Гриди закричала, хотя ничего страшного не случилось: Шесс всего лишь рванулась, будто решив проверить прочность поводка и хватку своего хозяина, а потом села спокойно.
Рокильда так и стояла с разинутым ртом, ее мужчины тоже изображали статуи, Агнесса молилась шепотом, взмокший Вайд ругался про себя, Брокк смотрел на Шесс, Гриди – на Еву, а Ева – на Хеллгуса. Он ничего не сделал, так и стоял на месте со шкатулкой в руках, однако девушку все равно пробрал мороз по коже – и это в такую-то жару.
Да, она не увидела никакой магии, не заметила никакой уловки, но все равно могла поклясться, что Шесс остановил атриец.
— Я чуть не родил от неожиданности, — хмыкнул Брокк, решив разрядить обстановку, и похлопал себя по животу, который и в самом деле тянет этак на шесть месяцев.
— Кошки не любят резких запахов, а я пропах мазями и настойками, — ответил Хеллгус невозмутимо.
— Я уведу Шесс, — сказал Вайд, но аптекарь покачал головой:
— Не стоит, она уже не боится. Правда, Шесс?
Шесс, разумеется, не ответила, но и весь ее вид, теперь уже мирный, послужил ответом, впечатлив собравшихся, и больше всех – Еву.
— Я все же уведу ее, — протянул Вайд и повел кошку к выходу.
— Подожди, — обратился к нему Брокк и представил экзотического гостя: — Господин Хеллгус Шедд-Ахтар приехал в Сколль из Атрии, состоит в гильдии аптекарей и изучает искусство врачевания. Он наш хороший друг.
Хеллгус поклонился, и Брокк представил ему других гостей. Женщины смутились, а мужчины заинтересовались. Хеллгус подошел к Гриди и вручил ей шкатулку:
— Света вашему дому, уважаемая госпожа. Примите мой подарок.
— О-о, не стоило, — замялась Гриди, но шкатулку взяла и ахнула, ощутив, насколько она тяжела.
— Для вас лично у меня тоже есть подарок, госпожа Эва, — тихо обратился к Еве Хеллгус и в его руке каким-то образом появилась золотая брошь в виде змеи с зеленым камнем-глазом.
— Змея, — поразилась подарку глазастая Рокильда.
— Символ мудрости и исцеления, — пояснил Хеллгус, глядя на Эву.
Девушка взяла брошь; красоты изделия она и не заметила, куда больше ее интересовало, как он умудрился так ловко достать брошь.
— Как вы это сделали, Хеллгус? — спросила негромко Ева.
— Просто ловкость рук.
Ловкость рук…
— Да, ловко, ничего не скажешь, — вставил Симон и кивнул Хеллгусу как знакомому.
Тут и Кисстен с Гильдой вернулись, и немая сцена ненадолго повторилась. В этот раз, правда, Ева сама им Хеллгуса представила и попросила Вайда возвращаться поскорее: пора за стол. Заперев кошку на первом этаже на кухне, капитан вернулся в гостиную и был неприятно удивлен тем, что Эва села рядом с этим Хеллгусом, да еще и шепталась с ним о чем-то.
— Сюда, сынок, вот тебе местечко, — позвала Гильда Вайда, и когда он сел рядом с Кисстен, стала расхваливать угощения: — Ты глянь, как хлеб пожарили и нарезали, а салаты какие! Прям как у каэров! Кисстен, у отца подглядела?
— Нет, Эва научила, — ответила с гордостью девушка.
— Эва у вас умница, это да. Вайд, что же ты не хвалишь салаты?
— Я еще не попробовал даже, — сквозь зубы проговорил раздраженный капитан, потерявший аппетит.
Пока Лэндвики и остальные, не стесняясь, накладывали и пробовали еду, капитан Тмерри так и сидел темнее тучи и лишь ради приличия ложкой в салате ковырялся. Ему одному было за столом неудобно, и он не сводил глаз со смуглого чужака. И с Евы. Она перед этим Шер-Махраном или как там его робела, смотрела на него уважительно, а он на нее – словно она и есть единственное подаваемое блюдо.
Хрустнула ложка, и Гильда рассмеялась:
— Сынок, ты ложку сломал! До чего же ты крепкий мужчина; я других таких и не видела никогда.
Это было сказано громко, во всеуслышание. Ни для кого не секрет, что вдовая Гильда обожает сына и всегда рада им похвастать, и обычно все поддакивают: да, Вайд хороший малый, пример простого настоящего ренца.
— Отец тоже сильный, — сказала Кисстен.
— Но Вайд молодой, а это много значит.
Девушка тактично промолчала: тридцатилетний капитан Тмерри хоть и нравится ей, но кажется уже мужчиной в годах.
— Он у меня капитан, — добавила Гильда, оглядывая других гостей, — сам герцог назначил его стеречь наш район.
— Жениться давно пора капитану этому, — бросила Рокильда, — мы вот тоже Симону невесту ищем.
— Есть кто на примете?
— Нет еще. Не так легко найти хорошую девушку, толковую и трудолюбивую.
— Не так уж трудно, если осмотреться, — возразила Гильда, поглядывая на Кисстен. А та ничего не замечала: ее интересовало, как себя чувствует Агнесса, которую усадили рядом с Толием.
Парня девушка не заинтересовала: такие тощие и молчаливые не в его вкусе, ему нравятся в теле и бойкие. Зато Симон то и дело посматривал на Агнессу, которая ела как птичка и прислушивалась к разговору Эвы и атрийца. Раз она поймала изучающий взгляд молодого человека, и ее голубые глаза вспыхнули злобой.
Симона словно водой ледяной окатили. Агнесса же встала из-за стола, шепнула что-то Эве и вышла; Кисстен тут же за девушкой пошла.
— Идиот, — буркнул себе под нос Симон. Знает же, что она жрица бывшая, а смотрел, как на обычную девушку… Видимо, привык относиться к этому проще, работая в «Перце» и видя постоянно развязных подавальщиц.
Засобирался и Вайд. Выйдя из-за стола, он обратился к хозяевам:
— Спасибо, все было очень вкусно. Мне пора.
— Куда? На службу? А ну сядь обратно, сын! Раз в жизни нас с тобой куда-то пригласили, а тебе лишь бы убежать!
— И правда, Вайд, рано, — протянула разрумянившаяся довольная Гриди. — Посиди с нами еще.
— Шесс нервничает, ей нужно прогуляться.
— Все с ней хорошо, — подал голос Хеллгус.
— Мне лучше знать, — резко ответил капитан.
— И так всегда, — пожаловалась Гильда, — его невозможно удержать дома, всегда убегает.
Тмерри объясняться не стал и, еще раз сказав, что ему все понравилось, вышел. Проводили его Гриди с Брокком, а Эва даже и не подумала выйти, так и осталась щебетать с аптекарем. Забирая Шесс, непривычно тихую и вялую, капитан чувствовал себя хуже некуда, словно его в этом доме помоями облили.
— Ну и чего уходишь? — просто спросил Брокк и хохотнул: — Засмущался, когда мать тебя расхваливать перед нашей Кисстен стала?
— Ты что, взрослый он для нашей девочки, — протянула Гриди, а сама глазками на капитана: как отреагирует.
Вайд отреагировал плохо – сверкнул глазами и губы сжал.
— А как тебе Агнесса? — полюбопытствовала Гриди. — Очень красивая, не правда ли? Ты смотри, Вайд. На такую сразу купец найдется. Не прозевай свой шанс. А матушка тебе верно говорит: припозднился ты, ой, припозднился. Давно пора детишек своих растить.
— Напали на парня, продыху не даете, сводницы, — проворчал Брокк и открыл капитану двери. — Ты не серчай, Вайд. Женщины – они такие. А ты кусочек лакомый, давно за тобой охотятся.
— Да уж, лакомый, — отозвался Тмерри. — Вы лучше о девочках своих подумайте. Уместно ли им с чужеземцем говорить?
— Говорят, достойный человек, и Эве он нравится.
— А мне все равно не по себе, — призналась Гриди. — То ни одного жениха, то сразу вон какой.
Жених. Жених!
Как? Почему? Никогда и никому не была интересна Эва Лэндвик, да и ей тоже никто, и ровно тогда, когда он, Вайд, разглядел ее, почувствовал к ней что-то одновременно плотское и возвышенное, смешанное и захватывающее дух, появился словно из неоткуда этот копченый хмырь из Атрии!
Жених!
— Это шутка? — сказал Вайд.
— Какие уж тут шутки, — развел руками Брокк. — Он у меня просил разрешения ухаживать за Эвой, а она думает вот. Если сладится все, осенью свадебку сыграем. Представляешь? Я думал, Лив первая замуж выйдет, а Эва никогда, а вот оно как…
— Это все благословение богини Миры, — заявила Гриди.
«Или проклятие», — подумал Вайд.
До конца ужина не досидели только Вайд и Агнесса, остальные же отдали должное еде и ледяному вину из погреба; женщины собрались в итоге в одном конце стола, уничтожая пирог, а мужчины – в другом, расправляясь с мясом и более сытными закусками. Особняком держались Ева, Хеллгус и Кисстен.
Ева открыла шкатулку, подаренную атрийцем, и обнаружила внутри всяческие скляночки, мешочки, кисточки и расписной гребень, инкрустированный гранатами. Повертев гребень в руках, девушка передала его Кисстен, а сама стала скляночки изучать.
— Косметика, — определила она и подняла взгляд на Хеллгуса.
— Я заметил, что ты интересуешься, и решил сделать тебе подарок. Всем вам, — исправился аптекарь и поглядел на Кисстен. — Хотя, сказать по правде, женщины вашего семейства все очень хороши и без притираний и красок. Кроме одной, — он указал на Рокильду.
— Вот кому надо было брошь в виде змеи дарить, — усмехнулась Ева и, развязав один из мешочков, нашла в нем хну. — Спасибо, Хеллгус, угодил. А мы тебе угодили? Понравилась наша стряпня?
— Очень.
— Врать ради приличия не надо, мне можно сказать и правду.
— Я сказал правду. Мне и еда понравилась, и твоя семья. Но даже подай ты плесневелый хлеб и кислое вино, и будь твои родители настоящими демонами, это бы не изменило моего к тебе отношения.
Тут Кисстен не выдержала. Эва, простая и живая, рядом с аптекарем становилась такой же сложной, загадочной, говорила так же многословно и мудрено, намекала на что-то… Это все девушке не нравилось; привыкшая к простым людям и простым отношениям, она решила, что атриец ей не душе, и подошла к матери. Гриди немедленно налила дочке вина – для румянца.
Ева закрыла шкатулку и отложила, стараясь не показать вида, что даже в полной комнате народа рядом с Хеллгусом чувствует себя как наедине. Он хорошо держался с другими гостями и вежливо отвечал на их вопросы, но все равно оставался белой вороной, что немудрено. Но тревожило Еву другое.
Она снова вспомнила тот сон, приснившийся ей в Хосенбруке. Она видела Атрию, и это вне сомнений, а потом бабуля Блом заявила, что Влад и в этом мире рядом с ней. Так что же это – обычный сон или наведенный сон? И почему Шесс, сначала зашипевшая на Хеллгуса, стала потом вдруг такой тихой?
— Ты не обязана быть моей только из-за этих подарков, — проговорил тихо аптекарь. — Выбирай как царица, по сердцу.
— Царицы по сердцу только фаворитов выбирают.
— Я и хочу стать твоим фаворитом. И мужем. Всем для тебя.
— О, нет, меня это не устраивает, — хмыкнула Ева. — Брак я вижу как удачную сделку и дружбу.
— А как же страсть, притяжение?
— От этого одна морока. Нагляделась я на других.
— Ни за что и никогда не поверю, что тебе это не нужно. Я бы не выбрал тебя, будь ты холодна и расчетлива.
— М-м, а за что еще ты меня выбрал?
— Ты пахнешь ветром, чужим ветром… — промолвил серьезно Хеллгус, глядя в глаза девушки. — Что-то в тебе не так, как в других. Я не могу понять, и я хочу понять.
— Что же во мне не так? Может, я гостья из другого мира? — затаив дыхание, спросила Ева.
— Может быть… А что чувствуешь ты? Что скажешь обо мне?
Люди пропали – все. Пропали мать и отец, кузены и сестра, соседка. Они в гостиной остались одни, и Ева как наяву ощутила касания теплого ветра на щеке – как из сна.
— Ты колдун, — шепнула девушка.
— Алхимик, — поправил Хеллгус. — Алхимия связывает все, что мне интересно: врачевание, трансмутацию.
— И каковы твои успехи в алхимии?
— Еще не научился превращать обычные металлы в золото, возвращать мертвых к жизни и источник вечной молодости не нашел, — улыбнулся аптекарь, — зато узнал больше о том, как сохранять и видоизменять вещества и лечить людей.
— Что еще? — спросила Ева, заставляя себя не тонуть в черном омуте его глаз.
— Думал, что узнал, как очаровывать людей, но ты по-прежнему мне не веришь.
— Еще чего – верить алхимику.
— Верь мне как мужчине. Со мной тебе будет хорошо, Эва.
— Почему ты так в этом уверен?
Хеллгус склонился к девушке и поцеловал – уверенно, но без спешки. На его губах еще оставался вкус вина, но в целом дыхание было свежим, и действовал мужчина умело, так что Ева даже и не подумала сопротивляться… зачем? С Владом – тем, знакомым Владом, она уже не встретится. Здесь, в этом мире, Влад будет другим, если вообще будет.
В общем, Ева поддалась атрийскому алхимику, позволила себе прикинуть, каково будет с ним. Хеллгус не спешил, изучая в свою очередь девушку, вдыхая ее запах, касаясь ее волос. Полог тонких чар скрыл их от остальных; они не увидят этого поцелуя. А Эва забудет, ведь ни к чему ей, невинной девушке, сомневаться в его добрых намерениях. Жених не должен целовать невесту до свадьбы, так пусть она и думает, что не целована.
Ожидания Хеллгуса оправдались, и когда он нежно отстранился от Эвы, она дышала тяжело и смотрела на него затуманенными зелеными глазами. Там, где нужно, она покорится, иначе и быть не может. А потом, когда страсть утихнет, и они скорее станут друзьями, чем любовниками, он покажет ей, чему обучился в Атрии. И, может, расскажет, почему вынужден был уехать в Ренс.
Вечером девушки собрались в спальне у Эвы, чтобы поболтать и доесть пирог и брускетты и выпить горького чая, который принес им Хеллгус кроме прочего. Пошел дождь, и это принесло свежесть, да и звук барабанящих по крыше струй был приятен и успокаивал.
Агнессе кофе не пришелся по вкусу: поморщившись, она кружку отставила.
— Не понравился? — улыбнулась Ева, у которой разболелась голова. — Ничего, еще распробуешь.
— Сестра Оресия говорит, что этот атрийский чай очень вредный.
— Если только пить его много и часто, а так – очень хороший напиток. Придает бодрости.
— Зря, значит, на ночь пьем, — протянула Кисстен; ей тоже кофе не понравился, но она хотела следовать примеру старшей сестры и поэтому все равно пила, благо что с пирогом неплохо идет.
— Агнесса, почему ты так рано вышла из-за стола? Хеллгус напугал или наши родственники? — спросила Ева, поглядывая на свою новую подопечную.
— Мне не стоило сидеть с вами, я же чужая.
— Глупости! — фыркнула Кисстен. — Ты наш дорогой гость, а гостю полагается все самое лучшее.
— И не чужая ты, по крайней мере, мне, — добавила Ева. — Родители наоборот радуются, что ты с нами. Может, что-то сказанула тетя Рокильда? Она может.
— Нет, не она… то есть никто ничего мне не говорил, — замялась Агнесса, пряча взгляд и руки.
— Симон? — догадалась Кисстен. — Он много глядел на тебя.
Агнесса сжала губы, и сестры Лэндвик переглянулись.
— Его не стоит опасаться, человек он безобидный и вежливый, — сказала осторожно Ева и, зная, что мужское внимание беспокоит Агнессу, перевела тему: — Как вам Хеллгус Шедд-Ахтар?
— Старый, лысый, странный, — сказала Кисстен. — Но раз он тебе так нравится, что тут скажешь… счастья вам.
— Разве заметно, что он мне так уж нравится? — удивилась Ева.
— Вы щебетали, как голубки, ни на кого не смотрели даже. Тут все понятно.
— А ты что скажешь, Агнесса?
Девушка проговорила:
— Он иноверец. Сестра Оресия ругает такие браки.
— А сама ты как думаешь? Каково лично твое мнение?
— Я тоже думаю, — робко улыбнулась Агнесса, — что он старый, лысый и странный.
Ева рассмеялась, а потом сказала:
— Но и я далеко не юная и не прекрасная.
— Ты лучшая, — вскинулась Кисстен, — и могла бы за Вайда выйти! Чем он тебе не жених? Красивый, добрый, умный, смелый! С кошкой!
— Кошка – это, конечно, главное, — усмехнулась Ева.
— Ну правда, — протянула Кисстен, — вы же так хорошо ладите, и мама с папой его уважают.
Ева покачала головой и хлебнула еще кофе. Вайд Тмерри… Да, он и красив, и умен, и смел, и добр, и если его обтесать и направить, то может получиться очень даже успешный горожанин и неплохой муж. Но Ева и представить не могла, что направляет на него любовные чары. Это для Хеллгуса она – эксклюзив, особенная и невероятная, а для Вайда – просто старая добрая соседка-жрица, бесполое создание.
Хоть раз он посмотрел на нее заинтересованно? Хоть раз коснулся по-особенному? Нет, всегда мил и расслаблен или грозен, как распекающий старший брат. Ева допила кофе из кружки залпом, неприятно удивленная осознанием, что не интересна Вайду Тмерри. Да уж, зачем ему она – почти тридцатилетняя, худая и плоская, рыжая девственница в шрамах?
Существуют же куда более молодые и аппетитные подавальщицы или просто девушки вроде Ливви, не отягощенные моральными принципами. Может быть, он в данный момент как раз кувыркается с одной из таких… Черт, как же это все неприятно, аж горько. Или это кофе горчит?
— Нет, — сказала Ева, — Вайд просто друг.
— Бабуля говорит, что мужчина и женщина дружить не могут, — заявила Кисстен.
— Еще как могут, если не видят друг в друге мужчину и женщину. Если бы я нравилась ему, он бы давно дал понять.
— А ты сама к нему подойди, намекни.
— Кому надо, я уже намекнула.
— Но Эва…
— Кисстен, вопрос закрыт. Запомните, девочки: если мужчина вами интересуется, то это сразу видно. А с теми, кто не заинтересован, дел иметь не надо, все равно не получится ничего толкового.
— Но ведь и женщина должна показывать, что мужчина ей нравится, иначе нечестно, — сказала Кисстен.
Ева, вздохнув, стала растолковывать им, что главное – мужской интерес, но все ее аргументы младшая сестра била без труда, так что в конце концов старшая Лэндвик, мучащаяся головной болью, проиграла и решила лечь спать, но заснуть не смогла, все крутилась, вздыхала, потела… Сердце билось нехорошо-быстро, обруч боли давил на голову.
Не надо было пить кофе на ночь.
А может, не надо было приглашать Хеллгуса?
В ту ночь маялась не только Ева, но и Вайд. Вялая Шесс не горела желанием гулять, и сразу после того, как капитан привел ее домой, улеглась на своем любимом драном коврике под узеньким окошком. Вайд посидел с ней, послушал шум дождя и, одевшись попроще, вышел в дождь и ночь.
Его распирали злость и жажда деятельности; нужно узнать, кто такой этот аптекарь из Атрии и можно ли подпускать его к Лэндвикам. Но в такой поздний час к нему не заявишься, и ни к кому не заявишься, так что пришлось капитану перенести свои планы. Он пришел в одну из таверн, где обычно собираются стражники, чтобы немного разгрузиться и отвлечься, но ничего у него не вышло, даже когда хорошо накачался пивом.
Эва призраком маячила у него перед глазами – бледная, тонкая, рыжеволосая... То, какой она была раньше, стерлось из памяти, и для Вайда она стала существовать лишь в нынешнем уверенном и обольстительном виде. Как она приструнила Ханкина! Он словно прирученный щенок в конце встречи был готов есть из ее рук! А Рингер? Что, если не повара он боится потерять, а его дочку? Что, если и он на Эву имеет виды, хочет ее? И аптекарь этот, лощеный, богатый, он ее съесть готов, так и облизывается…
У опьяневшего Вайда зашумело в голове; обычно капитан не позволяет себе пить и всегда настороже, но в эту ночь забыл, чему его учила улица. Из таверны он вывалился, заметно покачиваясь, и направился домой коротким путем. Обычно Вайда узнают издалека, как бы он ни оделся, но в этот раз несколько теней, отделившихся от стен переулка, сочли этого согнутого шатающегося мужика простым пьянчугой.
Подойдя сзади, они шарахнули его по голове, и когда он рухнул, проверили карманы. Недовольные добычей – всего один серебряный ренк и несколько медяшек – они пнули его несколько раз с досады и испарились.