Эва, дочь трактирщика

Глава 19

— Как житуха, Вайд? — добродушно спросил Лорк-вышибала, завидев Тмерри с его кошкой во дворе «Перца».

— Неплохо, — отозвался капитан. — Рингер у себя?

— Ага.

Тмерри зашел в трактир и сразу к лестнице направился. Работающая в это время подавальщица так и воссияла при его появлении, подплыла и проворковала:

— Милый, ты рано сегодня. Тебе как всегда?

— Нет, Фэй, я не голоден.

— Правда? — Фэй выпятила крепкую грудь и призывно посмотрела на капитана. — Уверен, что не голоден? — томно спросила она и приоткрыла очень пухлые губы, которых не бывает у женщин Ренса.

— Что ты делаешь со мной? — игриво укорил ее Вайд. — Мне еще работать сегодня.

— Зачем работать, пусть обычные стражники все делают. Твое дело – знать, что происходит в твоем районе, и ты знаешь.

— Хотел бы я знать, что происходит, Фэй, — вздохнул капитан и пошел дальше к лестнице, ведя за собой Шесс.

Подавальщица замерла на месте с обиженным выражением лица. Ей казалось, что Тмерри клюнул на нее, и она надеялась, что их встречи продолжатся, но, судя по всему, он сюда чаще действительно просто поесть приходит… Понятное дело, что и при лучшем раскладе он бы ее никогда замуж не взял, но и всласть побалагурить с этим синеглазым красавчиком тоже неплохо. Говорят, в него герцогиня Беккен по уши втрескалась, когда он служил у герцога. А раз сама герцогиня, зрелая богатая женщина, не устояла, чего и говорить об обычных девушках?

Вайд тем времени поднялся к Рингеру и уверенно зашел в его кабинет.

— Со вчерашними буянами я все решил, — сказал управляющий, взглянув на нежданного и нежеланного гостя, и отложил расписки, которые проверял.

— Отлично. Теперь другое дело решим. Через седмицу-другую ты щедро вознаградишь Брокка Лэндвика за полные залы трактира. Заплатишь столько, сколько взял за несуществующий подкуп Ханкина. И еще. Если Лэндвики осенью захотят уйти из «Перца» и начать готовить свои изумительные салаты где-то еще, ты скажешь, что тебе очень жаль, что они уходят, но ты искренне желаешь им удачи.

— Нажа-а-аловались, значит, — протянул Рингер и сложил руки на тщедушной груди.

— Просто поставили в известность. Они люди хорошие, не надо их обижать.

Управляющий молча посмотрел на Тмерри. Их с Рингером становление происходило в одно время, а пути порой пересекались. Оба хитры, но один скорее пронырливый, а другой смекалистый. И у обоих за спиной надежный тыл, так зачем ссориться?

На Спуске надо сохранять порядок. Более или менее порядочный.

— Обижать их я и не думал, — пробормотал Рингер, пряча злобу и досаду: такую жирную рыбу придется из рук выпустить. — Это рыжая нажаловалась, да? Что, — усмехнулся он, — понравилась? Хоть и жрица, а ничего такая, а ты у нас падкий на дев…

— Таш.

Рингер не успел договорить: Шесс, выполняя команду, взлетела на стол и бросилась ему на грудь, свалив вместе со стулом. Вайд, тоже поднявшись со стула, обошел стол и, склонившись над побелевшим от страха управляющим, даже не пытающимся столкнуть с себя тяжелое кошачье тело, уточнил:

— Так ты понял?

— Понял, — выдохнул Рингер.

В то же самое время Брокк вел Эву к аптекарю. Девушке, чьи мысли были заняты долгами и размышлениями о том, удастся ли Вайду договориться с Рингером, меньше всего хотелось идти к атрийцу. Но Брокк на своем настоял: нехорошо, мол, ждет же нас, да и виды на тебя имеет…

— Какие там виды? — вздохнула раздраженно Ева.

— Такие, — многозначительно проговорил Брокк. — Ты смотри пирожки не растряси.

— Можно и потрясти, ничего с ними не будет, — проворчала девушка, а сама корзину с завернутыми в полотно эчпочмаками поаккуратнее перехватила.

У аптекаря было многолюдно в это время, но он кивнул гостям, которых давно уже ждал. Ева стала расхаживать по залу, а Брокк за ней таскался, нервничая: он несколько раз у дочери спросил, нравится ли ей аптекарь из Атрии, но даже услышав: «Да, нравится, но просто как человек», все равно сомневался. Видел же, как он на нее смотрит, и как она смущается. Раньше Брокк и помыслить не мог, что однажды выдаст старшую замуж, а теперь в женихи ее метит не абы кто, а атриец. Опять же: раньше бы Брокк и представить такого не мог, а теперь сам всерьез задумывается. А что? Да, чужеземец, да, иноверец, зато не из бедных, умный и не старик. Да и узнал он о нем кое-что, благо что было от кого узнать.

Когда покупатели разошлись, Хеллгус вышел из-за прилавка и, сложив руки на груди, с укором взглянул на гостей.

— А вы скоро пришли, — протянул он.

— Трактир продавали, дел невпроворот, — ответил Брокк, — вот и не было времени, а как появилось, так и пришли.

— Свою вину мы готовы загладить. Я принесла вам пирожков с мясом, бульоном и перцем; они еще теплые, — сказала Ева.

— Сами пекли, госпожа? — спросил аптекарь, подойдя и приняв из рук девушки корзину.

— Сама, — кивнул Брокк.

— Нет, отец, — ответила Ева.

Хеллгус приподнял брови.

— Я придумала рецепт, а отец испек. Я не люблю с тестом возиться, — призналась девушка.

— Похвально, что говорите правду. Идемте чай пить, — предложил Хеллгус и сразу пошел дверь в аптеку закрывать, чтобы Лэндвики и не думали улизнуть. А то, что они хотят улизнуть и волнуются – он видит отлично.

Спустя некоторое время они уже сидели в знакомой пестрой гостиной и наслаждались горьким чаем – кофе. Эчпочмаки Хеллгус оценил и съел за раз несколько штук; Ева внимательно следила за его реакцией и, сочтя, что ему действительно нравится, немного расслабилась. А у Брокка, который сам сюда дочь притащил и все никак не мог задать главный вопрос, прихватило от волнения живот. Хеллгус объяснил ему, где можно уединиться, а сам остался с Евой.

Та воспользовалась моментом и сказала прямо:

— Мой отец считает, что я вам нравлюсь. Объясните ему, пожалуйста, что ваше отношение ко мне – лишь проявление вежливости и учтивости. А то он весь извелся, сочтя, что дал вам надежду и что вы тоже что-то думаете насчет… э-э… В общем, скажите ему, — закончила неловко Ева, досадуя на свою несобранность.

— Ваш отец прав – вы мне нравитесь, — ответил Хеллгус, любуясь тем, как расцветает румянец на лице прелестной собеседницы. — И я думаю, что тоже нравлюсь вам, Эва.

— Да, вы интересный человек, — кивнула девушка и предупредила: — Но это ничего не значит, нам просто приятно общаться.

— По-моему, это отличное начало.

— Для чего?

— Для нас.

Ева хотела разобраться с этим быстро и сухо, по-деловому, а сама покраснела и так же, как и отец, разволновалась до спазмов в желудке. Хотя и не так разволнуешься, когда тебя пожирает взглядом мужчина, чем-то смахивающий на колдуна… Может, он на нее тот сон с ласками и навел в деревне. Что, если он и сейчас на нее воздействует, так что она теряет волю? Нет-нет, этого еще не хватало. Надо показать ему, на что именно он претендует.

Ева опустила ворот платья, оголив плечо, и продемонстрировала мужчине бугры шрамов.

Хеллгус смотрел молча.

— Шрамы и на другом плече, и на спине вверху. Уродливые, старые, — добавила девушка. — Не просто так я в жрицы пошла, господин Хеллгус. Таким, как я, замуж не выйти.

Шедд-Ахтар все смотрел – без отвращения, но пристально. Наконец, он разлепил губы и промолвил:

— Кто это сделал?

— Люди, — ответила Ева.

— Зачем?

— Из забавы.

Хеллгус кивнул, принимая объяснения, и произнес:

— Прикройтесь, Эва.

Девушка тихо усмехнулась и прикрыла плечо. Вздернув подбородок, она спросила:

— Теперь между нами все ясно?

— Как и прежде, мне совершенно ясно, что вы одна из самых привлекательных женщин, которых я когда-либо встречал. Вы думали, меня испугают ваши шрамы? Да я бы зацеловал каждый.

Ева усмехнулась:

— И в жены меня готовы взять? Незнакомую женщину?

— Мне кажется, вы оправдаете мои ожидания.

— «Кажется» – плохое основание для брака. Вы себе даже представить не можете, насколько я далека от ваших ожиданий. И родственники никогда не поймут вас, если вы привезете немолодую жену в шрамах.

— Если я привезу рыжеволосую и зеленоглазую жену с белой кожей, тоненькую, как юное деревце, и в самом расцвете лет, они будут очень рады.

— Неужели я вам действительно так нравлюсь?

— Действительно. Мне и самому страшно, — улыбнулся Хеллгус.

— Я не доверяю мужчинам, которые сразу зовут замуж.

— А я не доверяю ренцам.

— Тогда нам стоит допить чай и разойтись, — предложила Ева.

— Но тогда мы не увидимся больше, а я не хочу этого.

— А я буду сильно тосковать без вашего чая, — вздохнула девушка, глядя на пустую чашечку с остатками кофейной гущи.

Хеллгус видел, что она побаивается его, но видел также и ее интерес, и потому продолжил натиск:

— Я вернусь на родину под старость лет. Если вы выйдете за меня замуж, то большую часть жизни проживете в Сколле рядом с семьей.

— А сколько вам лет, Хеллгус?

— Тридцать девять.

Ева кивнула: да, похоже на хорошие тридцать девять. Сделав подсчеты, она прикинула, сколько проживет в Сколле, если станет его женой. В целом все выглядит неплохо, и ей с ее данными следовало бы согласиться на это роскошное предложение. Ну, где она еще найдет такого обеспеченного жениха, умного и чистоплотного? А с другой стороны…

— Я своевольная и упрямая, Хеллгус, и бегать на задних лапках перед мужем не стану, — предупредила Ева. — Готовить не люблю, убираться тоже. Не знаю, смогу ли родить детей. Подумай еще, нужна ли тебе такая жена?

— Если небеса не дадут нам детей, я приму это смиренно и не скажу тебе ни слова упрека. Я найму слуг, чтобы ты могла заниматься тем, чем хочешь. И слепое послушание мне не нравится. Мне нужна жена, а не рабыня.

— В глазах многих мужчин жена и есть рабыня.

— Но не в моих.

— А если ты врешь, — спросила Ева, глядя в завораживающе черные глаза атрийца, — если станешь деспотом, как только я стану принадлежать тебе?

— Тогда не выходи за меня, — ответил Хеллгус, — я не вижу в браке смысла без доверия.

Во время разговора они немного придвинулись друг к другу и незаметно перешли на «ты».

— Я не знаю, хочу ли вообще брака, так что ничего тебе пока не могу сказать, — проговорила Ева.

— Торопиться нам некуда, и есть роскошь наслаждаться общением и узнавать друг друга. А там видно будет.

На этом моменте Брокк, достаточно подслушивающий за стенкой, решил, что пора возвращаться и, специально шумно топая, зашел в гостиную.

— Ох, — вздохнул он, — не думал, что у меня так хватанет живот! Господин Хеллгус, есть у вас что-нибудь от живота?

— Сейчас принесу, — улыбнулся аптекарь и, поднявшись с низкого диванчика, вышел из гостиной.

Брокк посмотрел на Эву и сказал:

— Я слышал, о чем вы говорили. Ты, конечно, хороша: напугала мужчину!

— Это он меня напугал…

— Да нравишься ты ему, вот и все. Я тоже как мать твою увидел, сразу поплыл. Поженились быстро, и вот уже сколько лет живем душа в душу. А Хеллгус этот книжками интересуется, как и ты, умный, сметливый, на хорошем счету. Одно плохо: иноверец. Тебе решать, Эва, стоит оно того или нет. Для других ты пожила, теперь для себя живи, поступай, как считаешь верным.

— Не потому ли ты его мне сватаешь, что у нас проблемы с деньгами? — прищурившись, поинтересовалась Эва у отца.

Брокк разбурчался, что она совсем с ума сошла, раз так думает.

Но на самом деле такая мысль у него действительно мелькнула, и не раз. Они с Гриди не вечные, и если будет, кому защитить и обеспечить их девочек, то умрут они спокойными.

Вскоре, как и потребовал Вайд, Рингер порадовал Брокка вознаграждением, и Лэндвики наконец-то отдали долги, скопившиеся за время работы в «Пестром коте». Семья выдохнула: хоть что-то у них наладилось. Брокк, как и всегда, помогал брату, подкидывая денег или еды, а Симон, считай и получил работу только благодаря Еве.

Но все равно Рокильда так и плевала ядом в родственников, которых считала виноватыми в том, что не стали они, Лэндвики, зажиточными трактирщиками. Особенно она старалась задеть племянниц. Как-то, застав Еву и Кисстен на кухне одних, она зашла к ним, руки в бока уперла и начала атаку:

— А ведь мы могли бы жить как достойные люди! Но нет, все вы испортили! Ливви-то ладно, всегда была легкомысленной, но ты-то, Эва! Жрицей чуть не стала, а сама туда же! Если бы не Симон, что сталось с тобой тогда на Спуске? Неужто разнузданность у вас в крови? Это все Гриди, да, ее кровь; я всегда говорила, что…

— Хватит, — не вытерпела Ева, обычно воспринимающая шипение тетушки как белый шум. — Если мы такие плохие и развязные, то что вы делаете у нас дома так часто? Зачем приходите, рискуя запачкать свои девственно чистые души? Зачем берете у отца деньги?

— Деньгами нас попрекаешь? Ах, вот как? — надулась Рокильда и покраснела.

— Мне денег не жаль, я всегда готова помочь семье. Только вы определитесь, сначала, Рокильда, кем являетесь – нашей тетей или змеей, которая всегда готова укусить.

— Сама ты змея! Как говоришь со старшей родственницей!

— Пожалуйста, не надо, ну что вы кричите, — попыталась встрять расстроившаяся Кисстен, но без толку.

— Смею! — отчеканила Ева. — Даже перед матушкой Рагенильдой я не пасовала, что уж говорить о тебе, Рокильда? Была бы ты при храме, тебе бы уже язык поганый вырвали. Идет темный тин, если ты не забыла, а боги видят все. Как бы не шарахнуло, тетушка.

Неизвестно, как бы повела себя дальше Рокильда Лэндвик, если бы действительно не шарахнуло: началась пора летних гроз. Услышав раскат грома, так кстати и эффектно подоспевший к последним словам Евы, бедная женщина впервые в жизни испугалась богов. Да и Кисстен со смесью ужаса и восхищения на сестру посмотрела, словно Ева сама по заказу грозу вызвала. Оробевшая Рокильда пробормотала: «Спаси нас всех, энхолэш», и попятилась, попятилась к выходу из кухни. Она подскочила, когда снова загремело так, словно огромные булыжники попадали с неба на крыши этого и соседних домов, а потом сложила руки для молитвы и начала читать себе под нос.

— Боги не внимают молитвам тех, у кого ядовитое жало вместо языка, — сказала Ева, стоящая против света и выглядящая поэтому темной, жуткой… наказывающей?

Грохотнуло еще, и Рокильда выскочила из кухни и побежала к мужу, у которого крайне редко ищет поддержки. Ева же, усмехнувшись, на сестру испуганную посмотрела:

— Ты-то что побледнела, Кисстен?

— Я ничего, — ответила девушка, — зато тетя теперь замолчит.

И тетя на самом деле замолчала, точнее, стала следить за тем, что и кому говорит, так что даже ее сыновья перемену заметили. А Ева и внимания не обратила: не до того ей было в суете будней. Вайд пообещал устроить Брокку встречу с Ханкином, и повар с дочерью готовились к этой встрече, желая одновременно и задобрить главу гильдии, и дать понять, что с ними нельзя поступать несправедливо.

В назначенный день капитан Тмерри сам зашел за поваром, и, увидев Брокка в новой куртке и с подстриженными усами, головой покачал. Со второго этажа спустилась торопливо и Ева, тоже надевшая новое платье, зеленое и достаточно легкое, как раз для лета. Рукава привязывать девушка так и не приноровилась и ходила прямо так, демонстрируя рукава всегда безупречно белой сорочки. В этот раз рукава даже были оторочены кружевом.

Вайд загляделся на Эву – легкую, привлекательную, уверенную в себе, и даже не заметил, что за ней спустилась хвостиком и Кисстен, тоже хорошенькая.

— Ну, да поможет нам Айр, — выдохнул Брокк и взял старшую дочь под руку.

— Эва тоже идет? — удивился Вайд.

— Да, иду, — ответила Ева, — не буду больше за отца прятаться, как тогда с Рингером.

— Но женщин там не ждут.

— Меня подождут, — улыбнулась девушка, — и не надо так беспокоиться: я буду очень мила.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Вайд.

Летард Ханкин, глава гильдии поваров, был удивлен, и сильно, когда к нему зашли проклятущий Вайд Тмерри, который что-то слишком задержался на своей опасной службе, Брокк Лэндвик и некая неизвестная молодая дама с идеальной осанкой. Ханкин аж поднялся и вышел им навстречу, и разговор с самого начала потек не так, как он предполагал.

— Дочь моя, Эва, — представил Брокк девушку, заметив, как на нее таращится Ханкин.

А тому и в голову не пришло, что эту самую дочь он уже видел как-то на улице – нищенок и неказистых он не замечает и не запоминает, а тогда Ева казалась такой. В этот же раз Ханкин оглядел Эву, дочь Брокка, очень внимательно и до глубины души возмутился, увидев, что у нее рукава с кружевом. Как! Кружево! Как можно не знатной носить кружево?

— Ах, так жарко, могу я присесть? — спросила Ева: в кабинете главы гильдии и впрямь было душно, да еще и перед очередной грозой воздух тяжелел.

— Садитесь, конечно. Воды принести?

— Спасибо, не нужно, — улыбнулась Ева, и Ханкин решил, что не такое уж это и преступление – носить кружево. Да и не видно его особо… Он вернулся за стол и занял кресло, Брокк тоже присел, а Вайд остался стоять позади Лэндвиков как верный рыцарь.

В общем, все уже было решено: Тмерри посоветовал Ханкину принять Брокка обратно в гильдию, иначе Вайд кое-что вспомнит, и Ханкин сам может вылететь со всего места. Но все равно Лэндвики сомневались, что все пройдет гладко: принять в гильдию и дать работать свободно и гордо, как прежде, это вещи разные. Вот на ярмарке, например, им выделили место для палатки, но толку?

Ханкин всеми силами пытался дать понять Брокку, что в гильдию-то он вернется, но лучше ему не высовываться, а Брокк на свое давил: я за свой дебош уже сто раз ответил, и больше с каэрами проблем не будет. Мужчины были вынуждены говорить вежливо, потому что рядом сидела Ева, при которой повышать голос было как-то неудобно.

Вайд про себя посмеивался: он-то думал, что ему придется то и дело осаждать Ханкина, но Ханкин осаждал себя сам, постоянно поглядывая на Эву. Девушка изображала из себя… нет, она была… то есть стала… Тмерри терялся, не зная, как объяснить себе преображение Эвы. Раньше она была тихой и зашуганной, потом стала нервной и злой, а теперь – дивное рыжее создание, лесная дриада в зеленом… Капитан смотрел на ее завитые чистые волосы, на узкую прямую спину, на шею, когда она поворачивала голову…

Потом она вздрогнула от раската грома, и Ханкин стал ее успокаивать: гроза всего лишь, не надо бояться. Им принесли вина, и Эва выпила немного, пролив немного себе на платье. Ханкин и тут забегал: платок ей поднес, чтобы вытерлась, попросил переждать грозу у него.

— Нет, мы пойдем, — сказал Вайд.

— Да, пожалуй, — согласился Брокк, поднялся и протянул Ханкину руку. — Спасибо, что помог. Я гильдию не подведу, обещаю. А то, что было, забудем.

— Да, господин Летард, — проговорила нежно Ева, — спасибо вам большое. Я знала, что вы человек понимающий и добрый.

Глава гильдии руками развел: да, добрый, что поделать. Ева добавила немного любезностей напоследок, похвалила мебель из красного дерева и выбор ковров. Когда, наконец, Лэндвики и Вайд вышли из дома и оказались на улице, небо уже было темным-темным, и падали первые капли.

— Ух, как ты его, дочь, — восхитился Брокк, — как он поплыл!

— Таким, как он, главное пыль в глаза пустить, вот я и настояла, чтобы мы приоделись. Побольше похвалы, и он весь твой. То есть наш. Понятное дело, что Вайд его заставил решить вопрос с гильдией, но все равно надо уметь найти к нему подход, — ответила Ева и зевнула, уставшая. Взглянув на Вайда, она заметила: — Что мешало тебе сразу помочь нам, раз был компромат на Ханкина?

— Ком-про-мат? — переспросил Тмерри.

— Ну, раз ты знал, как его прижать, почему не помог нам сразу? Что тебе мешало тогда замолвить за нас словечко?

— Эва-а-а, — пристыдил дочь Брокк.

— А сама что помощи не попросила? — парировал Вайд.

— Откуда я знала, что ты можешь помочь? А вот ты сразу мог решить нашу проблему.

— Эва, хватит, — сказал Брокк погромче, — Вайд и так нам очень помог. Поблагодарила бы лучше нашего спасителя.

— Да я так, ворчу… Спасибо, Вайд, мы у тебя в долгу, — сказала Ева, повернувшись к капитану. А потом облизнула губы, на которые упала с неба первая капелька дождя.

И Тмерри пропал, почувствовав вдруг дикое желание самому припасть к этим губам, прижать к себе Эву, почувствовать запах ее волос… Дождь застучал по крышам, и Брокк выругался и проговорил:

— Пропадет одежда! Бежим!

— Куда? — спросила Ева.

— Тут рядом таверна, пересидим.

Вайд, очнувшись, поднял края плаща и, подойдя к Эве, укрыл ее от дождя; так они и пошли по улице. Брокк шел первым, указывая дорогу, а Ева и капитан спешили за ним. Вверху грохотало, поднялся ветер, дождь проливался быстро, резко, жестко, и ручьи образовывались очень быстро.

— Эва, стой, — выдохнул Вайд, и девушка посмотрела на него. — Давай я возьму тебя на руки, чтобы не пропали туфли. Они у тебя тоже новые, да?

— А тебе не будет тяжело?

Тмерри фыркнул – как она смеет в нем сомневаться? – затем склонился и подхватил. Она была приятной тяжестью, да еще и прижалась к нему так, что у капитана зашлось сердце.

— Накройся моим плащом, — велел он шепотом, и Эва в этот раз сама кое-как неловко прикрылась плащом.

Брокк, ушедший вперед, уже ждал их у таверны, куда захаживал порой в былые времена. Вайд же был готов идти под ливнем и ветром как можно медленнее, лишь бы не отпускать Эву. И все же отпустить ее пришлось, и довольно скоро.

— Спасибо, — шепнула девушка и глянула вниз, — а туфли все равно намокли…

— Велика беда! Высохнут и будут как новенькие.

Пока Вайд и Ева говорили, Брокк терзался. С тех пор как он набил морду ухажеру Ливви и его выгнали из гильдии, он считал себя отщепенцем, отверженным, а в этой таверне столько знакомых лиц… Засмущался Лэндвик, стал переминаться с ноги на ногу, как провинившийся мальчишка. Некоторые из заядлых посетителей и впрямь посмотрели на него не слишком дружелюбно – но только потому, что не признали в вымокшем крупном мужике того самого Брокка. Но тут внутрь зашли Вайд с Евой, и капитан сразу направился к свободному столу, и Лэндвики за ним.

— Брокк! — удивился один из посетителей. — Ты, что ль? Где пропадал?

И Брокк ответил, подошел к знакомому, разговорился... Ева, глядя, как ее отец расправляет плечи и становится увереннее, выдохнула и произнесла:

— Энхолэш, все налаживается…

— Еще бы, — отозвался Вайд. — Люди в миру не так уж плохи, госпожа жрица. А в том, чтобы попросить о помощи, нет ничего такого.

— Просто нам повезло, что у нас такой полезный сосед, — улыбнулась Ева.

— Я вам давно не сосед.

— Ну, значит друг.

Тмерри покоробило. Нет, он ей не друг… хотя бы потому, что думает последний час только о том, каков ее поцелуй на вкус.