Эва, дочь трактирщика

Глава 23

Проболел капитан всего два дня, и не только потому, что от природы крепок и вынослив, и мать окружила его заботой и вниманием. Отоспавшись и напившись отвара, Вайд, едва почувствовав себя лучше, решил, что пора заканчивать с отдыхом, и направился в штаб. Шесс хозяина встретила радостно, да и Вайд был рад видеть кошку снова бодрой и живой.

— Что насчет аптекаря? — спросил капитан у доверенных.

Те рассказали, что Хеллгус Шедд-Ахтар прибыл в Ренс вместе с дядей и уже довольно давно живет и работает в Сколле; в гильдии аптекарей он на хорошем счету, в дурных делах или даже маленьких скандалах не замечен и в своем деле неплох – в его аптеку заглядывают даже каэры и остаются довольны. В общем, не придраться, разве что к тому, что атриец.

— Не придраться? — усмехнулся Вайд. — Ну-у, придраться к любому можно…

— А что с ним, капитан?

— Мутный.

— Ясно, приглядим.

— Незаметно, — выразительно проговорил капитан и сам же в тот день заглянул к аптекарю.

Хеллгус гостя встретил с тем же вежливым холодком, что и большинство остальных покупателей, и спросил, то ли насмехаясь, то ли шутя:

— Где же ваша прекрасная кошечка?

— Работает. Она, знаете ли, охотница.

— Да, я знаю. Вы ко мне по делу, господин Тмерри, или просто зашли повидать нового знакомого?

— Я не господин, — усмехнулся Вайд, — а стражник. Хоть китель на мне и нарядный, по сути я тот же охотник, что и моя Шесс. Кое-кто попросил меня задать вам пару вопросов.

— Эва? — понимающе проговорил Хеллгус.

— Нет, ее отец. Сомневается в вас. Отдать дочь замуж за иноверца не всякий решится.

— Зато нас с Эвой не беспокоят вопросы веры. В браке мы оба ищем близости и понимания в других сферах. Мы люди образованные, врачеватели, и наш выбор продиктован не юношеским порывом. Передайте господину Брокку, что ему нечего бояться. Я буду беречь его дочь как самое дорогое из своих сокровищ.

— И много у вас сокровищ? — спросил Вайд, сложив руки на груди.

— Я не бедствую, если вы об этом, — ответил Хеллгус.

— Не бедный, образованный… Почему у вас до сих пор нет жены? В чем подвох?

— Нет подвоха, — спокойно проговорил аптекарь. — Пока мое сердце не заняла Эва, его занимала наука врачевания. Да и вы, смею заметить, тоже не женаты. Работа отнимает много времени, если она любима, и может заменить все.

— Работа есть работа, — ответил Вайд, — а жена есть жена. По законам Ренса жена у мужчины может быть только одна, и уважать ее нужно как равную себе. Сможете ли вы смириться с этим?

— У нас в Атрии тоже уважают жен.

— Но не как равных.

— Не как равных, — согласился Хеллгус, — женщины слабее и нуждаются в защите и направлении.

«Скажи это Эве», — усмехнулся Вайд про себя и протянул:

— Эва не позволит собой управлять. Да вы и не сможете. Вопросы веры все же имеют значение, да, Хеллгус?

Последний был неприятно удивлен. Там, на ужине у Лэндвиков, он не обратил особого внимания на этого ренца – его кошка и то показалась ему интересней. Сейчас же этот громила пришел, чтобы его запугать… Его! Смешно.

«Уходи и забудь обо мне», — велел ему мысленно Шедд-Ахтар и вложил во взгляд силу. Обычно этого вполне достаточно, чтобы неугодный человек ушел и больше никогда не надоедал. И Вайд в самом деле решил уйти: неприятно ему было находиться среди всех этих чучел, трав, настоек, весов, и неприятно было разговаривать с надменным атрийцем. Как Эва могла им заинтересоваться? Что в нем такого? Да, врачеватель, аптекарь, много знает… но ведь хлыщ, задирающий нос!

Хеллгус и в самом деле на Вайда смотрел свысока, презирая его обычность и податливость. Другие хотя бы не так быстро цепенеют и подчиняются его воле, а этот словно в истукана превратился… Хотя, это ожидаемо. Он лишь стражник – пес на поводке, мнящий себя охотником.

Пес послушно повернулся к выходу, пошел… развернулся вдруг, подошел к Хеллгусу вплотную и сказал, глядя в его лицо не пустыми и не подчиненными глазами:

— Кстати, Эва еще не решила, примет ли ваше предложение. Свобода для нее очень важна, и она готова променять ее только на большое чувство.

— Вы сомневаетесь в моем чувстве? — процедил Хеллгус.

— Я сомневаюсь в ее чувстве. В том, есть ли вообще чувство.

Шедд-Ахтар возобновил атаку, в этот раз настроившись серьезнее, но Вайд, увы, оказался слишком крепким во всех смыслах, и потому атрийские чары оказались против него бессильны.

— Извините, — сказал раздосадованный Хеллгус, — но в вопросе чувств я больше верю Эве и ее словам.

— Нет чувств. С ее стороны – точно. Но если вы нужны ей, чтобы говорить о врачевании, то тут мне возразить нечего – говорите, пожалуйста. Только жениться для этого не нужно.

— Мы это решим сами, господин Тмерри.

— Я же говорил, что не господин, — улыбнулся Вайд, пристально глядя в лицо Хеллгуса. — Подумайте, надо ли вам это, готовы ли жить по нашим законам. У нас ведь как: если муж жену обидит, на ее защиту вся улица встанет.

— Я, по-вашему, из тех, кто способен обидеть женщину? — спросил ледяным тоном аптекарь. — Как вы смеете говорить со мной в подобном тоне?

— Уж простите, я обычно вообще не разговариваю, а наказываю. Но вас как чужеземца предупреждаю.

— Предупреждаете о чем? Чтобы я держался от Эвы подальше, а вы могли держаться к ней поближе? — сказал Хеллгус, поняв, наконец, почему этот стражник к нему прицепился. — Тогда вы уже проиграли. Во мне она сомневается, а вы для нее не существуете вообще. Я могу раскрыть и сохранить ее красоту на долгие годы, а вы – только украдете. Заботьтесь лучше о кошке, стражник. Это все, что вы можете себе позволить.

— Зато кошка меня любит, как и другие животные. И немудрено, ведь я не делаю из них чучела, — ответил Вайд, глянув на обработанные останки, закрепленные на стене позади их.

Затем капитан покинул аптеку, и неприятный для обоих мужчин разговор был закончен.

Цветы принесли утром: это были розовые розы, тугие, свежие. Гриди сначала долго, с благоговением смотрела на эту красоту, а потом стала искать подходящую вазу. Достойной вазы так и не нашлось, и женщина «усадила» розы в простой глиняный кувшин, подходящий по размеру. С цветами принесли и сладости в деревянной шкатулке.

Едва Гриди устроила розы и снова начала работать с тестом, чтобы порадовать домочадцев лепешками, как в дверь снова постучали. На этот раз там оказался не посыльный из лавки Хеллгуса Шедд-Ахтара, а капитан Тмерри – и тоже с цветами. Правда, принес он букет простых ромашек, оживленный пестротой мелких полевых цветов.

— Здрасте, тетя Гри, — улыбнулся капитан, — Эва, надеюсь, еще дома? Не сбежала на рынок за чем-то?

— Да что ты, спит она еще, — улыбнулась Гриди и пояснила: — Она у нас больше с зарей не встает.

На красивом лице Тмерри выразилось разочарование, но все же он снова улыбнулся:

— Тогда передайте ей цветы. Эва – моя спасительница. Если бы она меня не выходила, так и лежал бы полуживым, а то и вовсе помер.

— Упаси богиня! Дурак, что ли, говорить о таком?

— Я загляну вечером, — не прекращая светить улыбкой, произнес капитан, и всучил букет соседке. — Скажите Эве, что цветы для нее от чистого сердца.

— Заглядывай, конечно, — растерянно проговорила Гриди и взяла букет.

Так на кухне Лэндвиков появилось сразу два букета: изысканный и скромный, зато в совершенно одинаковых горшках. Брокк, увидев цветы, хмыкнул, Кисстен принялась ахать, разглядывая розы, скромная Агнесса тоже залюбовалась. А Ева, спустившаяся последней, скорее озадачилась, чем обрадовалась.

— Вон какие тебе розы жених прислал, — сказал Брокк, поглядывая на старшую дочь. — Букет как для самой каэрины.

— А ромашки Вайд принес, ну какой же хороший мальчик, — вставила Гриди, — благодарен тебе за лечение.

— Ага, лечение, — повторила сонная Ева. — А как он выглядел?

— Здоровым, и улыбался вовсю. Я же говорю – хороший благодарный мальчик. Вот уж прекрасный друг.

— Друг… — снова повторила Ева.

Для нее, в отличие от собравшихся, розы чудом чудесным не были: она за жизнь их повидала много разных, а вот ромашки ей подарили впервые, да еще и Вайд Тмерри. И чего, спрашивается, решил подарить? Поухаживать задумал?

«Засранец», — сделала вывод Ева, но на самом деле эти ромашки очень даже затронули что-то в ее душе. И дальше, когда семья села завтракать, девушка продолжала думать о цветах и Тмерри… но в кухне царственно благоухали еще и дорогие розы.

— Ты ему тоже что-нибудь отправь, — велел Брокк, — а то вон сколько всего тебе Хеллгус надарил. Если что, неудобно будет, что он так потратился.

— Ничего ты ему не должна, Эва, — сказала Кисстен, — жених и должен потратиться.

Ева задумчиво кивнула; да, пусть потратиться, благо что ему есть, что тратить. Да и перед свадьбой принято показать семье невесты, что есть, на что содержать жену. А то, что она, Ева, станет его женой, почему-то больше не вызывает сомнений, как и то, что ей с ним будет хорошо. Да, будет хорошо…

Когда вечером Вайд зашел к Лэндвикам, в доме остались один «девочки». Они собрались на кухне и ели окрошку, которая так кстати пришлась в жару, и капитану тоже предложили попробовать.

Замотанный работой и погодой Тмерри рассеянно кивнул: он смотрел на розы, соседствующие с ромашками.

— Жених подарил, — сказала Ева, внимательно наблюдая за мужчиной. — Правда, красивые?

— Красивые, — выдавил Вайд, испытывающий непривычное для себя чувство стыда. Он шел к Лэндвикам с уверенностью, что сможет обаять Эву, расположить к себе и показать, что на самом деле она еще как его волнует и нравится ему. Его подстегивали чувства, наконец-то ярко вспыхнувшие к женщине, и дух соперничества. Но все погасло, когда он увидел розы. Эти дорогущие розы.

— Садись с нами, попробуй окрошку, — предложила Ева снова. — Это что-то вроде яичного салата, но со свежими огурцами, сметаной и квасом.

— Салат с квасом? — нахмурился Вайд.

— А ты попробуй, — велела Гриди, — Эвочка у нас мастерица придумывать.

— Это мне известно.

Подавленный вид капитана девочки списали на удивление окрошкой; попробовав блюдо, Вайд сказал, что лучше выпьет чистого квасу и попросил лепешку. Визит оказался недолгим: Тмерри мало что сказал за столом, да и Ева молчала, но все же проводила потом гостя до двери.

— Как ваша голова, капитан? — насмешливо спросила она потом в коридоре. — Есть проблески?

Вайд взглянул на девушку. Какая же она… родная. Своя. Нужная со всеми ее дурацкими рецептами. Удивительно красивая – самая красивая с этой ее рыжиной и зеленцой в глазах.

— Я тебя атрийцу не отдам, — не слишком романтично предупредил капитан.

— Ха, — протянула Ева и сложила руки на груди. — Это отцу моему решать, кому меня отдавать.

— Нет, мне, я здесь стража, и я уверен, что этот – крыса.

Ева закатила глаза:

— Не нужна я тебе, просто играешь в защитника.

— Нет, не играю, — рыкнул капитан и шагнул к девушке. — Защищаю по-настоящему и всегда буду защищать, потому что ты важна мне, нужна мне.

— Ой, да лад…

— Хватит, — прервал Еву Вайд. — Я не играю и не прикидываюсь. Я человек простой, Эва, но просто так и абы кому брак не предлагаю. Да, я небогат, и служба у меня дрянная, но моему слову можно верить. Ты нравишься мне так, как никто из других женщин. Если ты выберешь меня – то будешь для меня единственной и навсегда. Всю свою преданность отдам тебе, всю душу. А это чего-то да стоит, правда? — шепотом закончил он.

— Да, — вымолвила Ева, глядя на капитана.

Ее тянуло к нему; она словно давно знала его и давно что-то чувствовала к нему. Узнавание все упрощало и усложняло: так легко послушать интуицию и выбрать капитана с его ромашками. Но что, если это чувства Эвы пробудились? Ева и так уже попала в ее тело и в ее мир, но стать заложницей ее чувств – это уже слишком.

Да и Хеллгус… и с ним что-то связано, и с ним непросто.

— Я не могу разобраться, — честно сказала Ева, — дай мне время, Вайд… Дай мне время.

Такой ответ капитана Тмерри хоть и не порадовал, но и не сильно огорчил. Он взял руку девушки в свою, поцеловал и сказав: «Я буду рядом», ушел.

Чувствуя угрозу, в наступление пошел и Хеллгус. Повлиять на самого стражника он не смог, зато мог повлиять на Эву. Только бы заполучить ее в жены – и никто уже и слова не скажет, и придется всяким убраться восвояси… Но выяснилось, что девушка далеко не так податлива, как ему показалось вначале. Все сложнее становилось поймать ее взгляд и удержать внимание, так что чары действовали на нее слабо; к подаркам она относилась спокойно, особого восторга не показывала, да и к рассказам о дальних землях словно бы охладела. Поэтому каждый раз при встрече с ней Хеллгус чувствовал нервозность – а еще стали раздражать и громкоголосый Брокк, и тихий Симон, и прочие Лэндвики, с интересом наблюдающие, чем же дело кончится. Крутились рядом с Эвой и девчонки, беленькая и темненькая, и капитан Тмерри с кошкой. Лэндвики принимали его у себя дома как родного, да и сама Эва относилась к нему не просто как к соседу, но и чего-то большего между ними не развивалось. Как и между ей и Хеллгусом, впрочем.

Эва отстранилась, все чаще витала в своих мыслях – ускользала. С ней стало сложно, и слишком много времени она отнимала, но Шедд-Ахтар не мог отказаться от навязчивой мысли обладать ею. Она не просто точно попала в интересующий его типаж женщин, она еще и была одарена некоей силой, дремлющей в ней. Она была секретом, тайной, и Хеллгус с ума от этого сходил…

Сама же Ева ничего этакого за собой не замечала, разве что стала тревожиться начет головной боли. Голова трещала теперь все чаще, и это не было связано ни с недосыпом, ни с употреблением вредного горького чая, ни с чем-то еще. Да и унять эту боль было ничем невозможно – она проходила сама и резко, и так же резко появлялась. Это могли быть последствия травмы головы, предполагала Ева, но также и боялась, что личность Эвы начинает пробуждаться.

Были тревоги и насчет остального – точнее, остальных. За Евой ухаживали теперь двое: Вайд и Хеллгус. Один умный, по-хорошему простой, смелый и сильный, да еще и красавец-мужчина – казалось бы, какие тут еще могут быть размышления? Но Ева колебалась. Влечение к Вайду появилось у нее недавно и совпало с начавшимися головными болями, так что Ева путалась: ей ли он нравится, или Эве. С Хеллгусом было не проще. Он не красавец, но обладает невероятной притягательностью; в нем есть изыск, он хорошо образован, тактичен, богат, в конце концов.

Кисстен и Агнесса в один голос говорили: выбирай Вайда, а Брокк и Гриди, наоборот, отговаривали: как бы ни был хорош капитан Тмерри, матушка у него женщина сложная, сына ни с кем делить не станет и будущей снохе всю кровь выпьет. Гильда и впрямь сразу свое недовольство Лэндвикам высказала: не позволю своему сыну с порченой девкой связаться! Ох, как тогда Гриди раскричалась! Брокк глазам не поверил, когда его обычно мирная и плаксивая жена вцепилась в скандалистку и выволокла из дома.

Вайд, узнав об этом, отчитал мать и предупредил, чтобы она не смела больше оскорблять Эву. Гильда в ответ сказала, что благословения своего не даст, а потом пошла к знакомой бабке-шептухе, чтобы та Вайда от Эвы отвадила.

Соседям тоже не нравилось, что бывшая трудница, так долго работавшая в храме, вдруг женихами обзавелась: не положено. Да и какова наглость: на самого красавчика Тмерри нацелилась! Никак не могли принять кумушки, что прежде свободный как ветер капитан увлекся изувеченной старой девой. А уж когда заметили, что второй жених иноверец, сразу в храм Миры Милостивой направились, чтобы пожаловаться матушке Рагенильде: поглядите, что ваша Эва вытворяет! С атрийцем любезничает, того и гляди замуж за него выйдет! Позор-то какой!

Рагенильда тут же отправила за Эвой, и когда девушка явилась в храм, матушка застыла изваянием. Прежняя Эва-в-шрамах – старая, худющая, бесцветная – пропала куда-то, а вместо нее появилась уверенная, привлекательная, цветущая молодая женщина, одетая со вкусом.

— Эва? — вымолвила неверяще матушка Рагенильда.

— Я, матушка, — с улыбкой ответила Ева, наслаждаясь эффектом.

— Ты одета слишком ярко, не подобает девице твоего положения и возраста открывать волосы. И ты… накрашена! — ахнула матушка, приглядевшись.

— Что вы, матушка, я всего лишь отрастила брови.

Это была неправда, но Рагенильда не смогла найти, к чему придраться. Хорошее питание, кремы и притирания, хна на волосах, бровях и ресницах, а также более расслабленный образ жизни сделали тело Эвы Лэндвик таким, каким оно должно быть в двадцать девять лет: молодым.

— Ты собралась замуж? — процедила Рагенильда.

— Пока нет, — беспечно отозвалась Ева.

— Как нет? А как же атриец, который ходит к тебе? Да, я знаю: добрые люди рассказали, предупредили. Как ты посмела связаться с иноверцем? Осознаешь ли, какой позор навлекаешь этим на себя и на храм? Богиня Мира никогда не простит тебя!

— Меня не за что прощать, матушка.

— Опороченные не могут быть ни жрицами, ни женами. У тебя единственный путь – смирение, покорность и тихий труд. Только так ты можешь искупить свой грех!

— Какой грех? — спросила Ева холодно. — Я преступлений не совершала.

— Совершила, — возразила Рагенильда, — просто так на девушек не нападают.

Боль вернулась – резкая, сильная, давящая, и перед глазами потемнело. Ева сделала первый глубокий вдох и некоторое время потом еще концентрировалась на дыхании, чтобы не утонуть в боли и не потерять сознание, как бывало раньше. Справившись со слабостью, девушка снова посмотрела на матушку.

— Просто так – нет, — проговорила Ева. — А вот когда скучно и хочется развлечься, когда кровь бурлит и в штанах становится тесно, или чтобы впечатлить дружков – да. Вы знаете. Понимаете. Вы боитесь – потому что они каэры, им нельзя перечить. Куда проще застращать и обвинить дочку обычного повара или избить юную жрицу, которую домогался духовник. Что я могу сказать, матушка? Бойтесь дальше, смиряйтесь дальше – таков ваш удел. Удел трусливой слабой женщины.

— Что? — выдохнула Рагенильда.

— Вы все отлично слышали, матушка. И тем, кто на меня нажаловался, передайте, что замуж я пока не собираюсь ни за атрийца, ни за кого-либо еще. Не до этого мне, — сказала Ева, выдала пренебрежительно легкий поклон и направилась к двери.

— Деяния твои приведут тебя в пекло, — пробормотала вслед ей Рагенильда, и это было все, на что она была способна в этот момент.

Потому что и впрямь трусливая.

Ева же почувствовала себя освобожденной и, выйдя во внутренний дворик, глотнула свежего воздуха. Краткий разговор с матушкой неожиданным образом помог ей определиться. Хеллгус, Вайд, Вайд, Хеллгус… К черту этих мужчин!

Лучше подумать о новой таверне – и в этот раз успешной! А остальное… остальное само как-нибудь потом прояснится, и станет очевидно, какой из двух вариантов – верный.