Жизнь святого Хуана де ла Крус (Иоанна Креста)

Глава I Скромный очаг

Центр Кастилии, приблизительно середина XVI века. Сходящимися дорогами, сбрызнутыми по обочинам харчевнями и домами, прибывают на ярмарки Медины Кампанской погонщики, купцы, торговцы, со всех провинций испанских. Те, что из Каталонии, везут сукна и кораллы; из Валенсии тащат узорчатые шелка и пряности; из Кордовы — чеканенные бурдюки, пуговицы и тиснёные кожи; из Севильи едут с мылом и сахаром, а из Толедо часто заявляются перекупщики шёлка.

Среди этих последних Гонсало де Йепес. Молодой человек. Сын знатных родителей, уже покойных; насчитывающий на своём родовом древе имена, блеснувшие в оружейном деле и науках. Все Йепесы происходят из старинного городка, не последнего десятка, на крайнем востоке плоскогорья Оканья, в шести лигах от Толедо. В описываемое время Гонсало имеет несколько дядьев помещиков, торгующих шелками, чьи бухгалтерию и управление делами он берёт на себя. Через то совершает частые поездки на ярмарки Медины.

Маршрут в ту эпоху пролегал через Эскалону, окружённое стенами местечко на берегах Альберги; через таверну Торос Гвисандо — место, где Исабель Католичка провозгласила королевство Кастилии в 1468 году; через Серьерос, Абилью, Мадригал… Гонсало де Йепес обычно останавливался в Фонтинберосе, в девяти милях от Медины. В то время Фонтинберос — местечко с населением в пять тысяч обитателей, усаженное на ровных пахотных землях и высотах Кастильского плато, откуда открываются горизонты неизмерные и светлые, лишь на дальнем юге обрезаемые тёмным, а иной раз белым от снега силуэтом гор Гредоса, — располагалось в семи лигах на северо-восток от Абильи, между Аребало, Мадригалом и Пеньярандой. Настоящий детинец — с домами из глины и камня, улицами запутанными, но ровными; расширенный приходской церковью и обителью монашек и отшельников, живущий почти исключительно земледелием и едва заметными иными промыслами, такими как скромные мастерские, ткущие шелка.

В одной из таких мастерских останавливался молодой Йепес на пути к ярмаркам Медины Кампанской. Мастерская принадлежала некой вдове, имени её не знаем, которая также по своим шёлковым сделкам совершала поездки в Толедо. Оттуда знала она Гонсало и его семью. Вероятно, они были теми, кому предлагала она шелка своей крошечной мануфактуры. Со вдовой жила и ткала на её станке одна молодица. Звали её Каталиной Альварес — юная и привлекательная толеданка, лишившаяся родителей и имения, которую привезла из имперского города и приютила у себя знатная вдова цеха Фонтинбероса. Каталина была бедна, но красива; имела, впрочем, определённую родовитость, и сверх того была добра. Гонсало де Йепес влюбился в неё; перепрыгнул через различия происхождения и положения, бывшие между ними; не послушал возражений вдовы, которая, зная родителей юного Йепеса, предупреждала о возможных будущих неприятностях, и женился на Каталине Альварес. Это случилось самое позднее в году 1529-м.

Скоро оправдались страхи вдовы ткачихи. Богатые дядья Гонсало, гордые своей фамилией и имением, осудили, как бесчестие, решение своего племянника и отреклись от него. И с этого момента прервали с ним всякое общение. Это оставило его на улице. Однако, он не придал этому значения. Ещё молодой, грамотный, набивший руку на правке контрактов и ведении счётных книг своих дядьев, он вознамерился использовать этот навык для решения экономических проблем своего новообретённого очага. К несчастью, скудная промышленность городка не дозволила этого. Гонсало вынужден был освоить ремесло Каталины, и молодая семья оставалась в доме и за станком вдовы вплоть до смерти последней.

В 1530 они жили в доме на улице, что делила городок на северную и южную части и называлась Кантиберовой, потому что выводила на грунтовую дорогу к ближайшему посёлку того же названия. В этом доме и в этом же 1530-м у них родился первенец, Франсиско. Второго сына, чью дату рождения не знаем, кроме того, что лежит она где-то в промежутке между 1531 и 1541 годами, назвали Луисом. Третьим и последним был Хуан, родившийся в 1542-м году. Очи его открылись свету в атмосфере нищеты и работы. Дом был скромным, утварь непритязательной, трапеза скудной. Дети не ели досыта даже пшеничного хлеба, так как на семейном столе раз от разу видели только ячменный хлеб, да и тот не вдосталь.

Вскоре после рождения Хуана тяжкая болезнь, длившаяся годами, съела, заодно с маленькими сбережениями семьи, жизнь Отца, Гонсало Йепеса, который умер, изнурённый продолжительными и мучительными болями. С того дня для вдовы и её сыновей началась трагедия, растянувшаяся на долгий срок. Каталина Альварес осталась одна и без защиты, без средств на воспитание детей, совсем маленьких, потому что старшему, Франсиско, не исполнилось и тринадцати. Хуану же было, наверное, несколько месяцев. К тому же в Кастилии настали такие неурожайные годы, что "не найти было хлеба ни за какие деньги". Несколькими годами позже сам Филипп II подтвердил бедственное положение многих своих подданных в указе о цене на хлеб, который гласил: "Будучи извещены о том, что времена недорода и большое количество народа, проживающего в наших королевствах… стали причиной того, что цены на все вещи, необходимые для поддержания людей, чрезмерно поднялись, так что бедняки и обездоленные претерпевают многие тяготы и не могут ни жить, ни содержать себя без великих затруднений. Нам известно, что по этим причинам и из-за больших цен и издержек, которые они терпят, труженики, обрабатывающие и засевающие землю, и все прочие, которые владеют фермами и поместьями, чтобы в них сеять и пахать, и те, кто пользуются доходом и торговлей, бросают всё. Вместе с тем, во всех наших королевствах почти повсеместная нехватка хлеба, а в некоторых частях — голод и нужда". Нищета, как петля, душила мать и детей, и бедная вдова Гонсало Йепеса решила бежать из Фонтинбероса в поисках вспомоществования для своих чад. Это ей советовали соседи, которые видели трагедию этой семьи, вынужденной так скоро уехать. Далеко, в землях Толеданских, жили ещё землевладельцы родственники Гонсало: в Торрихосе архидиакон сиятельной соборной церкви "Святое Место", основанной в 1509 г. доньей Терезой Энрикес, и в Кельвесе — врач. Оба они являлись дядьями наших бедных сирот. Хотя и недовольные покойным Гонсало за его неравный брак, заключённый против их воли, могли ли они не тронуться тоской матери и несчастием невинных деток, своих племянников, не принять в них участия?

С этой обнадёживающей иллюзией предприняла Каталина путешествие в королевство Толедо, путешествие дальнее, за тридцать лиг, через поля, ущелья и взгорья. Без денег, нагруженная детьми, меньшего из которых, Хуана, должна была нести на руках, прошла — знаем — через "многие нужды и тяготы". Возможно, шла, прося милостыню, от окна к окну. Они вошли в Торрихос через каменные ворота Македы, после того, как прошли через последние оливковые рощи и оставили по левую руку горы Мора Энкантада, откуда открывались великолепные виды на юг, в направлении богатой долины Тахо. Торрихос переживал блестящие дни, обогащённый многочисленными религиозными фондами и бенефициями доньи Терезы, двоюродной сестры Фернандо Католика. Там находился её дворец, возвышавшийся на северной стороне площади, и близ него — соборная церковь, оконченная строительством в 1518 году, с её чудными посеребренными воротами в восточном стиле, тремя готическими нефами, четырьмя резными пилястрами, мебелью из резных кораллов и изысканным убранством алтаря кафедрального стиля. Был там также монастырь Непорочного зачатия, надстроенный над древним дворцом королей Кастильских, и монастырь Святого Франсиска, с которым соперничал монастырь Святого Иоанна королей Толеданских. Каталина представилась архидиакону и просила помощи для своих малышей. Однако, голодные и взволнованные вдова и её дети получили у врат богатого церковника грубый и категорический отказ. Новое странствие на шесть лиг к полудню: Гальвес, расположенный на красивой равнине, в шести лигах на юго-восток от Толедо… Врач, который звался Хуаном де Йепес, как и младший его племянник, принял ласково Каталину и её сыновей. Бедная вдова почувствовала облегчение. Некоторое время они провели здесь, восстанавливая силы, обласканные врачом, который помимо того, что решился компрометировать себя, обязался оставить при себе старшего племянника, чтобы приготовить его будущее. Поскольку у дона Хуана де Йепеса не было потомства, он обучил Франсиско и, в конце концов, сделал его наследником даров своей судьбы. Франсиско, стало быть, остался в Гальвесе. Мать же, взяла Луиса и Хуана, которого всё ещё носила на руках, и предприняла возвращение в Фонтиберос — ещё один долгий переход, длиной в тридцать шесть лиг, пешком, чтобы возобновить в своём скромном домике занятие ткачеством.

Так прошёл год. Франсиско начал чувствовать недовольство своим пребыванием в Гальвесе. Дела его не были столь хороши, как воображали себе его мать и дядя, дон Хуан де Йепес. Однако, ни та, ни другой ничего не знали. Между тем жена доктора огорчала дни и ночи племянника. Вопреки приказам своего мужа, от которого скрывала своё обращение с сыном Каталины Альварес, она не отправляла Франсиско в школу, но оставляла дома, нагружала унизительными обязанностями, морила голодом. Вплоть до дурного обращения. Франсиско плакал в одиночестве, тоскуя по ласке материнского очага, хотя и голодного.

Его мать, обеспокоенная тем, что со времени возвращения из Гальвеса не получала вестей от сына, и, не имея средств добыть их, решила повторить мучительное путешествие и неожиданно объявилась в доме Хуана де Йепес. Когда Франсиско остался наедине с матерью, в её объятиях, то поведал ей, рыдая, о своих страданиях, плохом обращении дяди, и о многом, исторгнувшем слёзы, с тех пор как он стал жить здесь. И бедная вдова, не обращая внимания на настойчивые протесты врача, который уверял и обещал изменить обращение своё с племянником, забрала сына и отправилась с ним назад в Фонтиберос. Там она прежде всего отправила его в школу. Но Франсиско не преуспел. Будучи отставшим, он культурно не состоялся, потому что, будучи пятнадцати лет от роду, не умел ни читать, ни писать. Каталина Альварес видела бесполезность его штудий и, забравши его из школы, обучила тканью на станке. Это стало его занятием на всю жизнь. Между тем Луис и Хуан начали посещать школу.

* * *

В те дни случилось событие, чей экстраординарный характер, неочевидный для тех, кто присутствовал при нём, был открыт многими годами позднее самим Хуаном де Йепес, ставшим уже братом Хуаном де ла Крус. Дети Фонтибероса бегали в окрестности заболоченного пруда, из тех что можно было найти возле каждой кастильской деревни. Среди детей был и младший сын Каталины Альварес, ткачихи. Добежав до кромки воды, они с силой втыкали в дно палки, перпендикулярно поверхности, которые, уходя, снова собирали. Хуан, наклонившийся, чтобы забрать свою, потерял равновесие, упал в воду и погрузился до дна топи. Его руки коснулись донного ила. Он выплыл и снова погрузился; "и видел, находясь под водой, прекрасную сеньору, которая просила его руки, протягивая свою, и он не восхотел дать ей руку, чтобы не запачкать её; и случившийся здесь пахарь, пыхтя, поднял его и вытащил на сушу". Так повествовал о сём брат Хуан де ла Крус, незадолго до своей смерти, обретаясь в землях Андалусских перед одним заболоченным прудом, который напомнил ему тот пруд в Фонтиберосе.

В это время умер Луис, возможно от недоедания. Каталина героически боролась, чтобы защитить свой очаг от нищеты, но достигла лишь продолжения голода для своих сыновей. Фонтиберос не давал им выжить. И бедная вдова Гонсало Йепеса пришла, в конце концов к тому, чтобы оставить окончательно свою хатку и отправиться в Аребало, в поисках подённой работы, которая позволила бы обеспечить пропитание двум её сыновьям, которые у неё остались. Путешествие не было долгим: шесть лиг на северо-восток по ровным дорогам, тянувшимся над бурыми пахотными землями, прорезанными неглубокими ручьями и сбрызнутыми темно-зелеными пятнами сосен и тополей. Шёл 1548 год, Хуану исполнилось уже полных шесть лет. Исход из Фонтибероса, предпринятый по нужде, был весьма болезненным для матери. Она прожила там около двадцати лет, лучших в её жизни: юность, отношения с Гонсало, брак, родимый очаг…. Всё осталось там. Остался домик, в котором родились её сыновья, остался её станок, и, главное, останки покойного мужа….

Аребало располагался в самой высокой части центрального плато Кастилии. Любовно объятый серебряными рукавами вод Адахи и Аребаильо, что текли с юга и сливались на север от города, он нёс на себе печать старинной крепости: с крепким замком на скале в слиянии рек, с полуразрушенными каменными стенами, двадцатью церквями и монастырями. Там располагался дворец, что только за несколько лет до описываемого события окончил свою славную историю, на протяжении которой он, в течение веков служил обителью королей и принцесс: обителью доньи Марии, первой жены Хуана II; доньи Исабель, матери принца Альфонсо, коронованного в Абилье ещё ребёнком; кроме того — обителью доньи Исабель Католички, которая провела здесь годы своего инфанства и своей молодости.

Много блеска убыло у Аребало до описываемых дней середины XVI века, но всё ещё сохранял он некоторое торговое значение. Его географическое положение заставляло купцов, что ехали с юга и востока на ярмарки Медины дель Кампо, сообщать городку некоторое движение людей и товаров, — достаточное для того, чтобы поддерживать его небольшие промыслы. Как и в Фонтиберосе, имелись в нём ткацкие мастерские. В одной из них, подённо, и начали работать Каталина Альварес и Франсиско, её старший сын.

Мы не знаем деталей жизни Хуана в Аребало. Все известия, дошедшие до нас, относятся к Франсиско; нас, однако, интересуют они лишь в контексте истории Святого Иоанна Креста, поскольку открывают те обстояния, в которых он превращался в эти лета в будущего Доктора Церкви.

Когда семейство Йепес прибыло в Аребало, Франсиско был уже молодым человеком в возрасте двадцати лет. Добрый, способный и проворный, общительный, проводил время со сверстниками на молодёжных праздниках. Его естественная простота делала его немного смешным в глазах друзей, не столь одарённых. Он играл и пел с ними по ночам, на улицах, в шумных хороводах; участвовал с друзьями в обнесении плодовых садов, виноградников и полей. Ночи напролёт. Бывало, вместо того чтобы идти спать домой, не колеблясь, ко времени когда заканчивалась сарабанда, укладывался с ризничими на ковриках, в церкви.

Одна из этих проказ скоро вызвала радикальное изменение в его духе и поведении. Приглашённый, однажды, с друзьями поразвлечься в одном саду с миндальными деревьями, нагруженными плодами, согласился и стал утолять голод с юнцами в чужом миндальном саду. На пробу оказался миндаль горьким. Но неважно: они живо пожирали и портили урожай в полубесчувствии своего варварского развлечения. Когда воротились в городок, Франсиско ощутил первые угрызения совести о своём дурном деле и пошёл преклонить колени перед священником, умоляя о прощении своего греха. То был отец Карильо, благодетель одной из церквей Аребало, искушённый муж, друг сосредоточения и ревнитель блага для душ. Благодетель взвесил содеянное дурное дело, и Франсиско де Йепес, искренне раскаявшийся, решил рассориться с дружками, которые привлекли его.

И жизнь изменилась. С этого момента он стал собранным. По вечерам, закончив работу на станке, вместо того чтобы таскаться по улицам, играя и распевая с юнцами, он делал то, в чём наставлял его отец Карильо, на небесном пути. Иной раз, в подходящее время, уходил он в поле и среди садов и виноградников, где ранее развлекался со своими дружками, творил молитву и усмирял свою плоть. Ежели поступал дурно, то удалялся в какую-нибудь церковь или посвящал себя тому, что собирал на улице бедняков, чтобы привести их в свой дом, где их милостиво привечали.

Франсиско общался с одной девушкой. Её звали Анна Искьердо, юница добрая и скромная из Муриэля, посёлка в трёх лигах на северо-восток от Аребало. Он женился на ней. С этих пор Анна Искьердо присоединилась к семье Йепес, во всём сопутствуя Каталине Альварес. Мы встречаем её даже в Дуруэло. Она научилась ткать шёлк, как Франсиско и его мать, и помогала им в их подённой работе. Знаем, что когда Франсиско в зимние ночи, суровые жестокими морозами в этой непорочной земле, приводил в дом какого-нибудь бедняка, подобранного на улице, Анна Искьердо принимала его и ласкала своим милостивым сердцем.

В таком окружении и между таких сцен жил Хуан де Йепес в течение трёх лет в Аребало. Было ему от роду девять лет. Он был свидетелем живого простодушия своего брата, также как его первоначального пыла, его раскаяния и эмоциональных трудов милосердия. И принимал участие в его нужде. В домике Каталины в Аребало царила атмосфера любви, добродетели и тяжкого труда. Но был также и голод. Экономические затруднения, такие же, что ранее предопределили исход из Фонтибероса, заставили вдову Гонсало Йепеса ещё раз оставить дом и снова странствовать в поисках средств к жизни для себя и своих сыновей. Шёл 1551 год.