Эва, дочь трактирщика

Глава 11

— Ишь, расселась, — прошипела Рокильда, глядя на Эву, занявшую лучший стол у окна. — Весь лист исчеркала. Чего черкает-то?

— Брокк какие-то лепешки новые придумал, рецепт обдумывает. Вот Эвка за ним и записывает, чтоб ничего не забылось.

— Ха! — фыркнула женщина.

Брокк в самом деле решил подсуетиться к темному тину и к приуроченной в честь его начала ярмарке придумать что-то этакое, чтобы и простых горожан заинтересовать, и знатных. Вчера они весь день с Эвой о чем-то шушукались, спорили, а потом на рынок отправились и вернулись взволнованные, с блестящими глазами. Годвин попытался вызнать, что да как, и Брокк ему нехотя ответил, что идея есть, и что надо бы еще подумать-придумать, как довести ее до ума.

Рокильда понимала, что дело это хорошее, уж всяко лучше, чем продолжать дома сиднем сидеть и по Лив горевать, но все равно ее злило, что Эвка с отцом ходить вздумала и записывает за ним. Подумаешь, грамоте обучена… лучше бы пол вымела, столы протерла, простыни домой взяла постирать – вот это толк, настоящая помощь.

Рокильда подошла к девушке, глянула на исписанный ею лист бумаги и заметила вдруг, что Эва одета лучше, чем обычно: платье на ней хоть и скромное, но его резедово-зеленое сукно приятно глазу, а желто-коричневый кожаный ремешок подчеркивает тоненькую талию. И волосы племянница теперь не убирает под платок, а носит распущенными, лишь прибирает от лица передние пряди – то в косицы их заплетет, то лентой сзади стянет. И туфли вон какие, новенькие…

Но больше всего Рокильду возмутило, что Эва пахнет чистотой и, немного, травами. Вот же лентяйка! Небось, за эти дни и не вспотела ни разу, что так благоухает!

— Что это ты делаешь, Эва? — спросила строго женщина.

Девушка – неслыханная наглость! – даже не повернулась к ней и ответила:

— Рецепты расписываю.

— Это подождет. А вот на лестнице пятно жирное, надо бы вытереть.

— Ага, — рассеянно проговорила Ева.

— Вальк бы помыл лестницу, но он за капустой для вечерней похлебки ушел, а Лина не пришла еще, да и не умеет она мыть, та еще бестолочь. У меня же самой поясницу прихватило.

— Я бы с радостью помогла, но отец велел закончить с рецептом, — отозвалась Ева.

— А пятно что же?

— Пятно подождет.

Рокильда прищурилась. Бумажки, рецепты, одежка новая, лента в волосах… понравилось, видать, Эвке жить по-новому, забаловали родители. Еще немного и командовать станет, словно хозяйка здесь.

— Эва, бросай глупостями заниматься и вымой лестницу! — резко приказала Рокильда.

Ева отложила перо, встала из-за стола и, посмотрев на женщину, на чьем лице появились несколько красных пятен, произнесла невозмутимо:

— Хорошо, тетя. Раз пятно на лестнице важнее рецептов, которые могут спасти наш трактир, я сейчас же его вытру.

Годвин усмехнулся, когда дочка Брокка пошла на кухню за ведром и тряпкой, и посмотрел на жену, которая, сложив руки на плоской груди, победоносно вздернула нос. Да, с его Рокильдой не поспоришь!

Вскоре Эва вышла из кухни с пустым ведром: вода кончилась.

— Заодно к колодцу сходишь, — протянула Рокильда.

— Мне нельзя ходить по улице одной, — ответила Ева.

— Чего это нельзя?

— Отец запретил.

— С каких пор?

— Девушкам опасно гулять одним.

— Да какая ты девушка! — вырвалось у Рокильды, но она быстро исправилась: — Ты выглядишь слишком взрослой для девушки, и никто к тебе не пристанет.

— Сам схожу, — вызвался Годвин.

— Сиди! — рявкнула на него жена. — Эва, это глупо! Что, тебе теперь и к колодцу сходить нельзя?

— Нельзя.

— Чушь! Тут недалеко.

— Я отца не ослушаюсь, — не поведя и бровью, сказала Ева. — Если кто-то другой принесет воду, я помою лестницу.

— Я принесу, че уж, — снова встрял Годвин и даже пошел было к ведру, но Рокильда снова рявкнула на него:

— Нет! Ты, — женщина указала на Еву, — пойдешь на улицу к колодцу и принесешь воду. Я терпела все эти дни, молчала, но больше не стану! У нас рук не хватает, работы полно, а ты, кобыла здоровая, только и приходишь сюда, чтоб поесть! Мои сыновья тут днюют и ночуют, помогая во всем, а ты только бумагу мараешь да настойки дорогущие покупаешь! Не стыдно?

Ева не стала ругаться только потому, что в словах тетки была доля правды. Ева всем объявила, что будет помогать в трактире, и помогала, но пока эта помощь выражалась только в планах и подсказках Брокку. Хотелось, конечно, из чистого духа противоречия остаться при своем и никуда не ходить, но даже эту ситуацию можно себе на пользу повернуть – например, выторговать у отца право выходить одной, а если что на Рокильду свалить: мол, тетя отчитала.

В общем, девушка проговорила покладисто:

— Хорошо, тетушка, раз это так важно для вас, я схожу за водой.

Взяв ведро, Ева вышла из «Пестрого кота», оставив свои записи на столе: при всем желании их никто не прочитает, ведь в этом мире вряд ли кто-то знает русский. Но эта перестраховка была лишней, ведь братья Лэндвики и их жены читать и писать не умеют. Из всей семьи только Симон да Эва грамотные – Симона мастер из купеческой гильдии грамоте обучил, а Эву – жрицы при храме.

Где колодец, Ева знала: видела как-то, когда с отцом к трактиру путь сокращали. Выбрав этот же путь, она вышла на Спуск – так называют улицу, ведущую к порту, и начала подниматься по ней.

В Ренсе стояла поздняя весна, и лето уже было совсем близко. Сколль готовился к началу темного тина, когда мужчины устремляются в храмы бога Айра Гневного, главы здешнего пантеона богов и супруга Миры Милостивой. В храмы они спешат за прощением грехов, иначе, как здесь считается, Гневный бог непременно накажет во время своего тина, ведь всегда есть, за что наказать.

Для горожан начало каждого тина – время особенное и оживленное, потому что начинается с ярмарки. Обычно члены поварской гильдии участвуют в ярмарках: устанавливают палатки в разрешенных местах и продают угощения. Повара договариваются, и каждый приносит на продажу то, что у него получается лучше всего; Брокк обычно готовит печенье, а Гриди – свои фирменные пироги с рыбой и рисом, который в Ренсе стал распространен в последнее десятилетие. В этом году Брокк уже не сможет выставить на продажу свое печенье и пироги, потому что больше не состоит в гильдии. Зато в гильдии состоит их новый повар, и именно через него они могут получить шанс себя проявить и вернуться в гильдию.

Ева зацепилась за то, что пирожки идут нарасхват, и предложила отцу сделать мясные пирожки в форме треугольников с жирным мясом и луком – подобия эчпочмаков, а также пиццу. Эчпочмаки Брокк принял, хоть и сказал, что странно это, треугольники лепить, а вот от пиццы поначалу отказался: дескать, что это еще такое, сыр плавить, да еще и добавлять сверху и мясо, и овощи, и специи – дорого и странно. Но Ева на своем настояла, и Брокк отправился в лавку специй, чтобы вечером они могли поэкспериментировать с соусами. Еще она планировала сделать ватрушки – творог местным нравится, и открытые пирожки им должны зайти.

По улице прогрохотал чей-то экипаж; Ева отошла в сторону, пропуская его, и тем самым приблизилась к нескольким мужчинам, идущим от «Перца», самого известного трактира Спуска, да и в целом известного заведения Сколля. Девушка безразлично глянула на них и пошла дальше, а вот те задержали на ней взгляды: приодевшаяся, чистенькая и уже не выглядящая старше своего возраста «Эва» их заинтересовала.

— Эй, рыжая! — крикнул один. — Как поживаешь?

Ева не придала этому выкрику значения, ускорилась и вскоре оторвалась от компании; пройдя «Перец», около которого, как всегда, дежурили извозчики и где всегда порядочно загажена улица, она свернула в улочку, откуда, насколько она помнит, можно быстрее дойти до колодца.

Еще одна женщина шла к колодцу тем же путем, и мальчишка водонос. Следуя за ними, она вышла на небольшую площадь с колодцем, посмотрела, как набирают воду, дождалась своей очереди и тоже наполнила ведро. Обратно она пошла через ту же улочку, витая в мыслях о предстоящей ярмарке.

Если бы она была внимательней, заметила бы, что там уже кое-кто есть, но девушка шла «слепо», думая о своем, так что когда перед ней вдруг выросли те трое, которых она видела недавно, то удивленно на них воззрилась.

— Снова ты, — расплылся в масляной улыбке самый рослый из компании.

Ева оценила свои шансы: средневековье, узкая улочка, игриво настроенные засранцы. А не так уж был неправ Брокк, говоря, что негоже девице разгуливать одной… С другой стороны – женщинам опасно во всех мирах, не только в этом средневековом Ренсе.

А может, ей ничего не грозит, и можно пройти мимо, как она и сделала недавно? Они не выглядят такими уж опасными: довольно грузные, не первой молодости, воняют и, вероятно, мучаются похмельем. Ева рискнула и уверенно пошла дальше мимо них, держась ближе стены.

Они ее пропустили. Девушка выдохнула, быстро уходя, но, услышав, что за ней все еще идут, испугалась не на шутку и ускорилась; ей надо бы оставить ведро, но она наоборот с чего-то вцепилась в него, и оно стало сильно ударять ее по бедрам, а вода выплескиваться.

— Эй, рыжая, куда торопишься? Подожди-и-и…

Ева еще ускорилась; та минута с лишним, что она шла по улочке быстро, молча и напряженно, определенно поспособствовала появлению парочки седых волос на ее голове. Ощущения сплелись в вязкий ком страха; может, она придумала себе опасность, и эти гады просто дразнят ее, а может, они догонят ее и…

Вдруг свет, шум, извозчики. Выйдя на Спуск, Ева шумно выдохнула: людей здесь слишком много, и ничего с ней не случится. Компания преследователей вышла вслед за ней из улочки, обогнала, а потом и свернула куда-то, но напоследок тот, что рослый, оглянулся на Еву.

Она споткнулась, наступив на подол своего же платья, и выпустила ведро из рук – вода пролилась. Та самая чертова вода, за которой она вообще не должна была ходить.

— Э-э, нехорошо, — донесся до нее укоризненной голос одного из извозчиков, ждущих заказа у «Перца».

С Евой случилось что-то: голова закружилась, ощущения смешались. Она покачнулась, начиная куда-то уплывать, и вдруг грянул гром… нет, голос:

— Эва? Что ты делаешь здесь?

Это был Тмерри, капитан Вайд Тмерри – один, без кошки.

И Ева от облегчения упала в обморок.

Забытье было не долгим; когда Вайд подхватил девушку, она уже пришла в себя, стала цепляться руками за его плечи. Ева медленно заморгала: в голову словно ваты напихали, а ноги и руки дрожат. Ну, последнее не страшно, ведь ее удерживают.

— Влад? — слабо спросила девушка, вглядываясь в лицо держащего ее мужчины. — Я что, в грох обморокнулась? То есть в обморок грохнулась?

Тмерри не понял, что она сказала.

— Это все чертова анемия, — пробормотала девушка.

И тут, наконец, зрение ее настроилось и передало четкую картинку. Держал ее не светленький худенький Влад, похожий чем-то на эльфа, а здоровенный, смуглый Вайд Тмерри, живущий в королевстве под названием Ренс.

— Эва, что с тобой? — спросил он раздраженно. — И что ты делаешь около «Перца»? Почему одна?

Ева поморщилась, вспоминая, а что, в самом деле, она делает здесь и почему оказалась снова в объятиях этого стражника. Куда-то она шла, что-то она уронила… Ах да, вода и мужики, которые напугали ее. Вспомнила.

— Мне голову напекло, — ответила она.

— А платок на что?

— Нет уж, я всю жизнь мечтала быть рыжей, так что… — Ева осеклась, осознав, что сболтнула лишнего. Прокашлявшись, она стала высвобождаться, и Тмерри опустил ее. На большинство женщин он глядит сильно сверху вниз благодаря своему высокому росту, но Эва Лэндвик и сама рослая.

Она выровнялась, откинула волосы за спину и посмотрела вперед мутным еще взглядом, а потом облизнула губы. Вайд отследил каждое ее движение, поглядев на ее волосы-глаза-губы; он не осознавал, что смотрит слишком пристально.

Да и Ева не заметила, как он на нее пялится. Посмотрев под ноги, она увидела опрокинутое ведро и пролившуюся воду, а потом и порванный подол платья. А ведь за это платье, точно соответствующее ее здешнему статусу по фасону и цвету, и заодно удобное, мягонькое и не колючее, подходящее ей по росту, она заплатила… то есть ее родители заплатили четыре серебряных ренка!

— Хана платью! — воскликнула она и руками всплеснула.

«Да, жаль платье», — подумал Вайд; то, что Эва нарядилась, в первую очередь и удивило его. Да и заметил он ее лишь потому, что заприметил чисто по-мужски рослую рыжеволосую девушку в зеленом, и только потом узнал лицо старшей девицы Лэндвик.

Интересно это все. С чего это бывшей жреческой труднице, выносливой и неприхотливой, падать чуть что как какая-нибудь изнеженная каэрина?

— Так что случилось? — спросил Вайд. — Почему ты здесь одна?

— Меня тетя за водой отправила, — ответила Ева.

— И голову напекло, так? — усмехнулся мужчина; как нарочно именно в этот момент по небу плыли облака, надежно защищая от солнца.

— Да. К тому же слаба я еще после отравления, так что может быть всякое. Хорошего дня, капитан. Мне пора.

Взяв ведро за ручку, девушка оглянулась на улочку, где натерпелась страха – возможно, иллюзорного. Но все равно возвращаться за водой она не станет, и вообще больше шарахаться одной по Ренсу не будет. Не нужна ей такая независимость: пусть уж лучше отец каждый ее шаг контролирует, зато уроды всякие не пристанут.

— Одну не пущу, — заявил Вайд, забрал у Евы ведро и когда девушка удивленно на него взглянула, сказал тоном, не оставляющим шансов на пререкания: — Я провожу тебя до колодца, а потом и до трактира.

— Спасибо, — прохладно сказала девушка, и они направились обратно к улочке.

Когда они зашли в нее, Еве снова стало не по себе, и она искоса взглянула на капитана, несущего ее ведро. Хорошо, когда такая махина мышц рядом – никто не сунется.

О преступлениях и темных улочках думал и Тмерри.

— Тебе и правда голову напекло, — сказал он зло, — раз ты пошла этим путем. Около «Перца» хорошим девушкам делать нечего, и чем ближе к порту, тем больше сброда.

— Это все тетя, — протянула с неприязнью Ева, — заставила меня идти, чуть скандал не закатила.

— И ты пошла?

— Пошла. Надоело, что носятся со мной как курица с яйцом, опекают. Я ведь не дитя.

— А нарядилась зачем?

— Нарядилась? Я разве нарядилась?

— А разве нет? — приподнял бровь Тмерри и, протянув руку, пощупал сукно у ворота ее платья. — Оделась в лучшее, как на праздник.

— Праздничное платье я надену на ярмарку в честь начала темного тина, — заявила Ева. Она и не шелохнулась, когда мужчина коснулся ее, хоть и под предлогом того, что хочет пощупать сукно.

Это была серьезная промашка. Эва Лэндвик всегда побаивалась мужчин, а уж после того, как на нее натравили кошек, и вовсе шарахалась и вздрагивала, чуть кто двинется в ее сторону и посмотрит.

По крайней мере, так было раньше.

— И волосы, гляжу, завила, — как ни в чем не бывало проговорил Тмерри и коснулся на этот раз ее волос.

Ева и тут и глазом не повела, но спросила:

— Зачем ты меня трогаешь?

— Не бойся, — он улыбнулся снисходительно, давая понять, что уж от него-то точно никаких нехороших поползновений не будет.

— Не распускайте руки, капитан Тмерри, — предупредила Ева. — Иначе я отцу пожалуюсь.

— На что? Я лишь пощупал сукно твоего платья.

— И волосы потрогал.

— Извини, — хмыкнул он удивленно, — дурного не желал.

— Мне откуда знать, чего ты желал или нет? Ты кто мне, чтобы так вот касаться?

И снова у Вайда появилось отчетливое ощущение, что старшая Лэндвик лжет. Она уже не та замороженная Эва: поглядывает на него заинтересованно, слова мягко тянет, двигается более плавно, а он не дурак, все замечает.

— Так что не делай так, нехорошо это. Капитан стражи должен бы знать, как себя вести, — закончила Ева.

— Повинуюсь, жрица, — улыбнулся мужчина.

— Не жрица… — тише сказала девушка. — Просто дочь трактирщика.

— Что с трактиром-то? — полюбопытствовал Вайд; они тем временем вышли к площади с колодцем. В этот раз воду никто не набирал, так что очереди не было. Пока капитан опускал ведро в колодец, Ева рассказывала:

— Денег не хватает, новый повар просит много. А скоро ярмарка, и мы хотим выставляться.

— Так не пустят. Брокк уже не в гильдии.

— Зато наш новый повар в гильдии. Поставим палатку, — уверенно сказала Ева.

— Ну, попробуйте, — отозвался Вайд.

Подняв полное ведро воды, он опустил его и вдруг отошел. Ева сначала не поняла, куда это он, а потом девочку лет восьми, тоже с ведром, увидела неподалеку; девочка робела и мялась, не решаясь подойти к колодцу. Заговорив с ней, Вайд забрал ее ведро, вернулся к колодцу и сам наполнил.

Девочка тоже подошла к колодцу и стала внимательно разглядывать капитана. Когда он поднял и для нее полное ведро и опустил, она проговорила, сверкнув щербатой улыбкой:

— Спасибо, господин.

— Не господин я, — улыбнулся в ответ Вайд и отбросив вьющуюся восьмеркой прядь со лба.

— А красивый, как господин, — набравшись смелости, выпалила девочка, забрала ведро и ушла поскорее, румяно-красная.

Ева хмыкнула, а сама оценивающе поглядела на Тмерри.

Да, пожалуй, мужчина он красивый. Но надолго ли?

Одевается как бродяга, а волосы, наверное, расчесывает раз в месяц, если помоет. Бреется через раз, судя по щетине, и зубы никогда не чистит, разве что изредка, возможно, чем-то поковыряется в них. И вонючий – потом разит дай боже! Еще пара-тройка лет, и что останется от его так называемой красоты? Зубы или выбьют в каком-нибудь замесе, или сами выпадут, сгнив; волосы седеть и выпадать начнут, тело обрюзгнет, а приятное пока еще лицо покроется морщинами и сползет тестом.

— Ты бы помылся, — посоветовала Ева, когда Тмерри повернулся снова к ней и взял ведро.

— На прошлой неделе уже мылся.

— Правда? — со скепсисом протянула девушка и принюхалась.

Вайд, отлично знающий, что не розами благоухает, усмехнулся:

— Мылся-мылся.

— Надо чаще.

— Вот побегала бы ты по городу с мое и поняла б тогда, откуда запах берется. Мне ж никто ванну пахучую не устраивает и мыла заморские цветочные не привозит. Удастся ополоснуться – и то хорошо.

— Чистота – залог здоровья, — нравоучительно сказала Ева.

— Да понял я тебя, — уже не так миролюбиво отозвался Вайд.

— Не обижайся, я тебе добра желаю. Это действительно очень важно – мыться часто и тщательно.

Вайд снова усмехнулся, но слова Эвы его и впрямь задели. Другим он, значит, не воняет, и девочка у колодца его красивым господином назвала, а Лэндвик морщится? А сама… Капитан глянул на девушку и понял, что упрекнуть ее не в чем – и одета нарядно, и волосы интересно прибрала, и пахнет от нее хорошо, как не от всякой каэрины. Ногти и те чистые-чистые – он заметил, когда она за него цеплялась.

— Так что трактир? — перевел он тему, почувствовав неловкость.

— Говорю же – денег нет. Но палатку все равно на ярмарку поставим, — загадочно улыбнувшись, сказала Ева. — Кстати, и ты приходи к нам со своими ребятами-стражниками. Угостим вас пирожками.

— Я приду обязательно, если твоя матушка принесет свои пироги.

— Принесет. И отец кое-что новое придумал. Вайд, — Ева посмотрела на мужчину серьезно, — без шуток, приходи. Нам нужно, чтобы вокруг нашей палатки толпился народ.

— Сказал же – приду.

— Будем ждать, — улыбнулась девушка.

Страх, который она испытала недавно, уже испарился из ее души, и она почувствовала себя увереннее. Завоевать расположение капитана стражи и заодно приглушить его подозрения на ее счет вполне можно за счет пирожков. Да и реклама: народ интуитивно потянется к той палатке, куда подойдут стражники.