Гиппогриф Его Величества

Глава 23. Мольба и отклик

— Отличный выстрел, Ваше Величество. Точно в цель.

Бланш с интересом уставился на забаву. Калеб стрелял из пистолета Карда по мишени, прибитой к дереву, а тот подсказывал, как лучше занять стойку и как быстро навестись на цель. Охранник суетился, энергично размахивая руками, и, казалось, в любой момент мог выкинуть трость, принявшись скакать на одной ноге. Энтузиазм восхищал. Бланш радовался, что Кард вернулся к прежним бодрости и веселью, пусть раны до сих пор напоминали о себе. В глазах плескалась жизнь, а в груди пылало пламя, и при одном взгляде на него душа наполнялась счастьем и облечением. Битва при Рипсалисе позволила Карду вновь поверить в себя, и это принесло плоды.

Судя по всему, Калеб тоже замечал изменения. Бланш мог поспорить, что он полюбил тренироваться в стрельбе из пистолета не только потому, что оружие пришлось по вкусу, но и потому что в такие моменты Кард сиял. Куда-то пропадала хромота, исчезала неловкость движений и безобразные шрамы переставали бросаться в глаза. Охранник увлеченно рассказывал о возможностях пистолета, расписывая достоинства и недостатки, и не было в окружении Калеба человека, который также хорошо ориентировался в теме. Из-за нехватки ресурсов в империи такое оружие пока не получило распространения. Куда больше его использовали в королевстве Драцена.

— Лучше развернуть корпус вот так, — говорил Кард, показывая стойку. — Тогда будет меньше шансов, что вас заденут.

Калеб внимательно слушал наставления, и Бланшу иногда казалось, что в этом крылся какой-то ещё смысл. Тайна. Быть может, план. Несмотря на теплые чувства к Карду, Калеб не просто так тренировался на каждом привале и в любую свободную минуту. В глазах отражалась работа мысли. Движения сквозили твердостью и отчетливостью, с которой бойцы готовились к сложному сражению. Калеб расспрашивал обо всем, что казалось важным, и дотошно изучал новое оружие, желая понять, как оно устроено и каковы его пределы. Это выглядело больше, чем увлечение, и рождало в голове множество вопросов, на которые самостоятельно не получалось отыскать ответы. Бланш в который раз посетовал, что не может говорить.

Оставалось наблюдать.

Пока Калеб тренировался под руководством Карда, Глед присматривал за ними издалека. Он улыбался с теплотой в глазах, точно старший брат, и заботился об остальных солдатах, проверяя, нет ли отставших, все ли обозы с тигиллами на месте, в порядке ли провизия. После недавнего сражения, когда Глед установил флаг империи на самом высоком здании, его зауважали. Бойцы запомнили, что именно он вел их в бой, раздавал приказы и помогал после сражения. Поспособствовало и то, что Калеб признал его Героем взятия Рипсалиса, и больше никто не смотрел свысока. О низком происхождении Гледа словно позабыли, пусть сам он до сих пор не избавился от мыслей об этом.

Калеб и Кард частенько звали его на тренировки, но он относился к ним прохладно. Несмотря на прямое разрешение, Глед всё ещё считал себя недостойным держать в руках оружие знати. Тем более такое редкое и дорогое. Однако это не означало, что его не удавалось вытянуть на стрельбище. Калеб попросту приказывал присоединиться к ним, вручал пистолет, и все трое погружались в изучение нового оружия. Они воодушевленно обсуждали его, делились мыслями и пытались повысить точность выстрелов.

Лучше всего получалось у Калеба. Бланш давно заметил, что глаз у него был острый, а рука — твердая. Причем оружие не играло роли, ведь он отлично управлялся с ружьем, что подтвердил на Великой Охоте, мастерски обходился с мечом, в чем не было сомнений, учитывая недавний бой с Эриком, и теперь семимильными шагами постигал искусство стрельбы из пистолета. Калеб без колебаний разил цель, чем заслуживал восхищенные взгляды всех вокруг. Бланш им гордился.

— Не желаете отдохнуть? — предложил Глед, когда на несколько минут выстрелы стихли. — Ужин готов.

Калеб и Кард переглянулись. Казалось, они только в тот момент заметили, что солнце давно скрылось в ветвях деревьев, а солдаты разожгли костры, готовясь к ночлегу. Бланш мысленно посмеялся, вспоминая об их возрасте, и прислушался к разговору.

— Как быстро летит время, — выразил общую мысль Кард, почесав в затылке. — Мы ведь только начали тренировку, а уже стемнело. Дни проносятся также незаметно.

— Скоро вернемся в столицу, — кивнул Калеб и отдал ему пистолет. — Нужно поторопиться, ведь от матушки приходят тревожные известия. Хорошо бы добраться в течение пяти дней.

— Думаете, госпожа Амелия не удержит столицу? — спросил Кард, убирая оружие и присаживаясь около костра. Бланш заинтересованно повернулся в их сторону, когда поднялась эта тема.

— Удержит, — покачал головой Калеб, занимая свое место. — Меня беспокоит другое.

— Динар не атакует, — пробормотал Глед, наливая в чашки горячий отвар. — Если он до сих пор не напал в открытую, это не значит, что он бездействует.

Калеб кивнул, беря свою тарелку.

— Именно. Я опасаюсь, что его люди займутся подстрекательством в столице. Они убедят народ в том, что Динар — лучший правитель, и это расколет империю надвое. Кто-то поддержит его, кто-то останется верен мне, но это будет плохо в любом случае.

— Только бы не вспыхнул конфликт, — нахмурился Кард, крепче сжимая вилку.

— Мало было войны с королевствами, так теперь снова с внутренними проблемами разбираться, — нахмурился Глед. — И это не учитывая, что творит Драцена. Даже если мы одолеем Динара и сплотим народ, думаете, они отступят?

Калеб помедлил мгновение, размышляя.

— Едва ли, — обронил он. — Если и удастся заставить их отступить, то только в обмен на территории или пакты. Как минимум, они не отдадут Аротел.

— Мирно, — сказал Кард.

— Сперва оснастим армию, затем вернем всё, что принадлежит империи по праву.

— Осталось дождаться гонцов от Люцерна и союзников, — задумался Глед. — Хотелось бы получить хорошие известия.

— Они попытаются выбить нас из Рипсалиса, но ничего не выйдет, — сказал Калеб. — Мы воспользуемся их же оружием — куполами. Ни в одном королевстве нет магии, способной пробить их, поэтому не стоит переживать. Когда они осознают тщетность попыток, то пойдут на мировую. Во всяком случае Люцерн и Тильд.

— Сомневаюсь, что королевство Алия продолжит наступление, — задумался Кард. — Они позорно проиграли в первой же битве, и это скажется на солдатах. Их боевой дух нелегко будет поднять.

— К тому же магия Эдгара напугала всех, — заметил Глед. — Её будут ожидать в каждом новом конфликте, и на этом можно будет сыграть. Если король Алии хоть немного дорожит своими людьми, то отступит на время, прежде, чем пытаться атаковать наши границы. Думаю, мы выиграли несколько месяцев передышки.

Калеб кивнул.

— Этого хватит, чтобы начать перевооружение. С новыми ружьями мы вскоре вернем Аротел и захватим ещё несколько шахтерских городов, таким образом надолго обеспечив себя ресурсами. Это вернет империи силу, и никто не посмеет нас атаковать.

Они затихли, размышляя над положением дел, и Бланш тоже задумался. Битва при Рипсалисе закончилась, поэтому теперь встала другая задача — доставить тигиллы в столицу, где находилась оружейная фабрика. К сожалению, люди двигались слишком медленно и приходилось постоянно останавливаться, чтобы отдохнуть. Лошади выбивались из сил, таща обозы, а бойцы зорко глядели вокруг, ожидая, что на них вот-вот нападут. Никто не сомневался, что враги попытаются помешать доставить ресурсы к месту назначения, и уже несколько раз приходилось отражать атаки наемников. Бланш понимал, почему Калеб отсчитывал дни до возвращения домой.

Из столицы часто прибывали гонцы.

Несмотря на то, что Бланш не мог лично прочитать послания, он знал, о чем в них говорилось. Амелия просила сына поторопиться, так как Динар разбил лагерь вблизи города. Он не атаковал, несмотря на то, что момент складывался весьма подходящий, и, казалось, просто наблюдал за людьми издали. По заверениям Амелии, которая выстроила оборону, народ не перешел на его сторону. Не поднял бунт. Однако даже взятие Рипсалиса не гарантировало, что семя сомнения не поселилось в их душах, особенно в свете странного поведения Динара.

Насколько Бланш понял, тот строил из себя более достойного наследника, который воспользовался влиянием давнего союзника империи, чтобы взойти на престол. Разведчики доносили, что в завоеванных территориях он всем и каждому рассказывал, как мечтал сделать империю великой и не собирался вредить мирным жителям. Напротив, хотел уменьшить кровопролитие и вступал в бой только с армией, когда та первой начинала сражение. Он удивительно ловко обходил тот факт, что захватил Аротел, и так искусно пел в уши, переняв ораторский дар от Корнелиуса, что многие верили. Более того, Динар заявил, что желает встретиться с Калебом в честной схватке.

Оставалось непонятным, хотел ли он вызвать на поединок или же предполагал масштабное сражение у стен столицы. В любом случае это звучало опасно.

Бланш беспокоился, думая об этом, и замечал, как Калеб порой застывал, погружаясь в свои мысли. Не было сомнений, что он тоже размышлял об этом, но к какому решению приходил, не говорил. Не меньше его беспокоили возможные жертвы нового противостояния. Рипсалис обошелся дорогой ценой, и снова ввязываться в битву совершенно не хотелось. Даже у Бланша стыла кровь в жилах, когда он вспоминал, сколько бойцов сложило голову в тот день.

Согласно подсчету, в битве полегла почти вся конница и больше половины пехоты. Основные орудия не пострадали, зато генерал Зейн лишился большей части своих, а силы генерала Джозефа — каждой пушки до единой. Кроме того, из тысячи магов в живых осталось чуть больше трехсот человек, несмотря на то, что они почти не вступали в открытое противостояние. Небольшой отряд, который отправился в поддержку генералу Зейну и обеспечил паровую завесу, попал под обстрел. Остальные маги погибли от переутомления во время битвы или же пожертвовали собой, как Эдгар. В числе тех, кто сложил голову также оказался и генерал Джозеф. Он до последнего командовал бойцами, сдерживая войска Алии, но попал под шальную пулю. Его тело нашли уже после битвы. В конце сражения руководил войсками Соул, перехватив знамя полководца.

После взятия Рипсалиса провели церемонию захоронения павших и воздали им последние почести. Некоторые тела отправили в столицу под особыми чарами, препятствующими разложению, чтобы предать земле на кладбище великих деятелей империи. В их числе оказались генерал Джозеф и Эдгар. Также Калеб уделил время тому, чтобы с честью провести Эрика в последний путь. Он признал его достойным противником и искусным воином, а потому, согласно древней традиции империи, забрал парные клинки. Они стали его особым оружием, с которым Калеб обращался внимательно и бережно.

Также он позволил Эмбер присутствовать на захоронении. Бланш с жалость вспоминал худющую девушку, которая едва стояла на ногах и молча роняла слезы. Она не произнесла ни слова. Когда церемония закончилась, создалось впечатление, что кто-то загасил искру внутри неё — вытащил душу и расколол её на тысячи осколков. Калеб приказал отвести Эмбер в столицу. Он не собирался терять такой острый ум и потенциал, ведь узнал, что девушка помогала создавать птиц для убивающего заклинания Рипсалиса. На распутье, когда мир встал одной ногой в могилу, её знания могли пригодиться.

— Выступаем с рассветом, — сказал Калеб, закончив с ужином. — Отдохните хорошенько.

Он скрылся в палатке, а охранники переглянулись.

— Скорей бы выспаться, — тихонько вздохнул Кард. — Я люблю походы, но уже скучаю по нормальной кровати.

Глед закатил глаза.

— Нашел, о чем страдать. Всё равно в столице тоже покоя не будет.

Они заворчали друг на друга, но вскоре тоже разошлись. Бланш устроился на своем месте, заботливо накормленный и напоенный Биллом, и прикрыл глаза. Прежде, чем уснуть, он снова попытался распалить искорку внутри себя — маленький огонек, связывающий его с Рассетом. Надежды на успех почти не осталось. Бланш взывал уже по привычке, а не из веры, что бог откликнется на мольбу, ведь тот молчал, а библиотека из сна до сих пор не появлялась. Постепенно в душе начало нарастать отчаяние, что он не сможет стать человеком. Даже маги в этом мире не умели перевоплощаться в зверей, а об обратной трансформации не ходило ни мифов, ни легенд. Тех животных, что пытались общаться с людьми, и вовсе убивали, считая чудовищами, поэтому просить о помощи было не просто бессмысленно, а смертельно опасно.

Сам Бланш магией не владел. Несмотря на то, что над ним провели ритуал с помощью тигиллов, никаких особых способностей не досталось — только большая сила, скорость и повышенная чувствительность. Сколько бы он ни пытался заставить тело измениться, ничего не выходило. Он застрял в животной форме без шансов самостоятельно это изменить, но полагал, что Рассет, как создатель мира и живых существ, мог сотворить чудо. Дать человеческое тело. Вот только, как достучаться до него теперь, когда последнее, что удерживало его около мира, исчезло, Бланш не знал. Мысль, что он навсегда останется животным с сознанием человека, рвала сердце на части.

С невеселыми размышлениями и очередными бесплодными попытками Бланш уснул.

В следующий раз он открыл глаза не в лесу, где разбили привал, а в огромном зале, освещенном мягким голубым свечением. В библиотеке. Он встрепенулся, вспыхнув от волнения и счастья, и бросился к дальнему стеллажу, который не имел полок и карточек. Точно непоседливые дети, в голову ворвались мысли, сталкиваясь, смешиваясь и разлетаясь в разные стороны. Неужели Рассет всё-таки откликнулся? Услышал его? Собирался ли он отправить его в родной мир или хотел дать человеческое тело? А, может быть, решил испепелить за назойливость? Или даже снести голову за то, что именно его глазами увидел смерть Элмонта? Бланш не смог ответить ни на один вопрос и сам не заметил, как ноги принесли к нужному месту. Он уставился на отражение, почти не дыша.

Рассет ждал его.

Бог снова выглядел иначе. На сей раз он казался задумчивым и угрюмым, и даже внеземная красота померкла. Привычная уверенная ухмылка исчезла с губ, но и ярости в глазах Бланш не заметил. Скорее, в них поселилась растерянность. Сбитый с толку, Рассет пришел к нему, что, казалось, удивляло его не меньше, чем Бланша. Взглянув сквозь стекло — остатки барьера Элмонта — и нахмурившись, точно решая сложную задачу, Рассет поднял руку. Он ничего не сказал, но откуда-то стало понятно, что собирался сделать. Бланш остолбенел.

Рассет предлагал выбор. Если Бланш коснется стекла, то станет его глазами и ушами в этом умирающем мире и выполнит любой приказ. Взамен он получит право изменять облик на людской по своему усмотрению в любой момент времени и без какой-либо платы за превращение. Если Бланш откажется и отступит на шаг, то бог незамедлительно выдернет его из тела и направит во второй мир, на перерождение, более никогда не тронув его душу. Варианты застали Бланша врасплох.

С одной стороны, его человеческая часть — Александр — отчаянно хотела вернуться к родным и близким. Он мечтал об этом с того дня, как осознал себя, но не знал, существовал ли способ найти путь домой. Возможность попасть во второй мир звучала крайне заманчиво. Впрочем, не без подводных камней. Рассет не собирался возвращать его в родное тело и даже не скрывал этого. Он обещал перерождение, и в лучшем случае сохранение воспоминаний в качестве награды за хорошее выполнение задания. Бог ждал, что Бланш примет другое предложение. Он хотел сделать его своим слугой, помощником, исполнительным и верным, как выдрессированный пес. Взамен обещал человеческое тело и свое внимание. Правда, оставалось непонятным, зачем Рассету нужны были такие сложности. Какой прок от слуги в мире, который вот-вот должен погибнуть?

Бланш не успел озвучить вопрос, как получил ответ. Шокирующий, важный. Во имя исчезнувшего друга, милосердного и сострадательного к этому миру, Рассет решил сохранить последнее, что от него осталось — живых существ. Он не мог починить мир, но хотел попытаться вытащить всех разумных созданий, пока они не сгинули в пустоте. Так как щит Элмонта до сих пор не удавалось пробить, он ничего не мог сделать извне, а потому предлагал Бланшу шанс. Используя их связь через частицу души, они могли попытаться найти выход. Спасти людей. Сохранить в них память об Элмонте.

Бланш поднял руку раньше, чем осознал, что делает, и коснулся стекла. По поверхности прошла рябь, и в тело хлынула энергия, горячая, как лава, и мощная, как вулкан. Бланш вздрогнул, пытаясь совладать с ней, а Рассет только кивнул. Он без слов велел так же стойко и верно служить ему, а затем ушел. Растворился в темноте, оставив Бланша осваивать подарок и дожидаться приказа.

Не прошло и пары секунд, как сон прервался.

Ошеломленный, Бланш встрепенулся, распахивая глаза, и вскочил на ноги, оглядываясь. Лес окутал темнотой, по-осеннему холодным ветром и потрескиванием хвороста в кострах. Звери затаились. Люди заняли наблюдательные посты, и ничто не указывало на то, что молчавший триста лет бог даровал благословение. Бланш с трудом верил в случившееся. Он всё-таки дозвался до Рассета, получил человеческое тело и даже узнал, что тот не собирался бросать людей на произвол судьбы во имя памяти о старом друге.

Всё ещё под впечатлением, Бланш решил незамедлительно проверить божественный дар. Тихонько прокравшись в лес мимо патруля, Бланш отошел за деревья, чтобы его не было видно, и попытался представить перевоплощение. Он не знал, как работала способность, поэтому действовал интуитивно. Сперва ничего не вышло, однако затем мир вдруг вспыхнул, завертелся, закрутился, а тело точно вывернуло наизнанку. Волна жара прошла от лап до макушки, заставляя сжаться на земле, и спустя мгновение Бланш тихонько охнул от неприятных ощущений. Сжав пальцами листву, он распахнул глаза и встрепенулся.

Тело! Человеческое тело!

Он едва подавил вопль счастья, рвущийся из груди, и принялся ощупывать себя, чувствуя, как губы расплываются в широкой улыбке. Ноги, руки, пальцы, волосы, кожа — всё это привело в восторг. Даже несмотря на то, что Бланш понятия не имел, как выглядел, сам факт перевоплощения заставлял ликование фейерверком взрываться в груди, и он с любопытством исследователя и восторгом ребенка изучал каждую часть тела.

Всё изменилось. Когти превратились в ногти, хвост пропал, а перья исчезли, органы чувств притупились, и теперь он не так хорошо видел в темноте и не обладал таким острым слухом. Различать запахи тоже стало труднее, но это не казалось чем-то страшным или ужасным, а, напротив, соответствовало нормально человеческому телу. В сознании встала у руля рациональная часть, Александр, а животная затихла, подавляя инстинктивные порывы и эмоциональные реакции. Наконец, спустя столько времени мечта сбылась.

Хрустнула ветка. Александр резко обернулся и столкнулся взглядом с Калебом, который неслышно подобрался вплотную. Сердце ухнуло в желудок. Александр замер, точно вор, пойманный на месте кражи, и растерялся, не зная, что делать. На несколько мгновений всё поглотила тишина, и лес затаился, наблюдая. Ночные насекомые смолкли, а лунные лучи не сумели пробиться сквозь плотную завесу листвы, чтобы осветить неожиданную встречу. Молчание затягивалось. С трудом, точно продираясь сквозь толщу воды, Калеб выдавил:

— Бланш?

На его лице отразилось страдание. Калеб всё понял и не нуждался в подтверждении, но попал в ловушку ошеломления, которое сковало по рукам и ногам. Он уставился на Александра, не моргая, и в его взгляде отразилась вся боль мира. Стало грустно. Тяжело. Александр попытался встать, чтобы всё объяснить, успокоить его, но после первого же движения рухнул на колени, не сумев совладать с новыми ощущениями. Тело двигалось неуклюже и рвано. Он слишком привык к животной ипостаси, поэтому требовалось время, чтобы вспомнить, как двигаться в человеческом обличье. Калеб дрогнул и торопливо шагнул к нему.

— Осторожнее, не торопись, — сказал он едва слышно и опустился рядом, поддерживая его. — Ты поранишься, если будешь так дергаться.

— Калеб, — выдавил Александр невнятно. — Я…

— Я знаю, что это ты, Бланш, — сказал Калеб, глядя на него с бурей эмоций в глазах. Там были и печаль, и злость, и надежда, и страх, и радость — всё, что только можно представить. — Чувствую это. Что случилось? Как ты стал человеком?

Александр попытался объяснить, но не получилось произнести ни слова. Язык путался, прилипал к нёбу, но отнюдь не из-за какого-то запрета Рассета, а потому что он, как оказалось, не умел говорить на местном наречии. Во втором мире использовали другой язык, и всех здесь он понимал интуитивно, а не анализировал каждое слово. Теперь, когда пришел черед отвечать, сформулировать даже самую примитивную фразу сходу не вышло. Ценой немалых усилий Александр сумел выдавить несколько слов:

— Рассет. Награда. Человек.

— Северный бог? — переспросил Калеб удивленно и нахмурился. — Ты видел его?

Александр кивнул.

— Искра. Элмонт. Задание.

Калеб замолчал, пытаясь понять, о чем он, и Александр хотел бы рассказать подробнее, но снова запутался в звуках и буквах. Разозлившись на неповоротливый язык и неожиданное препятствие, он попытался, как раньше, донести мысль безмолвно — просто передать Калебу всё, что было на душе. Тот замер на мгновение, точно прислушиваясь к чему-то, а затем медленно выдохнул, отпуская часть напряжения. Калеб взглянул на него иначе, более открыто и спокойно, и Александр понял, что его обрадовало. Связь осталась. Они по-прежнему чувствовали друг друга, как себя, и это стало лучшим доказательством, что он изменился только внешне, а душа осталась прежней.

— Так это ты был в темноте тогда? — пробормотал Калеб, и Александр кивнул. — Тебя направил Рассет, чтобы спасти меня? — Александр покачал головой, неопределенно махнув рукой. — Чтобы увидеть Элмонта? — он кивнул. — Но почему он сделал тебя человеком?

— Я. Просить, — ответил Александр, прижав руку к груди, и подкрепил слова безмолвным образом. — Я. Александр. Чужак.

Уголки губ Калеб опустились.

— Так все-таки была чужая душа, — сказал он с тяжестью в голосе. — Она появилась после ритуала? — Александр помотал головой и, не сумев подобрать нужных слов, снова мысленно передал ответ. Калеб несколько секунд осмысливал его, а затем вздохнул, качая головой. — Сложно поверить, что это случилось много лет назад, но у меня нет причин сомневаться. Эдгар давно изучал разумных зверей, и иногда я подслушивал его разговоры с отцом, когда он отчитывался об исследованиях.

Александр указал на себя, твердо сказав:

— Бланш. Внутри. Всегда.

Калеб смягчился, пусть до сих пор было видно, что его раздирало изнутри на части, и кивнул:

— Я знаю, — сказал он и позволил себе положить руку на плечо Александра. — Не беспокойся, я больше не оттолкну тебя.

Они замолчали на некоторое время, и вокруг зашуршал только лес, спокойный и величественный. Александр привыкал к человеческому облачению, которое разительно отличалось от ипостаси гиппогрифа, а Калеб, несмотря на последние слова, просто пытался принять случившееся. Его можно было понять. Он нежно любил Бланша — того слабого, болезненного гиппогрифа, о котором годами заботился, и не был готов увидеть его в новом амплуа. Это было невероятно. Пугающе. Но необратимо. Калеб понимал, что повернуть время вспять не выйдет, и через огромное внутреннее сопротивление старался свыкнуться с новым положением дел. Александр не торопил.

Его тоже захлестывали мысли и переживания. В частности, о дальнейшей судьбе и службе Рассету, который решил помочь умирающему миру, пусть пока сам не знал, каким образом. Александр не жалел, что принял предложение. Оно казалось лучшим выходом из положения, ведь возвращать его домой, в родного тело, никто не собирался, а покидать Калеба просто потому, что здесь становилось опасно, было низко и трусливо. Даже учитывая, что Александр не знал, к чему приведет такое решение, в душе поднималась решимость. Он хотел помочь местным. Теперь у него появилось человеческое тело, и осталось лишь обучиться языку.

— Калеб, — позвал Александр, и, когда тот обернулся, ткнул себя пальцем в грудь. — Учить говорить. Я. Ты. Общение. Поддержка.

Калеб уставился на него, пораженный, но затем медленно кивнул, немного посветлев лицом.

— Конечно, — сказал он и неловко похлопал его по плечу. — Я тебя всему научу. И позже выдам одежду, — он улыбнулся. — Нельзя ходить голым.

Александр закатил глаза, ухмыльнувшись, и сделал мысленную пометку показать Калебу, что социальные нормы для него знакомы и понятны, и нет нужды объяснять всё с нуля. Однако предложение найти одежду звучало заманчиво, но не только из-за этикета. Нежная человеческая кожа легко повреждалась в отличие от шкуры гиппогрифа. Босиком по лесу бегать не хотелось, и пара хороших ботинок пришлась бы кстати. Как и штаны. Ему определенно нужны были штаны.

— Уроки потом, — сказал Александр, обернувшись к лагерю. — Не время.

— Ты прав, — кивнул Калеб. — То, что ты научился обращаться в человека, удивительно, но едва ли народ будет готов к такому откровению. Лучше скроем всё и в нужный момент воспользуемся этим, как козырем. Согласен?

Возражений не последовало. Александр нахмурился, пытаясь превратиться обратно в гиппогрифа, и уже знакомое чувство выворачивания наизнанку прошлось по телу. Он вздрогнул и затряс головой, поднимаясь на лапы и становясь Бланшем. Снова потребовалось время, чтобы привыкнуть к телу, но уже не так много. Органы чувств обострились, мышцы напитались силой, а в сознании стала доминировать животная часть.

Калеб потрепал его по шее, выдыхая более свободно, и они вернулись в лагерь. Если кто-то заметил их отсутствие, то ничего не сказал. Лишь Глед задумчивым взглядом провел их, и стало понятно, что долго скрывать от него правду не выйдет. Впрочем, об этом следовало подумать позднее, после того, как они вернутся в столицу и поставят точку в противостоянии с Динаром. Хотели они или нет, в родных местах ждала новая битва, и её не получалось избежать.