда Чарли, который снова сильно запил, начал заплетающимся языком говорить про то, что не тех людей одаривают «Линкольнами», а ему самому придется покупать себе «Роллс — Ройс». Элвис запнулся на полуслове, но потом, как вспоминал Ларри и все присутствующие, «он отвернулся, как будто собирался пропустить мимо ушей [слова Чарли], но потом неожиданно резко обернулся и ударил его в переносицу кулаком. Потом, словно осознав, что он наделал, Элвис бросился по ступеням в дом», пока Чарли стоял среди всех «как парализованный, и кровь стекала по его лицу». После этого Элвис был просто убит всем произошедшим, но он не мог заставить себя извиниться перед Чарли, отправив Ларри проверить, как тот себя чувствует. «Он никогда раньше меня не бил, — стонал Чарли, лежа в слезах на полу своей комнаты. — Зачем он меня ударил? Я люблю его. Я знаю, что он меня тоже любит». Но самое большое, что удалось Ларри вытянуть из Элвиса, было лишь обещание поговорить с Чарли на следующий день.
Элвис также пытался помочь Джорджу Кляйну, у которого возникли большие проблемы с федеральным жюри из — за устроения несанкционированного радиоопроса. Вспомнив свое знакомство с президентом Никсоном, произошедшее вопреки всяким ожиданиям, он решил позвонить президенту Джимми Картеру 13 июня. Элвис был уверен, что Картер, тоже южанин, с которым он познакомился в 1973 году, когда тот еще был губернатором Джорджии, обязательно вмешается и поможет уладить все трудности. Когда, спустя сутки, президент перезвонил ему, Элвис просто не был в состоянии внятно объяснить ему, в чем состоит суть проблемы. Они говорили около десяти минут, и у Картера сложилось впечатление, что Элвис «сам не понимал, что говорит». Единственной просьбой, которую Элвис смог более — менее понятно объяснить, было помиловать его друга, которого еще и не вызывали для разбирательств в жюри. По воспоминаниям Дугласа Бринкли, биографа Картера, президент попытался «успокоить Пресли и развеять его параноидальные иллюзии и страхи по поводу того, что ему чинят козни «темные силы», а его друга просто подставляют». После этого разговора Элвис снова перезвонил президенту в 8.45 следующего утра, но на этот раз Картер уже не захотел с ним разговаривать.
Два дня спустя они отправились в пятое в этом году турне. Джинджер настояла на том, что она останется дома, чтобы присутствовать на церемонии награждения своей сестры Терри, которая с гордостью примерила на себя корону Мисс Теннесси в этом году. Но уже на следующий вечер Джинджер прилетела к нему в Канзас — Сити. К удивлению всех, даже ее присутствие не улучшило состояния Элвиса: он выглядел невероятно измученным. «Вопреки всему, что вы слышали или читали, мы здесь, мы здоровы и мы делаем то, что мы больше всего любим делать», — объявил со сцены Элвис. Глядя на его бледное опухшее лицо, наблюдая его неуклюжие заторможенные движения, когда он неуверенно передвигался по сцене, ощущая его неуверенность, сомнения и страх, никто не мог поддаться на его неумелые убеждения и поверить, что все действительно нормально, хотя многие очень хотели этому верить. Многим присутствующим на концерте было так же сложно поверить, что на следующий день будет снята телевизионная версия его шоу. Все больше и больше росло ощущение, что они очертя голову отправились в заранее обреченное, проклятое путешествие без капитана и без всякой надсады на возвращение.
На следующий вечер концерт в Омахе перед камерами CBS превзошел самые худшие ожидания. Достаточно послушать одну лишь аудиозапись выступления, чтобы понять, сколь сильная паника охватила Элвиса. Его голос практически невозможно узнать. Это тоненький голосок испуганного ребенка, которым он даже не поет, а проговаривает слова большинства своих песен. В этом голосе ощущается сильнейшая неуверенность и страх, он с трудом артикулирует слова, не говоря о соблюдении мелодии. Он создавал впечатление человека, который умоляет о помощи, заранее зная, что ему никто не поможет. После более чем двадцати лет его выступлений просто невыносимо видеть эту пугающую трансформацию человеческой красоты, результатом которой стало что — то невообразимое. «Он как будто говорил: «О'кей, посмотрите — я умираю, ну и черт с этим!» — говорил Том Хьюлет, который до последней минуты надеялся, что съемку отменят. — Я никогда не видел за сценой таких несчастных, страдающих лиц».
К удивлению многих, он не сдался и решил продолжить съемку двумя днями позднее в Рэпид — Сити, штат Айова. Ситуация повторилась. «Знаю, что я был ужасен», — сказал он продюсерам шоу Гэри Смиту и Дуайту Хемиону, как будто бы первая съемка происходила не с ним, а с другим певцом. В следующий раз он выступит гораздо лучше, клятвенно уверял он продюсеров. И действительно ему это удалось. Он выглядел более здоровым, подтянутым и как будто даже немного похудевшим. Он звучал гораздо лучше. Гэри Смит надеялся ухватить при съемке восторг публики, что заставило бы зрителей поверить, что у Элвиса еще есть поклонники. Это ему удалось. Ему удалось ухватить даже чуть больше, чем радостное возбуждение фанатов, но бесчувственным телевизионным камерам было не под силу передать это неуловимое чувство.
Концерт близился к концу, когда Элвис сел за фортепиано, рядом встал Чарли с ручным микрофоном. Элвис начал аккомпанировать себе и петь «Unchained Melody» Роя Хамильтона, песню, которая всегда пробуждала самые тонкие струны его души. Неестественно согнувшаяся фигура за фортепиано, растрепанная грива иссиня — черных волос, пот стекает по бледным, опухшим щекам — Элвис выглядит как внушающее страх создание из голливудского фильма ужасов, но невозможно оторваться и отвести от него глаза, пока он изо всех сил старается с достоинством пропеть эту прекрасную песню. Сама по себе эта картина донельзя гротескная. Вот Элвис говорит Чарли: «Получилось!» — и продолжает петь самостоятельно, без поддержки того же Чарли, Шерил Нильсен или любого другого из бэк — вокалистов, чья помощь в последнее время была ему просто необходима во время исполнения многих пассажей. На его лице облегчение и мальчишеская радость, что у него получилось, — это зрелище забавляет и разбивает сердце одновременно. Затем все развивается по привычному сценарию: поцелуи, рукопожатия и объятия, ритуальный уход со сцены, который всегда являлся его наивной попыткой укрыться за тщательно возведенным фасадом, защищающим его от всех и всего, кроме эмоций его публики.
«Дуайт и Гэри были очень добры к нему, — таковым было мнение Джо Гуэрсио, — но эту съемку все равно нельзя считать удачной». Чтобы понять, насколько слепой и безумно сильной была вера окружающих в обратное, достаточно услышать воспоминания Мирны Шиллинг о телефонном разговоре с Джерри сразу после концерта. «Джерри спросил: «Как все прошло?» И я сказала: «О, все прошло замечательно!» Он снова спросил: «А как выглядел Элвис?» Я ответила: «Он выглядит отлично. Даже похудел немного». А потом уже, когда я смотрела само шоу [трансляция состоялась в октябре], я просто разрыдалась. «Где тогда были наши глаза? Неужели мы были настолько слепы?»
До окончания тура оставалось еще пять концертов. Ронни Тат покинул их после концерта Des Moines, сославшись на проблемы в семье. Ларри Лонин смог участвовать только в последних двух концертах, после того как барабанщик из Sweet Inspirations Джером Стамп Монро сыграл с ними один из концертов. В Мэдисоне, штат Висконсин, произошел следующий эпизод. Элвиса везли в лимузине из аэропорта в отель, когда на улице он заметил, как два парня дерутся с рабочим круглосуточной автозаправки. Несмотря на протесты Джинджер и отца, он выскочил из лимузина и стал в каратистскую стойку, как будто вызывая двух хулиганов на неравное сражение. Драка так и не состоялась, потому что трое участников застыли в немом изумлении, узнав, что за человек стоит перед ними в неестественной воинственной позе. «Пресли не сел в машину, пока пыл дерущихся не охладел и они не разошлись в разные стороны», — сообщал другой сотрудник заправки. «Он хотел драться», — рассказывал Томас МакКарти, один из полицейских, обеспечивающих безопасность Элвиса. «Это не хорошо», — сказал Пресли, пожимая руки и позируя для нескольких фотографов, которые возникли буквально из воздуха. Вся ситуации, казалось, развлекала и забавляла его. Потом он все — таки сел обратно в лимузин.
В Цинциннати он в очередной раз удивил всех, когда ни с того ни с сего в довольно резкой форме высказал свое недовольство системой кондиционирования отеля. Он решил взять решение этой проблемы в свои руки и отправился искать другой отель. Жители города были несказанно удивлены, увидев на улице Элвиса в спортивном костюме DEA в сопровождении всей своей охраны. На концерт он прибыл, опоздав на час и объяснив свое опоздание технической неполадкой. Но сам концерт был весьма похвальным, а шоу в Индианаполисе на следующий день в честь дня рождения Полковника и вовсе продемонстрировало энергичность, неожиданный запал и своего рода жизнестойкость, которых так не хватало во всех остальных концертах тура. Возможно, это объясняется тем, что Элвис решил больше не связываться с отелями и отправился после концерта в Цинциннати домой в Грейсленд, откуда в Индианаполис он вернулся на самолете с огромной компанией друзей и родственников. Ритм — гитарист Джон Уилкинсон вспоминал, что перед концертом Элвис был непривычно взволнован, но он с блеском пропел все восемьдесят минут, увеличив на треть свою привычную программу. В конце шоу он великолепно спел «Bridge Over Troubled Water и Hurt». Затем он вывел на сцену отца, представил публике своих всевозможных друзей и родственников, и, исполнив последнюю песню, он положил на пол микрофон и начал обниматься и пожимать руки всем участникам и почетным гостям в своей трогательно искренней манере. Создавалось впечатление, что ему очень не хотелось покидать сцену.