Гиппогриф Его Величества

Глава 21. Два командира

— Принимай командование, Глед. Возьми Бланша. Идите на город.

— Но!..

— Выполняй!

— Слушаюсь.

Посреди лязга стали, грохота взрывов, ржания лошадей и собственного тяжелого дыхания в голове вновь и вновь звучали эти слова. Отрывистые и полный скрытых чувств. Калеб отправил Бланша и Гледа в гущу боя, возложив на них задачу взять Рипсалис любой ценой, пока сам сцепился в схватке с командиром защитников города — Эриком. Вокруг потрескавшегося барьера встали солдаты. Точно игры ежа, они выстроились, готовясь уничтожить любого, кто подберется достаточно близко. В их глазах сияла решимость, смешанная с надеждой, с которой они ждали исход боя. Калеб не мог проиграть.

Не тогда, когда бойцы настолько поверили в него.

С их поддержкой за спиной, Калеб бился, словно завтра не настанет. Он обрушивал на Эрика удар за ударом, не обращая внимания на усталость и боль. Пот заливал глаза, дыхание сбивалось, а сердце подскакивало каждый раз, когда жизнь повисала на волоске. Грохот орудий снаружи и крики бойцов отзывались в душе, как и запах пепла, проникающий в нос и оседающий в легких. Калеб знал, что сражается не один. На сей раз приказы исполнялись беспрекословно, а солдаты отдавали жизни за него. Точно единое целое, армия обрушилась на Рипсалис, сплотившись во имя общей цели. В груди разгоралось пламя, когда Калеб осознавал, что его поддерживали не пара человек, а огромное войско. Казалось, что с такой силой можно было свернуть горы.

Впрочем, сперва предстояло одолеть Эрика. Командир защитников Рипсалиса сражался не менее яростно, но за ним вставали истощенные, озлобленные люди, доведенные до отчаяния. Сам он тоже едва сохранял хладнокровие. Одно то, что Эрик в одиночку вышел на поле боя, попытавшись взорвать Калеба тигилловой бомбой, а, когда не вышло, вызвал на дуэль под куполом, говорило об этом. Идея выглядела безумно. Смертельно опасно. Эрик поставил на кон жизнь, чтобы любыми средствами лишить империю правителя, и теперь наносил удар за ударом с обреченностью смертника.

Он поджимал губы и стискивал пальцы на рукоятях парных клинков. Боевая стойка выглядела несокрушимо, крепко. Слабых мест не было. Казалось, Эрик отражал каждый удар и отвечал стократно, а потому Калеб принимал за чудо то, что до сих пор не погиб. Во многом спасло заклинание Эдгара, когда маг попытался сломать щит, и несмотря на неудачу в этом, получилось разрушить чары невидимости. Теперь, когда Калебу не нужно было следить за малейшими признаками перемещения, такими как примятая трава или задетый камешек, сражаться становилось не в пример легче. Однако победа всё равно казалась такой же далекой, как восходящее солнце.

Одной из причин становилось кое-что необычное в Эрике. Вернее, во взгляде, который казался неуместным. Странным. Куда больше подошла бы ярость или ненависть, бурлящие, словно лава в жерле вулкана, ведь противником был Калеб — злейший враг и повелитель империи, разорившей его родные края. Однако вместо этого Эрик смотрел на него с жалостью и состраданием. Словно на потерявшегося в толпе ребенка, который никак не мог отыскать родителей.

Калеб тонул в его глазах, полных боли и решимости. Стремительные удары Эрика, которые едва удавалось отражать, сыпались со всех сторон, и ничего в них не говорило о внутренней мягкости и доброте. Обычно люди, которым довелось встретиться в безнадежной схватке, впадали в неистовство, старались продать жизнь подороже, и Калеб знал, как реагировать на них. В такие моменты следовало остудить собственную голову, исключить ненужные мысли и эмоции, а затем бить по врагу. Сильно. Точно. Жестко. Следовало воспользоваться их слабостью — разыгравшимися чувствами — и нанести решающий удар. Как быть с тем, что враг неистово атаковал, но всем сердцем не желал смерти, Калеб не знал. Это сбивало с толку. Больше, чем он мог себе позволить.

Клинки Эрика обжигали, сам он двигался так, будто не было изнеможения, голода и лишений, которые должны были истощить его. Однако Калеб прекрасно замечал и худые руки, испещренные шрамами, и впалые щеки, и угловатые черты лица. Изношенная форма кое-где запачкалась тигилловой пылью, а ботинки истоптались. Единственным, что сияло красотой и мощью, оставалось его оружие.

Когда они обменялись серией ударов и отскочили по разные стороны, чтобы перевести дыхание, Калеб, сжав пальцы на гарде меча, зачем-то предложил:

— Если сдашься, мы не тронем город.

Эрик замер на мгновение, будто слова ошеломили его, а затем его взгляд потеплел.

— Ты добрее своего отца, маленький император, — сказал он, а затем покачал головой. — Но мы пойдем до конца. Рипсалис и так в руинах, поэтому если нам суждено пасть вместе с ним, пусть будет так.

Внутри всё вспыхнуло от негодования, и Калеб показательно опустил меч.

— В последний раз предлагаю: сдавайся, и империя приведет Рипсалис к рассвету, — сказал он, нахмурившись и ощутив, как замерло сердце в ожидании ответа. — Я не отступлю.

Грохот битвы на мгновение стих. Ветер, проникающий сквозь трещины в барьере, принес фантомный запах полевых цветов. Солнце осветило лицо Эрика, но взгляд зацепился не за обветренные губы и тени под глазами, а за усталую улыбку. Перед Калебом предстал не командир защитников города, не самоотверженный воин, вышедший в одиночку против огромного войска, и даже не враг, готовый на всё ради победы, а такой же простой человек, верный своим принципам. Сдаться означало предать себя. Они оба это понимали и не могли подвести тех, кто доверился им, вручил свою жизнь в надежде увидеть прекрасное завтра. Калеб и Эрик несли на плечах груз ответственности, который не позволял отступить. А потому тихий ответ ничуть не удивил:

— Не сегодня.

Калеб посуровел и вновь вскинул клинок, принимая слова разумом, но не сердцем. Эрик занял боевую стойку. Отошедшие на второй план звуки битвы вернулись, и эфемерный аромат цветов пропал, оставив вместо себя только тяжелый запах крови. На языке чувствовался привкус горечи. Из битвы живым выйти мог только один. Кому посчастливится разрушить защитный купол, могло показать только время, и оно же подстегивало сражаться дальше. Калеб и Эрик пересеклись взглядом в последний раз, а затем…

Всё смазалось. Удары посыпались нескончаемым потоком, зазвенела сталь, поднялась пыль. Эрик наседал, не давая ни секунды, и каждый выпад мог стать последним. Зачарованные клинки пылали, а раны от них — болели во сто крат сильнее, чем от обычного меча. Однако Калеб будто не замечал их. Он ловко и быстро орудовал клинком, отражая удары, и смело бросался в контратаку, когда предоставлялась возможность. Он двигался четко и продумано, вспоминая всё, чему учил отец. Было сложно сражаться против парных клинков, но если Калеб умел что-то делать лучше всего, так это выживать.

С самого детства он боролся за право дышать, ходить по земле и наслаждаться каждым днем. Не только Динар ненавидел его и мечтал убить, но и многие другие люди, которые враждовали с матушкой или считали его неправильным сыном своего отца. Калеб сбился со счета, сколько раз попадал во всевозможные ловушки и оказывался на краю гибели. Ему подсыпали отраву в еду, заманивали в темные коридоры, где пытались задушить, применяли на нем подчинение, заставляя выброситься из окна, швыряли в затылок кинжалы… Калеб не понимал, за какие проступки полагалась такая кара, но очень скоро осознал, что это не кончится. Никогда.

Не важно, наследником он будет или императором, желающих снести ему голову будет в избытке. Пытаться уменьшить их количество казалось таким же глупым, как черпать ведром реку, надеясь обратить поток вспять. Калеб решил, что поступит иначе. Вместо того, чтобы бороться с каждым, кто придет по его душу, он научится справляться. Преодолевать преграды, пересиливать трудности и выбираться изо всех ловушек, чтобы жить. Дышать, ходить, любить. Он всем сердцем обожал этот мир, свою семью, свой народ и не хотел покидать их раньше времени. Пройденные испытания закалили его, сделали стойким и сильным, а потому теперь, даже перед лицом настолько искусного врага, он не пасовал.

Смерть дышала в затылок, но Калеб не обращал на неё внимания. Он снова и снова бросался на Эрика, скрещивая клинки, и всё внутри пылало. Но не от ярости, а от жажды жить. Оказавшись запертым посреди поля битвы, когда каждую секунду кто-то погибал, он, как никогда, хотел выбраться из пекла, прийти домой и выдохнуть с облегчением, что всё закончилось. Калеб мечтал вернуться в столицу, увидеть матушку и поприветствовать народ. Больше всего на свете он дорожил своей родиной, а потому готов был на всё, лишь бы её защитить. Несмотря на то, что спина взмокла от пота, а натруженные мышцы требовали покоя, Калеб запрещал себе останавливаться. Он должен был одержать верх над Эриком, выбраться из ловушки и рвануть к Рипсалису, чтобы воздвигнуть флаг империи на высшей точке. Провал был недопустим. Нужна была только победа.

Жизнь!

С горящими глазами Калеб столкнулся к Эриком лицом к лицу, наседая всем телом. Тот дрогнул. Поймав взгляд, Эрик оскалился, не желая отступать, и вдруг случилось непредвиденное. Что-то хрустнуло.

Меч треснул.

Калеб среагировал мгновенно. Он отскочил, боясь, что клинок сломается, а его самого разрубит надвое, и в ужасе уставился на оружие. Не продержавшись и мгновения, лезвие рассыпалось на кусочки, оставив после себя бесполезный обломок. Магические символы померкли, а яркий тигилл на рукояти угас. Калеб похолодел. Другого меча не было, а ружье осталось в креплении на седле Бланша, который сейчас сражался у стен Рипсалиса. Ничего, чтобы отразить удар зачарованных клинков Эрика, не нашлось. Калеб сглотнул, отступая. Его пробил холодный пот, дыхание участилось, а взгляд заметался в последней попытке отыскать хотя бы чужое оружие, пусть даже простое или затупленное. Что угодно, чтобы вернуться в бой.

Эрик метнулся к нему, воспользовавшись замешательством, но почему-то не пронзил клинком, а ударил ногой в живот. Не ожидавший этого Калеб согнулся пополам, роняя обломок меча, и зашелся кашлем. Перед глазами вспыхнуло. Боль и непонимание смешались, а в голове зазвучал фантомный голос отца, велевшего подниматься сию же секунду, пока враг не завершил начатое. Калеб попытался вскинуть голову и защититься от следующего удара, но перед глазами сияло и сверкало. Он смог только выхватить кинжал из ножен, когда Эрик приставил к его шее пылающий клинок.

— Сдавайся, — тяжело дыша, сказал он. — И я пощажу тебя.

— Господин! — закричали солдаты, не поверив глазам, и принялись бить по барьеру, прекрасно понимая, что это не поможет.

— Ваше Величество, вставайте!

— Уклоняйтесь!

Калеб поджал губы, медленно выдохнув, и упрямо вскинул подбородок. В глазах вспыхнуло пламя решимости, когда он отчеканил:

— Никогда.

Эрик помрачнел. Лицо ожесточилось, но во взгляде снова мелькнула искра сострадания — такая неуместная во время боя, но такая человечная. Эрик взмахнул кликом.

— Жаль убивать юнца.

Солдаты в ужасе закричали:

— Господин!

На мгновение мир замер, и Калеб увидел, как к нему полетел пылающий клинок. Смерть обняла его, нашептывая сладкие речи, но он отпихнул её, вырываясь на свободу. Калеб дернулся, падая на спину, и почти не почувствовал, как по груди прошлось лезвие. Он перекатился через голову, тут же вскакивая, а затем метнул кинжал, почти не надеясь на успех. На удивление, Эрик замер, пошатнувшись. Из груди торчала рукоять, увенчанная тигиллом. Калеб вскинул взгляд, такой же ошеломленный, но силой разорвал оцепенение, метнувшись вперед. Он наотмашь ударил ногой выбивая клинок из правой руки Эрика, но следующий удар нанести не успел, ведь сам едва не лишился головы. Калеб дернулся в сторону, хватая ещё теплый клинок, и занял боевую стойку. Солдаты возликовали.

— Так его!

— Бейте!

Раненный, но не сломленный, Эрик тряхнул головой, упрямо сжимая зубы, и вернулся в бой. Калеб перешел в наступление. Каждый удар становился сильнее предыдущего, каждый шаг — тверже, а каждый взгляд — ярче. Он наседал на Эрика со свирепостью загнанного в угол зверя, и тот отвечал тем же. Они кружились под куполом, не замечая ничего вокруг, кроме боли и усталости. Однако истощение сыграло свою роль. Эрик оступился, на мгновение потеряв бдительность, и Калеб мощным ударом выбил клинок из ослабевших пальцев. В следующий миг сталь вонзилась в живот. Эрик охнул, мертвенно побледнев, и вцепился в Калеба, хватая ртом воздух. Собственный клинок прожигал внутренности.

Эрик поднял взгляд, растерянный и испуганный, словно отказываясь принять случившееся. Кровь потекла из ран, а с губ сорвался хриплый, булькающий звук, совершенно не похожий на нормальное дыхание. Сердце Калеба дрогнуло. Боевой раж сошел на нет, и на лице застыла гримаса страдания, точно ему тоже достался смертельный удар. Когда колени Эрика подкосились, и он начал оседать, Калеб подхватил его, сам не понимая, зачем делает это. Он осторожно опустил его на землю, не решаясь вытащить клинок, и пересекся с ним взглядом.

— Дурак, — едва слышно выдавил Эрик, морщась от боли и тяжело дыша. — Кто плачет… по врагу?

Калеб ничего не ответил и только поджал губы. Собственные раны ныли и кровоточили, но он не обращал на них внимания. Всё внутри переворачивалось от того, что битва закончилась, но ликования не принесла. Он выжил. Победил. Однако поражение Эрика ничуть не обрадовало, пусть теперь захватить Рипсалис становилось проще, а боевой дух империи мог взлететь до небес. Война требовала тяжелых решений, и Калеб в нужный момент сделал выбор, пусть сердце не одобряло этого. Глядя на бледного Эрика сейчас, он хотел лишь с сожалением вздохнуть.

— Я позабочусь о Рипсалисе, — пробормотал он, будто это могло утешить умирающего. — Прости.

— Сестра, — прохрипел Эрик, приподнимая руку, и Калеб, помедлив, схватил её, крепко сжимая. — Береги сестру… Эмбер. Эмбер… она…

Он затих, испустив дух, а Калеб зажмурился и опустил голову, пытаясь задавить позорную дрожь. Потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, и лишь затем он закрыл Эрику глаза. Стараясь ни о чем не думать, Калеб вытащил клинок, ощупал тело и нашел артефакт, с помощью которого воздвигся купол. Прежде, чем выбраться из ловушки, он накрыл Эрика собственным плащом, воздав последние почести, и забрал оружие. Как только яркий тигилл в грубой обработке треснул, барьер осыпался искрами, ставя последнюю точку в противостоянии. Солдаты хлынули к Калебу, загалдев стаей всполошенных птиц.

— Ваше Величество, позвольте осмотреть вас, — воскликнул один.

— Вернемся в лагерь, — вторил другой.

— Мы защитим вас, — заверил третий.

— Тихо! — приказал Калеб, и все вытянулись по стойке смирно. — Быстро перевяжите меня и доложите обстановку. Бой не окончен.

Солдаты грянули:

— Так точно!

Бόльшая часть из них заняла круговую оборону, выставив оружие, когда Калеба усадили на землю, и вокруг захлопотал боец с белой лентой на руке. Другой принялся рассказывать обо всем, что знал. Вскоре выяснилось, что ситуация сильно изменилась с тех пор, как он попал под купол, и теперь империя находилась в крайне невыгодном положении. С востока напала Алия, пригнав огромную конницу, вооруженную до зубов, с запада пришел Тильд, взяв с собой немереное количество пушек, и империю попытались зажать в тиски. Гледу пришлось перебросить часть войск, атакующих Рипсалис, на правый фланг, и он лишь недавно вошел в город. Поддержку левого взял на себя Кард, переместив основные орудия империи. Сейчас левый фланг держался, однако правый — отступал, неся большие потери. Генерал Джозеф не справлялся с натиском, несмотря помощь отряда Соула.

Даже на первый взгляд ситуация складывалась ужасная, безвыходная. Наибольшие опасения вызывало противостояние с Алией, появление которой в целом повергло Калеба в шок. Он не думал, что подкрепление подоспеет вовремя, ведь разведчики докладывали, что его не стоило ждать в ближайшие дни. Они ошиблись. Теперь их недальновидность обходилась многими жизнями, и Калеб представлял, сколькими жертвами запомнится сражение. Он поднялся, морщась от боли, когда боец закончил с первой помощью, и потребовал лошадь. Один из защитников спешился и передал коня.

— Возвращайся в лагерь, — приказал Калеб, забираясь в седло. — Скажи Эдгару, что мне нужен удар по Алии, пусть даже слабый. Карду передай, чтобы продолжал бомбить Тильд.

— Слушаюсь!

— Все остальные, — он оглядел бойцов, и те приосанились. — Идем на Рипсалис. Мы возьмем город несмотря ни на что!

— Так точно!

Калеб развернул коня и пришпорил его, помчавшись к Рипсалису. Те, кто был верхом, вскоре поравнялись с ним, а пешие солдаты — поспешили следом. Поле боя предстало перед ними рытвинами от снарядов, бездыханными телами и брошенным оружием. Отовсюду раздавались стоны раненых, и стоял ужасный смрад. В дневном свете ужасы войны выглядели особенно четко, и кровь стыла в жилах, когда в голову приходило примерное число убитых. Рипсалис обходился империи дорогой ценой. Слишком дорогой. Однако отступать было некуда, и даже перед лицом объединенной силы трех королевств следовало взять себя в руки и сплотиться. Битва продолжалась, пока хотя бы один из них дышал.

Добравшись до стен Рипсалиса, Калеб на каком-то шестом чувстве рванул по улочкам. Он знал, что Бланш был где-то там, впереди, сражаясь бок о бок с Гледом. Бойцы, недавно защищавшие купол, закричали о победе над Эриком, заставляя боевой дух империи расправлять крылья. Защитники города, напротив, ошеломленно замирали, не веря ушам, и глядели на Калеба, словно на призрака. Они не хотели верить, что командир проиграл. Однако факты говорили об обратном, обрушивая беспощадную реальность на головы. Несмотря на то, что в сердце Калеба закралась капля жалости, он приказал:

— Найти и привести девушку по имени Эмбер. Не трогать её и пальцем!

— Так точно! — отозвались бойцы.

— Принесите мне бомбы Рипсалиса! Так много, как только найдете.

— Выполняю!

Калеб поскакал дальше, чувствуя, что Бланш где-то рядом, и не ошибся. Он нашелся вперед, яростно раскидывающий врагов в разные стороны и защищающий Гледа от вероломных атак. Перья казались подпаленными, точно он попал под взрыв, но серьезных ран Калеб не заметил. Всё вокруг кипело и бурлило. Бойцы уверенно теснили защитников Рипсалиса, несмотря на то, что те использовали тигилловые бомбы и ружья. В тот момент, когда битва перешла в городскую черту, настроения бойцов обеих сторон изменились. Перевес сил стал очевиден, и Калеб обрадовался бы этому, если бы с востока и запада не наседали союзные Люцерну силы. Тем не менее он воскликнул, не сумев скрыть в голове радость и облегчение:

— Глед! Бланш!

Охранник так резко обернулся, будто от этого зависела жизнь, и засиял.

— Ваше Величество, — отозвался он, отступая, чтобы встретиться с ним в более спокойном месте. Бойцы хлынули, отрезая их от сражения, и подарили пару минут спокойствия.

Калеб заметил, что Бланш странно уставился на него, будто не веря глазам, и в душе зазвенела струна. Как только они приблизились, Калеб погладил его по голове, улыбнувшись, и без слов понял, что произошло. Бланш испугался за него. Подумал, что он умер, но не позволил кому бы то ни было, даже Гледу, узнать об этом. Он продолжил сражаться, неся в сердце скорбь, и лишь сейчас осознал, что ошибся. Счастье и облегчение затопили его, и Бланш распахнул крылья, издав громкий клич. Удивительно, но это воодушевило не только его, но и всех, кто сражался рядом. Калеб улыбнулся, сказав:

— И я рад тебя видеть.

Глед спешился, с облегчением выдыхая.

— Какие будут приказания? — спросил он, сбрасывая полномочия, как тяжелый плащ.

— Возьми город, — передавая ему лошадь, ответил Калеб. — Я займусь Алией.

— Уверены? У них конница с ружьями.

Калеб кивнул, нахмурившись.

— Знаю, видел, пока скакал сюда, — сказал он. — Но у меня есть план, и я верю, что мы справимся. Не подведи меня.

— Не сомневайтесь, — твердо ответил Глед. — Рипсалис будет нашим.

— Господин, — подскочил к ним боец и протянул какую-то сумку. — Бомбы здесь. Нужно ударить о что-то, а потом бросить.

— Молодец, — кивнул Калеб, и тот козырнул, уносясь прочь. Глед нахмурился, но не успел задать вопрос, ведь рядом что-то взорвалось, обдав их жаром. Раздался крик, кто-то упал, пролилась кровь.

Калеб взобрался в седло и, кивнув Гледу на прощание, оставил на него сражение здесь. Тот вернулся к битве, тесня защитников Рипсалиса, и вопросом времени стал миг, когда город падет. Вместе с расцветшим от счастья Бланшем Калеб взмыл в небо, чтобы точнее сориентироваться и оценить собственный план. С высоты удавалось лучше разглядеть положение дел, поэтому они на несколько мгновений зависли в воздухе, осматриваясь. Бланш взял на себя прикрытие, поэтому кружился на месте, уклоняясь от стрел, причем делал это очень ловко, точно тренировался. Прищурившись, Калеб сперва посмотрел на левый фланг, где генерал Зейн вместе с Кардом сражался против Тильда.

Войска удержались на позиции. Орудия врага, расположившиеся на другом берегу реки, безуспешно пытались пробить блокаду, сделав ставку на разрушительную канонаду. Они действительно нанесли урон. Пешие войска не избежали потерь, и даже с такого расстояния было видно, как много человек полегло, однако конница почти не пострадала. Всадники вовремя вышли из зоны поражения, а затем, воспользовавшись знанием местности, перебрались через реку, врезавшись в ряды Тильда. Помогло и то, что Кард приказал основным орудиям перестать бомбить Рипсалис и перейти на левый фланг. Снаряды посыпались дождем, и им вторили залпы пушек генерала Зейна. Небольшой отряд магов, подоспевший на помощь, создал паровую завесу, заклинанием нагрев воду в реке.

С потерей видимости орудия Тильда лишились и эффективности, а их щиты не долго продержались, когда на них обрушилась мощь империи. Несмотря на непредвиденное появление ближайшего союзника королевства Люцерн, в этой части битвы всё складывалось хорошо. Генерал Зейн успешно сохранил позиции и даже перешел в контрнаступление, надеясь обратить врага в бегство. Вмешательство Калеба не требовалось, и он мысленно отметил, что не зря поставил Карда на орудия. Благодаря его своевременной помощи, левый фланг уцелел, несмотря на то, что ресурсы постепенно заканчивались и залпы становились всё реже и реже.

Дела на правом фланге обстояли ужасно.

Войска Алии сметали империю, не давая шанса на спасение, и даже подкрепление, посланное Гледом, не сумело переломить ход боя. Сильная, быстрая конница подавляла силой ружей и бомб и не позволяла перегруппироваться, а спешащая на подмогу пехота собиралась закончить начатое. Точно лавина, армия Алии обрушилась на правый фланг, и оставались мгновения до того, как армия империи окончательно развалится, потеряв боевой порядок, и в страхе разбежится. В такой ситуации одних воодушевляющих речей могло не хватить, и следовало применить крепкий план, который позволит переломить ход боя.

Калеб направил Бланша на восток, в самую горячую точку. Гонец, которого он направил к Эдгару, уже должен был добраться до лагеря и передать информацию. С такого расстояния трудно было разглядеть, готовились ли маги к удару, но Калеб надеялся, что это было так. Он хотел сломать строй Алии хотя бы на мгновение, чтобы дать своим людям возможность выстроиться в боевом порядке. Унять суматоху и собраться с силами. Разумеется, о залпе, как при уничтожении купола Рипсалиса, оставалось только мечтать, ведь маги и так прыгнули выше головы. Калеб рассчитывал на заклинание хотя бы четверть силы. В крайнем случае планировал отвести войска в город, под защиту стен, где обороняться будет проще, и, выиграв немного времени, перейти в наступление.

— Бланш, пролети над Алией, но осторожно, чтобы не сбили, — велел он, и гиппогриф издал клич, мощно взмахнув крыльями.

Они пронеслись над беспорядочными рядами империи, тщетно пытающейся удержаться на месте под руководством Соула, и бойцы закричали, заметив их. Кто-то обрадовался, кто-то испугался, кто-то взволновался, но никто не остался равнодушным. Обращать внимание на них не было времени, и Калеб, пригнувшись, чтобы не свалиться с седла во время крутых маневров, прижал к себе сумку с бомбами. Началась пальба. Солдаты Алии не собирались пропускать возможность подстрелить пожаловавшего в горячую точку императора, а потому многие избрали целью их с Бланшем. Один за другим защитные артефакты, оберегавшие Калеба, начали раскалываться, принимая смертельные удары, и он сжал зубы, надеясь, что их хватит на дерзкую вылазку. Как только они с Бланшем оказались достаточно глубоко в рядах врага, он бросил:

— Начинаю.

Тот яростно воскликнул, точно предупреждая всех разбегаться, а Калеб схватил первую бомбу, бросая вниз. Он не был уверен, что удара о землю хватит, чтобы она взорвалась, поэтому не стал использовать сразу все. К счастью, он не прогадал. Угодив в шлем какому-то бедолаге, яркий камешек засиял, точно лучик на водной глади, а затем громыхнул, разрывая в клочья несколько человек. Бойцы Алии хлынули от убитых, крича, и воздух наполнился запахом гари. Довольный результатом, Калеб велел Бланшу лететь дальше и разбросал остальные бомбы из сумки. Череда взрывов отозвалась паникой в рядах врага и ликованием в силах империи, а провальные попытки сбить Калеба дополнили картину. Как только он избавился от всех артефактов и внес сумятицу в построение Алии, то вернулся к своим бойцам, вынимая из ножен один из клинков Эрика.

— Не отступать! — закричал он во весь дух. — Я с вами, храбрецы! Бейте их!

— За императора! — первым громыхнул Соул.

Солдаты грянули, что было мочи, и бросились вперед, спешно выстраиваясь в боевой порядок. Сбитые с толку вероломной атакой с неба, ряды Алии потеряли четкость и преисполнились яростью. Они рванули в бой, и началась страшная битва. Калеб вел войска, сплотив их вокруг себя, и кровь полилась рекой с обеих сторон. Противник брал силой оружия, а империя — боевым духом и самоотверженностью. Никто не хотел уступать. В лучах солнца развернулась ожесточенная борьба, и она могла затянуться на часы, если бы вдруг над бойцами ни засияли магические круги. Калеб вскинул взгляд, узнавая их, и опешил на мгновение.

Рефлекторно обернувшись в сторону лагеря, он выдохнул:

— Эдгар?

И в тот же миг на Алию обрушилась волна чистого света от трехступенчатого заклинания высшего порядка, снесшего разом больше четверти бойцов. Как только грохот магии стих, поле боя погрузилось в тишину, полную ошеломления и ужаса…