— Всё дело в особом наборе цветов, — продолжал Мейнгрим медленно. Радке показалось, что он чем-то смущен. Поздновато спохватился! — Когда же человек из-за запаха этих цветов начинает видеть сны про полеты и драконов, это вызывает необратимые изменения в нем. По крайней мере, так считают цветочные.
— Так считают цветочные? — Радка повторила она его последнюю фразу, цепляясь за неё, еще не понимая зачем.
— Верно, — супруг обрадовался её вопросу, словно она сделала что-то толковое. — Но об этом позже. Я еще не уверен. Мне кажется, всё дело именно в магии. Сама магия волшебников и волшебниц, попавших под заклятие, и этот дурман, в результате работает против них. Чем сильнее магик, тем сложнее ему сопротивляться, тогда как слабый магик или…
— Или я, — Радка поняла, что не зря ей казалось, что ей угрожает опасность. Получается, будь она и впрямь сильной магессой, она давно обернулась бы? Но что она сделала цветочным, что они пожелали её уничтожить? Её оговорки и вопросы — разве этого достаточно?
Это она и спросила у Мейнгрима, и её удивило, как отреагировал муж. Он встал и отошел к окну, словно ему было стыдно смотреть ей в глаза.
— Я боялся, что может пострадать Ева, и решил использовать тебя как наживку, — тихо произнес он в сторону. Но Радка отличалась хорошим слухом, хотя сейчас она предпочла бы ошибиться. — Дело не в паре фокусов вроде «прыгуна». Ты фонила магией, что я навел на тебя, и из твоих опасных слов они решили, что ты знаешь слишком много.
— Я до сих пор ничего не знаю, — прервала его Радка, поднимая лицо к потолку. Она не будет плакать. Она ведь не ждала, что муж вдруг полюбит её, нет? Или хотя бы станет беспокоиться о её будущем. Хотя нет, она просто напрасно рассчитывала, что его обещание заботиться о Фабусе распространяется и на неё. Что же, это была глупая мысль.
— Я расскажу, — торопливо произнес Мейнгрим, словно испугался. Чего? Этого Радка не знала. Ей было всё равно. И слушать больше не хотелось. Если уж на то пошло, она хотела бы уйти вместе с сыном, но так поступила бы молодая Рада. Сейчас она предпочла бы спрятаться в своих покоях, поплакать, а потом взять клятву с мужа, что он будет защищать Фабиуша больше, чем свою жизнь или этой Евы, которая уже не первый раз смешивала всё в её жизни. — Дело в тех яблоках, что ты ела в детстве. Горьких. Просто не-магика еще можно превратить, хоть вряд ли при этом получится настоящий дракон, ведь они переполнены магией, но эти колодцы — они созданы, чтобы оставлять им разум, а в твоем случае ты не теряла бы и тело.
— Я всё еще не понимаю, о чем речь, — сухо заметила Радка.
— Драконы, — Мейнгрим покачал головой, как бы удивляясь тому, что Радка всё ещё не поняла. — Их магия слишком тяжелая и неповоротливая, чтобы удержать те связи, что соединяют всех знакомых людей. Те, кого настигает заклятие, превращаются в драконов и так они исчезают из мира живущих. Никто не помнит дракона, потому что он дракон. Он вне понимания человека.
Радка дрогнула, не понимая, правильно ли она поняла.
— Янка? — неуверенно произнесла она. — Никто не заставлял забыть её, она пропала из мира людей, став драконом?
Мейнгрим со вздохом кивнул.
— Судя по всему, да, — признался он. — По крайней мере, становится понятно, почему её никто не помнит.
— Всё равно не понимаю, — честно призналась Радка.
— Драконы огромны и под завязку набиты магией, — пояснил супруг. — На них не цепляются нити простых человеческих привязанностей, а те, что были, лопаются во время превращения человека в дракона. Ты же… то ли была слишком далеко, чтобы эта нить почувствовалась, то ли слишком не такая. Я еще не понял. Но, если я прав, все наши драконы — это забытые их семьями и насильно превращенные магики.
Это даже звучало ужасно. В Радке боролись два желания — спасти Янку и никогда не слышать того, что говорил Мейнгрим. Потому как это меняло абсолютно всё. Если все драконы — это люди, никто не позволит так всё оставить. И, если Радка и Мейнгрим переживут обнародование этой информации, драконы исчезнут. Им всем вернут их настоящий облик, и можно перестать мечтать о полетах и самой настоящей магии.
Нельзя вернуть кого-нибудь, а остальных оставить в шкурах бессловесных тварей. Если это вообще так. Почему-то Радка не слишком доверяла этой теории. Да, Янка человек добрый, но не настолько, чтобы её лишили мужа и сына, а она потом добровольно возила соперницу на своей шее.
— Я не знаю, что с ними делают, отчего они забывают, кем были, — развел руками Мейнгрим в ответ на её закономерный вопрос. — Для этого нужно кого-то расспросить, и я всерьез опасаюсь, что нам этого не позволят. Одно я понял точно — оставаться разумными существами им позволяет именно горькая вода колодцев. Как — не знаю. Но там же и ключ к их возвращению.
— Если это так, то я должна попытаться вернуть Янку, — решительно заявила Рада.
— Как ты это представляешь? — Мейнгрим явно не ожидал такой реакции на свой рассказ. Вот чудной, а чего он вообще ждал, интересно? — Ты угонишь дракона у багряного принца, главного целителя нашей немногочисленной армии и понадеешься на то, что на месте разберешься, как вернуть облик подруге? А если не успеешь? Или не поймешь как? Это точно не питье воды — драконы постоянно её пьют в своих перелетах по селам.
— Может, поэтому их и отправляют за найденными, — пробормотала себе под нос задумавшаяся Радка и тут же встряхнулась, словно просыпаясь. — Я должна. Янка, если не считать моего сына, единственный человек в мире, ни разу не сделавший мне ничего плохого. Я не могу оставить её вот так.
Мейнгрим скривился, но возразить он не мог. Он сам только что признался в злом умысле против супруги, и лгать, что это не так, было поздно. И непонятно было, на кого он теперь злится. На себя или на Радку. Такие люди могли злиться и на жертву своих интриг.
— Прежде, чем ты пойдешь на это самоубийственное мероприятие, позволь предложить нечто, способное помочь в этом, — наконец процедил он сквозь зубы.
— Предлагай, — Радка насторожилась. С Мейнгрима сталось бы шантажировать её жизнью и благополучием ребенка, но тут она была как кремень. Фабусь должен был расти с опекуном, что бы с ней не случилось, и навредить мальчику муж не мог. Да и Ирена за этим присмотрела бы.
— Прежде, чем угонять чужого дракона, попробуй вернуть облик Седому, — предложил Мейнгрим, и Радка ахнула, поражаясь, как ей и самой не пришло это в голову. — Его никто не потеряет, по крайней мере, не сразу. И уж точно тебе не грозит ничего серьезного — дракон принадлежит мне, в конце концов. Я даже отправлюсь вместе с тобой, чтобы точно ничего не случилось.
— Нет, — встрепенулась Рада. Глупый Мейнгрим, неужели он не понимает, что угроза идет вовсе не от яблочников, которые могут потерять дракона? Если Роза и те, кто за ней, лишь подумают, зачем она могла улететь к колодцам, её жизнь не будет стоит и медной монеты. И она никак не может запятнать этим мужа, который должен защищать Фабуся. — Ты останешься дома, и ничего не будешь знать. Ничего о драконах. Совсем. Ты меня понимаешь?
Муж поджал губы и молчал. Он разглядывал её своими синими и потемневшими от гнева глазами и всё также молчал. Даже страшновато было.
— Хорошо, — наконец произнес он, и Радка поняла, что она толком не дышала всё это время, пока ждала ответа. — Я присмотрю за твоим сыном. А ты… ты возвращайся.
Радка пожала плечами, мол, об этом думать надо было до того, как использовать жену в качестве наживки. Но слышать такое всё равно было приятно.
Она решила не откладывать полет. Не потому, что торопилась помочь и подруге тоже, нет. Она просто боялась передумать. Быть отважной и справедливой — это не её занятие. Она предпочитала оставаться в тени. Но не сейчас. Однажды Роза, Барвинок и все те, о ком она даже не подозревает, устанут ждать, когда она поддастся их проклятью. И за кем же тогда они придут?
За Фабиуша же она была готова и не на такие подвиги. Вот и сейчас, накинув теплый плащ, она заглянула к спящему сыну. Зачем? Попрощаться или посмотреть напоследок — она не знала. Но только чего Рада не ожидала, так это что Фабиуш будет её ждать. Ирена спала крепким сном, а он сидел в кроватке и только улыбнулся, увидев одетую по-дорожному мать.
— Пойдем, мама, — и он ткнул пальцем в шкаф со своей одеждой.
Колебалась Радка недолго. Сын всё-таки был сильным магиком. А что пятилетним, что же с того. Он всё равно казался ей куда более умным, чем многие другие магики. Вроде того же Мейнгрима.
Быстро натянув на сына теплую одежду, она прижала его к груди — ох, и тяжел же стал Фабусь за последний год! — и выскользнула из дома. Завернутый в край плаща и тихо сопящий ей в плечо, Фабусь не был виден из окна, а Радка не оборачивалась, спиной чувствуя взгляд мужа. Так и дошла до площадки вызова дракона, и только там наконец спустила сына с рук, и коснулась магического колокольчика браслетом. Сама она бы не смогла призвать Седого, но не зря над её браслетом поколдовал Мейнгрим.
Несколько минут — и ветер в лицо стал первым знаком, что дракон прибыл. А потом грузная туша неожиданно легко для такого тела опустилась на площадку, и Седой сунул свою уродливую голову к её руке, словно надеялся на ласку.
Теперь, когда Радка знала, что искать, она даже в темноте сразу увидела цепь, затерявшуюся среди чешуи на шее дракона. Кажется, за неё держался всадник во время полета. Но именно эта цепь делала дракона таким… питомцем. И в этот раз девушка была уверена, что права.
— Пойдем, Седой, — она погладила бугристую морду дракона, пытаясь понять, кто может скрываться под этой шкурой. Мужчина или женщина, молодой или старый человек? А вдруг это родственник кого-то из знакомых? Да даже этих же самых синих магиков? Радка поспешно усадила сына на шею Седого и забралась следом. — Скорее!
Если она правильно додумалась, Мейнгрим может тоже это понять, и тогда… Она увидела вдалеке силуэт спешащего мужа, но Седой уже раскрыл крылья, поднимаясь в воздух. От ветра заложила уши, но это значило лишь то, что Мейнгрим не сможет приказать ей или дракону спуститься. Это было главное. Ведь если Седой окажется старшим родственником этой семейки, он вполне может взять власть в свои руки, и Еве придется поумерить свой аппетит. По крайней мере, мечтать об этом было приятно.
— Лети к колодцам, — шепнула она, прижавшись к шее дракона и крепко придерживая свободной рукой сына, который лишь попискивал от удивления. Вскоре он пригрелся между гребнем Седого и материнским телом и снова засопел. Радка лишь позавидовала такому умению, сама же она дрожала от страха и предвкушения, гадая, удастся ей освободить неизвестного магика или придется ни с чем возвращаться к мужу. Не прятаться же от него вечно с сыном и драконом. К тому же, пусть он и использовал её, но не хотел всерьез навредить, по крайней мере, своими руками. В случае Радки это было уже неплохо.
Под крыльями дракона простирались снежные поля и заснеженные голые сады. В городе совсем не было снега, а еще можно было уже купить раннюю клубнику или весенние цветы, но тут зима еще была в своем праве. Огоньки редких сел то и дело проносились далеко внизу, но дракон не останавливался, пока Радка не поняла — он летит к её селу. Туда, где они встретились впервые. Что это, его понимание задания, или именно там есть что-то, способное помочь драконам?
Запоздало она поняла, что взяла лишь немного снеди и бутылку молока для себя и могла поделиться с Фабусем, а вот яблок не взяла вовсе. И что кидать в горькие воды колодца — непонятно. Конечно, можно попросить в деревне, там яблоки бережно хранили до самой весны, но как она посмотрит в лицо родителям или бывшему мужу, если пропала на полгода и не появлялась даже попрощаться?
Вдалеке, там, где начинались земли цветочников, розовело небо, поднималась заря. Седой нырнул в воздухе, начиная опускаться над с детства знакомыми Радке местами. Странно, но в сердце у неё ничего не ёкало, а ведь Мейнгрим был уверен, что где-то очень глубоко в душе она скучает по родному дому. Особенно после тех слез. Не говорить же было ему настоящую причину её переменчивого настроения!
Вдалеке, за холмом Радка увидела спешащую к колодцам фигурку и запоздало испугалась, что появление дракона в неожиданное время привлечет много людей. Видеть ей никого не хотелось, а уж рассказывать о том, чем она собирается заниматься, хотелось еще меньше. И почему-то казалось, что она узнала эту фигурку. Поворачивать Седого было поздно, и Радка легко соскользнула со спины дракона на землю, а затем сняла сына. Пока она возилась с этим, у колодцев появился тяжело дышавший человек.
— Я знал, — просипел он, держась за бок. — Я знал, что ты вернешься.
— Отец? — вскрикнула Радка и замолчала, мысленно ругая себя. Пора и привыкнуть, что он не родной ей по крови!
Фабусь такими вопросами не задавался.
— Деда, — протянул он ручки к материнскому отчиму, и тот поспешно подхватил малыша.