Эшелоны идут под откос

27

А в это время лейтенант милиции и Дмитрий Щедров, взобравшись на бронепаровоз, осуществляют свой план.

— У вас все готово, ребята? — спрашивает их Кузьмин.

— Все, Василий Иванович, — отзывается Фролов. — Подавайте паровоз к колонке. Вам ведь в самом деле воду нужно набирать?

— Мы нарочно в Вязах неполный бак набрали, чтобы иметь возможность подъехать тут у вас к гидроколонке, — отвечает Кузьмин. — Это заранее было с Михаилом Мироновичем оговорено.

— Ну а мы по указанию Михаила Мироновича как раз возле гидроколонки все и сосредоточили.

— Давай на тендер, Володя, — говорит Дмитрий помощнику машиниста. — Мы сейчас воду пустим и будем подавать тебе ящики со взрывчаткой. Ты их под уголь. Старайся только не бросать, клади осторожно.

— А на платформу тоже что-нибудь положите? — спрашивает Кузьмин. — На ней жандармы брустверы себе соорудили из мешков с песком.

— Мы их заменим теперь мешками с толом, — усмехается Фролов.

— А не догадаются? — тревожится Кузьмин.

— Не должны. Тол у нас порошкообразный, его от песка почти не отличишь. К тому же мы заменим только нижние мешки, а верхние так с песком и останутся, — уточняет Дмитрий. Он теперь в отряде Михаила Мироновича Щедрова второй после Кручины специалист по взрывчатке.

— А тол сам разве взрывается? — спрашивает Дмитрия помощник Кузьмина Владимир Казаков.

— Мы сейчас вмонтируем в буфера платформы взрыватели с детонирующими шнурами, объясняет Дмитрий. — Ты за это не тревожься, тут все продумано.

— Вы не очень-то болтайте, — сердито ворчит на них Кузьмин. — Кто-нибудь услышать может…

— Этого вы не бойтесь, Василий Иванович, — успокаивает его Фролов. — Здесь сегодня ракитинские полицаи дежурят. Они нам помогут сейчас начинить ваш паровоз взрывчаткой. А ну, давай сюда, ребята! — говорит он кому-то в темноте.

— Как же это немецкий комендант разрешил полицаям станцию охранять? — удивляется Кузьмин. — Своих жандармов не хватает, что ли?

— А они тут по договоренности лейтенанта Фогеля с Ракитиным, — посмеивается Фролов. — Начальник мальцевской полиции поручил им арестовать нас с Дмитрием ровно в два ноль-ноль, когда начнется задуманная Ракитиным и Штралендорфом операция против «диверсантов».

— Ничего не скажешь, ловко все придумано, — одобрительно произносит Кузьмин.

— Не случайно же обер-лейтенант Вольф назвал Ракитина толковым парнем и выдвинул на пост начальника местной полиции, — напоминает Кузьмину Фролов. — Ну, как у вас там, ребята?

— Все готово, — отзывается кто-то из «полицаев».

— А у тебя, Дмитрий?

— Тоже порядок!

— Ну, трогайте тогда, Василий Иванович. Желаем вам удачи!

Как только бронепаровоз возвращается к перрону, нетерпеливо ожидавший его Вольф приказывает унтер-офицеру сажать своих жандармов на прицепленную впереди него платформу. Сам он влезает в будку машинистов.

Второе отделение жандармов во главе с офицером уходит вслед за Ракитиным в пристанционный поселок.

— А вам не очень жарко будет, господин обер-лейтенант? — озабоченно спрашивает Вольфа Кузьмин. — Мой помощник так раскалил котел, что тут почти как в крематории.

— Ничего, господин Кузьмин, я люблю тепло, — усмехается Вольф. — К тому же на перроне меня чертовски продуло, и я тут отогреюсь. Ну-с, вперед, господин Кузьмин! — с напускной бодростью командует он.

Кузьмин не торопясь, степенно, как всегда, берется за ручку крана машиниста и перемещает ее влево до упора. Тормоза теперь опущены, и башмаки тормозных колодок не обжимают уже бандажей паровозных колес.

Нажав рукоятку регулятора, машинист впускает пар в золотниковые коробки паровой машины. Бронепаровоз с прицепленной к нему платформой медленно трогается с места.

«Теперь можно развить предельную скорость, — думает Кузьмин. — Мало ли какие сомнения могут возникнуть у поездного диспетчера».

Лейтенант Фогель уведомил, конечно, промежуточную станцию Калиновку, что бронепаровоз следует в Чичково по приказанию Штралендорфа — старшего военного коменданта на участке дороги Вязы — Чичково, и Калиновка пропускает его с ходу. Но Чичково, забитое составами, может ведь и не принять. Чичковские подпольщики сделают, наверно, все возможное, чтобы бронепаровоз проник на станцию независимо от сигналов светофора, но мало ли что…

За операцию, которую должен провести в Мальцеве Ракитин, Кузьмин не беспокоится. Константин хоть и молод, но хитер. Он под разными предлогами протянет время, чтобы дать возможность Кузьмину добраться до Чичкова, а потом расправится с жандармами и уйдет со своими «полицаями» в партизанский отряд Щедрова.

Конечно, оставаясь начальником мальцевской полицейской управы, Ракитин мог бы еще не раз пригодиться партизанам, но рисковать им штаб партизанского движения больше не может.

Константин многое сделал и для обеспечения его, Кузьмина, операции. Она будет ведь осуществлена с помощью той взрывчатки, которой снабдил Ракитина подполковник Штралендорф, готовя тайник-приманку дли партизан.

Вообще все вроде продумано и учтено, но тревожные мысли не дают Кузьмину покоя. Он достаточно прожил на свете, чтобы не знать, каким неожиданным образом срываются даже самые тщательно продуманные замыслы. А тут может произойти столько еще непредвиденного…

Фролов сообщил ему, что по поручению Щедрова кто-то из немецких связистов, тайно помогающих партизанам, позвонил Фогелю от имени Штралендорфа и передал его приказ Вольфу: немедленно выехать в Чичково. А если теперь у Фогеля возникнет какое-нибудь сомнение или желание уточнить что-то, он ведь в любую минуту может связаться со Штралендорфом или с его помощником Гартманом. И тогда…

Но, может быть, и обойдется все? Штралендорф действительно мог уехать в Чичково и находится теперь в пути, а Гартман хоть и в Вязах, но поздно уже, и он, наверное, спит у себя на квартире. Скорее всего, в кабинете Штралендорфа дежурит сейчас кто-нибудь из младших офицеров, который может и не знать, какое приказание от имени Штралендорфа передавалось в Мальцево. А пока он свяжется с майором Гартманом, пройдет время.

«Время, время… — торопливо проносится в голове Кузьмина. Сейчас оно решает все… Только бы перескочить через Калиновку, а там до самого Чичкова никто меня не остановит. А уж чичковские подпольщики позаботятся, чтобы начиненный взрывчаткой бронепаровоз смог ворваться на их станцию…

Вот и зеленый глазок Калиновского светофора! Значит, Калиновка пропустит его с ходу. Все, стало быть, в порядке, никто не поднял пока тревогу.

Локомотив с грохотом проносится через станцию.

Теперь только Кузьмин вздыхает с некоторым облегчением и начинает обращать внимание на обер-лейтенанта и своего помощника Владимира Казакова. Он и до того замечал каждое движение Вольфа и Владимира, но все это лишь регистрировалось его сознанием, а думал он о другом.

Владимир усердно подбрасывает уголь в топку, поглядывая на водомерное стекло. Внешне он совершенно спокоен. Володя вообще уравновешенный, рассудительный парень, а в такой обстановке не может, конечно, не волноваться. Значит, умеет держать свои нервы в узде. Такому парню многое еще придется испытать, и сегодняшний урок выдержки не раз ему потом пригодится. Надо только, чтобы парень уцелел, но это уж его, Кузьмина, забота…

А обер-лейтенант разомлел в тепле, теперь его и силком из будки не выставишь.

— Вы, я вижу, классный машинист, господин Кузьмин, — замечает он, наблюдая за слаженной работой паровозной бригады,

Вольф и раньше говорил и даже спрашивал что-то, а Кузьмин ему отвечал, но спроси его сейчас, что именно, едва ли он сможет на это ответить.

— Тут не столько моя заслуга, господин обер-лейтенант, — степенно отзывается он на похвалу Вольфа, — сколько самого паровоза. Первоклассная машина! Да и отремонтировал ее господин Лейтнер на славу. Лично ведь наблюдал за ремонтом.

— Не скромничайте, господин Кузьмин, я в локомотивах кое-что смыслю. Такую скорость без мастерства даже из первоклассной машины не выжмешь.

«Ишь какие комплименты теперь рассыпаешь, предатель! — зло думает о Вольфе Кузьмин. — А у меня и сейчас еще скулы болят от твоих кулаков…»

В будке между тем начинает попахивать серой. Плохой сорт угля пошел, или Владимир нарочно стал такой подбрасывать, чтобы выкурить Вольфа?

— Хороший уголь весь разве вышел? — морща нос, спрашивает Вольф.

— Экипировались, сами знаете, на скорую руку, — отвечает Кузьмин. —Где уж там было выбирать. А вы бы, господин обер-лейтенант, вышли проветриться, а то с непривычки голова будет болеть.

— Да, пожалуй, надо выйти посмотреть, что там жандармы мои делают, — потягиваясь, встает со своего ме ста Вольф.

Как только он закрывает за собой дверцу, ведущую на боковую площадку локомотива, Кузьмин шепчет помощнику:

— Сейчас последний подъем, Володя. Я тут приторможу, а ты ступай на тендер и спрыгивай оттуда под откос.

— А вы, Василий Иванович?

— Ты делай, что я тебе велю, Владимир, а обо мне не беспокойся, я стреляный воробей.

— А где мы с вами встретимся?..

— В отряде Щедрова. Иди прямо туда.

Кузьмину очень хочется обнять на прощание своего помощника, но он боится, как бы Владимир не догадался о его замысле, и лишь крепко жмет ему руку.

— Ну, будь здоров, Володя! Ни пуха тебе, ни пера!

Хотя на подъеме локомотив начинает заметно сбавлять ход, Кузьмин притормаживает его еще больше, чтобы Владимир имел возможность благополучно спрыгнуть. Но вот подъем позади. Теперь километра три будет ровная площадка, а затем уклон. Сняв руку с тормозного крана, Кузьмин взбирается на тендер. Не увидев там помощника, на всякий случай негромко окликает его:

— Володя!

Прислушавшись и не услышав ответа, заключает: «Значит, спрыгнул… Теперь полный вперед!»

Он снова ставит ручку крана машиниста в поездное положение и заглядывает в топку. Пламя в топке ярко-белое, уголь лежит ровным слоем по всей колосниковой решетке. Молодец, Володя, умеет топить, хорошим машинистом будет!

И снова тревожная мысль: «А как там, в Мальцеве, — неужели не спохватились? Скорее всего, однако, щедровские партизаны нарушили связь с Вязами. Подорвали несколько телеграфных столбов между Мальцевой в Вязами, вот они теперь и онемели. Селектор тоже, стало быть, бездействует».

Кузьмин хорошо знает, как основательно готовит Щедров все свои операции, значит, нарушение связи с Вязами не исключено, но и он, Кузьмин, не подведет.

У него тоже не произойдет осечки.

А Вольф все еще на платформе со своими жандармами.

На какое-то мгновение мелькает мысль: «Может быть, и мне нужно было с Владимиром, как Щедров велел?..»

Но он тотчас же гонит ее, встряхивает даже головой. Как же можно? Вольф сразу учует неладное, обнаружив, что паровозная бригада сбежала. Вести локомотив он, конечно, не сможет, но остановить его знает как — техником ведь в паровозном депо работал… Все тогда пойдет насмарку! Весь труд отряда Щедрова, смертельный риск Ракитина и его помощников…

А может, Вольф пробудет там, на платформе, до самого Чичкова?..

Не успевает он отвергнуть и эту мысль, как в будку паровоза просовывается поджарая фигура обер-лейтенанта.

— Что это вы разогнали так машину, господин Кузьмин? — удивленно спрашивает он. — Скоро уже Чичково. Не собираетесь же вы проскочить ее с ходу, как Калиновку?

— Вы же сами только что называли меня классным машинистом, господин обер-лейтенант, — улыбается Кузьмин. — А подлинное мастерство машиниста заключается не столько в скорости вождения, сколько в искусстве торможения. Вот я и дам вам возможность убедиться в этом.

— Да я вам и так верю, так что давайте притормаживать. Вон уж желтый огонь входного светофора.

— А может быть, вы сами желаете притормозить? — широким жестом приглашает Кузьмин обер-лейтенанта к крану машиниста.

— В другой раз как-нибудь, — хмурится Вольф, направляясь в его сторону. — Сейчас не до учебы…

— А я собираюсь вас не учить, — спокойно продолжает Кузьмин, — а проучить.

С этими слонами он вскидывает тяжелый гаечный ключ и со всего размаха опускает его на голову Вольфа. Отбросив потерявшего сознание обер-лейтенанта в сторону, Кузьмин спешит к двери боковой площадки паровоза, через которую только что вошел Вольф, и закрывает ее на защелки.

Выглянув в окно, Кузьмин видит уже совсем близко входной светофор, но не может разглядеть на нем сигнала.

В чем же дело?.. Испорчен он, что ли?.. Или, может быть, подпольщики вывели его из строя, а входную стрелку вручную перевели на занятый путь?..

Да, скорее всего, им пришлось пойти на это, чтобы бронепаровоз врезался в состав с боеприпасами или в эшелон с цистернами бензина…

Еще несколько мгновений — и колеса локомотива со скрежетом проносятся через входную стрелку. Бронепаровоз по переводной кривой устремляется на боковой путь, занятый составами с боеприпасами. Кузьмин отчетливо видит это по сигналам, ограждающим его хвостовой вагон. Красный фонарь, установленный у внутренней грани правого рельса, не оставляет у него никаких сомнений, что вагоны, в которые врежется сейчас локомотив, загружены снарядами или взрывчатыми веществами.

— Ну, теперь все!.. — чуть слышно шепчет Василий Иванович Кузьмин.

А день спустя на новом месте расположения отряда Щедров Михаил Миронович выстраивает своих партизан, и не выравнивая строя, что обычно делал очень придирчиво, тихо произносит:

— Почтим память Василия Ивановича минутой молчания…

Все скорбно склоняют головы, вспомним старого скромного машиниста, ничем вроде не отличавшегося от других, очень неприхотливого и уступчивого. Дмитрий, правда, помнит, каким требовательным и даже ворчливым он был, когда принимал свой паровоз из ремонта. Ему известно было и то, что Василий Иванович не давал никаких поблажек своей бригаде во время рейса и никому не прощал ни малейшей небрежности. Но он и не упускал при этом случая научить чему-либо своих помощников, терпеливо день за днем передавая им свое мастерство. Однако все это каталось естественным, неотделимым от облика старого машиниста. А всякий ли на его месте пошел бы на такой подвиг? Вот он, Дмитрий, например?..

Да, он тоже сделал бы это! Без этой готовности пойти на подвиг для него лично борьба с оккупантами обратилась бы лишь в слепую и потому бессильную ненависть к лютому врагу. Он пока не знает, когда предстоит ему такое испытание, но твердо верит, что выдержит его так же мужественно, как Василий Иванович Кузьмин.

А разве другие, дядя Миша, например, или старший сержант Кручина, не повторили бы того же? Разве не совершили уже подвига мальцевские комсомольцы во главе с Константином Ракитиным? Ежедневно ведь, если не ежечасно, рисковали они жизнью. А сколько же таких людей среди тех, кто прикрывает сейчас подступы к Москве?..

Если и прежде Дмитрий Щедров не сомневался, что не овладеть гитлеровцам столицей его Родины, то теперь твердо верит, что не бывать этому никогда!