Женщина, стоящая десять медяков

23

Яун не был склонен к самоанализу, и, когда он ехал в поместье своего отца, он не задумывался о том, почему ему так горько. Его мысли были заняты только тем, как его обидели. По мере путешествия его враждебность к отцу и старшему брату становилась все сильнее. К тому времени, когда он пересек границы Фальстена, она превратилась в чистую ненависть. Затем его горячий гнев охладился и, подобно только что выкованному мечу, погруженному в воду, стал твердым и острым. Яун стал холодным и безжалостным – идеальным инструментом для осуществления замыслов Бахла.

Наступили сумерки, когда Яун добрался до знакомых живых изгородей отцовского поместья и остановился там, чтобы подготовиться к возвращению домой. Сначала он надежно привязал лошадь к дереву. Затем разрезал свою рубашку. Затем он зарезал коня и вымазал рубашку в крови. Сняв бинты, он снова надел рубашку. Пока он ждал, пока кровь высохнет, Яун придумал историю о своих приключениях. Она в общих чертах соответствовала фактам, но в ней отсутствовали его трусость во время битвы, поездка в Дуркин и любое упоминание о Хонусе. Естественно, его встреча с лордом Бахлом осталась в тайне. Единственной чистой выдумкой Яуна стал рассказ о нападении разбойников, во время которого он получил рану в доблестной схватке и захватил своего нового коня. Удовлетворившись этими выдумками, Яун сел на коня и поскакал к усадьбе.

Поместье стояло на холме, окруженном аккуратными полями. Он был большим и каменным – реликвия тех времен, когда соседний Лувейн был мирным и процветающим. Это процветание принесло пользу графу, построившему дом, в то время как разорение Лувейна привело к обнищанию его потомков. Хотя поместье пережило несколько поколений запустения, в угасающем свете оно все еще выглядело достойно. Три башни величественно смотрелись на фоне темнеющего неба, а окна ярко светились независимо от того, были ли в них стекла или нет.

Когда Яун приблизился к главному входу, открылась боковая дверь, и из нее вышел слуга. Он нес факел, и его сопровождали двое вооруженных людей. Яун остановился перед ними. Пожилой слуга робким голосом позвал.

– Кто идет...

Он приблизил факел к лицу Яуна и прищурился.

– Это вы, мастер Яун? Я думал, вы ушли с Алариком.

– Да, это я, Нуг, – ответил Яун. – Аларик убит. Я вернулся с новостями.

Яун сошел с коня и передал поводья одному из стражников.

– Мой конь ранен. Проследи, чтобы ее вылечили.

Затем он последовал за Нугом в усадьбу.

– Ваш отец в постели, сир, – сказал Нуг. – Я немедленно объявлю о вас.

– Мой брат тоже там?

– Да, сир.

– Это хорошо, – сказал Яун. – Я много думал об обоих.

***

Из-за последствий магии Хонус проспал весь день и до следующего утра. Когда он проснулся, Йим уже не было. Он подумал, не сбежала ли она, ведь он знал, что следы лучше всего скрывать при дневном свете. Поглядев на солнце, он решил, что у нее может быть большая фора. Пока Хонус раздумывал, что делать, из леса вышла Йим. Она слегка прихрамывала, но на ее лице не было видно боли. Более того, она выглядела ликующей.

– Мастер, – позвала она. – Я принесла завтрак!

Хонус заметил, что она бережно несет большой лист, сложенный в сверток. Она села на землю рядом с ним и с некоторым драматизмом раскрыла свой импровизированный сверток. Когда Хонус увидел, что в нем находится, он в ужасе отпрянул назад.

– Лесные личинки! – сказала Йим. – Я нашла бревно, полное их.

Она подцепила личинку размером с палец из корчащейся массы на листе. Взяв ее за темную круглую головку, она поместила ее пухлое белое тельце между зубами. Затем она укусила личинку, чтобы прорвать кожу и высосать ее содержимое, а затем отбросила голову и хромое тело.

Хонус почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.

Йим удивленно посмотрела на него.

– Ты что, никогда их не пробовал? – спросила она. – Они как грибы, только кремовые.

Йим подняла с листа еще один и протянула ему.

– Вот, попробуй.

По мнению Хонуса, она могла держать в руках гадюку. Когда он отступил, на лице Йим появилось выражение веселья.

– Я думала, Сарфы храбрые.

– Это отвратительно! – воскликнул Хонус.

– Нет, это завтрак. Я так понимаю, ты не будешь. – Йим положила блюдо в рот и быстро расправилась с ним.

– Как ты можешь есть гусениц? – спросил Хонус, отступая подальше.

– Это древесные личинки, – ответила Йим. – Для гусениц не сезон.

Хонус повернулся к Йим спиной, но все еще слышал, как она ест. Ему показалось, что она преувеличивает звуки сосания специально для него. Потом Йим хихикнула и сказала:

– Если мне когда-нибудь придется с тобой драться, я буду знать, как себя вооружить.

Хонус не стал отвечать на ее поддразнивания, а пошел к берегу реки и смотрел на воду, пока Йим ела. Через некоторое время он посмотрел в ее сторону и увидел, что она собирает оставшихся личинок в центр листа. Затем она завернула их, перевязав пучок травой. Положив личинки в сумку, Йим сказала:

– Может, мне поискать что-нибудь более подходящее для тебя?

– В этом нет необходимости. Я привык поститься. Как твоя нога?

– Намного лучше.

– Я видел, как ты хромаешь. Ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы путешествовать?

Йим, казалось, была удивлена, что Хонус потрудился спросить об этом.

– Я буду в порядке, – сказала она. – Я соберу поклажу.

Небо было ясным, а погода – мягкой. Хонус не спеша направился к броду. Когда они вышли на дорогу, ведущую к разрушенному замку, он заметил, что Йим выглядит встревоженной. Хонус подозревал, что она боится, что он раскусил ее уловку.

– Я думал о том, что здесь произошло, – сказал он. Хотя он не мог проникнуть в мысли Йим, но заметил, что она стала напряженнее. – За все время моих путешествий я ни разу не встречал никого, похожего на того человека в замке. Наверняка он обладал неестественными способностями. Ты что-нибудь узнала о нем до того, как я его убил?

– Нет, учитель. Я спала с того момента, как он застал меня здесь врасплох, пока вы не спасли меня.

– Спал?

– Это было похоже на сон, только с ужасными сновидениями. Я бы предпочла не думать об этом.

– Мне и самому снились странные сны после того, как я обезглавил его. Я рад, что ты пришла меня разбудить.

Хонус увидел, как Йим расслабился. В его голове снова возникла мысль о том, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Но зачем? Она не скажет правду. По крайней мере, так она не сможет держать меня в долгу.

***

Эдмун ехал под тем же голубым небом, что и Йим и Хонус, но, в отличие от них, его сердце было спокойно, а все мысли – радостны. Его стареющий отец уже сбавил обороты, и Эдмун взял на себя многие обязанности графа. После обеда ему предстояло выполнить приятное поручение – благословить свадьбу в соседней деревне. Когда его лошадь проезжала по полю, усыпанному весенними цветами, он радовался за жениха и невесту. Такой прекрасный день казался благоприятным временем для начала новой жизни.

Эти мысли прервал звук скачущей лошади. Эдмун повернулся и узнал Яуна.

– Брат! – позвал он. – Я рад, что ты приехал.

Яун пришпорил свою лошадь, пристроившись рядом с лошадью Эдмуна.

– Мне нужно было выбраться из дома.

– Ты видел слишком много мрачных вещей, – сказал Эдмун. – Этот праздничный день пойдет тебе на пользу.

– Все, что угодно, лишь бы быть подальше от отца.

– Почему ты так говоришь? Он был очень рад твоему возвращению.

– Не играй со мной, старший брат. Прошлой ночью я слышал упрек в каждом его слове.

Эдмун изумленно посмотрел на Яуна.

– Мы сидели за одним столом? Не припомню такого.

– Это потому, что ты был беспечен. Скоро ты получишь свое состояние.

– Разваливающийся дом и титул? Моим главным наследством будет доброе имя.

Яун усмехнулся.

– Я что, муха, которую можно поймать на медовые слова?

– Брат, давай не будем ссориться. Я рад, что ты вернулся домой.

– Значит, моё фиаско тебя устраивает. Я знаю, что ты был против моего отъезда.

– Мое удовлетворение заключается исключительно в твоем благополучном возвращении. Правда, я советовал тебе не уезжать. Война страшна и опасна. Теперь ты это знаешь. Я боялся, что Аларик вскружил тебе голову своими грандиозными историями.

– Я хотел славы. Разве у меня не должно быть честолюбия?

– Слава для воина – всего лишь безделушка, на которую многие обменивают свои настоящие сокровища. Думаю, Аларик отказался бы от славы, чтобы вновь почувствовать весенний ветерок. Радуйся тому, чем он не может насладиться.

– Отец был рад избавиться от меня.

– Ты, кажется, забыл, что присоединиться к Аларику было твоей идеей. Помнишь, как ты несколько дней уговаривал, пока отец не дал свое благословение? А когда он согласился, то не пожалел средств на твою экипировку. Он не мог позволить себе этот драгоценный меч.

– Мужчина должен носить достойное оружие.

– Будь моя воля, мечи выглядели бы так же уродливо, как и работа, которую они выполняют. Украшать оружие – значит оскорблять Карм.

– О, избавь меня от своего ханжества. Мне нет дела до того, что думает богиня.

– Я бы хотел, чтобы ты так не говорил, – сказал Эдмун. – Она – источник нашей удачи.

– Твоей удачи. Ты любишь ее, потому что она тебе улыбается. А для меня она всего лишь трусиха, которая общается с одними и отказывает другим.

– Моя удача может стать твоей удачей, – сказал Эдмун. – Когда я стану графом, я поделюсь всем. Тебе нужно только остепениться и заслужить настоящую славу, не кровавыми, а добрыми делами.

– Это добрые слова, брат, – сказал Яун, – и я раскаиваюсь в своих жестоких поступках. По правде говоря, несчастья открыли мне глаза. Клянусь, между нами все будет по-другому.

Эдмун улыбнулся.

– Ты не представляешь, как я рад этому. Тебе был нанесен тяжелый удар, но твоя жизнь изменится. Я уверен в этом.

Яун тоже улыбнулся.

– Я тоже в этом уверен. Давай направим наших лошадей к реке. Там мы благословим нашу новую жизнь.

В ответ на недоуменный взгляд Эдмуна Яун сказал:

– Этому заклинанию я научился в Лурвике. Текущая вода смывает прошлое.

Эдмун с радостью согласился, и они поскакали к небольшой реке, где заставили своих лошадей зайти в нее. Там Яун начал свою клятву.

– Река, река, смой прошлое и прими мою кровь в обещание лучшего будущего. Эдмун, достань свой кинжал и порежь мне руку.

– Я не хочу брать твою кровь.

– Тебе нужно только уколоть меня, нескольких капель будет достаточно.

Эдмун неохотно подчинился. Затем он протянул Яуну свою руку.

– Теперь возьми мою кровь в знак нашей связи.

Яун выхватил кинжал и уколол тыльную сторону руки брата.

Эдмун отдернул руку.

– Жжет!

Яун усмехнулся.

– Я думал, только женщины боятся уколов.

Эдмун, не обращая внимания на грубость брата, с ужасом смотрел, как скрючиваются и застывают его пальцы, превращая руку в жесткий коготь. Кисть онемела и посерела, а недуг перешел на руку, которая скрутилась в гротескную форму. Когда он посмотрел на Яуна, его глаза были полны страха.

– Что ты со мной сделал?

Яун отказался от притворства и рассмеялся.

– Это, брат, я меняю свою жизнь.

Яд не позволял Эдмуну отвечать иначе, чем булькающими вздохами. Его черты исказились, и только глаза остались неизменными. Когда они смотрели с его сереющего лица, в них читались неверие и отчаяние. На мгновение Яун ужаснулся тому, что натворил. Он вспомнил свое детство и старшего брата, который всегда вставал на его сторону. Но вслед за этими воспоминаниями пришли мысли о ядовитых словах лорда Бахла. Они смыли угрызения совести, заменив их маниакальной ненавистью.

Тогда Яун возликовал.

– Где теперь Карм? – спросил он, выбивая ногу брата из стремена и сталкивая его с лошади. Эдмун шлепнулся в мутную воду. Яун смотрел, как он медленно уплывает. Затем он схватил поводья коня Эдмуна и повел его от реки.

– О, отец родной, – сказал он пустому пейзажу. – Я поехал верхом и нашел лошадь Эдмуна. Я проследил его следы до реки, куда, боюсь, бросили моего брата! Зовите домочадцев! Мы должны немедленно разыскать его! О, Боже! О, Боже! У них такие ужасные новости! Эта вонючая, раздувшаяся тварь – твой милый, драгоценный Эдмун!

Яун захихикал над своей маленькой драмой.

– Как ты будешь оплакивать своего любимого сына, которого ты всегда любил больше всех. Бедный, бедный отец. Боюсь, горе отравит тебя.

***

После того как Хонус и Йим вернулись на главную дорогу и проехали немного, настроение Йим улучшилось. Бедро болело, но боль была не такой острой, как раньше, и она охотно терпела ее, лишь бы оставить замок позади. Мало того, что ее мучения там закончились, ее тайна казалась безопасной. Хонус не проявлял никаких признаков подозрений. Тайна обрела для Йим новое значение, ведь она начала верить, что Карм не оставила ее. Богиня дважды помогала ей в противостоянии с темным человеком: Сначала она явилась Хонусу и сказала ему, что Йим в замке. Затем она велела Йим бросить черепа в огонь.

Хотя Йим не понимала, почему ей явилось это ужасное видение, она раскаивалась в своей первоначальной реакции на него. Она вспомнила, как плакала: «Я не могу!» и «Карм требует слишком многого!», и эти воспоминания пристыдили ее. Йим решила больше верить в будущее. Возможно, со временем смысл видения раскроется, думала Йим. Однако ей было трудно себе это представить. Какое отношение это может иметь к поискам мужчины, который станет отцом моего ребенка?

Хонус был еще одной загадкой для Йим. Мудрая женщина говорила ей, что Карм посылает и испытания, и помощь. Хонус казался и тем и другим. Его умение обращаться с оружием спасло ей жизнь, а его желание поставило под угрозу ее поиски. Короткая встреча Йим с его духом выявила сложную и противоречивую натуру, и она не хотела доверять ему, пока не поймет его лучше. С этой целью она вспомнила его обещание быть более открытым и начала задавать вопросы.

– Мастер, когда мы переходили ручей вброд, я заметила у тебя на ноге шрам. Откуда он у тебя?

– Какой шрам?

– Он был на нижней икре.

– Я забыл. Я больше не слежу за своими шрамами.

– «Шрамы? – притворно удивилась Йим. – У тебя их больше одного?

Хонус горько улыбнулся.

– У меня целая коллекция. Больше, чем я хотел бы сосчитать.

– Как это возможно? Когда ты сражался с теми бандитами, ты выглядел непобедимым.

– Если ты сражаешься достаточно часто, то получаешь ранения. В первые годы жизни с Теодусом я постоянно дрался.

– Так вот что ты для него делал – сражался? Я думала, он был святым человеком.

– Был. Ты должна понимать, что правосудие императора – это скорее воспоминания, чем реальность. Его власть быстро исчезает за пределами Бремвена. Могущественные люди устанавливают свои правила, а разбойники пренебрегают даже ими. Теодус решил, что с помощью моих навыков он сможет привлечь силы на сторону богини.

– Значит, вы сражались ради Карм?

– Со всеми – от бандитов до армий.

– И действительно ли служили Равновесию?

Хонус вздохнул.

– Так казалось, и все же...

– И что же?

– Это так и не закончилось, – сказал Хонус. – Теодус почувствовал, что мы стремимся смести прилив, и отчаялся восстановить справедливость в мире. Он перестал участвовать в спорах и начал посещать Лувейн в поисках корня зла. Именно отказ от борьбы и привел его к смерти.

– Как?

– Его потянуло изучать Владыку Бахла. Он подошел слишком близко, и я... я подвел его.

Йим уловил страдание в глазах Хонуса и сменила тему.

– Расскажи мне какое-нибудь счастливое воспоминание. Что-то из твоего детства.

Хонус на мгновение задумался.

– Сад.

– Какой сад?

– Храм в Бремвене – это не просто святилище. В нем живут многие. Я вырос в его стенах. В центре всего этого – огромный сад. Он похож на кусочек мира, если бы мир был идеальным. Все кажется естественным. Но за каждым камнем, деревом и растением тщательно ухаживают. Здесь было так спокойно. Что бы я ни чувствовал, это успокаивало меня. – Голос Хонуса стал мечтательным. – Был камень, на котором я сидел. Он находился в пруду, недалеко от берега. Время, проведенное там, всегда было безмятежным.

Хонус слегка улыбнулся.

– А ты? Какое воспоминание о твоем детстве?

– Когда я была маленькой, у меня была коза. Ее звали Рози.

– Коза? – поддразнил Хонус. – А как же твои мать и отец?

На лицо Йим опустилась туча.

– Ты сказал, что откроешься мне. Я не давала тебе такого обещания.

Хонус никак не отреагировал, но погрузился в задумчивое молчание. Йим последовала его примеру. Хромая по дороге, она разглядывала окрестности. Она была совершенно пустынна. Немногочисленные лачуги, которые она заметила, разваливались и казались давно заброшенными. Поля вокруг них превратились в запущенные леса, заросшие колючими лианами. Йим подумала, не является ли отсутствие людей делом рук темного человека. Что бы ни было причиной, пейзаж был тревожным, словно жестокое прошлое отравило его. Дорогу окаймляли заросли жабника и крапивы. Они кишели черными пауками. Заросли зацепились за конечности и одежду. Живности было мало, как и полезных растений. Чем дольше Йим шла, тем сильнее на нее влияло окружение. Сама не зная почему, она стала нервной, а когда Хонус ушел на охоту, с нетерпением ждала его возвращения.

Когда Хонус появился, Йим рассказала о своем беспокойстве.

– Здесь какой-то нездоровый воздух, – сказала она. – Как ты думаешь, это дело рук того человека в замке?

– Теодус ответил бы и да, и нет, как это свойственно Носителям.

– Я не понимаю.

– Это связано с природой магии. Теодус считал, что мужчины и женщины не способны к магии без помощи высших сил. Предвидение Провидца – это дар Карма, а не результат обучения медитациям.

– Конечно же, заклинания этого человека не исходили от Карм!

– Теодус считал, что темная магия возникает из другого источника, из чего-то нечистого. Более того, когда вызывают злую магию, ее присутствие остается. Вот что, по его мнению, преследует Лувейн.

Йим вспомнила свое видение на перевале Карваккен и существо, которое процветало на бойне.

– Значит, темный человек в замке как-то связан с первым лордом Бахлом?

– Конечно, силы обоих пришли от Карм, – ответил Хонус. – Возможно, это их единственная связь, а возможно нет.

Йим задалась вопросом, помог ли темный человек разрушить Лувейн или же скрылся в его руинах лишь позднее. Поскольку она не могла обсуждать этот вопрос с Хонусом, не выдав, что разговаривала со своим похитителем, она задала другой вопрос.

– Почему твой хозяин посетил Лувейн?

– Теодус верил, что здесь произошло нечто, изменившее мир, нечто, выходящее за рамки исхода войн.

– Что?

Хонус пожал плечами.

– Он все еще искал ответ, когда умер.

Йим окинула взглядом окружающий ее потускневший пейзаж.

– Значит, все это... – Она сделала паузу, подыскивая слово, выражающее то зло, которое она почувствовала. – ... вся эта мерзость может быть результатом поступков людей? Неужели они не понимали, что вытворяют?

– Есть те, кто думает только о себе, – ответил Хонус. – Когда они действуют, то не остерегаются последствий.