Очень не хочется Вольфу идти к Паулю Лейтнеру, но ничего не поделаешь — надо. Если бы не он, начальник гестапо штурмбаннфюрер Хассельман обвинил бы его в связи с партизанами. Вольфу и сейчас еще страшно вспоминать ту ночь…
— Здравствуйте, господин Лейтнер, — кланяется он заместителю пожарного депо. — Извините, что не смог сразу вас отблагодарить… Подполковник Штралендорф дал мне срочное поручение.
— Помилуйте, за что же меня благодарить? Я ведь ничего особенного для вас не сделал. Просто доказал на начальнику гестапо, что вы не виноваты в происшедшей катастрофе.
— Именно за это вам спасибо. Не всякий на вашем месте решился бы на это. Штурмбаннфюрер Хассельман мог бы и вас обвинить в соучастии… Сейчас, знаете ли, такое время…
— А вот высказывать подобные мысли я бы вам не советовал, — хмурится Лейтнер. — Да, время действительно суровое — война, но из этого вовсе не следует делать заключение о торжестве несправедливости.
— Извините меня, господни Лейтнер, но вы все такой же неисправимый идеалист. Каким были при советской власти, таким и теперь остались…
— Каким я был при советской власти, о том нам, Вольф, трудно судить. И давайте прекратим разговор на эту тему. Если у вас нет ко мне ничего больше, то я вас не задерживаю.
— Я пришел к вам за советом, господин Лейтнер. Сегодня, как вам известно, к нам прибудет эшелон с очень важным грузом. Как бы с ним не случилось того же, что и с тем…
— Вы думаете, что партизаны снова заминировали дорогу?
— Охрана пути теперь значительно усилена. Патрули обходят свои участки ночью через каждый час, а то и чаще. Чтобы легче было обнаружить установленные партизанами мины, балласт между шпалами и на откосах балластной призмы поливается известью, боронуется хворостом и граблями. К тому же подступы к участкам пути, проходящим по насыпям, заминированы
— Так чего же вам в таком случае бояться! При таких предосторожностях разве мыслимо что-нибудь заминировать?
— Все это так, но ведь советские партизаны сами знаете какие изобретательные…
— Нет, я этого не знаю, господин Вольф! — повышает голос Лейтнер. — И смотрите, чтобы штурмбаннфюрер Хассельман или подполковник Штралендорф не обвинили вас за это в паникерстве.
— Я надеюсь, что вы им…
— Я-то не собираюсь их об этом информировать, — усмехается Лейтнер. — А вот кто-нибудь другой, услышав от нас подобные речи, вполне возможно, что и расскажет.
— Так ведь я только с вами так откровенен, господин Лейтнер. И потому хочу посоветоваться, не послать ли мне в сторону Чичкова сначала один только паровоз?
— При таких-то мерах предосторожности?
— Береженого, как говорят русские, Бог бережет.
— Ну, так посылайте тогда. Но кому же из местных машинистов доверите вы это?
— Кузьмину.
— Почему именно ему?
— Хочу заодно проверять, не связан ли он с партизанами…
— Нагнал же на вас страху начальник гестапо — всюду теперь мерещатся партизаны! Каким же образом, однако, проверите вы Кузьмина?
— Во-первых, если он с ними связан, то знает, конечно, их замыслы и может отказаться от этой поездки
— Отказаться? Только по этой причине? — удивляется Лейтнер. — Кузьмин ведь старик, и у него в запасе множество болезней. Может сослаться на нездоровье. А из этого может следовать…
— Ничего из этого следовать не будет, ибо он, скорее всего не знает ничего о партизанах. А тем более об их замыслах.
— На всякий случай я поручу все же за ним понаблюдать.
— Ну что ж, посылайте тогда Кузьмина. Только я на вашем месте выбрал бы более надежного машиниста.
— А черт их знает, господин Лейтнер, — зло ругается Вольф, — кто из них более надежный! Я ведь и Мышкина вполне надежным считал…
Дмитрий Щедров со старшим сержантом Кручиной лежат в густых кустах полосы отвода, разминированной прошлой ночью. Перед ними высокая насыпь железной дороги, хорошо видная на фоне освещенных заходящим солнцем облаков. Только что прошел патруль — целое отделение жандармов. Теперь тихо. Дмитрий очень боялся, что заденут они своими сапожищами два троса, тянущихся от мим, заложенных на насыпи под шпалами, к ним в кусты. Но все обошлось благополучно. Видно, Кручина так вмял их в землю, что не заденешь.
Скоро в направлении Чичкова должен пройти паровоз Кузьмина, и его нужно пропустить через заминированный участок дороги так, чтобы он не подорвался. Только тогда решатся гитлеровцы пустить вслед за ним поезд с артиллерией и боеприпасами. «Колесный замыкатель» или «МУВ на шомполе» сработали бы под ним автоматически, а управляемые мины, тросы которых в руках Кручины и Дмитрия, будут послушны их воле. Мысли старшего сержанта и Дмитрия сейчас лишь об одном — не пропустить фашистский эшелон к фронту. Известно, что он везет тяжелые орудия и снаряды, которыми немцы собираются обстреливать Москву!
Обстреливать Москву!.. Страшно даже подумать об этом. Дмитрий ни разу не был в столице, хотел только этим летом провести в ней отпуск, а тут вдруг война… И вот фашисты уже где-то недалеко от Москвы. Неужели и на этом рубеже не удастся их остановить? Быть этого не может! Во всяком случае, они с Кручиной не пропустят сегодня фашистский эшелон с артиллерией и боеприпасами в сторону Москвы, чего бы им это ни стоило.
Дмитрию известно, что рано утром, сразу же как только по этому участку прошли патрули, дядя Миша со своими помощниками заменили на обезвреженных им и Кручиной минах обрезанную натяжную проволоку новой. Теперь все выглядит так, будто и не касался их никто. Это на тот случай, если жандармы вздумают проверить состояние своих минных полей.
Мало того, на других участках дороги минувшей ночью партизаны специально поставили несколько мин, не очень тщательно замаскировав. Разведчики капитана Арефьева видели потом в бинокль, как немецкие саперы снимали их. За насыпь, подступы к которой гитлеровцы прикрыли своим минным полем, они и раньше были спокойны, а теперь решили, наверное, что сунулись мы туда да перепугались их мин, вот и заминировали менее уязвимые для поездов участки. Теперь у немцев вроде бы не должно быть никаких сомнений, что с их сверхважным грузом ничего не случится, а они все же впереди него паровоз Кузьмина пустили для перестраховки.
Пора бы ему показаться, однако…
Но вот зашумело что-то. Дмитрию захотелось подняться во весь рост, но он лишь еще больше вытянул шею в сторону теперь уже хорошо различимого стука локомотивных колес. Вот-вот, значит, должен показаться паровоз Кузьмина — над лесом виден уже дымок из трубы.
Ну да, паровоз серии «ЭМ» Кузьмина! Он стремительно выскакивает на открытый участок пути, и Дмитрий сразу же его узнает.
— Смотра не дерни случайно трос, — шепчет Дмитрию Кручина. — Положи-ка его лучше на землю. А то мало ли что…
— Ничего, товарищ старший сержант, у меня нервы крепкие, — усмехается Дмитрий, но трос все-таки привязывает «на всякий случай» к ветке куста.
А паровоз Кузьмина уже над минами… Еще мгновение — и он проскакивает через них и мчится дальше. Любопытно, как они теперь поступят: пошлют эшелон вслед за Кузьминым или дождутся, пока он вернется? Похоже, что не будут ждать… Загонят Кузьмина в Калиновке на запасный путь, а эшелон — без остановок на Чичково. Если, конечно, это им удастся…
— Видал, какая охрана на тендере кузьминской «эмки»? — снова шепчет Кручина. — Нагнали мы на них страху. То ли еще будет! Придется им скоро эсэсовские части с фронта снимать для охраны своих железнодорожных коммуникаций.
Со слов дяди Миши Дмитрию известно, что гитлеровцам уже не хватает специальных охранных частей и полиции, приходится бросать на борьбу с партизанами кадровые части армии. Наверное, они и тут скоро усилят свои гарнизоны эсэсовцами. Нужно быть готовыми к этому. Тогда не так-то просто будет сидеть в кустах с концом троса от управляемой мины. Станут все прочесывать и простреливать. Пора, значит, придумать какие-нибудь другие мины, действующие так же надежно, как эти и подрывающие только то, что принесет фашистам наибольший ущерб. Не может быть, чтобы нельзя было чего-нибудь такого придумать…
— Внимание, Дмитрий! — толкает Щедрова локтем в боя старший сержант Кручина.
На насыпь с северо-запада въезжает огромный в сравнении с ЭМ Кузьмина паровоз серии «ФД21». И Дмитрию кажется невероятным, что лучший советский товарный паровоз, поступивший на наши железные дороги лишь в прошлом году, везет теперь фашистские пушки, которые должны обстреливать Москву. Ему еще ни разу не приходилось ремонтировать такие паровозы, но он знает, что в отличие от других и даже от локомотивов этой серии более ранних выпусков имеет он камеру догорания, механическую подачу угля, сажесдуватели, многоклапанный регулятор, взаимозаменяемые стальные цилиндры с чугунными втулками, ведущие и сцепные дышла с глухими круглыми головками, снабженными плавающими втулками и многие другие усовершенствования. И вот такой локомотив, названный именем Феликса Дзержинского, надо теперь пустить под откос…
— Приготовься! — снова толкает Дмитрия старший сержант.
«Сколько же еще метров до гибели?..» — как о живом существе, торопливо думает Дмитрий, стискивая потными пальцами конец троса.
— Огонь! — командует старший сержант, будто в руках их не тросы, прикрепленные к взрывателям саперных мин, а рукоятки затворов артиллерийских орудий.
Дмитрий сразу же дергает свой трос и легко вырывает чеку из взрывателя мины. Боевая пружина взрывателя, мгновенно разжавшись, посылает ударник в капсюль в воспламенитель.
Мины Дмитрия и Кручины срабатывают почти одновременно. Грохочет оглушительный, сотрясающий землю взрыв. Паровоз, как смертельно раненный буйвол, вздымается на дыбы и со скрежетом рушится под откос, увлекая за собой платформы с артиллерийскими орудиями, затянутые брезентом, крытые большегрузные вагоны со снарядами и артиллеристами.