Женщина, стоящая десять медяков

30

Йим проснулась от звуков, издаваемых пахарем и его товарищами, еще не оправившимися от ночной попойки, стонущими и проклинающими рассвет. Она взглянула на Хонуса и обнаружила, что он лежит в той же позе, что и тогда, когда она заснула. Йим задумалась, спал ли он вообще.

– Уже пора завтракать? – сонно спросила она.

– В большинстве поместий слуг не кормят до середины утра, – ответил Хонус. – К этому времени мы уже должны уйти.

Йим потянулась и надела сандалии.

– Тогда давай уйдем сейчас.

Хонус приготовился, пока Йим умывалась. Они уже направились к дороге, когда из усадьбы вышла Эмджа.

– Йим! Подожди! – на поспешила к ним и протянула Йим буханку хлеба. – Для твоего путешествия, Кармаматус. Пусть твой Сарф внимательно следит за тобой. Настали темные времена.

Эмджа поклонилась и скрылась в доме, прежде чем Йим успела поблагодарить ее.

Йим отломила кусок от еще теплого каравая и протянула его Хонусу. Затем она взяла кусок себе. Хлеб был белым, с ароматом меда и сухофруктов. Его насыщенный вкус контрастировал с грубым коричневым хлебом, который они ели за ужином.

– Думаю, это испекли для хозяйского стола, – сказала Йим.

– Это не еда для слуг, – согласился Хонус.

Йим и Хонус шли, пока завтракали, потому что утро было еще слишком холодным, чтобы сидеть с комфортом. Когда солнце поднялось выше, воздух потеплел. Вскоре дорога стала заполняться транспортом. Путешественники, поклонявшиеся Карм, были вежливы. Последователи Пожирателя были грубы. Другие отводили глаза, боясь выдать свои убеждения. Таким образом, по тому, как ее встречали на дороге, Йим могла судить о верованиях местных жителей. День шел своим чередом, и враждебность преобладала.

Во второй половине дня один молодой человек плюнул в Йим, проходя мимо. Хонус вздрогнул от неожиданности и схватился за рукоять меча. Он увидел, что Йим спокойно вытирает рукавом плевок со щеки. Ее спокойствие послужило примером, и Хонус выпустил меч. Только когда он повернулся лицом вперед, Йим позволила себе вздрогнуть. Ей не хотелось вызывать беспокойство Хонуса, ведь она желала и дальше оставаться его Носителем. Йим легче переносила ненависть врагов Карм, когда вспоминала о своем прежнем положении. Как рабыня, ее чувства не имели значения. В трактире мужчины дерзко бросали взгляды и свободно распускали руки, когда Хонус отсутствовал. Даже Кара высказывала унизительные предположения. Плевок был менее болезненным, чем подобное обращение, и его легче было смыть.

Когда наступили сумерки, Йим и Хонус ехали по дороге, где было много приверженцев Пожирателя. Поэтому Йим было не по себе, когда она подошла к усадьбе, чтобы попросить еды и ночлега. Его обустройство было типичным для этого региона. Внешние стены дома и хозяйственных построек были соединены вместе, образуя единый комплекс.

Когда они подошли к зданию, Хонус заметил:

– Они отстают с пахотой.

Как и поля, усадьба выглядела запущенной. Хотя в окне верхнего этажа горел свет, окна первого этажа были заколочены.

– Похоже, для этого поместья настали тяжелые времена, – сказала Йим. – Возможно, нам стоит попросить милостыню в другом месте.

– Уже поздно, – ответил Хонус, – и мы уже проделали долгий путь. Наши скромные нужды не должны быть в тягость.

Когда они подошли к входу в поместье, дверь открылась прежде, чем Йим успела постучать. В дверях стояла женщина, моложе Йим.

– Входи скорее, Кармаматус, – прозвучал ее голос, и Йим с Хонусом поспешили внутрь. Женщина с тревогой осмотрела темнеющую деревню, после чего захлопнула дверь и задвинула засов. Только после этого она поклонилась Йим.

– Добро пожаловать, слуги Карм.

Йим ответил на ее поклон.

– Мы просим приюта и пищи в знак уважения к богине.

– Мы польщены вашей просьбой. Я скажу своим родителям.

Женщина оставила Йим и Хонуса стоять в прихожей, а сама пошла объявить об их прибытии. Пока Йим ждала, она подумала, что внешний вид женщины подтверждает ее мнение о том, что состояние поместья пошло на спад. Ее некогда изысканная одежда была изношена и испачкана, и хотя она казалась дочерью хозяина, ее руки были грубыми, и она выполняла обязанности служанки.

В верхние апартаменты вела парадная каменная лестница с черными мраморными ступенями. Йим поднялась по ней, ожидая, что во главе лестницы появятся хозяин и хозяйка дома. Но их не было. Вместо них из боковой двери вышли мужчина и женщина средних лет. В испачканной одежде они выглядели так, словно их прервали во время выполнения какого-то рутинного дела. Мужчина изящно поклонился Йим.

– Добро пожаловать в мой дом, Кармаматус. Я – Йорн, а это моя жена, Кариен. Ты уже знаком с моей дочерью Вендой. Твое присутствие благоволит нам, и я молю тебя поужинать и остаться на ночь.

Йим ответила Йорну поклоном.

– Карм видит твою щедрость, и мы благодарны тебе за гостеприимство.

Йим рассмотрела хозяев и нашла их благовоспитанными, несмотря на поношенную одежду. У Йорна был оливковый цвет лица, темные волосы и глаза, характерные для жителей этого региона. Его жена была голубоглазой, с рыжевато-светлыми волосами и загорелой кожей, которая, похоже, когда-то была очень светлой. Венда внешне напоминала свою мать, за исключением темных глаз.

– Вы, должно быть, устали от путешествия, – сказал Йорн. – Венда проводит вас в ваши комнаты, чтобы вы могли освежиться перед ужином.

Венда поклонилась Йим.

– Кармаматус, мне взять твой мешок?

– Нет, спасибо, Венда. Я сама понесу его.

Венда поклонилась еще раз, затем провела Йим и Хонуса мимо каменной лестницы и через дверной проем. Старый дом был элегантным строением, но выглядел пустым. Они прошли через несколько пустых залов и оказались в длинном коридоре с дверями по одну сторону. Венда открыла одну из них и показала спальню.

– Это твои покои, Кармаматус. Я покажу твоему Сарфу его комнату и принесу воды, чтобы ты умылась.

– Пусть он поможет тебе, Венда. И, пожалуйста, зови меня Йим.

Йим отложила свою сумку, когда Хонус и Венда ушли. Она с интересом осмотрела свою комнату. Какими бы ни были нынешние богатства семьи, комната казалась роскошной. Пол был выложен разноцветной плиткой, хотя и пыльной, а стены покрыты штукатуркой. На большой ореховой кровати лежали не только простыни и покрывала, но и пуховый матрас. Впервые в жизни Йим прикоснулась к нему, и он показался ей удивительно мягким. Несмотря на то, что комната была большой, кровать была ее единственным украшением. На стене висели крючки, но от них остались лишь темные прямоугольники на выцветшей краске. Застекленное окно выходило в большой двор, где сохранились остатки сада. Часть его заросла сорняками, а на месте оставшихся грядок выросли овощи.

Йим долго сидела в своей комнате, пока не вернулись Венда и Хонус. Хонус принес два больших ковша с теплой водой, а Венда – большой пустой таз с тряпкой и полотенцем.

– Прости, что пришлось так долго греть воду, – сказала Венда. – Но у вас будет время помыться и отдохнуть. Я приду, когда будет готов ужин.

Когда Венда ушла, Йим с усмешкой посмотрела на Хонуса.

– А твоя комната такая же хорошая, как эта?

– Тебе дали самую лучшую комнату, но моя более чем достаточна.

– Ты видел остальную часть дома? Что здесь происходит?

– Я видел кухню и комнаты между этой и той. Я бы сказал, что они распродали большую часть своего имущества. Думаю, единственная прислуга – пожилая кухарка. Венда относится к ней как к родной.

– Земля выглядит богатой, а люди – респектабельными, – сказала Йим. – Что с ними случилось?

– Я не уверен, – ответил Хонус. – Может быть, мы узнаем это за ужином.

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился.

– Не скажешь ли ты мне, когда искупаешься?

– Разве ты не хочешь сначала помыться?

– Нет, эта вода для тебя.

– Я быстро, – сказала Йим.

– Не торопись. Я унесу тазик, когда ты закончишь.

Затем Хонус ушел.

Йим уставилась на парящую ванну. Это был лишь последний пример новой заботы Хонуса. С тех пор как они покинули трактир, он казался почти другим человеком. Йим думала, что эта перемена должна быть ей приятна. Но вместо этого она была обескуражена. Она боялась, что Кара была права и поведение Хонуса – признак любви.

О любви Йим мало что знала. Она никогда не сталкивалась с ней в детстве. Ее мать умерла при рождении Йим, а отец не отличался любовью. Не было любви и у ее хранительницы. Чувствуя инаковость Йим, юноши и девушки в деревне избегали ее, не позволяя ей даже слышать о любви. Поскольку Мудрая женщина была повитухой, Йим узнала о любовных утехах, но страсти, которые их порождали, оставались загадкой. Она имела о них лишь смутное представление. Иногда Йим сомневалась, что способна на подобные чувства, а если и способна, то не в состоянии их распознать. Как бы я хотела, чтобы Кара была здесь. Она могла бы рассказать мне, что происходит. Йим не была уверена в своих собственных впечатлениях по этому вопросу и задавалась вопросом, не может ли она неправильно понять Хонуса.

Несмотря на прощальные слова Хонуса, Йим торопливо помылась, и вода в ванной была еще теплой, когда Хонус выносил таз. Ей показалось, что он смотрит на нее с новым интересом, как будто они не гуляли вместе целый день. Это было тревожно. Йим открыла окно, чтобы впустить вечерний воздух, и плюхнулась на кровать. Пытаясь прогнать мысли о Хонусе, Йим услышала во дворе голос молодого человека.

– Это был безрассудный риск, Венда.

– Я смотрела. Я никого не видела.

– Тем не менее, они могли наблюдать. Здесь много мест, где можно спрятаться.

– Я устала бояться.

– Тогда, может быть, тебе стоит... – Голос юноши прервал звук закрывающейся двери, и Йим осталось гадать, что же так напугало Венду.

Ужин был подан поздно. Венда провела Хонуса и Йим в столовую, где их встретили Йорн и Кариен. Они были одеты в поношенную, но элегантную одежду, как и Венда, и трое молодых людей, сидевших за столом. Это оказались старшие братья Венды. Имена у них, по местному обычаю, были похожи на имена их отца. Йим сразу спутала Ворна, Торна и Дорна, но голос младшего брата она опознала, как тот, что она слышала во дворе. На столе уже стояла еда из кореньев, каши и капусты, но после того, как Йим уселась, пожилая женщина принесла тощую жареную курицу.

Йорн попросил женщину, принесшую курицу, сесть за стол, но она покачала головой и прошептала:

– Нет, сир. Не пойдет.

Затем она быстро удалилась.

– Кармаматус, – сказал Йорн, передавая ей цыпленка, – нам некому подать тебе это скудное угощение, так что угощайся сама.

Йим догадалась, что крошечный цыпленок был поздним дополнением к меню и дорог ее хозяевам.

– Пожалуйста, зовите меня Йим и не извиняйтесь за это прекрасное блюдо. Ваша доброта придает ей изысканный вкус.

Еда, хоть и простая, была такой же сытной, как и все, что Йим ела, а хозяева были предельно вежливы. Она не почувствовала неискренности в их хороших манерах, но решила, что они скрывают скрытое напряжение. Разговор за ужином был обычным и скучным, пока Йим не решила пренебречь советом Хонуса говорить мало, чтобы казаться мудрой.

– Когда я путешествовала по Лувейну, я спала на земле и ела такое, от чего бледнел даже мой Сарф. Я путешествую не ради удовольствия. Задача Носителя – брать на себя бремя.

Она посмотрела прямо на Венду.

– Почему ты так испугалась у двери?

Венда нерешительно посмотрела на отца, боясь заговорить.

Йорн заговорил за нее.

– Венда – нервная девочка. Она беспокоится без нужды.

– Она боится наших соседей, – перебил младший сын. – Мы все боимся.

– Ворн! – сердито сказал его отец.

– Почему бы не сказать ей? В конце концов, ее визит может еще больше спровоцировать их.

– Я не буду руководствоваться страхом!

Ворн фыркнул.

– А какой у тебя выбор? Оглянись, отец. Где наши батраки и слуги? Помнишь, что случилось с нашим урожаем? Кто из нас осмелится идти один?

Йим посмотрел на Йорна.

– Твоя участь слишком распространена в наши дни. Не расскажешь ли ты мне свою историю?

Йорн вздохнул, как человек, сбрасывающий тяжелый груз.

– Моя семья живет здесь уже несколько поколений, но Кариен родом из Аверена. За последние несколько лет мои соседи стали на это обижаться.

– Обиделись! – сказала Венда. – Они ополчились на нас! Люди, которых мы считали своими друзьями.

– Большинство делает это из страха, – сказал Йорн. – Ты должна простить их.

– Я чувствую тень Пожирателя, – сказала Йим.

– Ты права, – сказал Йорн. – Наши беды начались с приходом его жрецов. Они разжигали недовольство и поощряли ненависть. Поначалу к ним тянулись лишь отбросы и недовольные. Но со временем у них появилось больше респектабельных новообращенных. Теперь они пользуются санкцией императора. Кто может сказать, почему человек принимает ненависть? Страх? Жадность? Зависть? Власть? Возможно, для каждого человека она своя. Соседи стали называть нас «чужаками» и даже хуже. Мой сын сказал правду. Мы окружены враждебностью, и все наши друзья отпали.

– Один одиозный человек приходит и выменивает у нас вещи, – говорит Венда. – Маленький мешочек семян за серебряный подсвечник.

– Какой у нас выбор, Венда? – спросила ее мать. – Нам нужно есть, и никто другой не будет иметь с нами дела.

– Я говорю, что он работает на жрецов, – сказал Ворн. – Они грабят нас для себя, пока не расправились с толпой.

– Не расстраивай сестру, – сказал Йорн.

– Мы думаем, – сказал Карьен, – что Венда должна поехать к моей сестре в Лурвик.

– Нет! – сказал Хонус так резко, что все вздрогнули. Йим поняла, что это было первое слово, которое он произнес за столом. Он склонил голову перед ней.

– Прости меня, Кармаматус.

Йим догадалась, как следует ответить.

– Ты можешь говорить.

– Лорд Бахл захватил Лурвик, – сказал Хонус. – Там нет убежища.

Эта новость стала ударом для и без того удрученной семьи. Кариен начала тихонько плакать. Пища в желудке Йим стала свинцовой, когда она поняла, что вся семья смотрит на нее. Йорн заговорил за всех.

– Кармаматус, что нам делать?

Глаза Хонуса тоже были прикованы к Йим. В тишине комнаты ее тихий голос казался громким.

– Я не могу сказать вам, что делать. Могу лишь дать совет: подумайте о том, что вы любите больше всего.

Долгое время никто не ел, не пил и не разговаривал. Все сидели, застыв в задумчивости – даже Хонус, чей взгляд не отрывался от Йим. Наконец Йорн нарушил тишину, посмотрев на каждого члена своей семьи по очереди. Затем он произнес.

– Дом – это всего лишь груда камней. Мы оставим его и отправимся в Аверен.

После ужина Йорн засыпал Хонуса вопросами о том, как осуществить побег его семьи, и они долго беседовали. Хотя долгое отсутствие Хонуса не позволяло ему давать советы о состоянии дорог, он многое знал о том, как проехать незамеченным. Когда он рассказал все, что мог, Йим поднялась из-за стола. Хонус тоже поднялся и торопливо взял свечу, чтобы осветить Йим путь в ее комнату.

– Хонус, – сказала Йим, когда они подошли к ее двери, – ты сердишься на меня?

– Почему я должен сердиться?

– Я зашла слишком далеко в своем притворстве. Посмотри, что я наделала! Эти люди уходят из-за меня.

– Насколько я помню, вы сказали, что им следует подумать о том, что они любят больше всего. Это хороший совет для любого человека.

– Но...

– Этот дом был камнем на их шее. Он бы потащил их на смерть. Я видел это раньше.

– Я рада, что ты не сердишься. Что ж, спокойной ночи.

Йим вошла в свою комнату и переоделась в старую тунику, после чего задула свечу. Лунный свет струился в окно, когда она забралась в постель. Погрузившись в пуховый матрас, Йим попыталась представить, каково это – лишиться такого комфорта. Как жаль, что они променяли все это на твердую землю и неопределенную судьбу. Тяжелое положение семьи навеяло мысли о гибели Лювейна. Так ли все начиналось? Неужели когда-нибудь такие люди, как Ган и его мать, будут жить в скорлупе этого дома?

Сначала это был сон. Кара рыдала и истекала кровью, а Йим пыталась ей помочь. Йим проснулась, но рыдания не прекращались. Во дворе рыдала женщина. Йим подумал, что это, должно быть, Венда, и с укором совести задалась вопросом, не ее ли совет стал причиной ее горя. Йим лежала в постели и ждала, что вот-вот раздастся чужой голос, предлагающий утешение. Казалось невозможным, чтобы родители девушки не слышали ее причитаний, настолько отчетливо они звучали.

Прошло время, и единственным звуком, который слышала Йим, были рыдания. В нем чувствовалась такая глубина печали, которая, казалось, была не под силу столь юному человеку. Звук стал невыносимым, и Йим почувствовала, что должна действовать. Она встала с кровати и подошла к окну. В лунном свете она разглядела белую фигуру на скамейке в дальнем конце двора. Окно находилось низко от земли, и Йим легко перешагнула через его подоконник. Оказавшись снаружи, она направилась к рыдающей фигуре. Заходящая луна давала тусклый свет, и только приблизившись, Йим смогла понять, что женщина не является членом семьи. Тем не менее, она подошла к скорчившейся фигуре, лицо которой было погружено в руки. Земля под ногами Йим стала ледяной. Еще до того, как женщина подняла голову, Йим поняла, что она не смертная.

Йим сразу узнала Карм, хотя богиня редко появлялась перед ней. Сидящее на скамье божество выглядело так же, как и всегда, – за исключением одного. На ее белом одеянии проступила кровь, стекавшая по обнаженным конечностям. Неужели это ее кровь? Эта мысль настораживала. Может ли богиня истекать кровью?

Карм смотрела на Йим, ее влажные глаза блестели в последних лунных лучах. Она выглядела такой убитой горем, что Йим пожалела ее. Затем выражение лица богини изменилось на еще более тревожное. Карм смотрела на Йим со слезливой мольбой. Затем молящая богиня исчезла, и Йим осталась одна в темном дворе.

Йим задрожала от холода, пробирающего до самых костей. Дезориентация, сопровождавшая каждое видение, тут же навалилась на нее. Уставившись на пустую скамью, Йим подумала, не впадает ли она в безумие. Это видение было самым странным и непонятным. Как Карм может быть беспомощной? Сама идея противоречила божественности. Что же я должна делать? Карм всегда давала указания, даже если Йим их не понимала. Это тревожное посещение ничего ей не сказало.

Неуверенность охватила Йим и переросла в панику. Она чувствовала себя брошенной, одинокой, без руководства. Теневой мир казался полным угрозы – местом, где даже богиня не могла успокоиться. Йим вернулась в свою комнату, но в постель не легла. Пустота комнаты казалась ей слишком запретной. Вместо этого она пошла в покои Хонуса и потрясла его. Он вскочил на ноги, и Йим успела увидеть блеск его частично вытащенного меча, прежде чем он замер.

– Йим?

Йим не ответила, но забралась под одеяло и прижалась к нему своим холодным телом.

– Обними меня, – прошептала она.