Фрося. Часть 4

Глава 74

Фрося медленно шла по проходу между рядами двухярусных нар, подыскивая свободное место.

Со всех сторон она ловила на себе любопытные взгляды, но ей было ни до кого, ужасно болело избитое тело и саднило расцарапанное лицо.

С одних из нижних нар ей тепло улыбнулась деревенского вида женщина и показала рукой на одни из верхнего яруса.

Фрося неловко, преодолевая боль, забралась на них, легла и затихла, прислушиваясь к своему ноющему телу и голове.

К ней подошла с мокрой тряпочкой, та деревенская женщина и стала аккуратно протирать в кровь разбитое и оцарапанное лицо:

— Голубка, какая же ты сильная и смелая, от этих блатнячек спасенья никому нет, а ты молодчинка, сумела постоять за себя.

Меня зовут Настей, нам надо друг друга держаться, есть тут и другие обыкновенные бабы, которым от этой шалавы с её бандой нет продыха, всех сука замордовала.

Ты, с ней сильно не ерепенься, она ещё та бандитка, уже несколько раз сидела и сейчас говорят по убийственному делу проходит.

Всё это Настя шептала Фросе на ухо, прикладывая мокрую холодную тряпку к её окровавленному лицу.

Фрося с благодарностью принимала заботу новой знакомой.

Постепенно напряжённость отступала, тело ныло, но острой боли она уже не чувствовала, а примочки прохладной тряпкой приносили лицу облегчение:

— Настя, а тебя то за что заграбастали?

— За самогоночку родненькая, за её родимую.

Тяжело одной бабе на селе жить и дровишки надо заготовить, попилить и порубать, и огород распахать, и навозик привезти да раскидать, крышу починить, забор подлатать, и мало ли работы возле своего дома и в собственном хозяйстве.

— Настенька, что ты мне рассказываешь, будто я сама это всё не проходила.

Меня, кстати, зовут Фрося.

— Фросенька, лапочка, да, что ты можешь знать о деревенской жизни, думаешь, что две грядки на дачке посадила, так нашу жизнь уразумела.

Не смотря на боль Фрося от души рассмеялась:

— Ну, Настюха даёшь, я почти до сорока лет вела большое хозяйство — огромный огород, корова, свиньи, куры, индюки, а, что там говорить, солила, мариновала, квасила, а ещё и на базаре излишки сбывала, надо было ведь четырёх детей на ноги поднимать.

— Ой, душа моя, что-то ты на деревенскую совсем не похожа, краля городская, да и только.

— Так, я уже двенадцать лет в Москве живу и теперь, действительно, только на дачке ковыряюсь.

В это время с лязгом открылось окошко в двери камеры, привезли вечернюю баланду.

Зэчки звеня алюминевыми ложками о железные миски потянулись на раздачу.

Настя потянула за руку и Фросю:

— Пойдём подружка, за снедью, сильно и вкусно не налопаешься, но с голоду не сдохнешь.

Фрося слезла с нар и подошла вместе с новой подругой к очереди, и встала вслед за Настей.

Подошёл её черёд, она посмотрела на раздатчика:

— У меня нет миски с ложкой.

— Новенькая что ли?

— Да, сегодня только поступила.

Раздатчик еды, мужчина среднего возраста, был явно из заключённых, сочувственно посмотрел на Фросю.

— Ого, как тебе успели уже фейс разрисовать, Кувалда, наверное, приложилась.

— Кто?

— Держи поедуху и ложку, не могу я с тобой долго наговариваться, кум гляделки пялит.

Фрося взяла свою миску с перловой кашей, маленьким кусочком какой-то разваренной рыбы и куском хлеба.

За столом все места были заняты атаманшей и её приближёнными.

Другие обитатели камеры сидели на своих нарах и уплетали кашу, звеня ложками о миски.

Настя позвала Фросю присесть на свои нижние нары, чтобы ей не лезть наверхатуру, но от стола раздался низкий голос атаманши:

— Давай голуба, дуй сюда, потолковать надо.

Настя опустила глаза, не решаясь повлиять на решение Фроси, которая сразу поняла, надо идти, этого разговора всё равно не избежать и лучше с этим покончить сразу.

Она подошла со своей едой к столу и взглянула в заплывшие жиром глаза:

— Что и еду будете отбирать?

— Не пыжься бобриха, если не удалось сразу обломать, то сделаем это попозже, если, конечно, не угомонишься и не сбавишь обороты, но пока хочу с тобой погутарить.

Манька, спрыгни со стула, дай место гостье рядом со мной.

Фрося села на освободившуюся табуретку рядом с атаманшей и взглянула на неё.

— Хавай, а то скоро кирза застынет, не проглотишь.

Каша уже была чуть тёплая скользкая и пересоленная, но превозмогая подступающую тошноту, Фрося начала медленно её есть.

Атаманша подсунула ей кусок копчёной колбасы.

— Жуй, разбогатеешь, отдашь.

Фрося совершенно не понимала, как себя вести в сложившейся обстановке, брать или не брать этот щедрый подарок, как реагировать на происходящее и, что рассказывать этой злобной на вид женщине, без благожелательного отношения которой, трудно будет здесь выжить.

— Прошу прощения, я не знаю, как к вам обращаться, меня зовут Фрося.

— Вот, насмешила, девки вы слышали, ко мне на вы обращаются.

И Жирная атаманша разразилась диким хохотом, который подхватили её сявки, и тут же посерьёзнев:

— Кувалда, секёшь, зови меня Кувалдой, это моё погоняло, а имя тебе знать не обязательно.

Фрося с большим трудом справилась с кашей, с колбасой она глоталась намного лучше.

Хотела подняться и пойти за другими вымыть в умывальнике посуду, но её остановила властная рука:

— Манюля, помой наши мисочки, а потом с чаёчком расстарайся, а мы начнём тёрку.

А, что ты голуба, так за свиторок свой зацепилась, неужто в школе не учила, что Ленин говорил делиться надо.

— Я не люблю, когда силой отнимают, а поделиться всегда рада.

— Так, сымай, мне будет маловат, так на колбаску сменяем, не прочь?

Фрося поняла, придётся расстаться с ангоркой и надо это сделать без лишних слов, вступать опять в бой у неё сейчас не было сил, да и желание поубавилось, ведь скопом, в конце концов, изобьют до смерти, и она быстрым движением стянула через голову мягкую свою кофточку, и осталась в одной футболочке натянутой на казённый бюстгальтер.

— Манюль, притарань какое-нибудь барахлишко, прикрыть нежные плечи бобрихи.

Молодая блатнячка ходившая, похоже, у Кувалды денщиком, кинула Фросе сомнительного вида и чистоты кофту на пуговицах.

Та не церемонясь, быстро облачилась в неё и взглянула на атаманшу.

— Туфли тоже снимать?

— Лопари пока оставь у себя, будет нужда, потребуем.

Ну, колись под какую статью тебе дело шьют?

— Не знаю, мне не говорили.

— Вот, фраерша! В чём тебя обвиняют, хоть знаешь?

— У меня обнаружили в квартире большую сумму денег и много золотых побрякушек.

— И откуда это всё, кого грабанула, видно жирного гуся взяли?

Фрося не знала, как отвечать, что можно говорить, а, что нельзя, допрос тут был сравним тому, который она недавно прошла у следователя.

— Послушай Кувалда, я действительно не знаю ваших порядков, но здесь много ушей, а следствие только началось, не хочу я себя в петлю загонять, скажу только, что обвиняют меня в спекуляции и в не законом хранении крупной суммы денег.

— А ты баба ушлая, на зоне не пропадёшь.

Расторопная Манюля поставила перед ними железные кружки с чаем.

Фрося отхлебнула и сморщилась.

— Что голуба, крепковат наш чаёк?

— Я видела, как пьют чефир, но сама не привычная к нему.

— Похоже, с нашей блатотой была знакома, надо будет с тобой ещё разобраться, подождём вестей с воли.

Манюля, разбавь кипяточком чефирчик дамочке, а то у неё скулы сводит.

Окружившие их блатнячки ехидно рассмеялись, стараясь подсластить атаманше, подобострастно реагируя на её юмор.

Фрося пила чай с неоткуда явившимся печеньем, а глаза у неё, буквально, закрывались, сказывалось напряжение последних двух дней и предыдущая ночь без сна.

— Иди голуба кемарить, как погляжу, ухандохалась.

Фрося натянула на себя жёсткое суконное одеяло и тут же провалилась в глубокий сон.