Эшелоны идут под откос

13

Старший оперативный уполномоченный железнодорожной милиции капитан Арефьев вот уже полчаса наблюдает, как осторожно ходит гитлеровская охрана по полосе отвода, пролегающей по обе стороны от железнодорожного пути. За время работы в милиции он не раз следил за подозрительными лицами и хорошо разбирался в походках. Даже самый опытный и хладнокровный преступник никогда не ходит свободно, естественно. Всегда ощущается в его движениях какая-то скованность, настороженность.

Да, но то преступники, а гитлеровцы ведь чувствуют себя тут хозяевами. Им-то чего опасаться?..

И все-таки ходят они по нашей земле как-то не так… Особенно эти, за которыми наблюдает сейчас Арефьев. Почему все время по одной и той же тропке, осторожно ступая след в след, будто по глубокому снегу? Один, поскользнувшись, даже руки и стороны выставил, чтобы сохранить равновесие. Похоже, что боятся оступиться…

«Так ходят по минному полю, — заключает капитан. — Значит, немцы заминировали тут подступы к железнодорожному пути. Непременно надо уточнить, какие же участки, не все же подряд…»

Укрываясь за густым кустарником, Арефьев крадется вслед за охраной, идущей цепочкой вдоль пути. Постепенно ему становится понятным принцип минирования полосы отвода. В основном это участки, примыкающие к насыпям.

«Значит, немцы хотят преградить нам подступы к ним, — размышляет капитан. — Наши мины на насыпях куда опаснее, чем на ровных площадках. Тут, если уж шарахнет, то все полетит под откос…»

Капитан достает блокнот и набрасывает в нем схему железнодорожного перегона с заминированными участками. Делает это он с той же тщательностью, с какой еще совсем недавно чертил план места происшествия.

Выслушав доклад Арефьева, Щедров с досадой покачивает головой.

— А мы с Кручиной именно этот участок облюбовали. Неужели придется от него отказаться?

— Зачем же, товарищ командир? — спокойно произносит Кручина. — Спасибо надо бы гитлеровцам сказать, что они его заминировали.

— С какой же это стати нам их еще и благодарить? — досадует на неуместную шутку старшего сержанта Михаил Миронович.

— А как же не поблагодарить?.. — улыбается Кручина. — Они ведь создали отличные условия для осуществления нашего замысла.

— Ну знаешь ли!.. — начинает злиться Щедров. — Не время сейчас для шуток…

— А я и не шучу, товарищ командир. Зачем они, по-вашему, мины там поставили?

— Как зачем? Чтобы от нас обезопаситься.

— Вот именно! А раз так, будут ли они патрулировать тот участок?

— Тогда вроде ни к чему было его минировать…

— И опять я вынужден воскликнуть: вот именно! И в том случае, если мины с того участка снять, разве не будет он для нас самым безопасным местом?

— Да, пожалуй, — улыбается теперь и Михаил Миронович. — Ну и хитрец же ты, сапер!

— Такая уж у нас, саперов, воинская специальность, товарищ командир, — не без гордости произносит старший сержант. — Без хитрости, а вернее, без сообразительности грош была бы нам цена.

И опять в непроглядной ночной тьме лежат рядом на влажной после недавнего дождя земле старший сержант Кручина и Дмитрий Щедров. Сегодня нужно работать молча. Малейший звук может привлечь внимание охраны. Жандармы, правда, не задерживаются тут, не поднимаются на насыпь и не осматривают шпал и рельсов. Проходят только по не заминированной тропке к соседнему участку.

Прежде чем идти на ночное задание, Кручина не один час тренировал Дмитрия, обучая его о6езвреживать немецкую противопехотную мину.

— Скорее всего, они заложили там именно эти мины, — убежденно говорил старший сержант. — Они у них самые коварные. Ну а если не эти, тогда либо итальянские, либо венгерские — и те, и другие осколочного действия. Образцов этих мин у меня нет, и обезвреживать я буду сам. Без тренировки это опасно.

И вот они на задании. Кручина отполз от Дмитрия немного вперед — хочет, наверное, первым нащупать взрыватель и определить тип мины. Дмитрий ползет следом за ним. Он уже успел привыкнуть к неизбежному риску. Да и не слепой это риск, не просто «судьба», как считают некоторые фаталисты. Если хорошо знаешь устройство, умеешь мысленно представить себе все детали механизма мины, взаимодействие всех ее взрывателей, предохранителей, пружин, ударников и капсюлей, а руки достаточно ловки и натренированы в обращении с тонкими деталями, то ошибки, которая, как говорят, случается с саперами только раз в жизни, может и не быть.

Дмитрий уже успел полюбить свою грозную специальность. И не только потому, что это всегда поединок со смертью, как слишком уж романтично выразился недавно Кручина. Дмитрию кажется, что постоянное обращение со взрывчаткой дисциплинирует его, формирует характер, вырабатывает сноровку. Все время нужно придумывать что-то такое, чтобы враг не разгадал твоего замысла, действовать не по шаблону, хотя по шаблону и безопаснее. Тут требуется изощренность ума, изобретательность. Но главное, конечно, это возможность мстить врагу за то, что он тут, на твоей земле, топчет все и рушит…

Партизанам стал недавно известен приказ командующего шестой армией генерал-фельдмаршала фон Рейхенау о поведении его войск на Восточном фронте. Немецкий фельдмаршал в нем писал:

«Основной целью похода против еврейско-большевистской системы является полный разгром государственной мощи и искоренение азиатского влияния на европейскую культуру. В связи с этим перед войсками возникают задачи, выходящие за рамки обычных обязанностей воина…

К борьбе с врагам за линией фронта еще недостаточно серьезно относятся. Все еще продолжают брать в плен коварных, жестоких партизан и выродков-женщин…

Войска заинтересованы в ликвидации пожаров только тех зданий, которые должны быть использованы для расположения воинских частей. В остальном исчезновение символов бывшего некогда господства большевиков, и том числе и зданий, соответствует задачам войны на уничтожение. Никакие исторические или художественные ценности на Востоке не имеют значения…»

«Значит, Третьяковка, Эрмитаж и все наши музеи с картинами Репина, Айвазовского, Левитана не имеют для них никакого значения? — гневно думает Дмитрий, распростершись на родной земле и вспоминая этот приказ гитлеровского фельдмаршала. — Их можно взрывать и жечь, а им нужны у нас только казармы и лишь то, что может быть использовано под казармы. Наверное, годятся для этого и Большой театр, и университеты… Ну так не будет вам спокойного житья в таких казармах! Все, где только разместятся ваши солдаты, будет гореть и взлетать на воздух!.. Уж мы постараемся, можете в этом не сомневаться!»

Полежав немного без движения, с расслабленными мышцами, чтобы успокоиться, Дмитрий осторожно проводят рукой по траве. Наверное, никогда еще ладонь не обретала такой чувствительности. Она различает каждый отдельный стебелек, мельчайшие былинки, нежнейшие лепестки и тычинки полевых цветов, а ему не терпится нащупать, наконец, страшные усики взрывателя нажимного действия или тройник натяжного.

Похоже, что не обнаружил пока ничего и Кручина, иначе он подал бы какой-нибудь знак. А может быть, тут вообще нет никаких мин? Нет, не надо себя успокаивать, ослаблять внимание! Не зря Кручина поучал: «Пока не прощупал последнего квадратного метра подозрительного участка, не расслабляй мышц, не внушай себе провокационной мысли, что тут ничего нет. До самого последнего сантиметра верь, что она непременно тут, только очень уж хитро затаилась…»

Дмитрий решается переползти на новое место, всего на полметра, и сразу же ладонь его натыкается на проволочку. Он замирает на мгновение и перестает дышать.

Теперь спокойствие! В его руках проволока, идущая к взрывателю натяжного действия. А может быть, и не к взрывателю, а к терочному воспламенителю?..

Дмитрий аккуратно перебирает проволоку пальцами, добираясь до тройника, ввинченного в корпус мины.

«Похоже, что мина S, — думает он, — значит, взрыватели ZZ».

Надо осторожно перерезать проволоку, не натягивая ее. Дмитрий достает из кармана кусачки. Слышится легкий щелчок. Кусачки обратно в карман, вместо них в руке теперь гвоздь. Пальцы нащупывают закругленную головку взрывателя, а чуть пониже — отверстие в направляющей втулке.

Так, готово! Гвоздь во втулке. То же самое проделывает он и со вторым взрывателем в другом конце рогатки тройника. Теперь остается только вывинтить их, эти взрыватели.

Мина, однако, еще опасна. Могут сработать три капсюля детонатора во внутреннем цилиндре ее корпуса. Мина, правда, не подскочит на полтора метра и не разбросает триста сорок шариков шрапнели и осколки корпуса на расстояние до ста пятидесяти метров, но детонаторы взорвут ее тротиловый заряд. Надо быстрее вывинчивать и эти взрыватели!

Вторую мину Дмитрий обезвреживает уже спокойнее, увереннее.