iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Глава двадцать четвертая. Простые вещи

— Кангасск… — осторожно окликнул попутчика Немаан.

— Я думал, ты спишь, — не оборачиваясь, холодно отозвался Ученик; потрепанная книга с письмами Макса тут же перекочевала в дорожную суму.

— Ты на меня в обиде… — после долгого молчания вновь подал голос маг. — Верно?

— С чего ты взял? — Кан перевернулся на другой бок, чтобы видеть Немаана.

Тот лежал на спине поверх расстеленного на земле плаща и отрешенно глядел в чистое, отмытое вчерашним дождем небо. Тонкие стебельки луговых трав — костра, овсюжки и лисохвоста — колыхались над ним, почти не загораживая лица.

— Ты не умеешь врать, — с грустной улыбкой произнес Немаан. И добавил: — Ты прости за вчерашнее…

Кангасск опешил: он ожидал от заносчивого и своевольного Немаана чего угодно, но только не искреннего раскаянья. Тот, кого он чуть ли не во враги уже записал, сложив воедино все свои страхи и подозрения, какими-то несколькими словами, сказанными от души, ясно дал понять, что никакой он не монстр… что он просто человек, который малость перегнул палку…

«Обезоружил…» — рассеянно подумал Кан. Под сердцем больно трепыхнулась совесть. Что ответить теперь, он не знал.

— …Я ведь раньше таким не был, — с тихой досадой продолжал Немаан. — Не помню, когда успел измениться… Когда-то в войну, наверное… Наглее стал… а по сути, такой же неудачник, как и всегда… — маг приподнялся на локте и, перестав наконец созерцать небо, встретился взглядом с Кангасском. — Сегодня, на свежую голову, я вспомнил, что сказал и сделал вчера, так мне жутко стало, — сказал он. — Я рисковал. Непростительно. Глупо… И я одного не пойму: ты-то зачем поплелся со мной туда? Ладно я, я ничего не почувствовал, тебе тоже не внял и полез напролом, наплевал на все… Но ты знал, что там опасно, и все равно пошел. Почему? — в этом последнем слове сквозило удивление, граничащее с гневом. Все-таки даже сейчас это был тот же самый Немаан, вспыльчивый и нетерпеливый.

— А что я должен был сделать? — спокойно ответил ему Кангасск. — Бросить тебя и удрать?

— Хех… — Немаан усмехнулся и опустил глаза. — Иногда это самый верный выбор… Но спасибо. Правда… Спасибо…

— Не за что… — пожал плечами Кангасск. Поразмыслив, он спросил: — Как думаешь, что это было?

— Да мало ли что… — всплеснул руками маг. — Но обычно, когда кто-то начинает, как я, лезть на рожон, за этим стоит кто-то из детей тьмы. Веталы, чаще всего: они лихо манипулируют слабовольными людьми.

— Слабовольными? — переспросил Кангасск.

— Да, вроде меня, — без всякой жалости к себе уточнил Немаан. — Я такой. Не смотри, что наглый: это тоже своего рода иллюзия: чтоб никто не заметил, какой я есть… я этому еще до войны научился, — он замолчал, нахмурился, а потом вздохнул: — Пришлось…

Монотонность дороги навевала сон. Синее вечернее небо было пушисто-облачным, а падающий с него свет уходящего дня — неярким и печальным. Немаан, обычно такой разговорчивый и неунывающий, теперь все больше угрюмо молчал. Но когда вдали показались стройные башни Лура и блестящие на солнце городские крыши, иллюзионист нехотя, но заговорил:

— Лур разделен на пять секторов, — сообщил он с тихим вздохом. — Не лезь в пятый сектор… да и в другие тоже… Оставайся в первом: туда открываются главные ворота. Квартал гадальщиков как раз в нем.

— Я так понял, ты не идешь в город, Немаан… — Кангасск задумчиво поднял правую бровь.

— В Лур?.. — маг нервно рассмеялся. — Неет, — замотал головой он. — Ни за какие коврижки и ни в каком обличье.

— Почему?

— Одинаково сильно не хочу встречаться ни с местной Сальваторией, ни с ребятами из теней. И у тех, и у других на меня зуб…

— Что ты такого натворил в Луре, чтоб тебя встречали так радушно? — Кан попытался пошутить. Немаан из вежливости растянул губы в улыбке.

— Тебе лучше не знать… — лаконично заключил он. — Разделимся, пожалуй, здесь. Не хочу подходить близко к башням: по паре глазастых огнестрелок есть на каждой точно. Как пить дать — пристрелят…

— Ну что ж… — Кангасск кашлянул. — Спасибо за компанию…

— Не прощайся, — отрезал Немаан. — Не раз встретимся еще. Ладно, бывай! Удачи!

— И тебе… — отозвался Кангасск, провожая взглядом уходящего иллюзиониста.

Тот свернул с дороги и шел теперь по колено в густой траве, то и дело поглядывая по сторонам — без всякой опаски и интереса, просто потому, что ему был неприятен пристальный взгляд в спину. Почувствовав это, Кан опустил глаза. Пожав плечами, он направился к «прекрасному городу Луру»: вдали светились рыжим его крыши, пускающие закатные солнечные зайчики.

…Все эти дни Кангасск туда просто шел, уже перестав задумываться над вопросом «зачем?». А теперь, оставшись наедине с самим собой, вновь задумался — и почувствовал, как к лицу прилила кровь и начали гореть уши. Как и тогда, когда маленькая Занна вручала ему невзрачный «камешек» — холодный обсидиан, изменивший его жизнь навсегда, — сейчас Кан ощущал себя полным идиотом. Он хотел этой встречи, ждал ее и… боялся, подсознательно надеясь, что она произойдет не сейчас, а когда-нибудь позже.

Он не знал, зачем… И не находил ни одного оправдания тому, что собирается заявиться к незнакомой (да, это так, не надо себя обманывать) девушке, которую не видел уже четырнадцать лет, вторгнуться в ее жизнь… Не представлял даже, что скажет ей при встрече. И что ответит на ее вполне резонный вопрос: «И что тебе от меня надо?»

В душе болезненно тлел горячий уголек. В сравнении с этим чувством, бесконечным, ноющим, изматывающим, пережитый вчера ужас казался сущим пустяком: там был все просто — враг, меч, битва… а уж кого-нибудь другого победить всегда проще, чем себя самого… и проиграть другому не так обидно, как самому себе…

…Кангасск Дэлэмэр шел в город Лур. Просто потому, что не мог не идти. Безымянное, противоречивое чувство, завладевшее всем его существом, прямо-таки тащило его вперед. К этим стройным башням, к сверкающим крышам, к воротам в первый лурианский сектор.

Видимо, знаменитые огнестрелки Сэслера названы глазастыми совершенно не зря: Кан даже не видел самих наблюдателей; видел лишь суматоху на стенах: кто-то, судя по всему, узнал его в лицо.

Не каждый путник может похвастаться тем, что его встречают такой ордой: навстречу Кангасску вышла всего одна боевая семерка, но сколько их стояло на стенах… не сосчитать…

Семь встречающих Сальваторов (два амбасиата, три Алых Стражника и два Серых Охотника) шли, выстроившись полумесяцем, в центре которого шагали двое мальчишек. Один, сразу видно — Марнс, а посипывающее дыхание и бледная кожа свидетельствовали о том, что работает этот малыш на воротах так долго, что знаменитая способность давно перешла в неизлечимую хронь; несмотря на это, вид у мальчишки был бодрый и решительный. Лет ему было на вид не больше десяти. Второй выглядел старше — лет двенадцать-тринадцать — и на Марнса не походил. Действующей магии тоже никакой не нес. Все его снаряжение составляли легкий кожаный доспех и детский меч за поясом. Один глаз закрывала широкая черная повязка, при виде которой Кангасск сразу вспомнил пожилого стража Таммара и подумал, что такое совпадение, по меньшей мере, странно.

— Все в порядке, — авторитетно заявил маленький Марнс.

— Все в порядке, — бесстрастно вторил ему второй мальчишка.

Маги боевой семерки оживленно закивали, сворачивая заготовленные заклинания. На стенах происходило то же; более того: самые любопытные шустро спускались по лестницам вниз и бежали навстречу.

— Настоящий ученик миродержцев! — восхищенно произнес Марнс, подойдя поближе. Присмотревшись, он с детской непосредственностью заметил: — Только я раньше думал, ты выше ростом…

Сальваторы снисходительно рассмеялись.

— Добро пожаловать в прекрасный город Лур, — сказал один.

И — тишина будто взорвалась.

Остальные подхватили:

— Добро пожаловать!

— Добро пожаловать! Как дорога?..

— Привет! Я Аника! — донесся сквозь гул толпы восхищенный девичий голос.

— Привет… — запоздало отозвался Кан. Уделить внимание каждому он уже просто не успевал.

Ему были рады искренне. И никто не спросил, зачем он здесь.

Судя по репликам, каждый был уверен в том, что Ученик прибыл с важной миссией и точно знает, что делает. Тут оставалось лишь горько рассмеяться и сделать вид, что все так и есть…

…Спросив дорогу в квартал гадальщиков и вежливо отказавшись от помощи, Кангасск продолжил свой путь один. Конечно, проводник в одинаковых серых лабиринтах улиц Лура был бы очень кстати, но Кан справедливо рассудил, что если уж ему суждено встретить Занну и услышать от нее все, что она о нем думает, пусть его позор видит как можно меньше народу и уж точно ни одного Сальватора — доброе мнение и уважение этих людей было Кангасску особенно важно…

Поплутав по улицам с полчаса, Кан уже начал приходить к неутешительному выводу, что заблудился окончательно — и тут, как чудо с небес: очередной безликий поворот вывел его на торговую площадь. Можно было вздохнуть с облегчением: до квартала гадальщиков отсюда рукой подать.

Кангасск уже пересек площадь и даже свернул в нужный переулок, когда его осенило: на ночь глядя?!! Уже Жисмондин с Иринархом вот-вот покажутся. И что потом: рыскать в здешних потемках? стучать в каждую дверь и спрашивать Занну? То-то местные будут рады…

В раздумье закусив губу, Кан развернулся лицом к площади. Неизвестность осталась за спиной, где-то во мраке лурианского вечера. И это уже радовало: судьба давала Ученику передышку; вечер и ночь на размышления и эдакую студенческую надежду на то, что этого времени хватит…

Кан с удивлением вспомнил, что голоден, что устал… Захваченный своими переживаниями, он умудрился забыть об этом.

Главные улицы Лура совершенно пустеют к ночи, так что Кангасску невероятно повезло поймать одинокого прохожего. Это был хмурого вида парень, с ног до головы закутанный в черных фарх. Если б Кан знал, кто это такой, вряд ли он стал бы спрашивать у него, как пройти к ближайшей гостинице. Но он не знал и потому совершенно простодушно поинтересовался, где здесь можно поесть и приклонить голову на ночь.

Рафдар Дайн, нынешний теневой король Лура, выслушав седого незнакомца, лишь ностальгично улыбнулся, а затем… в самом приветливом тоне разъяснил ему, где найти гостиницу «Айнзерай» и даже любезно посоветовал обратиться к хозяину от его, Рафдара, имени, если вдруг не окажется свободных номеров.

Выслушав искренние благодарности, теневой король еще долго провожал Кангасска взглядом. Он и понятия не имел о том, кто этот седой воин с неподвижной рукой, висящей на перевязи, и доверчивостью юнца. Да это было и не важно. Важно было то, что он напомнил Рафдару, каково это, когда к тебе обращаются без страха и лести и искренне говорят спасибо. Что ж, сильные мира сего зачастую лишены таких простых и обычных радостей; власть имеет свою цену, и цена эта кажется малой — до тех пор, пока ее не заплатишь.

Вздохнув, Рафдар Дайн отправился своей дорогой… Жизнь меняют простые вещи… вроде этого разговора… Но сколько времени нужно, чтобы зерно, упавшее в почву, дало всход? Никто не знает.

Подсвеченное большими Лихтами, здание «Айнзерая» сияло в густеющей мгле, подобно маяку. Взгляд Кана задержался на вывеске: выписанное стойкой краской еще до войны, слово «Айнзерай» соседствовало с золотой пчелой — ранее эмблемой «медового пути», а ныне — торговой гильдии Омниса — и более скромной надписью, исполненной бесхитростными мелкими буквами: «Представитель торговой гильдии на третьем этаже. Прием посетителей с 10 часов утра до 10 часов вечера».

Пожав плечами, Кангасск толкнул дверь, открывавшую путь в общий зал.

Сытный ужин, горячая ванна, крепкий сон… и, конечно, никаких обещанных самому себе размышлений. Только студенты и любимцы судьбы могут позволить себе такое…

…Свет столь мягок, что окружает каждую вещь трепетным ореолом. Он, этот свет, не принадлежит ни дню, ни утру, ни вечеру. Времени для него не существует, и то, что испускает подобный свет, никак не может быть просто гигантской звездой, расточающей жар в пространстве… это нечто иное, ни имеющее названия на языке людей… Изумрудные драконы называют его ффар… И название материка — Ффархан — означает «благословленный светом ффара»…

…Сияние ффара очерчивает контуры стен, углы безликой, словно набросанной небрежными штрихами, мебели; высвечивает трепет легких занавесок на полуоткрытом окошке.

Это корабельное окно! Окно капитанской каюты! — внезапно мелькает мысль. — И за ним дышит спокойное море, в котором не видно берегов.

…Бесшумно ступая — и как только можно бесшумно ступать по этим скрипучим доскам! — к окошку подходит Она. Ветер ласково трогает Ее распущенные волосы. Свет ффара заставляет Ее силуэт сиять ярче и мягче всего, что есть в этом странном мире…

Она оборачивается. Бросает взгляд. Глаза ее печальны… прекрасны… и заставляют сердце сжаться от мучительной и сладкой боли.

«Любимая… — собственный шепот, просоленно-хриплый, удивил Кангасска. Голос был одновременно и его, и какой-то чужой… — Я всегда буду рядом. Сколько бы ни прошло лет… сколько бы ни сменилось жизней, я узнаю твои ясные глаза. Ибо, даже слепой, я увижу сияние, что ты несешь. Даже слепой, я найду тебя…»

Она улыбается. Грустно-грустно. И сердце от этой улыбки поет и плачет…

Кангасск проснулся. О, обычно с таким отчаяньем не просыпаются, а выныривают из воды — в единственном, всепоглощающем порыве, с единственной мыслью: глотнуть воздуха!..

Сердце колотилось. Первые секунды Ученик дико оглядывался по сторонам и часто дышал. Какие-то несвязные мысли метались в его сознании, не находя себе места; они были похожи на стаю перепуганных птиц в темноте…

Но спокойная обстановка и льющийся из окон самый обычный, утренний свет сделали свое дело.

«Это всего лишь сон,» — подумал Кангасск, когда пришел в себя. Но уж кто-кто, а Ученики миродержцев всегда знали цену снам. Особенно таким реальным.

Да, на самом деле: бывают сны, после которых начинаешь смотреть на мир иначе. И это был один из них.

Борясь с чувством нереальности происходящего, Кангасск начал одеваться. Он был поражен: то, что вчера казалось невозможным, необъяснимым, безумным, сегодня виделось совсем иначе. В ином свете. Свете ффара…

Логически осмыслить все это Кан даже не пытался. Те уверенность и отвага, что звучали во сне в его голосе, и сейчас грели душу. Нет, не нужно лезть в подобные тонкие вещи с логическими «счетами и линейкой», не нужно…