39

Йим проснулась рано утром и некоторое время не могла понять, где находится. Затем она вспомнила, что ее путешествие закончилось. Роскошная кровать, на которой она лежала, была ее кроватью, а молодая женщина, сидевшая у окна, была рада услужить ей. Сон вернул ей бодрость духа, и будущее уже не казалось таким мрачным. Видение на перевале Карваккен закалило ее перед лицом резни, и хотя события в разрушенном храме опечалили ее, она не была потрясена до глубины души. Их ужас уже улетучился, и утешительные слова Гурди казались более правдоподобными. Возможно, богиня вознаградила меня, и в этом мирном месте я исполню свою судьбу.

Йим представила себе, каким может быть это предназначение, вообразив ребенка, которого она родит, восстанавливая храм и возвращая людей к гармонии. Чем больше Йим размышляла над этой версией будущего, тем больше в нее верила. Все складывалось как нельзя лучше. Именно поэтому я была рабыней Хонуса, чтобы он мог доставить меня сюда в безопасное место. Выполнив свою функцию, Хонус освободил ее. Скоро он уедет. Йим пожалела, что ничего не сказала, когда оставила его с Коммодусом. Она планировала загладить свою вину за завтраком.

Гурди поднялась, как только увидела, что Йим проснулась.

– Госпожа, у меня есть чистая одежда. Это одежда леди Джобеллы, но скоро у тебя будет своя.

Она положила на кровать несколько халатов. Йим никогда не видела таких богатых тканей. Они казались слишком изысканными для повседневной носки, и она сомневалась, что Гурди их оценит. Йим выбрала самую простую одежду – простой белый халат без рукавов. Даже он был сделан из удивительно гладкого и эластичного материала.

Надев его, Йим спросила у Гурди:

– Что это за ткань?

– Ее прядут из коконов мотыльков, госпожа. Ее привозят издалека.

– И леди Джобелла носит такие вещи каждый день?

– Хозяин – торговец тканями. Все члены его семьи носят самую лучшую одежду. Он говорит, что это полезно для бизнеса. Когда я буду прислуживать вам на пирах, даже я надену изысканный халат, – с явным удовольствием сказала Гурди.

Йим смутило то, как халат облегал ее тело.

– Тебе не кажется, что он слишком откровенный?

Гурди улыбнулась.

– Я вижу, вы недавно в Бремвене, госпожа. Если бы вы надели такой халат на пир, вас бы назвали ханжой.

Она повязала на талию Йим белый шелковый пояс, а затем принесла вычищенные и смазанные маслом сандалии Йим.

– Господин Доммус хотел узнать, когда вы проснётесь, госпожа. Должна ли я ему сказать?

– Господин Доммус? Кто он?

– Сын мастера Коммодуса. Он хочет поприветствовать вас. Ты примешь его?

– Да, – сказал Йим. – Конечно.

После ухода Гурди Йим с растущим смущением рассматривала свой наряд. Длина халата была достаточно скромной: она доходила до середины голеней. Квадратный вырез тоже был вполне приличным. Однако сквозь облегающую ткань отчетливо виднелись соски. Йим подумала о том, чтобы переодеться, но быстрый осмотр других халатов подтвердил, что на ней самая скромная одежда из всех. Как я смогу привыкнуть к такой жизни? Она все еще размышляла над этим вопросом, когда услышала стук.

– Йим, можно войти? – спросил мужской голос.

– Да, пожалуйста.

Мужчина лет двадцати пяти открыл дверь и, поклонившись, приятно улыбнулся. Смуглые черты лица Доммуса были более тонкими, чем у его отца, но у него был такой же широкий лоб и большие умные глаза. Это было красивое лицо.

– Добро пожаловать в нашу семью, – сказал он.

Йим ответила на поклон Доммуса.

– Спасибо.

– Столько всего произошло, что у тебя, наверное, голова кружится.

Йим криво улыбнулась.

– Этот день был очень запутанным.

– Он принес сюрпризы всем нам, – сказал Доммус. Он снова улыбнулся. – Для меня ты – самый приятный.

Йим покраснела, когда глаза Доммуса смело прошлись по ее фигуре.

– Я рада, – немного скованно ответила она.

Казалось, Доммуса забавляет ее смущение.

– Я знаю, что ты недавно в Бремвене, но не более того. Отец мало что мне рассказывал, кроме того, что ты путешествовала с Хонусом. Вы давно с ним?

– С тех пор, как мы встретились в Дуркине.

Йим заметила, что на лице Доммуса промелькнуло удивление.

– Мы прошли через Лувейн, чтобы попасть сюда.

– Это нелегкий путь. Не думаю, что Хонус был легким попутчиком.

– Он не совсем такой, каким кажется.

– Как и вы, я подозреваю.

– И что же ты подозреваешь?

Доммус рассмеялся.

– Прямой вопрос.

– От которого ты уклоняешься.

– Ты мила, но я подозреваю, что аы гораздо жестче, чем кажешься. Ты, конечно, прямолинейна.

– Я не хочу показаться невоспитанной.

– Не волнуйся. Мы здесь купцы, а не придворные. В этом доме принято говорить прямо.

– Я рада это слышать. Мой друг говорит, что в Бремвене все иначе.

– Боюсь, твой друг прав, но в этих стенах это не так.

– Значит, Хонус привел меня в убежище.

– Привел. Если хочешь, я покажу тебе его.

– Я бы очень этого хотела. Если я хочу следовать вашему ремеслу, мне предстоит многому научиться. Я хочу быть полезной.

– Будешь, – сказал Доммус. – Мы все здесь работаем. Моя сестра уехала за покупками, а я недавно вернулся с караваном. Если ты не хочешь путешествовать, тебе есть чем заняться прямо здесь.

– Я очень надеюсь, что мне найдется занятие по душе.

– Отец сказал, что ты дочь торговца, так что торговля должна быть у тебя в крови.

– Боюсь, я мало что узнала о купле-продаже. Большую часть времени я проводила, собирая травы и пася коз.

– У тебя все получится. Отец – терпеливый учитель, и я с удовольствием буду обучать и тебя.

– Твоя доброта – это больше, чем я заслужила.

– Отец не согласится. Он был предан Теодосу, а Хонус был ему как сын Теодуса. Отец сделал бы для него все.

– Значит, я ничего не сделала, чтобы заслужить свою удачу.

– Это неправда, – ответил Доммус. – Ты заслужила уважение Хонуса. Я слышал, ты даже спасла ему жизнь.

– Хонус так сказал?

– Так мне сказал отец. Ты, кажется, удивлена.

– Я думала, Хонус не знает.

Доммус выглядел озадаченным.

– Зачем тебе скрывать свою храбрость?

– У меня были свои причины. Я думала, ты покажешь мне окрестности.

Доммус поклонился, хотя улыбка боролась с его официальностью.

– Сочту за честь.

Экскурсия Йим началась с нижнего этажа здания, где она обнаружила, что Коммодус и его домочадцы живут над оживленным торговым комплексом, не уступающим по размерам любому поместью. Здесь были конюшни, где содержались животные для караванов, склад для размещения и загрузки повозок, гарнизон стражников, счетный дом и многочисленные кладовые. Пока Доммус водил Йим по окрестностям, стало очевидно, что он в хороших отношениях со всеми, кто здесь работал. Рабочие казались членами одной дружной семьи, и когда Йим представляли, они уже знали о ее приезде.

Доммус дольше всего задерживался в кладовых, поскольку явно любил товар, которым торговал. Эту страсть он передал и Йим, доставая с полок отрез за отрезом, чтобы она потрогала и полюбовалась. Показав ей комнату, полную изысканных парчовых тканей, он закончил экскурсию в огромном помещении, заваленном тюками грязной белой ткани.

– Я не хочу, чтобы ты думала, что мы торгуем только предметами роскоши, – сказал он. – Мы одеваем всех. Большинство полевых рабов в Виндене носят туники из нашей ткани.

Йим пощупала грубую, непрочную ткань и вспомнила тунику, в которой ее продали.

– Кажется, она вряд ли годится для одежды.

– Это плохой материал, но он продается. Это дешево, и это то, что им нужно.

– Вы имеете в виду рабовладельцев.

– Они – покупатели.

Йим на мгновение задумалась.

– Когда я буду здесь работать, у меня будут свои деньги?

Доммус усмехнулся.

– Я вижу, ты все-таки купеческая дочь.

– А у меня будут? Деньги, которые я заработаю сама?

– Почему это так важно?

– Я хочу освободить Гурди и заплатить ей, чтобы она служила мне.

– Кажется, это не совсем верный путь. Она уже служит тебе.

– Но она не свободна.

– И что? Джев говорит, что она с радостью служит тебе.

– Предположим, сегодня жаркий день и она захочет искупаться в реке, ей придется спросить у меня разрешения.

– И я полагаю, ты его дашь.

– Но ей придется попросить, – сказала Йим, – а это имеет значение.

– Может, для тебя это и так, но Гурди не возражает против рабства.

Йим резко посмотрела на Доммуса.

– Что ты хочешь этим сказать? Что сказал тебе отец?

– Он ничего не говорил о твоем рабстве. Ты сама об этом сказала, упоминая, что встретила Хонуса в Дуркине. Там женщины либо воровки, либо рабыни, и я уверен, что ты не воровка.

Йим покраснела.

– Теперь, когда ты все знаешь, мне по-прежнему рады в твоей семье? Возможно, было бы лучше, если бы я просто работала на тебя.

– Не имеет значения, что ты была рабом, – сказал Доммус. – Рабство может постигнуть любого. В этом нет ничего постыдного.

– Скажи это рабу!

– Йим, большинство людей здесь – рабы. Не смотри так потрясенно. Мы хорошо к ним относимся. Ты сама это видела. Если бы мы не купили Гурди в детстве, она могла бы трудиться на улице или спать с хозяином против своей воли. Рабство – это факт жизни, нравится вам это или нет.

– Это не делает его правильным.

– Ты слишком долго была рядом с Сарфом. Такие люди видят мир в черно-белых тонах.

– И ты это не одобряешь?

– Это не вопрос одобрения или неодобрения, это вопрос практичности. На протяжении веков почитатели Карм молились и трудились в храме. Но спасли ли они мир? Они не смогли спасти даже самих себя. Святость мало чего достигает. То, что мы делаем здесь, может показаться не столь грандиозным, но оно меняет повседневную жизнь к лучшему. Мы ведем честные дела и предоставляем товары, в которых нуждаются люди. Мы обращаемся с рабами так, чтобы они были довольны своей участью.

Йим не стала спорить дальше. Более того, она боялась, что и так уже сказала слишком много, и взглянула на Доммуса, чтобы понять, не обиделся ли он. Но на лице его появилось лишь снисходительное выражение и еще кое-что, удивившее ее. В его взгляде читалось желание. Мы только что познакомились! Как он мог испытывать такие чувства?

– Йим, ты выглядишь расстроенной.

– Я... я просто подумала, что... что у меня нет права критиковать. Ты, наверное, считаешь меня неблагодарной.

– Я не считаю, – сказал Доммус. – Идеализм - это хорошо, но не нужно подражать Сарфам. Ты можешь жить хорошо и при этом чтить Карм. Прежде чем дать Гурди свободу, узнай, действительно ли она ее хочет. Убедись, что ты не путаешь свои желания с ее.

– Я не уверена, чего я хочу, – сказала Йим. – Поскольку мои желания никогда не имели значения, мне казалось бессмысленным задумываться о них.

– Теперь они имеют значение, – сказал Доммус.

– Как я уже говорил, этот день был очень запутанным.

– Я понимаю. Не стоит сразу во всем разбираться.

Они вышли из комнаты, пробираясь через лабиринт из тюков с тканью. Доммус взял Йим за руку, чтобы повести за собой. Он все еще держал ее, когда вел в обнесенный стеной сад, который она видела под своим окном. Там было тихо и пусто. Распустившиеся цветы окрашивали землю в пастельные тона, а фонтан наполнял воздух тихими звуками. Они сели на каменную скамью, и Доммус неохотно отпустил руку Йим. Они ничего не говорили, но это не было неловким молчанием. Йим смотрела на безмятежную красоту вокруг и надеялась, что Доммус прав – можно жить хорошо и при этом поклоняться богине.

Йим повернулась к Доммусу и встретила его взгляд. Она увидела в его взгляде волнение – взгляд человека, нашедшего сокровище. Неожиданно ее осенила мысль: Может быть, это тот самый мужчина, который станет отцом моего ребенка? Словно отвечая на эту мысль, Доммус положил руку ей на плечо. Прежде чем Йим успела отреагировать, его пальцы прошлись по ее спине и задели рану. Йим вскрикнула, преувеличивая боль.

Доммус мгновенно убрал руку.

– Что я сделал? – спросил он, в его голосе слышалось беспокойство.

– Ты прикоснулся к ране, которая только частично затянулась.

– Мне очень жаль, правда жаль. Я не знал. Может, мне позвать целителя?

– Кровь идет?

Доммус посмотрел на заднюю часть халата Йим.

– Вроде бы нет.

– Тогда я не думаю, что мне нужен целитель. Я просто попрошу Гурди взглянуть на неё.

– Я провожу тебя в твою комнату.

Доммус проводил Йим до двери и ушел, сказав, что увидит ее за ужином. Как только Йим вошла в комнату, Гурди спросил встревоженным голосом:

– Почему ты вскрикнула, госпожа? С тобой все в порядке?

Йим поняла, что Гурди наблюдала за ней из окна, и задумалась, сколько еще людей наблюдали за ней и Доммусом в саду. А Хонус? Этот вопрос заставил ее почувствовать себя виноватой.

– Доммус задел мою рану, – сказала Йим. – Не посмотришь ли ты на нее?

– Конечно, госпожа. – Гурди развязала кушак и завернула халат, обнажив спину Йим.

– Вроде все в порядке, – сказала она. – Может, немного покраснела.

Она позволила халату упасть обратно.

– Что ты думаешь о господине Доммусе?

– Я не знаю, – сказала Йим. – Он кажется приятным, но довольно бесцеремонным. Что вы о нем знаете?

– Не мне говорить, госпожа.

– Я недавно в этом доме и ничего не знаю о людях, которые здесь живут, – сказала Йим.

– Мне нужна твоя помощь, поэтому я спрошу еще раз – что вы о нем знаешь?

Гурди посмотрела на Йим и тут же попала в ловушку ее взгляда. Казалось, она поняла, что ее хозяйка увидит правду, и по ее рукам побежали мурашки.

– Он... он добрый, – сказала Гурди. – Он действительно добрый.

– И любит женщин?

– Да. Уверена, вы ему понравились.

– Мне следует его опасаться?

– О нет! – сказала Гурди. – Он такой милый, что ты сама захочешь.

Гурди покраснела, и Йим поняла, что она была одной из любовниц Доммуса. Хотя Йим понимала, что женщина чувствует себя неловко, она не сдавалась.

– Если бы я отказала ему, что бы он сделал?

– Ты бы отказала ему? – спросила Гурди, как будто такая возможность никогда не приходила ей в голову.

– Да, – сказала Йим. – Мне нужно от мужчины нечто большее, чем минутная страсть.

– Я не знаю, что он сделает, – сказала Гурди. – Он не привык к такому. Когда он хочет женщину, он должен ее получить.

Лицо Гарди засияло.

– Он может жениться на тебе! Он действительно может!

Она воодушевилась.

– Мастер Коммодус хочет, чтобы Доммус остепенился и произвел на свет наследника. Может быть, ей станешь ты! Тогда какой великой леди ты станешь!

Йим отпустила Гурди, которая долго избегала смотреть на нее. Когда же она наконец подняла голову, то спросила робким голосом:

– Это Сарф научил тебя вытягивать из людей правду?

– Я научилась этому умению задолго до встречи с ним, – ответила Йим. – Прости, если напугала тебя.

Она подошла к Гурди и ободряюще обняла ее.

– У тебя доброе сердце. Я видела это.

– Спасибо, госпожа.

– Если ты не можешь заставить себя называть меня Йим, когда мы остаемся наедине, то хотя бы не называй меня «госпожой». Меня огорчает, что ты чувствуешь себя моей собственностью.

– Но это так.

– До сегодняшнего утра, – тихо сказала Йим, – я сама была рабыней.

Единственным ответом Гурди было удивленное выражение недоверия.

– Это правда, – сказала Йим. – Доммус уже узнал об этом, и я подозреваю, что новость скоро распространится.

– Значит, богиня действительно благословила тебя, вознеся так высоко.

– И все же, когда я думаю о своем рабстве, я чувствую себя виноватой в том, что стала твоей госпожой.

– Не надо, – сказала Гарди. – Я была отдана тебе. Все в порядке. Я правда не против.

Йим посмотрела на Гурди и поняла, что она говорит правду. Это самая большая жалость из всех, подумала она. Йим села на кровать и задумалась. Ей бы хотелось побыть одной, но она не решалась отослать Гурди. Йим знала, что девочке будет трудно хранить секреты.

Пока Гурди безмятежно смотрела в окно, Йим анализировала события дня, ища хоть какой-то знак, по какому пути ей следует идти. Предположения Гурди о Доммусе были единственной подсказкой. Возможно, нам суждено пожениться. Сын от него будет обладать властью, которая приносит богатство. Йим задумалась, может ли богатство победить зло. Если да, то должна ли я выйти замуж за Доммуса? Этого ли хочет богиня? Так ли это необходимо? Йим не была убеждена в этом, и оптимизм, который она ощущала в тот день, казался ей выдачей желаемого за действительное.

Размышляя над своей судьбой, Йим сомневалась, что логика вообще может ее направлять. Мало что из того, что произошло с момента ее первого детского видения, можно было назвать логичным. Обстоятельства толкали ее то в одну, то в другую сторону. Какая бы цель ни виделась ей, она могла быть лишь ее воображением, не более существенным, чем фигуры в облаках. А теперь я подумываю о том, чтобы выйти замуж за человека, с которым только что познакомилась! Йим решила, что глупо действовать, когда она так не уверена в себе. Правильное действие должно быть убедительным. Оно должно быть срочным, даже неизбежным. В данный момент рождение ребенка – от Доммуса или от кого-либо еще – таковым не являлось. Возможно, так и будет. Дождаться какого-то более ясного знака казалось единственно разумным решением.

Йим оставалась в своей комнате до прихода Джева, который проводил ее на завтрак. Завтрак был накрыт в банкетном зале, достаточно большом, чтобы вместить десятки человек. Там были только Коммодус и Доммус, их голоса приглушала роскошная пустота вокруг. На стенах висели богатые гобелены, а через высокие окна проникал мягкий свет сумерек. Один из рабов уже зажигал свечи. Отец и сын прекратили разговор и встали, когда вошла Йим. По тому, как они смотрели на нее, Йим догадалась, что предметом их разговора была она.

– Добро пожаловать, Йим, – тепло сказал Коммодус.

– Спасибо, – ответила Йим. – Вы проявили ко мне столько доброты.

– Надеюсь, этот дом станет для тебя пристанищем, – сказал Коммодус, усаживая Йим. – Хонус сказал мне, что на твою долю выпало много испытаний, в том числе одно - сегодня утром.

– Где он? – спросила Йим. – Я думала, что увижу его здесь.

Глаза Коммодуса стали печальными, затем уклончивыми.

– Он постится.

– Здесь?

– В другом месте.

– Он ушел, не сказав мне ни слова?

Доммус рассмеялся.

– Это твой Сарф.

Коммодус бросил на сына сердитый взгляд, а затем повернулся к Йим.

– Конечно, он оставил сообщение. Он сказал, что благодарит тебя за помощь и что мы скоро увидимся.

Йим была уверена, что Коммодус лжет, но считала, что сейчас не время и не место говорить об этом.

– Я не удивлюсь, если он забыл попрощаться, – сказала она. – Он человек немногословный.

– Так и было, – сказал Коммодус, его голос был скорбным. От его ответа по спине Йим пробежал холодок: ей показалось, что Коммодус говорил так, словно Хонус уже умер – или скоро умрет.


Загрузка...