После последних слов Марка над столом повисла напряжённая тишина.
Марк, развалившись вальяжно на своём стуле, прикрыв глаза, покуривал, пуская кольца дыма к потолку, а Фрося попивая небольшими глотками лимонад, сведя брови и глядя в никуда, обдумывала последние слова любовника.
Из состояния глубокого раздумья её вывел голос Марка:
— Ну, что душа моя, у нас с тобой очень скоро будет предостаточно времени заниматься самокапанием, самооценкой и прочей ерундой, свойственной людям потерявшим опору в жизни, а пока, давай потанцуем или выпьем ещё по рюмочке.
— Нет, мне что-то сейчас не до танцев, а вот, выпить можно и если ты не против, я бы всё же хотела продолжить наш неприятный разговор.
— Не могу сказать, что я от него тоже в восторге, но нарыв созрел и пора его взорвать, а пока давай моя любимая, выпьем просто за нас, без всяких пожеланий и комментариев.
Фрося на этот раз вслед за Марком осушила свою рюмочку до дна и чуть закусив, посмотрела внимательно в глаза мужчины:
— Хорошо Марик, я беру свои слова о временном прекращении твоей активной деятельности в бизнесе обратно, это действительно не реально, чтоб ты сидел, как выражаешься, на шее у женщины.
Но, всё равно не пойму, что тебе мешает перейти ко мне и жить одним хозяйством, одной семьёй, ведь у нас столько много общего, как в личном плане, так и в коммерческой деятельности…
— Скажи Фросенька, а ты всё продумала досконально или просто апеллируешь эмоциями?
— Марик, а в чём ты видишь препятствия?
— Я мог бы начать с конца, где явно многое не стыкуется, но это будет обидно для тебя, поэтому начну с середины, где я уже сам буду выглядеть не на высоте.
Ты предлагаешь покинуть мою безвольную жёнушку, которая кроме работы в школе и приготовлении яичницы, мало в чём в жизни преуспела?!
Возможно, в этом виноват в первую очередь я сам, но этого сейчас уже не исправишь.
Не забывай Фросенька, у меня есть две дочери, младшей из которых всего шестнадцать лет и я не буду тебе говорить, насколько это опасный возраст.
Ты сейчас скажешь, что я всегда смогу их поддержать материально и связями, смогу проводить с ними определённое время и так далее, но это ведь ерунда.
Я и моё время им и сейчас не нужны, думаю, что твои старшие дети и нынешний Сёмка немного с тобой сидели и сидят и толкуют за жизнь, обсуждая свои планы, вкусы и партнёров, с которыми уже не в куклы играют.
С материальным обеспечением и того хуже, они ведь развращены, папа же их одевает от трусов до шубы и при этом легко можно его ненавидеть, а если он уйдёт, и не просто уйдёт, а к другой женщине, и не просто к другой, а к уважаемой Фросе…
— Марик, ты, что первый, который уходит из семьи или ты покидаешь инвалидов?
— Нет, Фросенька, не инвалидов, а намного хуже, я покидаю рыб выкинутых на берег, но ради тебя, поверь мне, я бы пошёл и на это.
Что ты думаешь, я мало об этом размышлял?!
Нет, моя дорогая, с первого дня, как у нас завязались интимные отношения, а может быть и раньше, после того, как мы приехали в Вильнюс и я после ресторана проследовал в свой номер, жёстко задавив в себе неуёмное желание души и тела, я больше не представлял возле себя другой женщины.
Что ты думала, я не видел, что с тобой тогда творилось, как ты разрывала себя на части между муками совести и желанием плоти.
Ведь до нашей с тобой связи, ты уже считала, что твоя женская доля катится к одинокой старости и воспитанию внуков.
Я уже тогда знал, что наша связь приведёт к катастрофе, потому что ты женщина не для кратковременных утех, ты естественная, без налёта фальши, умеющая в одинаковой мере отдавать и брать, не задумываясь о выгоде и последствиях.
Я всё это сразу видел и чувствовал, хотел избежать катастрофы, но не смог, потому что меня потянула к тебе такая сила притяжения, которой противостоять у меня не хватило уже силы воли.
Ты же видела, что я кинулся в нашу любовь, как в омут.
Я перестал выезжать с семьёй на юг, я брал тебя во все командировки, иногда, честно признаюсь, совершенно надуманные, а про выходы в ресторан, театр и прочее и говорить не стоит.
А ведь ты и сама отлично осознавала, что всё это время я крал безбожно у семьи.
Нет, не вскидывайся, я тебя не в чём не упрекаю, просто констатирую факты.
— Марик, ты хочешь сказать, что у нас сегодня последняя встреча, так не обязательно было её провести в этом шикарном ресторане на людях, мы могли и на моей холодной даче поговорить так по душам…
— Последняя или не последняя эта встреча зависит не только от меня и тебя, ну, и от других навалившихся на меня проблем, потому что сейчас от середины я двинусь поближе к концу перечислению причин, из-за которых произошёл наш сегодняшний разговор.
Попутно отвечу на твой вопрос, почему мы для этого разговора встретились в этом уютном ресторане, а не на холодной и милой твоей даче, где мы и в тридцатиградусный мороз не замерзали.
Я тебе наговорил уже предостаточно неприятных вещей, а многие ещё впереди и кто знает, как дальше будет развиваться эта беседа, а вдруг кто-то психанёт и за дверь, на такси и домой, а как бы это выглядело на даче…
Фрося улыбнулась Марку, понимая его правоту, ведь у них обоих характер был круче вареных яиц.
— Марик, не томи душу, я жду твои самые важные аргументы, касающиеся моей стороны.
— Милая Фросенька, о каких аргументах ты сейчас говоришь, ведь он у тебя всего лишь один.
— Ты имеешь в виду кучу моих детей и внуков?
— Тепло, моя милая, но вопрос только в одном твоём младшем сыне, который на дух меня не переносит, ведь я сплю с его обожаемой мамой, а при этом ему ещё стыдно в глаза смотреть своим троюродным любимым сестричкам.