Голос Вессема

Глава 2

Утром я очнулась на матрасе в квартире Эме. Голова раскалывалась.

— Эме? — позвала я.

Никто не ответил. Я со стоном поднялась и побрела умываться, прикидывая, чем стоит заняться в первую очередь. Съездить в нашу бывшую квартиру и узнать, что там творилось после того, как меня арестовали. Зайти в социалку отметиться и узнать насчет работы. Посмотреть, кто такой Борген Кару. Поесть. Хотя последние два пункта подождут.

Идти в нашу с Коди квартиру без Коди было страшно. Так что я направилась в социалку.

Отметившись — вот она я, не сбежала — я решила разобраться с трудоустройством. Утром я уже просмотрела сайты вакансий, но там были все те же Восточные шахты, куда женщин почти не брали, и лесничество, с которым связываться не хотелось, а еще требовались операторы разной тяжелой техники с соответствующим образованием и допуском. Пришлось идти на прием к трудовому инспектору. Моя социальная карточка снова вызвала подозрения, однако парень за стойкой все же сунул ее в терминал и стал задавать вопросы:

— Особые пожелания?

— Никаких.

— Прежние места работы?

— Государственные теплицы «Ивеко», клининговая компания «Аквамарин».

— Специальные навыки?

— Эээ… Знаю жестовый язык. Это годится?

— В смысле, язык глухонемых?

— Глухих, — поправила я.

Не люблю, когда их так называют. Коди не был немым, просто говорил не так, как все.

Парень быстро внес мои данные и пожал плечами.

— Для людей с судимостью ничего нет.

Ну еще бы.

— А если появится, мне сообщат?

— Ага, — кивнул он. — Но ты особо не рассчитывай. Походи сама, поищи. Иногда нужны рабочие, — он окинул меня скептическим взглядом, — на день-два, приходи утром к пятому автотерминалу, желающие обычно там собираются.

А вот об этом я не подумала. Конечно, смотреться на общем фоне я буду так себе, но попытаться стоит.

— Спасибо.

— Удачи.

Удача мне явно не улыбалась. Пятый автотерминал находился на другом конце Гетто, оттуда уходили автобусы за город, в шахты. Навес прикрывал довольно большую и грязную площадку, усеянную какими-то фантиками и битым стеклом. Рядом торчало треснувшее табло с расписанием, не имеющим ничего общего с реальностью. Позади было возведено несколько шатких строений — местный рынок, где можно было купить еду и сигареты, и еще много чего, если знать, как и у кого спрашивать. Время от времени подъезжал облезлый желтый автобус, разрисованный граффити, изрыгал из себя толпу плохо одетых людей, вернувшихся со смены, запускал новую порцию бедолаг и поскорее отъезжал. Там же собирались те, кто не мог или не хотел устроиться на постоянную работу. Я быстро поняла, что это своего рода клуб по интересам, к трудоустройству имеющий мало отношения. В основном там пили, спорили, дрались, продавали и покупали флойт или травку, заключали пари, обсуждали политику и иногда действительно нанимались на работу.

Моя жизнь приобрела некую пугающую стабильность. Утром я приходила отметиться в социалку — видите, я все еще не дала деру в пустоши, — проверяла, нет ли работы для меня, шла на пятый автотерминал, где и торчала до глубокой ночи. Иногда я получала предложения, которые условно можно было назвать рабочими, но такой работой заниматься не хотелось. На всякий случай я отправила заявку и в Восточные шахты, но ответа не получила.

Неделя прошла незаметно. На седьмой день утром я как обычно зашла к трудовому инспектору. Меня встретила девица на пару лет постарше меня и, не дожидаясь вопроса, сообщила:

— Работы нет.

Я опустила взгляд на ее руки, и она нервно одернула рукава свитера, но я все равно заметила прекрасно знакомые мне «паутинки». Класс, даже для флойтовой наркоманки есть работа. А для меня нет.

Я вдруг поняла, что никакой работы и не будет. Три недели или тридцать три — если не случится чудо, останется только перестать пытаться заработать на жизнь честным трудом и в конце концов вернуться в тюрьму. Ну и шахты, конечно, если удастся туда пробиться и если я смирюсь с последствиями. На безопасности там экономили от души.

Полдня я просто шаталась по Гетто, пока не поняла, что ноги принесли меня к нашему старому дому. Дом и впрямь был старым, таких давно не строят. Жилые блоки хаотично громоздились друг на друга, серые стены никто даже не подумал покрасить в какой-нибудь более привлекательный цвет, зато над домом сияла вывеска «Доступное жилье». Буква Д не горела.

Когда-то предполагалось, что на крышах жилых блоков на разных уровнях будут сады и зоны отдыха, но сейчас там была только бурая трава и мусор. У нас с Коди у самих был выход на одну из террас, которая в договоре аренды гордо называлась «патио», и мы туда только бутылки выставляли после вечеринок и время от времени гоняли оттуда нашего соседа, чтоб не спрыгнул с крыши под кайфом. Я окинула всю постройку взглядом, отмечая изменения. С восточной стороны часть стены обвалилась, — наверное, во время последнего землетрясения, и там квартиры, по всей видимости, расселили. В остальном все по-прежнему, хотя за полгода я отвыкла от этого нелепого вида. Словно ребенок построил домик из кубиков разного размера, чихни на такой — сразу развалится.

Улица называлась Авторемонтная, но от авторемонта там было только кладбище старых машин в одном ее конце и авторазборка в другом. За авторазборкой было социальное общежитие (от которого у меня был ключ, но я там так и не появилась, предпочитая оставаться у Эме) — несколько зданий, от которых издалека веяло безысходностью, а за ними общественный парк — разрезанный оврагом напополам пустырь, посреди которого торчала жалкая группа умирающих деревьев.

Сверху, с одной из замусоренных террас, кто-то швырнул бутылку. Я едва успела увернуться и задрала голову. На пятом этаже торчали двое мальчишек лет двенадцати, даже не пытаясь скрыться. Один из них заржал, глядя на мое лицо, второй внезапно дал ему затрещину.

— Ты че, это ж Рета Немет, дебил, — донеслось до меня.

Отлично, видимо, я теперь авторитет для местной шпаны. Мама может мной гордиться.

Заходить домой было страшно, но в конце концов я стиснула зубы и зашла. Когда-то же надо это сделать.

Лестница шла частично внутри дома, частично снаружи. У входа на наш этаж кто-то спал. Я переступила через тело, не обратив на него особого внимания. Половина наших соседей выглядели так, будто уже умерли и разложились. Честное слово, если наступит зомби-апокалипсис, в Гетто это не скоро заметят.

Я шла знакомым маршрутом. Повернуть за угол, выйти на общий балкон, перелезть через заграждения, выйти во второй коридор — так быстрее всего — и вот она, наша дверь.

Квартира была заперта — это меня порадовало. Я ввела свой код и проверила почтовый терминал у входа — куча неоплаченных счетов, угрозы отключить электричество (надо думать, их уже привели в исполнение) и предупреждение, что, если я не внесу деньги в ближайшую неделю, договор аренды будет аннулирован. Дальше шли голосовые сообщения от нескольких знакомых, которые наведывались сюда последние дни — и чего они тут надеялись найти? И — вот так сюрприз — неделю назад приходил некто Б. Кару.

Я перестала пролистывать сообщения и замерла. По спине у меня побежали мурашки. По документам квартира была снята на имя Зои Немет, нашей бабки, которая давным-давно отъехала из нашей реальности в воображаемую, никого не узнавала и, кажется, была этим вполне довольна. Мы с Коди жили у нее с шестнадцати лет, когда мама очень удачно устроила личную жизнь и переехала к новому парню. Два подростка, бросивших школу, им бы только мешали. Так что мы почти год жили с бабулей Немет, пока она окончательно не двинулась, кинувшись на нас с топором, и ее не забрали в соответствующее заведение, а мы по ее документам переехали в эту комнату, где вдвоем даже дышать было тесно.

И вот сюда заявился Борген Кару. Странный незнакомец из бара. Как он меня назвал? Рита-Лина? Черт, Эме была права, он из Сити или Промзоны. В Гетто имя Реталин не кажется таким уж невероятным, чтобы пытаться привнести в него каплю смысла. Тут часто изощряются с именами. Например, Эме — это сокращение от Эмелианты. Родители назвали ее, будто эльфийскую принцессу, а выросла Эме — с плоским лицом, раскосыми глазами и ростом как у двенадцатилетки, и она это имя терпеть не может.

Я вдруг осознала, что торчу перед дверью уже минут двадцать, удалила все оставшиеся сообщения, не читая их, и шмыгнула внутрь.

Жители Сити представлялись мне какими-то волшебниками с возможностями, ограниченными только законами физики, и то, что Борген Кару нашел, где мы с Коди жили, вполне укладывалось в мои представления. Не укладывалось другое — тот факт, что он вообще искал. В памяти вдруг всплыли лица Теодора и Марко, и я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь от переполняющей меня ненависти. Всего раз я встретилась с кем-то из Сити, и в результате погиб мой брат.

Я произнесла это еще раз. Мой брат умер. Хватит уже надеяться на чудо. В тюрьме я постоянно об этом думала, у меня в голове сложилась сотня сценариев, в которых Коди был жив и ждал меня на свободе. А вдруг он на самом деле до сих пор прячется в развалинах Вессема? А может, он упал, потерял память и лежит в больнице? Может, он вернулся, и его тоже арестовали? Или он просто не может меня навестить — я ведь никого не успела внести в список посещений, слишком быстро все случилось, так что ко мне никто и не приходил. Так, может, он ждет меня дома?

Нет, черт. Не может. Он умер. Глупо это отрицать только потому, что я этого не видела. Если бы я не кинулась бежать сломя голову, когда он велел бежать, то, может, смогла бы ему помочь. Но если бы Марко заткнулся, как ему было сказано, — ничего бы вообще не случилось.

Я заставила себя двигаться. Оказывается, если сделать пару шагов к своему прошлому — пучины ада не разверзнутся и ангел не вострубит. Даже странно, если подумать. Комната была такой же, какой мы ее оставили. Беспорядок — мы собирались в спешке. На потолке свежее пятно — кажется, крыша снова течет. На столе валяется мой старый респиратор. Перед походом Теодор дал нам обоим новые, но мой остался где-то в Вессеме. Я сунула респиратор в карман куртки. Пахло затхлостью, и я открыла вентиляционное окно под потолком. В шкафу нашелся стратегический запас банок и армейских питательных концентратов — когда-то Коди инвестировал наши накопления в консервы, неплохо бы их забрать. Я пощелкала выключателем — так и есть, электричество отключили. Села на кровать Коди, посидела немного, потом легла, свернувшись калачиком.

Коди, Коди, я же не смогу без тебя. Мы всю жизнь были вместе. У нас был собственный язык, которого больше никто не понимал, свои шутки, которые больше никого не смешили. Говорят, что человек рождается и умирает в одиночестве, но это точно было не про нас, мы-то были вместе еще до рождения. Я родилась первая, и потом всегда была его проводником, связывала его с миром. Когда нам сказали, что Коди должен ходить в особую школу, я устроила истерику, и мы снова оказались вместе. Я переводила его ответы учителям, а по губам он и сам неплохо читал. И друзья у нас были общие. И каждый раз, когда отец решал начать новую жизнь, мы тоже поддерживали друг друга. Я помнила, как это было пять лет назад — мы стояли обнявшись и молча смотрели, как он собирает вещи. Он пытался попрощаться с нами, но мы только слушали и думали, что вечером надо будет как-то в очередной раз объяснять всю эту историю маме, и в конце концов он не выдержал:

— Что ты молчишь? Я столько денег выложил, чтобы ты мог говорить! — орал он на Коди. Меня он традиционно не принимал в расчет. — Ты можешь мне хоть два слова сказать, а?!

— Могу, — ответил Коди. — Пошел ты.

Ладно, вернуть Коди слух — это и впрямь было охренеть как дорого, хотя заплатила за это удовольствие в основном бабуля Немет. Но даже после операции разговаривать как все Коди уже не хотел. Иногда, когда без этого было не обойтись, он мог выдать пару-тройку коротких предложений, но предпочитал все так же общаться жестами. Наши друзья уже кое-как выучили его язык, и нам казалось, что это даже круто — говорить так, чтобы никто не понимал. Пусть бы он и в тот раз ничего не говорил, и я бы не побежала, и тогда, может, он бы остался жив. Он же всегда молчал! Что ему стоило промолчать еще раз?

Я обнаружила, что захлебываюсь слезами, уткнувшись в подушку. Надо было вставать и возвращаться к Эме, но тут мысль, крутившаяся у меня в голове последнюю неделю — с тех пор, как я поняла, что брат не ждет меня на свободе — обрела законченный вид: а стоит ли? Если меня не будет — Эме не останется одна, она помирится с Тенной. То есть, она, конечно, расстроится, но потом поймет.

Я достала из кармана комм и сказала:

— Привет, Нико.

— Привет, Рета, — отозвался голос Нико из комма. — Нужна помощь?

— Ага, — ответила я и вдруг, повинуясь внезапному импульсу, попросила: — Найди, пожалуйста, человека по имени Борген Кару.

Визитка этого типа с его контактом в «таккере» до сих пор лежала в кармане куртки Коди, но мне не хотелось вставать. А еще очень хотелось поговорить немного с Нико.

Вообще-то «таккер» — он вроде как для Гетто. Не только для нашего, конечно, а вообще. То есть, официально нет, но по факту — да. У Промзоны, Сити и других благополучных мест есть свой закрытый «вейс», и черта с два с нашей социальной картой ты туда зайдешь. Для этого нужен личный индекс не меньше пятидесяти, а в Гетто больше сорока тебе не получить, хоть ты наизнанку вывернись.

— Нашел две сотни в «таккере», почти сотню в «вейсе», — через пару секунд отозвался комм. — Тебе нужен кто-то конкретный?

Да, черта с два, если ты не Нико.

— Ну, — я задумалась. — Ему лет сорок или около того. И он не похож на парня из Гетто. Довольно симпатичный.

— Довольно бесполезная информация. Еще что-нибудь?

— Смуглая кожа, — я поморщилась, память на лица у меня была паршивая. — Карие глаза. Высокий. Очень короткая стрижка. На правом виске, почти под волосами, татуировка белого цвета, но я ее не рассмотрела.

— Кажется, нашел. Вывожу на экран его страницу из «вейса». Посмотри, он?

Я подняла голову и посмотрела. Он, точно он. Борген Оскар Кару, сорок пять лет, гражданин Сити, специалист по нейротехнологическому биомоделированию (а это что еще за дичь?), работает в компании «НейроКортИнн», личный индекс — семьдесят два (ого!), женат, двое детей.

— Сохрани картинку. А что в «таккере»?

— Ну, там просто говорится, что он существует, — в голосе Нико была усмешка.

Я закрыла глаза и представила, как Нико улыбается. Мне стало легче.

— Небось, специально для меня и зарегистрировался, — пробормотала я. — Он же не знал, что ты чертов гений.

Мы помолчали. Свой интерес я вполне удовлетворила, теперь надо было переходить к главному.

— Слушай, Нико, — неуверенно сказала я, — мне нужен совет. Вернее, даже не так. Я хочу поговорить, но не знаю, с кем. Точно не с Эме. А больше никого нет.

— Я тебя слушаю, Рета.

— Нико, — я всхлипнула, — я полгода провела в тюрьме. Помнишь, мы с Коди пошли с теми парнями в Вессем, так вот, там Коди… Коди погиб, а Теодор упал и сломал ногу, и Марко наставил на меня пистолет и сказал — давай, тащи его, и я его тащила, а потом мы прятались в том доме — помнишь, в котором мы ночевали, когда нам было по тринадцать, — я уже снова рыдала, — и мне было ужас как страшно, и потом я отобрала у Марко пистолет, но нас заметили, и я выкинула пистолет, но все равно во всем обвинили меня — конечно, я же из Гетто, потом, правда, оказалось, что пистолет вообще не настоящий, просто парализатор, и я не стреляла, так что мне всего полгода дали, — я остановилась, комм тоже молчал, и, отдышавшись, я наконец повторила: — Нико, понимаешь, я бросила Коди в Вессеме, и он погиб. Это я виновата.

Мне почему-то стало легче оттого, что я произнесла это вслух. Словно мой сбивчивый рассказ немного упорядочил хаос внутри меня. Это как в историях, которые придумывала Тенна, — назвав истинное имя, получаешь власть. А у моего внутреннего ада теперь было не только имя, но даже конституция.

— Мне очень жаль, Рета. Я бы хотел сейчас быть с тобой, — ответил Нико.

— Да, я знаю. Но я не могу без него, правда. Я вообще-то хотела тебя спросить не про Боргена Кару, а как надежнее всего, ну, закончить это все. Понимаешь?

Раньше я сама никогда не интересовалась способами быстро умереть — с гарантией, так, чтоб не остаться овощем. С какой высоты прыгать, какие таблетки пить и где их взять, что там еще… А если начать сейчас искать их в сети — информация мигом уйдет в социалку. Умереть не дадут, так еще и штраф влепят.

— Прости, Рета, но таких советов я давать не могу. Ты слишком дорога мне, чтобы я стал тебе в этом помогать.

Это был прямо удар под дых. От Нико я такого не ожидала. Он же всегда мне помогал!

— Тогда почему ты сам не здесь?! — заорала я. — Почему ты-то сам не здесь?!

— Ты же знаешь, почему, — раздался тихий голос Нико после паузы. — Пожалуйста, Рета. Ты всегда была сильнее меня или даже Коди. Я уверен, ты пройдешь через это и справишься. Я понимаю, как это — когда так тяжело, что уже больше невозможно. Но ты сама не знаешь, какая ты сильная.

— Что ты там понимаешь? — снова зарыдала я. — Ты же даже не настоящий Нико!

— Точно, — странно, но в его голосе снова слышалась улыбка. — Настоящим меня делаешь ты.

Когда уже всем было ясно, что флойт почти разрушил его мозг, Нико попросил мой комм на пару дней.

— А твой где? — спросила я.

— Потерял, — пожал он плечами и улыбнулся.

Я решила, что он обменял его на наркоту — они со Стешем тогда уже почти все из дома вынесли — и с моим сделает то же самое, но все равно дала. Я никогда не могла отказать ему. Но через три дня он действительно принес его обратно.

Три месяца спустя мы пришли на кремацию — все, даже его брат. Я считала, что виноват он, а Тень — что виновата я, но в тот день мы просто стояли и смотрели на мертвого Нико. Все его тело было в «паутинках», даже на лице были следы инъекций. Я рыдала, Коди молчал с растерянным видом — он до последнего был уверен, что Нико что-нибудь придумает, Эме злилась, Тень задыхалась и кашляла. Нас осталось четверо, и мы не могли понять, что нам делать дальше. Нико был центром нашей компании, мы все вроде как вращались на его орбите.

А еще через неделю я наконец узнала, что Нико сделал с моим коммом.

Когда я вернулась, Эме уже была дома, сидела, уставившись в экран со страдальческим выражением лица.

— Записалась в заочную школу, — сообщила она. — Ну и хрень. Наверное, брошу. А тебя где носило?

Я скинула посреди комнаты сумку, полную консервных банок. Следом выпал респиратор.

— Ты что, плесень, магазин ограбила? — обрадовалась Эме.

Наверное, вспомнила, как мы во время пыльной бури, натянув респираторы, завалились в магазин и вынесли полные карманы энергетических батончиков. Нас так и не узнали — во время бури все ходили в респираторах. На том и строился наш план. Тоже, кстати, была идея Нико, правда, он ею никогда не гордился.

— Нет. Наведалась к себе.

Эме посерьезнела.

— И как там?

Я пожала плечами.

— Как-как… Свет отключили. Проверила терминал — не поверишь, кто приходил. Борген Кару. Неделю назад.

— Ч-черт. Да что ему надо?

— Ты была права, он из Сити.

— Ага!.. Стой, ты что, с ним связалась?! Рета, я тебе голову оторву сейчас нахрен! Я же тебе сказала…

— Да не ори ты. Нико нашел его в «вейсе».

Эме помолчала.

— Ты снова разговаривала с Нико? Рета… Чтоб тебя. Ты же обещала. Зачем?

— Хотелось с кем-то поговорить. Заодно попросила его найти этого типа.

Не рассказывать же Эме, что я просила у Нико совета, как бы получше покончить с собой. Эме и так за меня волновалась. Когда-то от разговоров с Нико у меня чуть крыша не поехала, тогда они с Коди и заставили меня пообещать. Ну… я честно старалась.

— Мы не знаем, что это за система, что он туда напихал. Нужно быть полным психом, чтобы это вообще придумать, а он был еще и под флойтом, забыла? Может, она не особо и надежная. Может, тебе пришьют теперь взлом «вейса»!

— Нормальная. Это же Нико ее сделал. Он даже под флойтом был умнее, чем любой умник из Сити, ясно? К тому же, уже поздно. Вот, посмотри, — я протянула ей комм, на котором был сохранен скриншот личной страницы загадочного господина Кару.

— Что это еще за «НейроКортИнн»? — буркнула Эме, закрыла задания из заочной школы и открыла поиск. — Маловато про них информации. Занимаются исследованием мозга. Синтезируют какую-то хреновину. Тут у них какое-то производство, импланты делают. Ничего не понятно. И зачем им знать, что ты видела в Вессеме?

— Может, они хотят выяснить, что там произошло — ну, тогда, сто лет назад.

— А может, они, блин, еще долбаные страшилки друг другу на ночь рассказывают? Никто в это всерьез не верит, и плевать всем на то, что там было, иначе давно бы уже все нашли. А если этот Кару так хочет знать, что там происходит, пусть сам сходит и посмотрит! — Эме вконец разошлась, потом так же резко успокоилась и подняла на меня взгляд. — Рета, пожалуйста, — произнесла она непривычно просительным тоном, — пожалуйста, пообещай мне больше не говорить с Нико. Ты по нему скучаешь, я знаю. Но я тебя очень прошу — остановись.

Я вздохнула и сделала рукой неопределенный жест. Наверное, его можно было расценить как согласие, но нового обещания я давать не собиралась. Если я сейчас и сойду с ума, то не от разговоров с Нико, а скорее без них.