Жестокая болезнь

ГЛАВА 34

АФТЕРШОК

БЛЕЙКЛИ

Ритм музыки, доносящийся сквозь стены, замедлился, громкость стала ниже. Клуб закрывается. Реальность, как острый хлыст, хлещет по оставшимся фрагментам эйфории. Когда туман похоти рассеивается, разрушение становится очевидным, и мое тело ощущает каждый синяк и царапину.

Физическая боль и какой-то тошнотворный симптом сожаления, побуждает меня двигаться. Я отталкиваю Алекса в сторону и откатываюсь от него. Он тянется ко мне, но я заставляю себя принять сидячее положение, используя ногу, чтобы стянуть кожаный ремень с рук.

Освободившись, я тянусь за своей майкой, лежащей рядом с его головой на сломанной дверце. Она изодрана в клочья и вся грязная. Я комкаю ее и отбрасываю в сторону.

— Может, в следующий раз получится заняться этим в постели, — замечает он.

— Не получится, — смирившись, я тянусь за рубашкой Алекса и надеваю ее. Его запах окутывает меня, вызывая новую боль за грудиной.

Встаю и разгребаю обломки, чтобы найти свои джинсы, не тратя время на поиски трусиков. По-любому, этот чудик уже прикарманил их.

Он наклоняется вперед и со стоном хватается за плечо.

— Куда ты?

Я поднимаю с пола свою сумку.

— Куда-нибудь… в нормальное место, — тот факт, что в памяти всплывает лицо моей матери, настораживает и доказывает, что я теряю всякое рациональное представление о реальности.

— Нам нужно поговорить.

Раздражение вырывается наружу на одном дыхании.

— Между нами все кончено.

Когда он поднимается на ноги, я опускаю взгляд в пол, отгоняя неприятную волну жара при виде обнаженного тела Алекса, часы на его ноге напоминают об опасности, которой мы не можем избежать, отвлекаясь на секс.

Он встает у меня на пути, заграждая от двери.

— Ты не можешь отрицать того, что сейчас произошло между нами, того, что ты чувствовала…

— Я просто хотела разрядиться, — оглядываю пол. Найдя его брюки и белую майку, я поднимаю и то, и другое и швыряю в него.

Он хватает свою одежду, штанина ударяет его по лицу, что доставляет мне больше удовольствия, чем следовало бы.

Когда засовывает ногу в брюки, осторожно касаясь обожженной кожи вокруг часов, он говорит:

— Без меня тебе будет небезопасно.

Я выгибаю бровь. Мне даже не нужны аргументы, я просто смотрю на его ногу, чтобы доказать свою точку зрения.

Это он опасен.

Все, к чему прикасается Алекс, разрушается.

— Ты нуждаешься во мне, — говорит он.

— Я нуждаюсь, чтобы ты убрался с моего пути, — я толкаю его в обнаженную грудь, разочарование горячим и нетерпеливым потоком разливается по моим нервам.

Его руки обхватывают мои запястья, его пальцы совпадают с синяками, которые он оставил там.

— Блейкли, другого выбора нет. Настоящий невменяемый серийный убийца расстроен тем фактом, что мы его вмешали.

— Ты вмешал. Ты оставил трупы, — уточняю я. Но его слова находят отклик, оставляя лед в моих венах.

— Ты тоже, детка. Ты убийца.

Осознание приходит быстро и больно, как будто с кожи сдирают скотч. Я связана с его убийствами, потому что он скопировал мое нападение на Эриксона. Все поймут, что это было не какое-то случайное ограбление.

— О, боже мой, ты больной ублюдок. Я не могла понять, почему ты нацелился на мои объекты мести. Почему ты не избавлялся от тел. Ты делал это специально, чтобы связать нас вместе. Хотел создать какой-то извращенный союз, который, по мнению твоего безумного мозга, сможет… что? Объединить нас?

Он не отрицает моего утверждения.

— Твои объекты были уже проверены, — говорит он в свое оправдание. — Я бы потратил дни или даже недели на поиски новых.

— Ого, как удобно устроился, — говорю я, в моем тоне слышен сарказм.

Вспышка раздражения пробегает по его лицу, и я вырываю свои предплечья из его хватки. Он знает нечто большее — он скрывает от меня какую-то важную информацию.

— У меня есть план, — говорит Алекс, но мои мысли слишком далеко, чтобы по-настоящему услышать его.

Я перебираю в памяти свой разговор с Лондон в поисках каких-нибудь намеков…

Открываю свою сумку. Роюсь внутри, пока не достаю бумажник и не расстегиваю молнию на боковом отделении, куда положила визитную карточку.

На его лице появляется растерянное выражение, когда я переворачиваю визитку и подношу ее к люминесцентному свету.

— Вот же долбанная сука, — говорю я.

Карточка слишком толстая, ничего не разглядишь, но я чувствую вес, затем разрываю ее пополам.

Маленький чип, похожий на трекер, который мы использовали для прослушивания эскортницы, спрятан между толстыми слоями.

Лондон прослушивала меня.

Не знаю, слышит ли она, о чем мы говорим сейчас, или это просто GPS-устройство, но уверена, что она шпионила за мной. Я рассказала ей об Алексе, убивающем своих подопытных в ходе эксперимента. Затем появляется Грейсон, пытая Алекса.

Не говоря ни слова, я направляюсь к стойке с раковинами и беру комок салфетки, начинаю заворачивать чип.

— Пока я не смогу узнать больше, — комкаю бумагу, чтобы заглушить любой потенциальный звук, и прячу в сумку.

— Я могу позже его рассмотреть, — говорит Алекс, высокомерно предполагая, что мы будем вместе.

Я выдерживаю его пристальный взгляд в течение долгого времени. Тяжесть изменений обрушивается на меня, и я оказываюсь в ловушке подводного течения.

Кто мой враг?

Должна ли я бежать? От Алекса? Бежать от убийств, маньяков и всех опасностей, внезапно настигших меня?

До того, как Алекс вошел в мой мир, я никогда ни от кого и ни от чего не убегала. Но однажды я уже пыталась убежать от него и не смогла. На этот раз нужно встретиться лицом к лицу со своими страхами.

Не знаю, почему Лондон решила шпионить за мной. Может быть, ей нравится вмешиваться в жизнь своих пациентов — или потенциальных пациентов. Или, может быть, она просто пешка в безумной ловушке, организованной ее пациентом. Может быть, нами всеми манипулируют.

Какой бы ни была правда, это не меняет того, что мы должны сделать — что я должна сделать.

Я чувствую тепло прикосновения Алекса, когда он берет меня за руку.

— Ты идешь со мной домой.