Я, кажется буду сотым, кто сострит по поводу того, что опять убили Фердинанда нашего. Опять его убили, да. И в море утопили, да.
Я, правда, с некоторой оторопью наблюдаю народное ликование в Живом Журнале, да и в телевизоре. В телевизоре, кстати, мне показывают американских детей, что пляшут с самодельными плакатиками.
Эта картина, кстати, совершенно неотличима от той, которую мне показывали в том же телевизоре — когда десять лет назад какие-то арабы плясали на улицах и праздновали падение нью-йоркских небоскрёбов. Та же картина, клянусь.
Я ужасно люблю одну историю, которую мне рассказал Владимир Максимов, в свою очередь, пересказывая историю, рассказанную Хенкиным. Он был в Москве близок с Абелем, который после обмена, конечно никуда не засылался, а занимался всякого рода консультированием. Так вот, будущий перебежчик пришёл к Абелю и застал его в довольно грустном настроении. Оказалось, что Абель участвовал в обсуждении того, как ликвидировать одного нашего агента.
— Понимаешь, в чём дело, — сказал он. — Решили войти к нему в каюту под видом стюарда, завернув утюг в полотенце, ну и стукнуть.
— А что печалиться? Ты его, что, знал лично? Жалко тебе его?
— Да нет, раз проштрафился, то убрать-то, конечно, надо, — отвечал Абель. — Но уровень-то, уровень…
И замолчал скорбно.
Но это я, собственно, не о государственном киллерстве, а о несовершенстве человека говорю.
Звериное начало чрезвычайно сильно в людях. А ведь среди многих людей, которых я вижу, есть множество, что испытав отвращение к Советской власти (застав только её распад), возлюбили любую антисоветскую власть. И теперь, будто сверившись с мнением Белого дома, как раньше сверялись с газетой "Правда", они выходят на электронную площадь. Смеешь выйти на площадь? А? Да не вопрос.
А причина одна — безблагодатность, как объяснял я нетрезвому профессору Посвянскому его похмелье.
Извините, если кого обидел.
02 мая 2011