Фрося чуть не за пол часа до назначенного времени подъезжала к окраинам Кунцево.
Приближаясь к пригороду Москвы, она резко сбавила скорость и стала всматриваться в обгоняющие её Жигули легковые машины, ища среди них до боли в душе знакомую Волгу Марка, и чуть её не прозевала.
Фрося моментально отреагировала на длинный сигнал клаксона и взглянула в боковое зеркало.
Через лобовое стекло стоящей на обочине машины, она сразу увидела и узнала своего любимого человека.
Марк махнул ей рукой и тронулся с места, Фрося на своём авто последовала за ним.
Они покрутились по каким-то переулкам и в глубине частного сектора остановились.
Не сговариваясь оба одновременно выскочили из-за своих водительских мест, даже не захлопывая дверцы и бросились друг к другу в объятия.
— Фросенька, как я соскучился, мне бы ещё немного посидеть в засаде, но нет больше сил терпеть эту муку — не видеть твою неземную красоту, не прижимать к себе твоё волшебное тело, не слышать твой удивительный голос и смех.
— Маричек, а как я соскучилась по тебе и вся извелась от неизвестности.
Как я обрадовалась, когда услышала хрипатый голос твоего поверенного грузина, если бы ты даже назначил мне свидание на луне, то и туда бы полетела, не задумываясь, как это осуществить.
Что я только не передумала за эти дни, после нашей последней встречи, а тут ещё мой сынок заводит всякие неприятные разговоры.
Марк мягко отстранил от себя тесно прижавшуюся к нему женщину.
— Так, Фросенька, всё это ты мне расскажешь чуть позже, а пока зайдём вначале в дом моих хороших знакомых.
Можешь не настораживаться, там сейчас никого нет, я попросил создать нам спокойные без чужих глаз условия.
Скроемся от посторонних и досужих взглядов за этой дверью, и тогда уже обсудим, что накипело в наших душах и события текущего момента.
Зайдя в чужой дом, они огляделись и уселись напротив друг друга возле громоздкого обеденного стола на изящные венские стулья.
Фрося для себя походя отметила, что в большой комнате всё отдавало богатством, но не вкусом.
Квартира была хорошо протоплена, они скинули с себя плащи и, наконец, внимательно осмотрели друг друга.
— Марик, как ты похудел и осунулся, и это всего лишь за неделю, как мы не виделись…
— Нервы Фросенька, всё нервы, пока подал документы в ОВИР, думал уже кусаться начну, бюрократы несчастные.
— Я уже по высказыванию Сёмки поняла, что ты подал документы.
— Тю, а он откуда знает?
— А вот, это твоя забота и немалая, прикрой ротик своей младшей дочурке, это она довела до его сведенья, что вы едете в Америку.
— Нет, мне не дадут умереть собственной смертью — старшая из дому не выходит, боится в институт ходить, будто её там четвертуют, а могла бы ещё успеть курс закончить, кто знает, может пригодится.
Ну, а эти две болтуньи — младшая доченька со своей мамашкой, наверное, никогда не уймутся, а ведь я предупреждал, хорошо ещё, если только твоему сыну доложила.
Трудно передать атмосферу царящую в моей квартире, там мне вовсе невозможно стало находиться — тёща оплакивает каждую безделушку, бурчит и проклинает меня, чтобы она заткнулась, я пообещал, что до последних её трусов, всё засуну в багаж…
— Марик, да плевать мне на твою тёщу и её переживания, лучше расскажи, что у тебя на работе и как развиваются события связанные с ОБХСС?
— Прости Фросенька, так накипело на душе, что потерял уже голову, а хлопнуть дверью и уйти куда глаза глядят сейчас не резон, встанет моя семейка на дыбы и мне каюк.
Они же не думают, чем чревато промедление, а оно может быть смерти подобно.
Прошло ещё очень мало времени с момента, как я подал документы на выезд, поэтому никаких санкций пока не последовало.
Ясно, что до работы весть о моей подаче документов на выезд из страны ещё не дошла, там главная новость среди сотрудников, это наш с тобой разлад, но новой пищи для обсуждения нет и они скоро заткнутся.
Фрося, я сел глубоко на дно, зачищаю всё, что только можно зачистить, никому ничего не обещаю, никому не в чём не отказываю, хотя палец о палец не ударяю, чтобы подсуетиться, живу и работаю, как обыкновенный советский заведующий магазином.
Марк вдруг схватил Фросю за руки и затащил к себе на колени, покрывая жадными поцелуями её лицо:
— Фросик, милый мой Фросик, как я по тебе соскучился. Я уже привык за эти годы постоянно видеть тебя на работе и вне её, ласкать тебя, обсуждать с тобой насущные дела и просто дышать тобой, а теперь какая-то неделя, как мы не виделись, а я уже с ума схожу без тебя.
— Марик, а что будет, когда ты уедешь от меня насовсем?
— Тогда будет легче и тебе и мне, мы будем знать, что наша встреча невозможна, а тут, набери номер и ты в моих объятьях, а нельзя.
Нельзя, нельзя…ты просто моя бывшая любовница, а то меня ещё могут выпустить, а тебя сгноят в лагере, как мою соучастницу в подпольном бизнесе.
— Да, не пугай ты меня так…
— Не пугаю, а предостерегаю от необдуманных поступков.
— Маричек, а ну их всех к чёрту, лучше скажи, сюда кто-нибудь может зайти?
— Уверен, что нет, а почему ты спрашиваешь?
— А потому…
И Фрося ухватилась за брючный ремень Марка, распустила его, расстегнула ширинку, и высвободила удальца, готового уже к подвигам.
Сама стремительно вскочила на ноги, сорвала колготки вместе с трусами и уселась, широко разведя ноги, на колени мужчины, погружая дрожащий ствол в распахнутое, сочащееся влагой желания, лоно.
После бурного соития, пусть и не в самых лучших условиях, но от этого, возможно, ещё темпераментней, изголодавшиеся по сексу партнёры, со смущением и смехом отпрянули друг от друга, увенчав оргазм затяжным нежным поцелуем.
Приведя себя и одежду в порядок, мужчина и женщина заняли свои прежние места:
— Маричек, я боялась, что этот хрупкий стул нас не выдержит и мы, как хряпнемся на пол.
— Я не думаю, что это остановило бы наши действия.
Фрося опёрлась подбородком на ладонь и внимательно вгляделась в лицо мужчины, на протяжении четырёх лет дарившего ей любовные наслаждения и другие радости жизни.
— Ты, наверное, думаешь, вот голодная кошка, тут такие события, такие неприятности, скорая разлука в воздухе витает, а она всё туда же, подавай ей близость и неважно в каких условиях…
Марк расхохотался:
— Вот, моя милая дурочка, да, именно, за такое твоё сумасшествие, я к тебе и приник всей душой и телом.
Ты же не высчитываешь варианты, не думаешь о выгоде, будущем и целесообразности, а кидаешься в любовь и в жизненные передряги, как в омут, одновременно отдавая и беря, и при этом, у тебя нет сомнений, что выплывешь.
— Марик, ты сейчас говоришь про секс или вообще, про меня?
Мужчина на секунду задумался и опять разразился хохотом.
— Фросенька, а ведь ты, действительно, в сексе такая же, как и в жизни.
Как я рад, что придумал нашу сегодняшнюю встречу.
Ты вывела меня из такого ступора, из такого мрачного состояния духа и такого чувства вины перед тобой…
Фрося резко перебила его:
— Да, отставь ты это чувство вины подальше.
Я, что с самого начала не знала на что иду, ты, что пудрил мне голову или обещал золотые горы?!
Хотя последнее я получала в полной мере, а за всё в жизни надо платить, а не только получать награды.
Ты, моя награда длинной в четыре года, а за неё мне придётся рассчитываться и я уже к этому готова.
Очень скоро мне придётся страдать, не имея никакой надежды на встречу с тобой, но это в будущем, так почему я должна лишать себя этих приятных моментов сейчас и заранее оплакивать свою горькую судьбу, на это у меня ещё будет предостаточно времени.
— Фросенька, а ты знаешь, я ехал на эту встречу с таким страхом, что застану тебя в полной прострации, подавленной и озлоблённой, а ты опять открылась мне в новом ракурсе.
У меня сейчас появилось предостаточно времени на мысли далёкие от бизнеса, наживы и прочей связанной с этим ерундой, и я много думаю о нас, о наших любовных отношениях и о нашем будущем вдалеке друг от друга.
Я в полной мере осознаю, что потеря тебя для меня будет невосполнима, я не буду сейчас бить себя в грудь кулаком, клясться в вечной любви и верности, но ты должна знать, что ты для меня самое светлое, из того, что до сих пор было в моей жизни.
— Маричек, на твои пламенные слова, мне в пору было бы ответить взаимностью, но я до этого всё уже сказала о своей любви к тебе.
Я никогда тебя не обманывала, ты знаешь, в моей жизни были ещё два мужчины, которые делали меня счастливой и сумасшедшей, но ты не хмурься, это было так давно и оба они уже ушли в мир иной.
— Фросенька, ты непостижима, ни одна женщина не признается другому мужчине о прежних высших наслаждениях, а ты это делаешь так естественно, что даже ревновать не получается.
— Ах, Марик, Марик, разве можно ревновать к воздуху, солнцу или дождю, а они уже стали для меня такими же независящими, как скоро будешь и ты.
Разница только в том, что ты всё же будешь, хоть и вдалеке, но существующим, а от этого мне вряд ли будет легче на душе, очень даже может быть, что ещё и больней.
Мужчина поднялся со стула, подошёл к женщине, поднял её голову и долго, долго смотрел в необыкновенные сапфировые глаза, а затем, нежно поцеловал в губы.