Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Глава 14 СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ

(февраль — октябрь 1973)

Казалось, он не может покинуть Вегас после заключения февральских концертов. Его друзья, разъяренные и нетерпеливые, оставались с ним: своих жен и подруг они уже отправили домой. Полковник уехал, чтобы продолжить разработку своих планов. С Элвисом остались Линда и Кэнг Ри, чтобы обеспечить развлечение и занятия карате двадцать четыре часа в сутки. Кэнга Ри он вызвал из Мемфиса в последнюю неделю гастролей. Совсем неудивительно, что возникали конфликты. Ред был самым откровенным в жалобах. Элвис попытался обратиться к Реду, с помощью Линды написав ему письмо, в котором он выразил кое — что из своей жизненной философии, но это не рассеяло тучи, которые, казалось, нависли над ними.

Это был невозможный месяц. Как только закончились съемки для спутника, Элвис тут же расслабился: он немедленно начал прибавлять в весе. Все двенадцать дней перед началом концертов он принимал обезболивающие, жидкий димерол и мощные антидепрессанты.

С момента прибытия Элвиса не переставая посещали врачи. В первую неделю гастролей было очевидно, что он чувствует недомогание (в разных изданиях по — разному описывалось, что он простужен или что у него пневмония). Взаимодействие разных наркотиков привело к нарушению функций легких и горловых связок. Необходимо было вмешательство медиков, и он пять раз вынужден был отменить ночные шоу в течение двух следующих недель. Полковник вынужден был дать объяснение, написав необычное примирительное письмо для отеля и заверяя Генри Левина и Бэррона Хилтона, что отложенные концерты будут восстановлены и он и Элвис всегда будут соблюдать их соглашение. Элвиса, с другой стороны, казалось, это совершенно не заботило. Однажды во время выступления он потерял голос, но нашел доктора Сидни Бойера, который прописал эликсир для горла, чтобы вернуть его. После этого он почти каждый день пребывания доктора в отеле встречался с ним и даже в благодарность подарил машину Lincoln Continental. В конечном итоге он консультировался еще с шестью врачами, включая постоянных докторов из Вегаса Томаса Флэш Ньюмена и Элиаса Ханема, объясняя, что никто из докторов не может найти причины его заболевания.

The Hollywood Reporter приписывала его явный «недостаток энергии и интереса» последствиям его болезни, некоторые видели в этом последствия его триумфа на «Алоха — шоу». Но близкому окружению было очевидно, что за этим кроется что — то более глубокое. Элвис страдал от более скрытого заболевания, которое его друзья, когда иногда начинали сочувствовать ему, объясняли продолжающейся тоской по Присцилле, а когда были в плохом настроении, просто приписывали это наркотикам. Фрэнк Либерман, один из близких друзей — журналистов Элвиса, написавший восторженный отзыв о шоу в феврале 1970 года, не мог не заметить разницы. Даже Мухаммед Али, с которым Элвис встретился в Вегасе шесть месяцев назад и которому сейчас подарил мантию «Народного чемпиона», не мог не отметить печаль, которая одолела Элвиса. «Мне было очень жаль его, потому что он не наслаждался жизнью так, как должен был. Он все время оставался взаперти. Я говорил ему, что он должен выходить и встречаться с людьми. Он сказал, что не может, так как куда бы он ни пошел, всюду его окружает толпа. Он не понимал». Так сказал Али, поклонник здорового образа жизни, который, наверное, больше всех на свете понимал, о чем он говорит. «Никто не хотел сделать ему больно. Все они хотели быть дружелюбными и сказать, насколько они его любят».

18 февраля на ночном концерте случилось то, чего никто не ожидал, но все готовились к этому со времени покушения в 1970 году: четверо парней бросились на сцену, тут же вмешалась охрана. Ред позаботился о первом нападавшем, пока бас — гитарист Джерри Шефф, Джерри Шиллинг и остальные парни быстро скрылись. Стоя рядом с Джей Ди, Элвис принял позу из карате и отбросил второго назад в зал. Возникла сумятица, и Элвис, распалившись, долго не мог успокоиться. «Давайте, ублюдки», — кричал он, когда отец сгреб его в охапку, но Элвис шел хромая и все пытался выскользнуть из объятий Вернона. Наконец Том Дискин, который одним из первых бросился на помощь Элвису, напомнил ему о зрителях. «Подумай о шоу, Элвис, вернись к шоу», — бормотал помощник Полковника, но даже после этого Элвис не мог воздержаться от свирепости, когда он извинялся перед фанатами. «Извините, дамы и господа, — сказал он. — Извините, что не сломал эту проклятую шею, и только за это». А потом он продолжил концерт.

После этого он не переставал говорить об этом. Как будто он ждал этого для полного завершения представления. И даже когда расследование доказало, что это были всего — навсего распоясавшиеся фанаты, Элвис не принял этого. Он предположил, что это могло быть под воздействием наркотиков, — но видели ли они, как он позаботился о том парне? Ему было бы все равно, если бы он убил его. Возможно, размышлял он, этих парней подослал Майк Стоун. Он убедил себя в этом. Это имело смысл. Это было как раз то, что мог сделать трусливый сукин сын. Сначала он прятался за Присциллой. Сейчас он послал киллеров, чтобы они за него сделали всю грязную работу. Элвис сказал, что он украл его жену и ребенка. Друзья начали волноваться. Они никогда еще не видели Элвиса таким. Одно дело внезапная вспышка гнева, они все к этому привыкли. Это было похоже на эмоциональное подводное течение, которое тянуло его вниз и уносило все дальше от берега. Есть только один выход, решил он: Майк должен умереть.

«Ты понимаешь, Сонни, — крикнул он. — Ты понимаешь. Из — за него я полон боли. Ты слышишь меня? Я прав. Ты знаешь, что я прав. Майк Стоун должен умереть. Ты сделаешь это для меня — сукин сын должен умереть, Сонни, я могу на тебя рассчитывать. Я знаю, что могу». Майк Стоун должен умереть, повторял он Реду и Сонни. «Он не имеет права жить».

Его книги были раскиданы по полу. Линда плакала. Было не лучшее время уговаривать его, когда Ред предположил, что это не Майк Стоун, а сам Элвис заставил Присциллу уйти. После всего разве он не получил того, о чем так долго говорил, — свободу? Разве он не говорил им всегда, что он хозяин своей судьбы? Нет, Элвис почти кричал, стоя спиной к нему, это был Майк Стоун. Майк Стоун был началом всех его проблем, и сейчас Майк старался держать подальше от Элвиса его ребенка. Майк убедил Присциллу ограничить визиты Лизы, разве не это сказала Присцилла, когда Лиза отметила свое пятилетие с ним в Вегасе 1 февраля? Она сказала, что они с Майком думают, что Лас — Вегас не лучшее развлечение для маленького ребенка. Возможно, она права, сказал Ред. Элвис практически обрушился на него. Разве Ред не знает, что ребенок спит в одной комнате с ней и Стоуном? Неужели никто не понимает? О Боже, почему никто не может понять? Он сделал мне так больно — вы все об этом знаете. Он разрушил мою семью. Он разрушил все, и всем все равно. Только он виноват во всем».

Всю ночь он бесился. С ним невозможно было договориться. Наконец Линда вызвала доктора Ньюмена, который в 6 утра сделал ему укол и потом возвращался еще шесть раз, так как никакие медикаменты не могли заставить его успокоиться и проспать более двух часов. Следующие два дня он все еще одержимо продолжал бушевать, пока наконец Ред не созвонился с кем — то и не договорился о контракте на Стоуна в размере 10 000 долларов. Он не знал, что будет делать, если Элвис велит отдать деньги вперед; он не думал, что сможет позвонить, но также он не мог сдержаться. У Элвиса была над ним власть, у Элвиса была власть над всеми ними. Не имеет значения, как он с вами обращался, вы никогда не могли сказать «нет» этому ублюдку. Он смотрел Элвису в глаза, когда рассказывал ему. Элвис помолчал. «О, черт, — сказал он наконец. — Оставим это. Возможно, это слишком жестоко. Просто отложим это».

Заключительное шоу было обычным ритуалом, когда рушилась стена между публикой и исполнителем, что нравилось всем. Элвис исполнил всю лирику и представил «What Now Му Love», которую публика приветствовала стоя. Он загонял Чарли за шарфами по сцене, пока он практически не падал. Потом попросил задержать прожектор на Анн — Маргарет, которая должна была выступать в «Хилтоне» на следующий вечер, и серьезно сказал: «Остановите на ней свет. Я только хочу посмотреть на нее». В конце вечера он опустился на одно колено с широко раскинутыми руками и публикой у его ног.

Но он не смог уехать. Он остался. Они с Линдой посетили концерт Анн — Маргарет. Они ходили на другие шоу. Он продолжал свои занятия карате с Кэнгом Ри, чей ломаный английский и молниеносная реакция пока забавляли Вегас. Даже Мастер Ри, которого в группе уважали за его честность и чистоту по отношению к спорту, был подавлен этой атмосферой, хотя и аплодировал Элвису, когда он в костюме крушил мебель, чтобы показать свою отвагу. Эд Паркер то уезжал, то приезжал и, видя в Кэнге Ри реального соперника, постарался посеять семена подозрения среди остальных ребят. Им не понравилось, что Элвис дал Мастеру Ри 10 000 долларов, как первый из пяти обещанных ежегодных взносов, чтобы построить в Мемфисе собственные школы. Разговоры на эту тему не прекращались, но, когда наконец 9 марта они уехали в Калифорнию, Кэнг Ри был заманен в ту же теплицу, из которой никто не мог вырваться.

Дух права распространялся в воздухе. Если один парень хотел чего — то, все хотели этого; это был самолет зависти и простое развлечение, где никогда не менялись игроки, всегда был один и тот же климат и презрительное отношение к внешнему миру, впрочем, как и ко всему. Джо как глава всей команды был постоянным объектом зависти не только других, но и собственной, и понял, что может вести за собой. «Все, что мы делали, мы закапывали в землю. Что занимало у других десять лет, мы делали за шесть месяцев. Иногда он расстраивал наши планы, я думаю, это забавляло его. Он мог унизить нас, я не знаю, была ли это проверка на верность, а потом просто сесть рядом и разговаривать. В этом был он, он улыбался тебе, он мог убедить в чем угодно. Иногда я подумывал, чтобы уйти, но он мне очень нравился и я представлял, что времена изменятся. Все только и ждали этого момента».

Тем временем Полковник завершил сделку с RCA. с которой вице — президент Мэл Илберман начал предыдущую схватку: с полного согласия и поддержки Элвиса он продал все права на каталог.

Конечно, RCA. как и все звукозаписывающие компании, уже имела мастер — кассеты и пожизненное право на их продажу. Это никогда не приводило к разногласиям, даже с Полковником. Постоянным разногласием были вопросы авторского гонорара и другие элементы контракта, которые не были изложены на бумаге, на которые Полковник всегда намекал и которые приводили в смущение компанию, если о них упоминалось на людях. Илберман решил раз и навсегда устранить для всех этот источник конфликта, откупившись от Элвиса и Полковника. Взамен на один оптовый платеж артист и его менеджер должны отказаться от всех дальнейших претензий на авторский гонорар, a RCA получает право использовать всю музыку, которая была записана до этого, чтобы создать RCA Record Club (одно из сумасбродств Илбермана). Используя каталог, как Полковник никогда бы не позволил, компания стирала все конфликты с иностранными авторскими гонорарами и содержанием европейского альбома, которыми Полковник годами изводил их.

В звукозаписывающем бизнесе это была беспрецедентная сделка, на которую согласились Полковник и его клиент, действуя по принципу «деньги сейчас», не заглядывая в будущее («каталог» был значительно меньшим понятием: издание было более прибыльным, так как песня, в отличие от артиста, может пережить второе рождение). Илберман никогда не думал, что компания пойдет на это. Но отчаянные времена вызывают отчаянные меры, и, к его изумлению, президент RCA поручил назначить Полковнику встречу. Никто из руководства компании не представлял, что можно предложить за каталог, большая часть финансистов возражала против этого. Поэтому у Илбермана имелся список выплат, которые Элвис получил за последние семь лет. В среднем получалось между 400 000 долларов и 500 000 долларов в год и около 33 % иностранных гонораров, другими словами около 600 000 долларов в год. Таким образом, президент RCA предложил сумму в 3 миллиона долларов, которую Элвис мог заработать за пять — шесть лет в компании, но Илберман, который надеялся, что Полковник поддержит его, посчитал, что это слишком мало.

Первая встреча была назначена в Палм — Спрингс после завершения концертов в Вегасе. Руководство RCA сделало свое предложение, но Полковник сказал, что вернется к нему, но не думает, что этих денег будет достаточно как для Элвиса, так и для его отца. Он вернулся на следующий день с контрпредложением в 5 миллионов долларов, Рокко принял это предложение, хотя Илберман считал, что можно было поторговаться. Рокко просто хотел завершить эту сделку, но Илберман считал, что до конца еще далеко. «Полковник продолжал обсуждать ограничения по каталогу, и Рокко не знал, к чему он клонит, но меня это очень волновало. В тот вечер мы обедали в The Spa Hotel, и после обеда я продолжил переговоры с Полковником: мы хотели получить этот каталог без всяких ограничений. Он попросил меня поучаствовать в будущем в раскрутке его компании All Star Shows, и я согласился. Я пообещал ему помочь рекламировать новые вещи и точно так же, насколько это возможно, как старые. Таким образом, Элвис и Полковник смогут получить доход в будущем. Я обещал ему, что буду работать с ним, и всегда это делал. Мы заплатили ему за упаковку, за оформление (у Полковника были все картины) — сейчас мы могли сами создавать дизайн, но таким образом он получал авторский гонорар. Вот так мы заключили эту сделку».

Контракт на получение 5,4 миллиона долларов оформлялся еще два месяца, но был датирован 1 марта, моментом, когда вступал в силу договор 50/50 между Полковником и Элвисом. С этого момента доходы от звукозаписи делились пополам, а оставшиеся от гастролей деньги делились по — прежнему две четверти на одну четверть. Возможно, чтобы гарантировать безопасность этого единовременного платежа, сделка совершалась при наличии старого контракта.

Однако это было еще не все. В дополнение был новый семилетний контракт на 500 000 долларов в год, кроме авторского гонорара, на выпуск двух новых альбомов и четырех синглов за каждый год. Более того, по договору Элвис и Полковник получали аванс в 10 000 долларов каждый. И хотя Илберман хотел получить «чистый» каталог. Полковник все же добился для себя гарантий. Он получал 50 000 долларов в год за «помощь в развитии продаж и раскрутке материала», плюс 10 000 долларов в год за использование прав торговли в конечном контракте. В конечном итоге, после учета всех сделок, он получил от RCA 6 миллионов долларов, а Элвис — 4,5 миллиона долларов. Взяв в расчет доход от гастролей (15 миллионов долларов, из которых 10 миллионов долларов получил Элвис, но только после того, как Полковник получил свои 10 %), получалось как раз 50/50. Было совсем неудивительно, что, имея дело с такими деньгами, Полковник удерживал Элвиса как своего единственного клиента.

Но не все воспринимали это подобным образом. Для Роджера Дэвиса, юридического советника Уильяма Морриса, у Полковника Паркера была такая же блестящая интуиция, как и у любого человека. Не менее хитрый чиновник, он согласился с тем, что Полковник преподал ему уроки заключения контрактов. То, чего он никак не мог понять, — зачем Полковник продолжает настаивать на своем, и терялся всякий раз, когда учитывались налоговые преимущества и долгосрочный прирост для него и его клиента. Джин и Джулиан Абербахи, которые построили издательскую империю на идее, что «собственность — это все», придерживались того же мнения. И хотя они были на грани банкротства, по финансовым и личным причинам, они делали это с оглядкой на будущее (на следующий год они решили продать «Хилл энд Рейндж»), Но Полковник, как они заметили, беспорядочно распродавал Элвиса, чтобы оплатить свои карточные долги. Они действительно продолжали беспокоиться за своего старого товарища, но как опытные бизнесмены они не могли закрыть глаза на его недостатки. По мнению Джулиана, Полковник был «грубым самохвалом без всякого образования. Он всегда хотел бьггь большой шишкой, он должен был доминировать, но никогда не спрашивал совета. Это было слишком унизительно. И он никогда долго не раздумывал».

Но никто не мог назвать Элвиса подневольным, лишенным энтузиазма участником, который ставил свою плавную роспись под строчкой «Одобрено» в конце каждой сделки. Элвис, точно так же как Полковник, считал, что деньги нужны, чтобы их тратить, а как их тратить — это твое личное дело. У них никогда не было проблем с деньгами, пока они думали о них. Как он объяснял Эду Паркеру, деньги входили в одну дверь и тут же выходили в другую. Он хвастался перед друзьями, что однажды у всех на глазах Полковник свалил дерево. И если он заработал для себя деньги — хорошо. Этого, следовало ожидать, хватит на всех, все равно больше никто не умеет заключать сделки. Полковник заслужил свою долю.

В свою очередь. Полковник работал над последним кусочком мозаики. С тех пор как Абербахи объявили о своем решении, он пытался разрешить проблемы издательства, которые возникли после распада «Хилл энд Рейндж». Конечно, можно было сохранить партнерство с Elvis Presley и Gladys Music, но Полковник решил, что не имеет смысла иметь отношения с партнерами, которые не имеют никакого веса. В любом случае отношения между Абербахами и их кузеном оставались невыносимыми — а без Фредди не могло быть никакого издательства.

Первой мыслью Полковника было откупиться от Абербахов, но это было обречено на провал, даже если Фредди заинтересовало бы предложение о приобретении. Далее он подумывал о том, чтобы RCA выкупила половину издательства Elvis Presley. Но занятая организацией гастролей от имени Полковника и приобретением специалистов звукозаписывающая компания отказалась. Но он сохранял надежду, что RCA, возможно, окажет финансовую поддержку, когда сообщил Элвису в середине его гастролей в Лас — Вегасе, что, похоже, они смогут организовать свое издательство через Фредди. Элвис и Лиза — Мария будут иметь 80 %, а Фредди и мистер Дискин — по 10 %. Однако он предупредил Элвиса, что вся эта информация должна сохраняться в строгом секрете и чтобы он пока не обещал никому из друзей, которые приносили ему песни, записать их. Возможно, незачем было все так драматизировать, чтобы привлечь внимание Элвиса. В конце концов все было переложено на плечи Фредди.

В любом случае было сделано много, и он завершал свои сделки с Элвисом и RCA. Организация нового издательства потребовала больше усилий, чем думал Полковник. Улаживание технических деталей растянулось на шесть месяцев. Несмотря на все сложности и ограничения. Полковник верил, что это предприятие внесет свежие перемены, которых все так долго ждали, конечно, если он сохранит здравомыслие в ведении дел.

Запись концерта «Алоха» состоялась в Америке 4 апреля и в общем получила хорошие отзывы. Были оговорки, что американская версия слишком долгая и слишком напыщенная — но в общем это расценивалось как успех. Рейтинги подтвердили его, альбом занимал первую позицию в чартах. Элвис с волнением смотрел шоу дома, но без раздражения, как в 1968 году. Казалось, он принял свою грандиозность, и ему нечего было доказывать.

А вот сфера, в которой он хотел что — то доказать, была карате. Возможно, его подстегивало высокое положение Майка Стоуна (Присцилла говорила всем друзьям и репортерам, что «Майк настоящий мужчина» и относится к ней «как к женщине»). Спорт затягивал его все глубже, как раньше его затягивало любое увлечение. Но это было иное увлечение, которому он был предан в течение пятнадцати лет, только сейчас это приобрело характер одержимости. 2 апреля он убедил Эда Паркера вручить ему шестиразрядный черный пояс по карате (что было воспринято как «продажный ранг» в спортивном окружении). Это только подстегнуло его надавить на Кэнга Ри, которого он вызвал сопровождать его в Сан — Франциско на Чемпионат карате Эда Паркера. Он хотел, чтобы Мастер Ри поднял его на разряд выше, чем Паркер, и вручил ему семиразрядный пояс. Число «семь», объяснил он, имеет для него огромное духовное значение, но Мастер Ри отказался. Несмотря на преданность Элвису и то, что он многим ему обязан, Ри оставался более преданным спорту.

Их прилет в Сан — Франциско на соревнования вызвал возбуждение. Среди его друзей не было никого, кто бы не увлекся карате. После ежедневных упражнений большинство были синие или черные, с растянутыми запястьями, лодыжками и спинами, но это были знаки отличия. Не всем нравились методы Эда Паркера, поэтому продолжала расти зависть к новому положению Кэнга Ри, но было также общее чувство смелости и восторга. По дороге из аэропорта в Civic Auditorium, где проходили соревнования, Элвис с удивлением обнаружил на шатре свое имя. Вернувшись в отель, он обнаружил, что в газетах сообщали о его предстоящем появлении и участии в показе разбивания кирпичей. Он тут же позвонил Полковнику. Конечно, он не может появиться на публике, заорал Полковник. Что будет с организацией его выступления в Сахара Тахо менее чем через месяц и RCA Record Tours, которая заказала его гастроли по Западному берегу через пару недель? Готов ли он ради свободы отказаться от хороших денег? Будет ли он слоняться среди людей, которые хотят только использовать его имя?

Элвис даже не пытался возразить. Он послал нескольких ребят вычеркнуть его имя из списка участников и предупредить организаторов, что он уезжает, а затем вернулся домой, горько разочаровавшись в Эде и самом себе. На следующий день он получил седьмой дан, так как, по настоянию ребят (Реда, Сонни, Чарли, Джерри и Ламара), Кэнг Ри воспользовался случаем и поговорил с Элвисом о таблетках.

«В то время я не знал ничего о таблетках. Я даже ничего не знал об аспирине для себя. Но телохранители объяснили мне: «Ты просто скажи Элвису — никаких таблеток, он никого не слушает, но он послушает тебя». И я сказал: «Нет проблем». Когда Мастер Ри приехал к нему домой в Моновэйл, Элвис не сразу спустился, так как он боялся, что его опять будут использовать. Когда наконец он спустился, я сказал ему так: «Ты знаешь, что ты — Господин Тигр, король джунглей, и когда у тигра есть рана, он ее зализывает. Зализывай, но не принимай таблетки». А он сказал: «Я понимаю». Немедленная реакция. Потом он приглашает меня в свою комнату наверху и показывает мне свой полицейский значок и фотографию с Никсоном. Он — агент по борьбе с наркотиками. Он сказал: «Я против наркотиков, я не верю в них, даже если пою или что — то еще». Он стал объяснять мне, как он «чист». Пояс Кэнг Ри вручил ему, уговорив себя, что Элвис сделал очень многое для продвижения карате, и это очень много значило для Элвиса. Он много раз говорил мне: «Этот черный пояс гораздо ценнее моего золотого пояса». Он действительно был доволен своими боевыми тренировками. Просто он не заботится ни о чем больше. Он старается открыть себя и все плохое сделать хорошим. Это мое мнение, понимаете? Но я сожалел, что должен был быть строже с ним. Он выбрал меня своим инструктором, и я должен жестче обращаться с ним. Я перебросил его через себя, когда он попытался перебросить меня через себя, — но он все равно любил меня за честность».

Две недели спустя они уже были на пути в девятидневный тур по Западному побережью, о котором упоминал Полковник. Для бас — гитариста Эмори Горди, который единственный раз работал с Элвисом, когда замещал Джерри Шиффа во время сессии в 1973 году и который сейчас заменил его в группе, даже это короткое путешествие было откровением. Он мечтал присоединиться к Элвису после той удачной сессии (тогда были записаны «Separate Ways», «Always On My Mind», «Burning Love»), тем более что условия работы — зарплата, размещение и производительность во время гастролей не могли быть лучше. Только музыка разочаровывала. «Общая картина расстроила и меня. Все уже годы занимались этим делом, и все должно было быть уже определено; они послали мне пятьсот мелодий, чтобы я выучил их за две недели, а в конечном итоге мы делали то же шоу, которое показывали в Лас — Вегасе последние четыре года. Иногда у него бывало хорошее настроение, и он становился непосредственным, но большинство мелодий мы проскочили очень быстро. Не было чувства удовлетворения».

В мае они отправились на семнадцать дней в Тахо, где Элвис получил 300 000 долларов, из которых Полковник забрал 100 000 долларов на «раскрутку». Это было естественно для начала карьеры, когда Элвис, согласно обзору The Variety, «ни выглядел, ни звучал хорошо». «Лишние тридцать фунтов, он напыщенный, бледный, моргающий на свет, с вялой манерой исполнения, это слабые попытки увековечить свою силу».

Статья была такой проницательной, что Элвис отменил последние четыре дня выступлений. Полковник оштрафовал его за это на 100 000 долларов из его премии. Вот тогда все и начали волноваться. Несомненно по просьбе Полковника, адвокат Элвиса Эд Хуксттраттен связался с Джоном О'Грэди, вышедшим на пенсию детективом лос — анджелесской полиции по борьбе с наркотиками. О'Грэди и его коллеге Джеку Келли (Келли был бывшей главой Федерального агентства по борьбе с наркотиками) было поручено найти источники, снабжающие Элвиса наркотиками. У них не отняло много времени, чтобы определить четыре возможных источника: «доктор из Лос — Анджелеса, который лечил иглоукалыванием повреждения его спины и шеи во время занятий карате; дантист, который разработал специальную систему обезболивания и лечения на дому; два врача из Вегаса, которые приезжали по первому звонку. Доктор Ник был исключен из списка допросов, так как Вернон, который первый попал под подозрение, поручился за мемфисского врача, что он делает все для блага Элвиса.

«Расследование» продолжилось еще несколько месяцев. Но все разговоры были пустым самообманом. Однажды у Элвиса случилась передозировка в середине июньских гастролей в Сент — Луисе, тогда все осознали всю серьезность проблемы. После этого события Элвис потерял сознание во время дачи показаний в офисе Хуксттраттена, и это усилило беспокойство адвоката. В газетах появились статьи, описывающие подобные случаи, мир хотел узнать любыми способами, что творится с Элвисом и что для него делают.

В отсутствие указаний сверху Хуксттраттен и О'Грэди пытались запугать всех подозреваемых, использовали все свои связи, чтобы надавить на них, пытались узнать все у самого Элвиса. Все, что они смогли узнать, это то, что Вернон разрывался между работодателем и сыном; фактически все финансово зависели от Элвиса. Только Полковник повторял одну мысль, которая поддерживала всех: Элвис выкарабкается, как делал это много раз в прошлом; он делал это раньше, сделает и теперь.

В конце концов они решили припереть Элвиса к стене. Он сознает, что он делает, объяснил им Элвис, нет никаких проблем; причина, по которой он упал в обморок в офисе Хуксттраттена, как он объяснил своему адвокату, — это последствия анестезии после посещения дантиста. «Я сказал: «Элвис, хочешь поговорить об этом? Разреши нам помочь тебе». Я думал, он меня испепелит, но вместо этого он сделал мне подарок — игорный автомат, который я всегда хотел».

Нельзя сказать, чтобы в RCA очень обрадовались, когда получили заказ на издание очередного пустого альбома летом 1973 года, особенно после огромного успеха сборника саундтреков «Алоха». Единственным утешением им были новый контракт и новые отношения. Поэтому 29 июня Джордж Паркхилл, человек Полковника в RCA, написал Элвису в удивительно повелительной форме, что «для того, чтобы сделать товар доступным… мы планируем в середине июля звукозаписывающую сессию». Он предлагал Элвису самому выбрать место для сессии, но подчеркнул, что, по соглашению от 1 марта, в конечном итоге RCA нужно получить один новый поп — альбом, два новых сингла и религиозный альбом — минимум двадцать четыре записи.

Было совершенно ясно, что это письмо было послано не просто по просьбе Полковника, а по его приказу. Если он не мог сам заставить Элвиса исполнять свои обязанности, то он прибег к помощи RCA как посредника и наиболее предпочтительной альтернативы.

Это сработало. Никто и представить не мог, что Элвис покинет Мемфис в разгаре своих четырехнедельных каникул, когда у него гостила дочь. Поэтому Марти Лакер, который только что начал раскручивать Stax Records, организовал сессию в студии Stax's McLemore Avenue в здании старого кинотеатра «Капитоль», практически рядом с «Первой ассамблеей божественной церкви», которую Элвис посещал в юности со своей подружкой Дикси Лок.

В первый вечер Элвис вообще не появился, на второй опоздал на пять часов. Он явился в черном плаще, белом костюме и в шляпе со свисающими полями. В группе были Джеймс Бартон и Ронни Татт; та же самая команда, с которой он работал в 1969 году, но без барабанщика Джина Крисмана, вместо него был Джерри Кэрриган из сессии Нашвилла 1970–1971 годов. Карриган был шокирован внешностью Элвиса, так как они не виделись пару лет. «Первый раз я увидел его толстым. Его речь была невнятной. Он был такой жалкий». «Казалось, ему было все равно, — сказал американский клавишник Бобби Вуд, поддерживая Карригана. — Он был совсем другим человеком».

С самого начала все пошло не так. Фелтон Джарвис и его инженер Эл Пачукки уже ходили по тонкому льду после огромного скандала с руководителем RCA Джоан Дери после выпуска альбома «Алоха» из — за их квалификации и рабочей этики. А сейчас они вообще смутно представляли себе все установки студии. Не было возможности дать всем музыкантам наушники (барабанщик получал тот же микс, что и певец).

По мнению всех музыкантов, песни были «просто ужасные», и Элвис их тут же завернул, как только ему представили их. Если бы Полковник присутствовал, он бы согласился с музыкантами, он содрогнулся, когда Том Дискин представил ему отчет. Фредди снова отказался, хотя теперь он работал только на себя. Полковник покачал головой; он не мог понять этого. У Фредди было все, чтобы добиться успеха.

Но все понимали, что в большинстве все было из — за Элвиса. В другое время, в другом настроении он не обратил бы на это внимания и нашел бы в этих избитых мелодиях что — нибудь, что привлекло бы к ним внимание. Наоборот, единственной вещью, которая его занимала, была демонстрация карате, которую он устроил в студии с Кэнгом Ри. Музыканты слышали историю о том, как во время таких демонстраций он прострелил гитару (Карриган был живым свидетелем этого), и они не могли оставаться в хорошем расположении духа.

На следующий вечер он пришел в той же одежде, но в сопровождении Линды и Лизы — Марии, снова опоздав на несколько часов. На этот раз, казалось, он был в лучшем настроении, материал тоже был получше (в основном из — за представления новой песни Тони Джо Уайта, которую Фелтон получил от своего друга Боба Бекхэма). Но он успел записать только три песни, когда вернулось его недовольство. На следующий вечер они получили еще две песни, на четвертый — обнаружили, что у Элвиса украли его личный микрофон. Когда Пачукки заметил Элвису, что это явилось причиной плохого вокала, он просто вышел и не вернулся. Фелтон в надежде, что он вернется, продолжил записывать инструментальные части следующие два дня, но, когда он не вернулся, в 5 утра 26 июля Фелтон прекратил сессию.

Из тридцати заявленных композиций были закончены только восемь. В любом случае это была катастрофа для RCA. Полковник был просто разъярен отказом Элвиса и его безразличием к своим обязанностям. Для Фелтона это было профессиональным крушением, он чувствовал себя в огне со всех сторон без единого союзника. Но он продолжал верить, что если бы у них было хорошее оборудование, то они смогли бы вдвоем с Элвисом вытянуть следующую сессию. Все, что им было нужно, это атмосфера удовольствия, объяснял он в интервью. «Я пытался увлечь его, чтобы он пел для себя. Элвис должен чувствовать то, о чем поет», — объяснил Фелтон, не вдаваясь в подробности о том, как сложно добиться этого.

Элвис вернулся в Калифорнию, чтобы начать репетиции шоу для Вегаса 6 августа. Поздние отзывы были еще уничтожительнее, чем в Тахо.

«Растолстевший еще более, чем когда — либо, он появлялся в Вегасе… еще более безразличный, равнодушный и непривлекательный», — сообщал The Hollywood Reporter. «Он не просто немного не в форме, не просто пухлее обычного, Живая Легенда стал жирным, нелепо пародирующим себя прошлого. На премьере его голос был писклявым, неуверенным и натянутым. Его индивидуальность была потеряна на одном из самых плохо подготовленных, унылых шоу за всю его карьеру в Лас — Вегасе. Это просто трагедия, обескураживающее и гнетущее чувство — видеть Элвиса в таком унизительном виде».

Для его зрителей это не имело никакого значения. Отклики фанатов были такие, что «Элвис был намного счастливее», «полон радости» и, казалось, «наслаждался шоу более, чем обычно». Но слухи о наркотиках ходили более чем обычно. И костюмные вечеринки были тому подтверждением. На одной из таких вечеринок Элвис, демонстрируя приемы карате, сломал лодыжку одной женщине.

Сами шоу, в общем, были дружелюбными, но Элвис сорвался на последнем представлении. Он выехал на сцену на спине Ламара, а на его шее сидела игрушечная мартышка. «Добрый вечер, дамы и господа, а также любители животных, — объявил он.

— Я привел с собой родственника. Мне плохо без него, даже когда он вынужден отойти в туалет!» Всем это очень понравилось, было очень весело, но потом неожиданно для сидящих в зале и стоящих за кулисами он вставил очень грязный стишок про «Хилтон». Исполняя «What Now Му Love», он метался по кровати, которую Сонни вытолкнул на сцену. Потом он исполнил еще несколько лирических песен и, исполняя попурри «Tiger Man», снова вернулся к проблеме «Хилтона». «Здесь есть парень, который работает в итальянском ресторане, — сказал он шепотом, имея в виду своего любимого официанта, который иногда готовил ему еду. — Его зовут Марио. Эти люди хотят уволить его, как только я уеду, но я не допущу этого. Ему нужна работа. Я думаю, что Хилтоны выше этого. Это не неуважение. Я просто хочу разбудить Конрада (Хилтона) и рассказать ему о Марио и его работе, вот и все». Затем он продолжил попурри, но в середине остановился и объявил; «Эта песня посвящается персоналу и руководству отеля «Хилтон». И начал все сначала. Казалось, имеют значение строчки: «Я — король джунглей / Они называют меня Человек — Тигр».

Остаток шоу прошел в такой же манере нелепости и напыщенности. Для фанатов это было все равно что приглашение к Элвису в гостиную, что вполне допускал Элвис, когда в конце шоу он сказал: «Я знаю, что мы — большие дети, мы веселимся и все такое, но мы действительно любим петь, играть музыку и развлекать людей. Пока я могу это делать, я буду оставаться счастливым старым сукиным сыном».

Полковнику же было не до веселья; после первого упоминания «Хилтона» он рассвирепел, а к моменту, когда Элвис сошел со сцены, он был вне себя от гнева. Он слышал всё о Марио, он понимал чувства Элвиса — но они не разделялись миром. То, что делали Хилтоны, было их личным делом, так же как никто не мог вмешаться в личные дела Элвиса и Полковника. Он был сыт по горло. Он добился доверия Бэррона Хилтона, он посвятил себя этому мальчишке, он покрывал его снова и снова, он построил ему карьеру исключительно на его требованиях. Чего же он добивался теперь? За кулисами он попытался поговорить с Элвисом, но они уже больше не могли договориться. Все слышали сердитые голоса, которые доносились из гримерки, потом Полковник выскочил оттуда, а притихший Элвис появился немного позже, как будто все было улажено.

В тот вечер была обычная вечеринка в смокингах. Присутствовали Том Джонс и Бобби Джентри (Ode to Billy Joe), и Элвис приготовил для Джонса сюрприз. Он знал, что у Тома возникли проблемы с его вокальной группой The Blossoms, поэтому он представил ему молодой квартет из Нэшвилла, в котором были племянница Джея Ди Донни Самнер и Шеррил Нильсен. Он представил их Джонсу как дар и попросил их выступить перед гостями.

Разговор с Полковником все еще сидел в голове Элвиса. Манера, в которой он с ним разговаривал, — кем себя возомнил этот старый плешивый ублюдок? Что позволило ему думать, что он всемогущий, хотя все знают, что он в долгах. Люди судачили о нем, они говорили, что происходит что — то забавное, и Элвис не один раз слышал, что, возможно. Полковник не может покинуть страну как эмигрант или что потеряно его свидетельство о рождении. Да будь он хоть марсианином — он просто старик, живущий прошлым, его дни сочтены. Да как он посмел так разговаривать с Элвисом? «Позвони ему, — сказал он Джо, — и доставь его сюда».

Атмосфера накалилась, когда Полковник приехал на вечеринку. Все видели, что Полковник все еще не отошел от недавней ссоры, а Элвис практически лез из кожи вон. Для его друзей это была такая же шокирующая сцена, как и другие его тайные поступки во время его брака. Первое время они кричали друг на друга в присутствии остальных, бросая друг другу ужасные обвинения до тех пор, пока Элвис не сказал: «Ты уволен». Полковник ответил: «Ты не можешь уволить меня». Каждый грозил созвать на следующий день пресс — конференцию. Полковник сказал: «Отлично, если ты хочешь, чтобы я ушел, выплати все, что ты мне должен», и вылетел за дверь.

В комнате повисла гробовая тишина. Элвис ушел в ванную с Линдой, а гости начали расходиться. Ни у кого не было слов.

У Полковника не было таких проблем. У него слишком много накипело, и, сидя на своем сороковом этаже, набитом комнатами и офисами, он составлял перечень всего, что он сделал для этого мальчишки. Это напомнило ему один день лет двадцать назад, когда Эдди Арнольд разорвал их долгую дружбу одним письмом, в котором он говорил, что, несмотря на их теплые отношения, он больше не может терпеть ту грубую манеру, с которой его менеджер ведет дела. Тогда, как и теперь, Полковнику понадобилась целая неделя, чтобы прийти в себя, а после того как конфликт уладили, он обнаружил, что не может больше нормально общаться с Арнольдом. В конце концов он отпустил Арнольда раз и навсегда, получив от него 60 000 долларов и сохранив с ним только деловые отношения. Но это не могло возместить ему его вклада и не могло компенсировать его боль. На этот раз он решил все расписать как есть: этот мальчишка обязан ему, и он не будет мелочиться.

Закончив свои подсчеты, Полковник вызвал Джерри Шиллинга. Когда Джерри приехал, то обнаружил его в пижаме, шлепанцах, со съехавшими на кончик носа очками. Он в гневе печатал что — то на машинке. Он годами зарабатывал для Элвиса деньги, были заказы, когда он не получал своих комиссионных, он заключал сделки с оглядкой на будущее, не говоря уже о раздельном владении двумя передачами. Если Элвис хотел, то он выполнял, даже если это было против его интересов. Уже рассвело, когда он выдернул последний лист из машинки.

На следующий день реакция на происходящее была похожа на эффект разорвавшейся бомбы. После храброго выступления вчера сегодня он должен был воевать с цифрами Полковника. Элвис и Вернон мрачно изучали аккуратно собранные цифры и пытались придумать, кто же может им помочь в этой ситуации. Джерри и Сонни выступали посредниками в этой войне. Элвис слышал от персонала отеля, что Полковник был болен. Полковник слышал, что Элвис позвонил Тому Хьюлету и Эду Хуксттраттену. Но не знал, по какому вопросу. Было похоже, что обе стороны сделали по выстрелу, но никому не удалось сбить другого с ног; сейчас они шатались вокруг ринга, нетвердо стоя на ногах и не зная, что делать дальше.

Вернона просто тошнило от бизнеса; он не мог себе представить, как добывать деньги без Полковника. Сонни был измучен, он вынужден был все время оставаться с Элвисом. Уколы, которые доктор делал Элвису, могли успокоить его только на два часа, и Сонни вызывали немедленно вернуться в комнаты, как только он пытался прилечь. Джерри и Джо, чьи браки недавно распались, на следующей неделе должны были отправиться на каникулы в Европу, которые оплачивал Элвис. Они предложили отложить путешествие, но Элвис не захотел об этом слышать. Ни у кого не возникало вопроса, что примирение должно наступить, но никто не мог представить как. Ни одна из сторон не предпринимала никаких мер.

Тем временем у Джерри были свои проблемы. Во время июньских гастролей он начал появляться с Кэти Вестморлэнд. Потом отношения с Кэти стали ухудшаться, возможно, из — за давления его обязательств, но в основном из — за того, что между ним и Элвисом что — то происходило. Он сам не мог понять, что именно, пока сам Элвис в момент откровения не рассказал ему, о чем знали уже все: Элвис был причиной его расставания, Элвис переспал с его девушкой. Сначала он не мог поверить в это, хотя знал историю об Элвисе и девушке его сводного брата Билли Стэнли, которая произошла прошлым летом, как раз перед тем, как появиться Линде. Но это было совсем другое. Это был Билли, к которому никто не относился серьезно. Когда Элвис начал рассказывать всем об этом со своей самодовольной ухмылкой, Джерри списал это все на таблетки. А теперь он не был так уверен. «Я не знаю, как это произошло», — попытался объяснить Элвис. «Это случилось всего один раз, — пытался он убедить Джерри, чтобы он не раскрывал дальнейшие предательства, если он узнает о них. — Я никогда никому не делал такого». Джерри был ошарашен. «Но она была моей единственной любовью, — выпалил он прежде, чем добавить: — Я только рад, что об этом мне рассказал ты, а не кто — то другой». Иногда ему казалось, что он больше не знает Элвиса. Но он оставался преданным сержантом, даже если и пытался подавить в себе чувство предательства, которое сидело в нем, и помнить о человеке, которого он любил и которым восхищался все эти годы.

Линда тоже была в подвешенном состоянии. Она была измотана. Элвис был очень преданным в первый год их отношений, насколько она знала, все время проводил на звукозаписи, как он ей говорил. Со своей стороны, она полностью посвятила себя ему, став для него скорее матерью или нянькой, чем любимой девушкой. Вернон сказал ей, что она самый добрый в мире человек, она напоминала ему любимую тетушку, и чтобы она знала, что ее преданность не остается незамеченной. Это очень много значило дня нее, но ей был необходим перерыв, точно так же, как Элвису. Поэтому когда он сказал ей, что ему ненадолго нужно съездить в Палм — Спрингс перед тем, как они окончательно уедут из Лас — Вегаса — может, она захочет походить одна по магазинам — она приняла это, даже если и знала, что это означает на самом деле. Ей было двадцать три года; она могла представить разные стороны жизни. Она все еще любила его, но, как давно она поняла, секс не был сущностью их отношений. И не только из — за его физического состояния, конечно, он был наркозависимым, но иногда он просто переступал границы физиологии. Он никогда не пытался достучаться до сердца другого человека. «Вы понимаете, мне было очень больно от этого. Но я его любила настолько, я его любила, как мать любит своего ребенка, так что могла отпустить его».

Джерри и Джо уехали в Европу через пять дней после скандала, когда ситуация все еще не разрешилась. Тем временем Элвис вылетел из Мемфиса к Кэнгу Ри, пока родители Линды и доктор Ник продолжали гостить у него, его водитель Сэр Джеральд Питерс привез его из Лос — Анджелеса. Он продолжал принимать «иглоукалывание» у врача из Лос — Анджелеса Леона Коула, который выставил ему счет за посещения в Вегасе. Также он решил подписать контракт с квартетом, который он привез из Нэшвилла (он каждый день пел с ними церковные песни), у которого сорвалась работа с Томом Джонсом. Он был настолько удален от ежедневной суеты, что подписал контракт на клочке бумаги, обещавший им 100 000 долларов в год. Они будут частью шоу (третья вокальная группа, вместе с ними было уже одиннадцать человек), они были свободны в своих действиях, но должны мириться с его капризами, куда бы он их ни вызвал. А чтобы доказать свою деловую хватку, он выпустит все их песни. Он назвал их Voice в честь единственного издания церковного журнала New Age Voice, которое Ларри Геллер подарил ему в Вегасе, когда Элвис и Джонни Риверс пришли посмотреть шоу.

Вернон был очень огорчен расточительностью Элвиса; он не знал, что с ними будет дальше, если Элвис не помирится с Полковником. Полковник, когда услышал об этом, сухо заметил, что группа не стоит и 50 000 долларов для шоу. Но для трех певцов, их менеджера и бас — гитариста, который аккомпанировал им, которые едва сводили концы с концами в Нэшвилле, это была не просто сказка, это была манна небесная, хотя вскоре они поняли, что надо вести переговоры о своих расходах, если Элвис хочет, чтобы они являлись по первому кивку.

Казалось, что все продолжается, как и прежде. Полковник заключил сделку с Интернэшнл на скидки для каждой комнаты; бизнес продолжался, несмотря на независимость обеих сторон; Элвис продолжал действовать как Элвис. Единственная разница была в том, что Элвис и Полковник не разговаривали друг с другом.

Перед тем как уехать из Вегаса, Элвис наконец заставил Сонни связаться с Полковником. «Мы должны позвонить этому старому сукиному сыну, — объявил он, — он не собирается звонить нам». Сонни вышел из комнаты, как только связался с Полковником, поэтому он не слышал разговора, но он понял, что Элвис извинялся.

На следующей неделе Полковнику удалось убедить RCA. что Элвис закончит запись вокальных дорожек для нового альбома к концу месяца, так что они не отменят релиз в ноябре. Инструментальные дорожки, записанные в Мемфисе, будут доставлены в Лос — Анджелес юристом Грелюном Лэндоном, который будет наблюдать за сессией, но не в студии RCA в Лос — Анджелесе, а в доме Элвиса в Палм — Спрингс. С точки зрения Полковника, это означало не только минимальный разрыв в расписании Элвиса, но и то, что Фелтон ничего не сможет сделать с записью.

Полковник твердо верил, что это была только вина Фелтона, так как он считал, что нужна другая запись. Он потакал всем капризам Элвиса и позволил ему осесть в море голосов и оркестра, хотя фанаты хотели слышать голос Элвиса. «Просто позвольте ему записать его голос», — убеждал Полковник RCA. «Скажите ему, что нет времени на дубли, заставьте его сделать все правильно с первого раза. Они гораздо лучше знают, как сказать это мистеру Пресли», — говорил он звукозаписывающей компании, и, конечно, в конце это было их решение. Они знали, что он никогда не указывал им в их бизнесе; единственная причина, по которой он отступил сейчас и с чем они были согласны, заключалась в том, чтобы вовремя получить готовый продукт.

Сессия 22 и 23 сентября прошла не совсем так, как ожидалось. Элвис изменил свое мнение о трех или четырех песнях, записанных на пленке; фактически он хотел, чтобы на демонстрационной ленте были записаны Voice, которые прилетели с ним (не для сессии, а для того чтобы петь с ним во время пребывания в Палм — Спрингс). Был ли его энтузиазм ограничен только любовью к их музыке? Ничего, что Шерил Нильсен сделала пересадку волос, он организовал операцию прямо в своей гостиной, пока сам принимал иглоукалывание на сломанном три дня назад пальце.

Это была не та сцена, которую ожидал увидеть Грелюн Лондон. Элвис в пижаме ест попкорн, голова Шерил Нильсен, все еще кровоточащая из — под бинтов, и открытая дверь, из которой тянулся кабель к стоящей во дворе машине RCA. Почти в конце вечера Элвис наконец передумал переделывать свой вокал в Sweet Angeline, которая единственная из записей The Stax сессии была достойна внимания, но перед этим четыре часа он записывал демо со своей новой группой.

На следующий вечер повторилась та же история. Только Элвис после пересмотра трех записей Voice замахнулся на переделку хита 1958 года Энди Уильямса «Are You Sincere?», но нежная баллада после обработки получилась просто пародией. Чем больше Элвис задумывался, тем больше он соглашался с Полковником, что его искусство должно быть честным и чистым, что нужен только его голос, а все остальные должны быть удалены как ненужный багаж.

Полковник вышел из себя, когда услышал, что произошло. Опять этот безответственный мальчишка теряет даром время и срывает все планы, также он разозлился на RCA, которая не увеличила контроль над сессией. По телефону он отчитал Элвиса, он сказал, что сделал все возможное, чтобы убедить RCA создать ему наилучшие условия, но Элвис должен понять, в какой тупик он их поставил. Для последующего разговора с RCA он выбрал другой тон.

Впрочем, это не помешало ему поскандалить с RCA на следующей неделе, когда он обнаружил, что его худшие опасения в связи с продажей каталога могут подтвердиться, а Джоан Дери, кого он считал своим союзником в борьбе с Фелтоном, собиралась в ноябре выпустить антологию, которая называлась бы «Элвис — легендарный исполнитель». Было ясно, что это первый из серии исторических выпусков, противоречащих новому продукту артиста. И не только это, Джоан Дери даже не проконсультировалась с ним. «Даже не было никакой возможности поинтересоваться завершением продаж шикарного буклета с фотографиями, старыми нотами, обложками журналов и информацией о звукозаписи», так как уведомление Дери, датированное 7 сентября, он получил только через три недели после указанного срока. Он очень оскорбился и в этом же духе написал письмо своему хорошему другу Рокко Лагинстра, который организовал сделку. Он указал, что всегда беспокоился о такой несогласованности действий, еще когда заключал эту сделку, что Рокко и Мэл Илберман уверяли, что ему нечего беспокоиться из — за RCA и что если RCA выступит с подобным предложением, то это поставит под серьезное сомнение не только само соглашение, но отношения, которые тридцать лет основывались на доверии. Выпуск альбома был срочно отложен до января, а Полковник с этого времени стал выступать не только советчиком этой серии, но и платным консультантом.

Постановление о разводе Элвиса было объявлено 9 октября. Для Шри Дайя Маты было очевидно, насколько распад семьи не дает ему покоя, когда он навестил ее незадолго до принятия постановления. Она недавно вернулась из восьмимесячного паломничества в Индию, и их телефонные беседы совершенно не подготовили ее к перемене, которую она видела в нем сейчас. Больше всего ее поразило, каким он стал жалким. Ясная, искренняя, беспокойная и находчивая душа, которая выследила ее в Индии, чтобы узнать, не пострадала ли она от землетрясения, о котором передавали в новостях. Сейчас он казался каким — то униженным, лишенным не только надежды, но и своей красоты, и казалось, он стыдился, что она видела его таким. «Я думаю, дела шли не совсем так, как он рассчитывал. У него не было энергии, энтузиазма, чувства, что он молод. Он не мог смириться с самим собой».

Его не беспокоили финансовые проблемы. Его отец ненавидел Присциллу, и с адвокатом Эдом Хукстраттеном они пытались найти решение, чтобы заставить ее вернуться к первоначальным обещаниям. Ему было все равно — это были всего лишь деньги. Он всегда мечтал о домашнем блаженстве, о долгом и счастливом союзе, который обязательно будет, как он обещал своей матери. А сейчас все было кончено, но не по его решению (хотя сердцем он понимал, что он сам выбрал это), а по решению штата.

Присцилла начала пересмотр дела в мае, как раз перед началом гастролей в Тахо. Разрешение вопроса на первый взгляд было однобоким для человека, который может заплатить более 100 000 долларов в штате, где совместная собственность была принципом. Но это было как раз то, чего она хотела. Потом она увлеклась отделкой новой квартиры (которую Элвис с радостью согласился оплатить), и на часть от 50 000 долларов, которые она получила раньше, она открыла магазин одежды в Беверли — Хиллз. Магазин назывался Бис и Бью (ее компаньоном была подруга Оливия Бис, а Бью — была ее девичья фамилия). Очевидно, занятие бизнесом и её опыт дизайнера по интерьерам открыли ей глаза на реальную финансовую сторону жизни. Именно этим объяснял Эд Хукстратген, когда услышал от ее нового адвоката предложение об аннулировании этого соглашения, которое было основано на «явном мошенничестве».

Так как предполагалось, что Хукстратген был сообщником этого мошенничества, Элвис был вынужден нанять нового адвоката, коллегу Эда. Разбирательства продолжались в течение лета, пока адвокаты не пришли наконец к новому соглашению. Элвис заплатит 725 000 долларов наличными плюс 6 000 долларов в месяц в течение десяти лет, что вместе с половиной от продажи «Хиллкреста» (он был продан 31 августа за 450 000 долларов), 4200 долларов в месяц супружеской поддержки в течение года, и 5 % новой издательской компании, приближалось к сумме в 2 миллиона долларов. Еще он должен будет платить 4000 долларов в месяц алименты на ребенка, и у них будет совместная опека над Лизой — Марией.

9 октября, во вторник, они встретились в суде в кабинете судьи Лоуренса Джей Риттенбанда. Перед этим они двадцать минут прохаживались по зданию суда, улыбаясь репортерам и фотографам, которые встречались им на каждом шагу. Присцилла давно не видела Элвиса и была смущена его внешностью. В течение всего заседания он держал ее за руку, а она сплела свои пальцы с его распухшими пальцами. Они появились, все еще держась за руки, Элвис выглядел странно в спортивном костюме с флажком на груди. У Присциллы был новый стиль, на ней было пальто из лоскутков длиной три четверти, которое, несомненно, было выпущено «Бис и Бью». Она помахала, когда подходила к машине со своей сестрой Мишель, и успокоилась, увидев его удаляющуюся спину.

Шесть дней спустя он был доставлен в полу коматозном состоянии в клинику Baptist Memorial Hospital. У него начались проблемы с дыханием еще в Калифорнии, и он вынужден был вылететь домой. В самолете Линда заметила, что его дыхание становится хуже, несмотря на кислородную подушку. Доктор Ник тут же приехал к нему домой и был поражен тем, что увидел. Элвис так распух, что его с трудом можно было узнать, он тяжело дышал. Ник предпринял все попытки, чтобы позаботиться о нем дома, даже прислал медсестру, которая постоянно дежурила в Грэйсленде, но, когда через три дня состояние Элвиса ухудшилось, а его дыхание едва можно было различить, доктору ничего не оставалось, как немедленно отправить его в больницу.

В больнице ему оказали первую помощь, а потом доктор Никопулос созвал консилиум, на котором определили, что его состояние очень серьезное. После того как они определили, что он не страдает от острой сердечной недостаточности, они предположили, что это могла быть передозировка наркотиков, чем — то вроде стероидов. После того как Элвис смог разговаривать, доктор Ник спросил, какие он принимал в последнее время таблетки, но не обнаружил ничего такого, что могло вызвать такую «подушкообразную» внешность. Один из докторов спросил его о черных и синих отметинах по всему телу, Элвис ответил, что последние восемь или девять месяцев он лечился иглоукалыванием. Никто не мог понять, как обычные иголки могут вызвать такую странную реакцию, и тогда Элвис объяснил, что использовался не только обычный набор иголок, но и шприц. Когда Ник спросил Элвиса, что было в шприце, тот сделал вид, что не знает. Тогда доктор рассказал ему о местной анестезии, которая снимает боль, и что — то о кортизоне, который способствует быстрому выздоровлению, но он не был уверен, что именно было в этой смеси. Тогда Ник попытался выяснить что — нибудь у Джо Эспозито, который предположил, что в этих уколах было что — то большее, так как за последнее время они участились. Ник позвонил доктору из Калифорнии и, злобно сообщив ему, что Элвис очень болен, наконец выудил из него информацию: почти каждый день Элвису делали укол димерола. Так доктор Ник понял, что его пациента нужно лечить от наркозависимости.

Проконсультировавшись с двумя специалистами — докторами Дэвидом Ноттом и Робертом Финком, он срочно сделал Элвису укол фенобарбитала, чтобы предотвратить ломку. На следующий день он начал лечение, которое обычно применяется при лечении зависимости от героина. Также он связался с доктором Ларри Врубелем, гастроэнтерологом, который посоветовал сделать рентген. Рентген показал утолщение кишки, которая была полна фекалиями из — за длительного приема наркотиков. Именно из — за этого произошло вздутие живота. Беспокоясь, что долговременное принятие кортизона могло усугубить его глаукому. Ник связался еще с офтальмологом доктором Мейером. Мейер сказал, что у Элвиса назревает глаукома на обоих глазах, что может обеспокоить Элвиса, когда он придет в себя, чтобы начать беспокоиться, но пока он еще слишком болен, чтобы вмешаться.

После нескольких дней лечения команда медиков почти управляла всеми реакциями их знаменитого пациента, и Элвис стал потихоньку поправляться. Они стали замечать некоторые симптомы активности (подергивание конечностей, бессонницу) и нежелание подчиниться больничному режиму (он посылал за гамбургерами, когда должен был придерживаться жидкой диеты, и исподтишка принимал снотворное из своих запасов, когда медсестра отказалась дать ему таблетку). После биопсии у него обнаружили в печени изменения, обусловленные приемом наркотиков.

Ник рассказал о своих подозрениях Джо, и они вместе отправились в Грэйсленд, чтобы найти в шкафчике в ванной Элвиса, что же он мог принимать. Они обнаружили три большие бутыли с разными видами снотворного, от которых доктор Ник сразу избавился. Доктор Финк предлагал перевести Элвиса в реабилитационный центр доктора Нотта. Элвис почти согласился.

За эти две недели Линда ни на минуту не отходила от него. «В первые ночи мне поставили раскладушку перед его кроватью, и он каждую ночь опускал свою кровать до моей раскладушки. Я соскальзывала, а он захватывал меня вокруг шеи и подталкивал обратно. Мы просто пытались оставаться как можно ближе. Наконец внесли койку и для меня. Ко мне стали относиться как к пациенту. Я никогда не снимала халат, и нянечки заходили и спрашивали: «Ну как сегодня наши пациенты?» Однажды я попыталась спуститься вниз к газетному киоску и оделась, а Элвис спросил: «Что ты делаешь?» — «Я только спущусь к газетному киоску». Он сказал: «О нет, дорогая, если я не могу одеться, ты тоже не можешь». Он заставил меня снова надеть халат и вернуться в постель. Он был как маленький ребенок, а я — его приятель. Я проходила тот же путь, что и он. Самые мои дорогие воспоминания о нем в больнице. Он был заботлив. Мы смотрели телевизор — увлеклись игровыми шоу. Даже после возвращения домой мы смотрели их».

Сонни и Джерри чередовались, оставаясь с Элвисом в комнате; его сводный брат Рики Стэнли приносил из Грэйсленла еду — чаще всего мясной рулет. А поздно вечером, когда все службы Мемфиса растворялись в воздухе, Элвис и Линда смотрели репортажи из детской. Сестры установили там камеру и махали ему оттуда: «Привет, Элвис». Они знали, как любит Элвис смотреть на маленьких детей в колыбелях и инкубаторах. «Был такой парнишка, который махал по — настоящему, после этого мы с Элвисом всегда так махали друг другу. Я потом разыскала этого парнишку, проследила за ним и купила ему в подарок обувь».

Постепенно все более — менее нормализовалось, хотя у больницы по — прежнему возникали проблемы с ее знаменитым пациентом, так как ежедневные анализы создавали дилемму, и врачи были вынуждены решать ее в полночь, чтобы не создавать лишнего шума среди персонала и пациентов. Когда Элвису стало немного лучше, он получил телеграмму от Полковника, в которой тот сообщал, что работает над сделкой с «Сахара Тахо». Элвис отправил ему ответ с поздравлениями и разрешением Полковнику подписать контракт от его имени.