Гиппогриф Его Величества

Глава 7. Атака и защита

— Гляди, вот он!

— Такой юный…

— Долгих лет жизни!

— Вот это да! Он на гиппогрифе!

Со всех сторон доносились голоса, и тысячи глаз глядели на них. На лицах людей отражались разные эмоции: восхищение, недоверие, радость, злоба, сомнения, предвкушение. Среди них не было такого, на котором отражалась бы скука. Кто-то бросал на мощеную дорогу лепестки цветов, кто-то молча стоял, сложив руки на груди, кто-то бормотал ругательства под нос. Детишки толкались, желая рассмотреть всё поближе, а матери строго велели им держаться рядом. Людское море гомонило и шумело. Оно поглотило бы Калеба и его приближенных, но стражники выстроились живым заслоном, оттесняя любопытный народ.

Полуденное солнце ярко освещало город, и Бланш, гордо подняв голову, неторопливо шел вперед. Он свысока оглядывал толпу, сходу выхватывая недовольные лица, и быстро осматривал людей на предмет оружия. Не было сомнений, что враги Калеба захотят нанести удар. Как никогда четко, Бланш осознал, сколько существовало способов убить его. Он и сам мог придумать не один десяток, лишь раз взглянув на главную площадь. Не составило труда заметить наиболее вероятные точки для атаки: крыши домов, балконы, переулки. Убийцы могли притаиться там, готовя смертельный выстрел.

Калеб сильно рисковал, решив провести шествие.

Было очевидно, что он хотел показаться народу и во всеуслышание объявить о начале подготовки к Великой Охоте. Таким образом можно было немного успокоить людей, создав иллюзию, что ничего не изменилось со смертью бывшего императора. Всё было в порядке. Угрозы для их безопасности не было. Вот только шествие предполагало длительное нахождение на открытом пространстве посреди толпы. Несмотря на то, что Глед проследил, чтобы были приняты все меры предосторожности, этого могло быть недостаточно. Бланш уже видел дыры в обороне Калеба, а потому поставил перед собой задачу проследить, чтобы ими никто не воспользовался.

Было так странно четко осознавать мир вокруг и мыслить, что Бланш до сих пор не мог поверить, что это стало реальным. Всего несколько дней назад он только учился строить логические цепочки и страдал от того, что быстро утомлялся. Было сложно. Непонятно. Страшно. В основном им руководили инстинкты, а не осмысленные желания, из-за чего он не раз попадал впросак. Однако с тех пор, как верховный маг проник в подсознание, всё изменилось. Внезапно разум очистился, будто мощный порыв ветра прогнал туман. Бланш в полной мере прочувствовал, что значило вновь мыслить, как нормальный человек. И хотя воспоминания о былом до сих пор не получалось раскопать, это было невероятным достижением.

Оставалось загадкой, почему разумность вернулась именно в тот момент, когда пришел верховный маг. Возможно, дело было в том, что лишь в подсознании Бланш увидел обе части себя: эмоциональную животную и рациональную человеческую. Он чувствовал, что с тех пор, как над ним провели ритуал, внутри него появились две сущности, все время пытающиеся перехватить контроль над телом, но знал, что он — нормальное единое существо, а внутренние конфликты должны пройти со временем. Вот только увидев обе со стороны себя и прочувствовав одновременно свою целостность и нецелостность, он по-настоящему осознал, насколько разными и сильными они были. Словно две личности, запертые в одном теле.

К счастью, они не пытались друг друга уничтожить, а лишь постоянно дрались и ругались. Когда пришел верховный маг, то стали работать сообща, чтобы их не раскрыли. Бланшу казалось, что именно тот факт, что он увидел обе грани себя, стал переломным. С той минуты, как он покинул подсознание, вернувшись в реальный мир, он перестал пытаться утихомирить обе свои части. Вместо этого он сперва позволил эмоциональной занять главенствующую роль и посмотрел, чего она хочет и как собирается это получать. Затем подпустил человеческую, задав ей те же вопросы. Взвесив их желания, опасения и стремления, он с удивительной простотой и легкостью нашел решение, которое удовлетворило всех.

Правда, потребовалось ещё немало времени, чтобы научиться быстрее осознавать потребности и придумывать, как заполучать желаемое, но Бланш всё равно был доволен. Теперь он мог четче мыслить, а значит, лучше реагировать. Это было бесценно на фоне того, что Калебу постоянно угрожала опасность, и Бланш всем своим существом хотел его защитить.

— Прошу, Ваше Величество, всё готово.

Калеб слегка натянул поводья, когда они прошли по главной площади и впереди показалось каменное возвышение, украшенное свежими цветами и яркими ленточками. На вершине располагалась трибуна, на которой стояло несколько артефактов на тигиллах. Позади находилось несколько дивных скамеек, где должны были расположиться мать-императрица Амелия, двое приближенных фрейлин, верховный маг Эдгар и некоторые советники. Всюду стояли стражники в отполированных доспехах и с оружием наперевес. Позади высилась гордость империи — Большая Библиотека, где хранились бесчисленные знания и мудрости.

Калеб спешился и взял Бланша под уздцы. По специальной лестнице с широкими ступенями они поднялись наверх и будто воспарили над толпой. Бланшу открылся вид на столицу, и внутри всё заискрилось от восторга, ведь главная площадь выглядела поистине прекрасно. Огромная, усыпанная лепестками цветов, с рассаженными тут и там кустарниками и маленькими фонтанчиками, она поражала воображение. От количества людей, собравшихся здесь, и вовсе замирало сердце. Их было так много, будто все жители столицы собрались в одном месте.

Засмотревшись, Бланш даже не сразу заметил, что дыхание Калеба участилось. Лишь когда к ним подошел Кард, и с почтением принял поводья, чтобы присмотреть за Бланшем во время речи, он обратил на это внимание. Вот только сделать ничего не успел. Его отвели в сторону, но не так далеко, как могли бы, ведь народ должен был видеть его. Калеб вновь громко заявлял, что является достойным приемником отца, а потому хотел всем продемонстрировать, что животное их рода и символ империи находится подле него. Осознавая, что на него возложена не меньшая роль, чем на самого Калеба, Бланш гордо вскинул голову и застыл.

Тем временем на площадь опустилась неестественная тишина. Люди умолкли, приготовившись услышать речь, и остался лишь шелест ветра. Бланш посмотрел на Калеба, и сердце подпрыгнуло от волнения. Тот стоял, распрямив плечи и вскинув подбородок, но его руки дрожали. Он был бледным. Темные круги под глазами стало видно четче, несмотря на то, что утром над ним хлопотали фрейлины Амелии. Он часто и неглубоко дышал, глядя куда-то поверх голов людей. Животная часть Бланша рванулась к нему, чтобы спрятать и защитить, однако человеческая, предвидя это, силой заставила её присмиреть. Как бы Калебу ни было плохо и страшно, нельзя вмешиваться. Только не сейчас.

Только не так.

Молчание затягивалось. Кард нервно переступил с ноги на ногу, и Бланш кожей ощутил его волнение. Позади молчаливой стеной застыли стражники, среди которых притаился Глед, и никто не решался что-то сделать. Даже Амелия лишь сжимала веер, напряженно сверля спину сына взглядом. Солнце спряталось за облаками, бросив тень на Калеба. Почему-то в этот момент он вновь показался особенно маленьким и хрупким. Такой юный… Его едва было бы видно за трибуной, если бы туда заблаговременно не поставили подставку. Алый плащ струился по плечам, но казался слишком большим для него. Слишком тяжелым. По этой же причине Калеб не надел корону, хотя должен был — она была ему велика, и будто снова и снова напоминала, что он не дорос ещё до управления империей.

Внезапно Калеб сжал зубы, и что-то внутри него изменилось. Он опустил взгляд на людей, глядящих на него снизу-вверх, и раскинул руки в стороны, заставив плащ на миг взлететь.

— Приветствую вас, верные подданные империи! — громко и четко сказал он в полной тишине, буквально воссияв в лучах вновь выглянувшего солнца. Артефакты усилили голос так, что его было слышно по всей площади. Бланш уставился на Калеба, не узнавая его. — В этот прекрасный день я собрал вас здесь, чтобы объявить о радостном событии. Каждый год империя устраивает Великую Охоту — состязание между выдающимися охотниками и их скакунами, и этот год не станет исключением! Напротив, праздник состоится, как дань памяти императору Корнелиусу. Нашему самому лучшему и храброму воину!

Народ возликовал. В воздух полетели шапки, лепестки цветов и ажурные платки. Тихая площадь взорвалась криком, полным предвкушения и радости. Как понял Бланш из прошлых разговоров, многие считали, что в этом году праздник не состоится. Люди думали, что смерть императора Корнелиуса стала тяжелым ударом для Калеба, а потому он не решится возглавить Охоту. Однако они ошиблись. Калеб оказался достаточно храбрым для того, чтобы бросить вызов всем умелым бойцам империи и доказать, что достоин трона. К тому же этим он вновь показал, что со сменой власти традиции не изменились. Не нужно было бояться, что империя развалится на части.

Калеб продолжил говорить, рассказывая о том, как пройдет Охота. Его голос звучал громко и твердо. Казалось, будто не он пару минут назад не мог сдержать дрожь, а кто-то другой. Этот Калеб выглядел сильным, красивым и решительным — именно таким, каким должен быть правитель. Бланш ощутил прилив гордости за него, пусть она немного затмилась беспокойством. Он знал, насколько трудно Калебу далось это нарочитое спокойствие и уверенность, и внутренне огорчался, что пока не может его поддержать. Впрочем, на нем сейчас лежала иная задача.

С того мига, как они покинули дворец, Бланш постоянно осматривался, ища угрозы. Однако пока замечал лишь недовольный народ, кривившийся при виде яркой процессии. Никого подозрительного не было, и хотелось верить, что стража действительно смогла обеспечить безопасность Калебу. Впрочем, это не мешало Бланшу продолжать следить за всем вокруг. Внезапно, после того, как он в очередной раз обвел взглядом балконы на площади, внутри него вспыхнула тревога. Точно пламя, упавшее на стог сена, она начала разрастаться, поглощая его. Однако осталось непонятным, почему вдруг стало так страшно. Человеческая часть сознания рванулась вперед, перехватывая контроль, и заставила снова осмотреть балконы и крыши домов.

Движение! Бланш заметил странное движение на одном из балконов. Цветы не могли так колыхаться от ветра — он знал это, а потому внимательно вгляделся туда. Убийца! Кто-то замаскировался, используя украшения из лепестков и ленточек, и почти слился с обстановкой. Если бы он не пошевелился, то так и остался бы незамеченным. Впервые Бланш обрадовался, что его зрение было острее людского. С такого расстояния ни Кард, ни Глед, ни Калеб не смогли бы увидеть стрелка. Бланш дернулся, когда убийца взял в руки усеянный маленькими камешками лук, и обернулся.

— Тише, тише, — зашептал Кард, пытаясь его успокоить. — Ещё немного осталось. Потерпи.

Однако Бланш не стал его слушать. Он пересекся взглядом с Гледом, с лица которого вмиг смыло все краски, а затем дважды ударил передней лапой и кивнул в сторону балкона. Тот всё понял. Глед тихонько отступил в тень, пока Калеб продолжал говорить, а затем скользнул в неприметную нишу. Очевидно, там был ещё один спуск на площадь. Стражники провели его взволнованными взглядами, но не посмели показать, будто что-то не так. Амелия тяжело сглотнула и медленно выдохнула, удержав на лице спокойное выражение, а Кард изо всех сил сжал поводья и напрягся, готовясь рвануть к Калебу при первой же опасности. Тревога повисла в воздухе, однако простые люди пока не чувствовали её.

Голос Калеба на мгновение потерял свою твердость и громкость, когда сбоку от толпы показался Глед с несколькими стражниками. Они бежали к другому концу площади на достаточном расстоянии, чтобы на них не обращали внимания простые люди, однако с возвышения их было отлично видно. Сжав кулаки, Калеб продолжил говорить, будто ничего не было. К сожалению, не получилось точно указать, где засел убийца, и пришлось ограничиться лишь кивком в нужном направление. Глед должен был найти его сам, но время играло против него.

Бланш же уставился на затаившегося стрелка, отслеживая каждое его движение, и напрягся, когда тот поднялся в полный рост. Скорее всего, он заметил Гледа и решил действовать, пока ещё был шанс. Убийца натянул тетиву, и перед луком вспыхнул магический круг. Теперь его было видно всем, кто стоял лицом к простому народу. Глаза Калеба расширились, а сам он порывисто вдохнул, непроизвольно качнувшись назад. Будто забыв остановиться, он продолжил говорить громко и четко:

— В день Середины Лета лучшие охотники соберутся в восточном лесу, дабы проявить себя, — разнеслось над площадью. Глед схватил лук и, сжав зубы, прицелился в убийцу, понимая, что не успеет добежать. Кард дернулся к Калебу, однако Бланш пихнул его крылом. — Тот, кто одержит верх, получит особую награду — артефакт, зачарованный лично верховным магом Эдгаром. Я ожидаю от вас честного и справедливого состязания. Да будут…

Выстрел.

Время словно замерло на миг, и Бланш слишком четко увидел, как убийца отпустил тетиву и стрела, пройдя через магический круг, набрала невероятную скорость. Спустя миг ему в плечо попала та, которую выпустил Глед. Сам он в ужасе обернулся, осознав, что опоздал. Смертоносный выстрел устремился к Калебу, и тот дернулся, попытавшись уклониться. Не отдавая отчета действиям, Бланш сорвался с места, мгновенно оказываясь около него и закрывая крыльями. Боль пронзила тело, точно молния. Однако вместо того, чтобы взвыть, он встал на задние лапы и издал воинственный клич, распахнув крылья.

Калеб ровно на секунду растерялся, проявив настоящие эмоции, а затем обернулся к людям и вскинул руку с зажатым кулаком:

— Да будут острыми ваши клинки и точными стрелы!

Народ возликовал вновь, так и не поняв, что произошло.

Бланш сложил крылья, попытавшись спрятать вонзившуюся в него стрелу, пока Калеб заканчивал речь. В это время Кард вновь взял его под уздцы и отвел в сторону. Уходя, Бланш заметил, что верховный маг закрыл глаза и что-то забормотал себе под нос, а Амелия подрагивающей рукой сложила веер. Почему-то стрела пропала, будто невидимая рука вытащила её, а рана перестала болеть и кровоточить. Правда, появилось легкое головокружение, и тело начало слабеть. Это напомнило о времени до ритуала, когда Бланш часто болел, и он осознал, что нужно как можно скорее вернуться в стойло.

Наконец, Калеб покинул трибуну. Он взял Бланша под уздцы и подошел к матери и верховному магу, которые с достоинством поднялись с мест.

— Быстро возвращайся во дворец, — с милой улыбкой велела Амелия стальным тоном. — Я сама здесь разберусь.

Калеб коротко кивнул, и мать заняла его место на трибуне, обратившись к народу, чем приковала к себе всеобщее внимание.

— Я убрал стрелу и немного залечил рану, так что он осилит полет, — прошептал Эдгар, сжимая в руке посох и бледнея. — Скорее, Ваше Величество, возвращайтесь во дворец. Стрела была отравлена.

— А если их атакуют в полете? — зашипел Кард. — Нельзя так рисковать.

— Иного пути нет. Они должны скрыться быстрее, чем гиппогриф свалится от яда.

— Но…

— Тише, Кард, — шикнул Калеб. — Бланш, ты сможешь долететь до дворца?

Бланш перевел на него взгляд и ткнулся головой, немного раскрыв крылья. Он мог. Несмотря на то, что яд начал распространяться по телу, было ещё достаточно времени, чтобы успеть вернуться во дворец. Усиленное магией тело пока справлялось с отравой. Краем сознания Бланш понимал, что лишь благодаря этому его сердце ещё билось, а легкие наполнялись воздухом, и внутри него вспыхнула секундная радость от этого. Впервые ритуал принес настолько ощутимые плоды. Впрочем, отвлекаться на размышления не было времени, а потому он дернул головой, призывая Калеба поторопиться.

Сжав зубы, он отточенным движением вскочил в седло. Кард бросил взгляд на площадь.

— Ваше Величество, спешите, — сказал он. — Я помогу Гледу схватить стрелка, и мы сразу направимся во дворец. Прошу вас, будьте осторожны в небе.

— Непременно, — кивнул Калеб. — Эдгар, оставляю матушку на вас.

— Положитесь на меня.

Маг поклонился. Бланшу показалось, что в его глазах на сей раз не скрывалась злоба и насмешка, там было что-то иное, однако рассмотреть, что именно, он не успел. Калеб натянул поводья, и они взмыли в небо. Амелия что-то сказала, и народ взорвался радостным криком, гораздо более громким, чем при объявлении Великой Охоты. Повинуясь молчаливому приказу, Бланш сделал небольшой круг над площадью. Калеб вскинул руку вверх, когда солнце выглянуло из-за облаков, и они воссияли в его лучах, воплотив герб императорского рода. Наверное, с земли они выглядели очень красиво. Во всяком случае, Бланшу хотелось в это верить.

Во время полета ко дворцу Калеб настолько крепко сжимал поводья, что костяшки стали совсем белые. Бланш чувствовал его беспокойство и разделял его. Мир перед глазами начал смазываться, а звуки — приглушаться. Заболела голова. Хотелось опуститься на землю и полежать там немного, восстанавливаясь, однако Бланш знал, что так поступать нельзя. Он лишь тихо заклекотал, когда крыло начало болеть. Наверное, магия Эдгара переставала действовать, и теперь проступали неприятные ощущения от распространяющегося яда. Бланш так и не понял, как магу удалось снять боль и убрать стрелу, но он был за это благодарен. Как благодарен Амелии, которая помогла отвлечь внимание народа, и Гледу, который изо всех сил старался помешать убийце.

— Бланш! — воскликнул Калеб, когда он случайно завалился на бок, не справившись с ветряным потоком.

Бланш тряхнул головой, собираясь с силами, и сосредоточился на том, чтобы лететь ровно.

— Держись, мы почти на месте, — сказал Калеб, положив руку ему на шею, и в его голосе проступила нежность. — Ты молодец, ещё немного!

Бланш с усилием замахал крыльями, не поддаваясь отраве. Внизу на них указывали пальцами детишки, а взрослые с огромными от удивления глазами глядели за полетом. Многие шептались. Кто-то кричал, приветствуя их, и Калебу то и дело приходилось махать рукой, отвечая народу. Он прекрасно делал вид, будто всё в порядке. К счастью, в них ни разу не выстрелили, поэтому Бланшу не пришлось уклоняться и сражаться. Он не знал, решили ли убийцы ограничиться одним выстрелом или же стражники обезвредили их сообщников, но сосредоточился только на том, чтобы добраться до дворца, шпили которого уже виднелись совсем рядом.

С каждым взмахом крыла, ему становилось хуже. Яд распространился по телу, и вскоре перед глазами начало то чернеть, то светлеть. Стало жарко. Нечем дышать. Голос Калеба стал отдаляться, будто черная воронка засасывала в себя все звуки, и вскоре Бланш перестал слышать разговоры людей внизу. Практически в слепую он продолжал лететь до тех пор, пока сильные руки ни направили его вниз и вправо.

— Вот и сад… мы справились… снижайся тихонько… вот так, молодец…

Голова закружилась, и перед глазами померкло. Бланш почувствовал лишь, как подкашиваются передние лапы, когда он коснулся земли, а затем всё пропало.

***

— Хм? Мы снова здесь?

Оглядываясь по сторонам, человек сделал шаг, отделяясь от гиппогрифа, и взглянул на руки.

— Опять это странное ощущение. Никогда к нему не привыкну.

Он обернулся, мельком оценивая пейзаж, и уставился на гиппогрифа. Тот понуро опустил голову, тихонько клекоча, и создавал впечатление самого несчастного животного в мире. Перья поблекли, крылья свисали по бокам, как тяжелые старые шторы, а из груди то и дело вырывались полные горя вздохи. Он опустился на землю, отворачиваясь во тьму, и затих. Казалось, он хотел раствориться во мраке, стать с ним единым целым, чтобы не чувствовать больше такой тоски. Человек встревоженно нахмурился и подошел к нему, садясь рядом. Он принялся гладить его по голове и тихонько спросил:

— Что случилось? Мы спасли Калеба, так почему ты вдруг загрустил?

Гиппогриф снова тяжело вздохнул и издал неясный клекот. Несмотря на то, что человек ничего не смыслил в птичьем, он легко понял, о чем шла речь. Так как они представляли собой части одного существа, то общались преимущественно на языке образов и мыслей. Человек озвучивал фразы по привычке, просто потому, что так удобнее было формулировать. Гиппогрифу же это не было нужно, а потому он напрямую посылал ответы, но часто они были сбивчивые, противоречивые и наполненные чувствами. Этот раз не стал исключением. Человек закивал пару секунд спустя, осознав, что случилось, и сочувственно сказал:

— Мне тоже жаль Калеба. Если бы на меня в третий раз напали, да ещё и на глазах у всей столицы, я был бы в ужасе. Но он отлично держится, не так ли? Если кто и сможет пережить эти испытания, так только он. К тому же мы будем рядом, чтобы его защитить. Что думаешь, здоровяк?

Гиппогриф перевел на него взгляд, полный сомнений и тревог, однако всё-таки кивнул. Человек потрепал его по холке и воодушевленно принялся болтать успокаивающие глупости, чтобы отвлечь от тяжелых чувств. Если в первый момент гиппогрифу захотелось проломить ему череп клювом, чтобы он заткнулся, то спустя четверть часа желание испарилось. Человек действительно хотел подбодрить его. Это чувствовалось в каждом слове и жесте, в блеске глаз и в тоне голоса. К тому же гиппогриф знал об его истинных намерениях, ведь они являлись одним существом, и в них не было ни капли лукавства и злого умысла. Расслабившись, гиппогриф шутливо пихнул его крылом и заклекотал. На сей раз звук не был приглушенным и печальным, а наполнился искорками веры в лучшее и благодарностью.

— Рад, что ты пришел в себя, — улыбнулся человек, а затем развернулся и оперся спиной о его бок, закинув руки за голову. — Кстати, тебе не кажется, что здесь как-то пустовато?

Гиппогриф ответил серией неясных образов, но человек легко его понял.

— Знаю, — кивнул он. — Но не думаю, что Эдгар ещё раз сунется сюда. К тому же мы можем придумать, как скрывать наш внутренний мир, если почувствуем вторжение. Например, сразу огородим его непроницаемым темным куполом, чтобы он сливался с остальным пейзажем, а внутри уже сделаем всё так, как пожелаем. Как тебе идея?

Человек обернулся с сияющими глазами, и гиппогриф растерялся. Ему казалось плохой идеей менять что-то во внутреннем мире, пусть он и представлял собой угнетающее темное ничто. Однажды сюда уже забрался верховный маг, и не было гарантий, что это не повторится какое-то время спустя. От одной мысли, что кто-то узнает об их нецелостности и расскажет об этом Калебу, стыла кровь в жилах. Гиппогрифу и так было больно, что тот перестал приходить и начал смотреть на него так, будто впервые в жизни видел. Потерять его навсегда было бы равносильно смерти. Испугавшись возможных последствий, гиппогриф затряс головой, резко отвергая идею.

Человек насупился.

— Брось, всё будет в порядке, — настаивал он. — Я спрячу всё так, что никто ничего не увидит, — однако гиппогриф оставался непреклонен. — Хорошо, тогда я сделаю маленький домик, и ты лично убедишься, что его не будет видно. Я займусь этим… — человек прищурился, а затем указал рукой влево. — Вот в том дальнем уголке подсознания.

Он поднялся на ноги и побежал туда, а гиппогриф предпочел остаться на месте.

Некоторое время они провели порознь, и каждый из них пребывал в своих мыслях и чувствах. Никто не говорил об этом, но оба переживали о том, что происходило в реальности. Сам факт того, что они оказались в подсознании, был тревожным. Вероятно, яд оказался очень сильным, а потому тело не просто погрузилось в сон, чтобы восстановиться, а впало в какое-то более глубокое и опасное состояние. Вернуться в реальность не получалось. Сколько бы человек и гиппогриф ни пытались очнуться, они оставались на своих местах посреди черной пустоты. Это пугало. Однако им не нужны были слова, чтобы разделить эти чувства, ведь они и так знали друг о друге всё. Каждый справлялся так, как ему было привычно: гиппогриф отдался эмоциям и тихонько лежал на месте, а человек, не принимая их, занялся внутренним миром, чтобы перестать думать о плохом.

Сложно было сказать, сколько они находились в подсознании. Здесь не было ориентиров, а потому отсчитать время оказалось невозможно. В какой-то момент гиппогриф перестал обращать внимания на происходящее вокруг и только бесцельно водил крылом перед собой. Внезапно перед ним возник человек, и на его лице отпечаталось возбуждение и радость.

— Я закончил, здоровяк! — воскликнул он. — Смотри скорее. Видишь что-нибудь?

Гиппогриф обернулся в указанном направлении, а потом снова посмотрел на человека, недоуменно склонив голову вбок.

— А я говорил, что смогу спрятать дом так, что его будет невозможно увидеть, — возликовал тот. — Если даже ты сходу не нашел его, то никакой маг не сделает этого.

С этим гиппогриф не мог не согласиться. Впрочем, ему стало интересно, как на самом деле выглядело здание, которое человек себе сделал. Почувствовав его желание, тот широко улыбнулся и махнул рукой. Тотчас черное ничто, словно слой старой паутины, медленно осыпалось вниз, открывая вид на небольшой двухэтажный домик из белого камня. Он был простым, низеньким, без стекол в окнах и даже без двери. У порога сиротливо стояли два кустика шиповника, а вокруг шло нечто, отдаленно напоминающее заборчик. Гиппогриф, привыкший к роскоши дворца, смерил человека скептическим взглядом.

— Я сейчас тебе по клюву дам, — ответил тот. — У меня было мало времени, позже я сделаю его лучше. Сейчас нужно было просто научиться скрывать постройки, поэтому теперь мы можем делать здесь всё, что захотим, не боясь чужого вторжения. По-моему, это прекрасные новости, здоровяк!

Гиппогриф кивнул, успокаиваясь насчет внезапных визитов магов, а затем снова склонил голову в бок.

— В чем дело? — удивился человек, прислушиваясь к потоку его образов. — Почему называю тебя здоровяком? А как ещё нужно? Имя у нас общее — Бланш.

Гиппогриф покачал головой. Бланшем назвали его до того, как человек оказался здесь, и они оба это знали.

— Хочешь сказать, что у меня было своё имя? — человек нахмурился. — Странно… — вдруг выдохнул он. — Такое чувство, будто имя на языке вертится, а вспомнить его не могу…

Внезапно в памяти всплыл образ ухмыляющегося мужчины из сна. Человек вздрогнул, его глаза расширились, однако он ничего не успел сделать. Что-то потянуло их вверх, не дав закончить разговор, а затем они рывком вернулись в реальность…