Глава тридцать восьмая. Потерянный во времени

Дом скорби — тихое место, и каждый камень здесь насквозь пропитан магией спокойствия и сна. Запах трав с «запахом» магии причудливо переплетаются в длинных коридорах, где немного тянет сквозняком и колышутся сонно зеленые занавески на окнах…

Стараясь ступать тише, Кангасск шел вслед за Саарином Травелем и пожилой женщиной — здешним лечащим магом, — которая представилась как Авира Кае.


— …Бедному парню нужен покой, — отчитывала Авира смущенного инквизитора по пути. Голос у нее был недовольный. — Дня не проходит, чтобы к нему не наведался кто-нибудь! Какое тут может быть лечение…

— Мы всё прекрасно понимаем, госпожа Кае, — сказал ей Саарин очень мягко и уважительно. — Но в данный момент Одижио — наш единственный ключ к тому, что произошло.


Видимо, он говорил это уже не раз: никакого эффекта дежурная фраза не возымела. Махнув рукой на учтивого молодого инквизитора, Авира обратилась к Кангасску:


— Скажи, сынок, — лукаво прищурившись, произнесла она, — ты действительно тот самый — последний Ученик миродержцев — или я что-то путаю?

— Действительно, — не удержался от улыбки Кан.

— В таком случае, если ты что-то сможешь сделать для бедного Одижио, сделай. Случай очень тяжелый… Но это просто просьба, — тут же уточнила она.

— К сожалению… — Кангасск всегда боялся давать людям ложную надежду, потому осудил себя жестоко и сразу: — Я всего два года был Учеником… строго говоря, я даже не маг…

— Скромность украшает, — заявила на это Авира, не желая слушать оправданий. Остановившись возле раздвижной двери, она обернулась к Кангасску и Саарину и строго предупредила: — Прошу вести себя тихо, молодые люди. И еще раз напоминаю: с душевнобольным человеком ни в коем случае не следует спорить.


Ученик и инквизитор, не сговариваясь, оба послушно кивнули.


Дверь вела в маленькую светлую комнату, почти без мебели; замкнутый сонный мирок, который делили между собой пять человек — двое мужчин и три женщины. Взгляды их, отрешенные от всего, тем не менее таили в себе безумие. Кангасск чувствовал его — так, как быстроногие кулдаганские ящерки чувствуют слабую дрожь земли, что предшествует землетрясению и не заметна для большинства созданий. Внутреннее горение присутствовало в каждом из пятерых, и лишь магия спокойствия держала его под контролем.

Авира подвела Кангасска и Саарина к худому смуглому парню, который беспокойно дремал в своей койке. Это и был Одижио-наемник…

Едва присмотревшись к бедняге, Кан поспешно приказал всем трем харуспексам замолчать… сразу — как только почувствовал, что чужие бредовые сны коснулись его собственного восприятия. Упаси Небо от такого!..

Если у обычного человека изможденный безумец Одижио вызвал бы жалость, то для гадальщика этот парень являл собой настоящий кошмар. Он казался существом, у которого все нити судьбы связаны в тугой, уродливый узел, где уже не различить ни прошлого, ни настоящего, ни будущего, словно человек потерян во времени. Должно быть, самому Одижио так и казалось; вряд ли он смог бы внятно объяснить, кто он сейчас — мальчик, юноша или древний старик, — и какой на дворе год. Требовать от него вспомнить, что с ним случилось, — тем более глупо.


— Разбудить его? — осведомилась у Кангасска Авира Кае.

— Нет, — покачал головой Ученик. — Нет, не нужно… Скажи, — обратился он к Авире, — что могло вызвать подобное состояние?


Женщина нахмурилась и в упор посмотрела на Ученика.


— Я могу назвать тебе причину, — сказала она, бросив краткий взгляд на Одижио: тот тихонько постанывал во сне. — Подобные вещи с людьми делает магия правды в больших дозах. Нам не раз приходилось лечить людей, прошедших допрос Инквизиции, — без всякого снисхождения к стоящему рядом Саарину произнесла она. — Если использовалось больше четырех доноров, человека, как правило, уже невозможно вернуть к нормальной жизни. Вот это, — она простерла руку над больным парнем, — происходит с теми, кому насильно подняли на поверхность глубинные слои памяти… Лично я всегда считала подобный «допрос» пыткой.


Саарин шумно вздохнул и одарил долгим взглядом безликий белый потолок. Спорить с упрямой женщиной он не собирался.

Кангасск невольно поморщился: в груди жгло немилосердно, и мысли его посещали одна мрачнее другой. Происходило нечто очень и очень серьезное, но понять и осмыслить этого Кан все еще не мог. Не складывалась мозаика, никак не складывалась…


— Ты можешь помочь ему, Ученик миродержцев? — требовательный голос Авиры вывел Кангасска из забытья. — Можешь?

— Купите ему харуспекс, — неожиданно выдал Кангасск. Брови Авиры Кае удивленно поползли вверх. — Нити судьбы… — Кан закусил губу и пару раз щелкнул пальцами, пытаясь найти нужные слова. — Настоящее, прошлое, будущее… в представлении этого парня они перепутались. Харуспекс расставит все события по местам. Я просто уверен.

— Гадальные камни стоят очень больших денег… — с сомнением произнесла Авира.

— Это не важно, — отрезал Кан. — Обратитесь от моего имени к Центральной Сальватории. Или к Сейвелу Нансару из Нави. Харуспексы будут.

— Хорошо, — тихо произнесла женщина. Кангасску даже показалось, что в ее глазах промелькнул испуг… должно быть, он говорил чересчур резко… или что-то еще не так сделал… некогда было думать об этом.


…Оказавшись на улице, Кан встретил вопросительный взгляд Саарина. Молодой инквизитор ждал объяснений.


— Я его видел, этого парня, — сходу заявил Кангасск. — Вместе с Вилем и другими наемниками.

— Этого не может быть! — возразил Саарин, скрестив на груди руки. — Одижио нашли неделей раньше того срока, о котором ты говорил.

— Виль тоже пропал раньше… — напомнил Кан.

— Да… — вздохнув, согласился молодой инквизитор. — Похоже, я был прав… — он поддел ногой камешек, некстати оказавшийся на дороге, и кашлянул, устыдившись этого детского жеста, столь странного для того, кто носит форму инквизитора. — Все это смахивает на грандиозную иллюзию… Поглядеть бы на человека, который сумел сделать подобное… и знать бы, зачем…


…Немаан…

Кангасск уже промолчал о нем дважды. Обратного хода нет.

И это дело из стороннего неизбежно должно превратиться в личное.

«Чувствуется, при следующей встрече у меня к Немаану будет очень много вопросов… — почти мстительно подумал Кан. — Он задолжал мне немного правды, я считаю…»

«Письма к Кангасску Дэлэмэру

год 15006 от п.м.

ноябрь, 1, Файзульские степи

…У каждого человека есть свои страхи… Глупые, бессмысленные, скрытые…

Вот взять меня… Везде, где бы я ни жил, где бы ни останавливался, я приказываю выносить из моей комнаты всю мебель, или же выбираю для себя самый дальний, самый пустой чердак — и чтоб непременно окна были большие и без штор.

Я боюсь замкнутых пространств. Мне важна возможность в любой момент, обернувшись, увидеть небо. И нагромождение вещей тоже вселяет в меня тревогу.

Странно, да? Я убивал — людей; тварей; тварей, похожих на людей… Я многое видел и многого перестал бояться. И — до сих пор живу в полупустых комнатах.

Этого не было у Милиана Корвуса. И ни у кого из Девяти — не было. Это мое. Я принес неразрешенный страх с собой. Из „мира, где все началось“. Это его печать, дань тому, что я там пережил. И только там я смогу это исправить.

Иллюстрация… вот чем является то, что я рассказал. Потому это не просто досужая мысль, что зря занимает твое время, друг мой.

…Мы несем тяжкий груз. Все, кто сменил достаточно жизней; или живет одну слишком долго. Порой до корней своей беды добраться так сложно, что многие даже не пытаются.

Что до меня, то мне кажется, я тащу на плечах целую гору. Что-то я исправлю — здесь, а что-то — только Там… все к тому идет.


…Впервые за долгие годы я иду по земле, где небо огромно и просторно, как купол, и ничто не закрывает горизонта. Земля эта ровна, как стол; ее покрывают ломкие желтые и бурые травы: такова здешняя осень. Подобного простора я не видел уже давно; с ним сравнимо лишь открытое море, каким оно запомнилось Бале Мараскарану, когда тот покидал Черные Острова. Здесь легко и свободно дышится. Даже мне — угробившему легкие подчистую, как почти все Марнсы за эти несколько лет.

Впервые за долгие годы я не окружен многочисленной армией: со мной лишь двадцать воинов и Милия. Это тоже позволяет вздохнуть свободнее — и быть самим собой, не распыляясь на громкие речи и масштабные действия на полкарты. Здесь можно, не повышая голоса, говорить с каждым… я почти забыл, что это такое.

Моя миссия здесь — дипломатическая. И, ступая по файзульской земле, готовясь предстать перед файзульскими вождями, я чувствую, как во мне оживает память маленького Джуэла Хака… три года — те, что были до Черного Алтаря.

Я не знаю, что сказать на это. Я просто молча внимаю памяти трехлетнего человечка, погибшего ради замысла Гердона… ради того, чтобы в этот мир явился я…

…Чувство вины… похожее на снежный ком, оно лишь растет со временем.

Файзульские степи — всепрощающи и творят со мной настоящие чудеса… Но даже они не лекарство — лишь средство облегчить боль; дать еще времени; сберечь немного сил.

Однако я поднял голову и расправил плечи, почувствовав: я еще боец; я еще не догорел.


Даже не обижусь, если ты сочтешь все, сказанное выше, за минутную слабость, что никогда не была к лицу воину. Но что-то мне подсказывает, что ты этого не сделаешь… что ты и сам несешь давний груз на плечах и понимаешь меня.

Потому прими совет: если судьба нежданно предложит тебе короткую передышку, как предложила мне, подведя к мысли обратиться к файзулам за помощью, соглашайся.

Соглашайся, даже если душа требует борьбы, а в груди пылает непримиримое пламя. Подарки судьбы бесценны, Кангасск. И ты никогда не пожалеешь о потраченном времени.


Макс М.»

— Я ждал тебя к ужину, между прочим, — с легким укором заметил Орион Джовиб. Он стоял недалеко от входа в кухню, прислонившись спиной к стене; черный шелк рубашки сливался с густой тенью, и лишь белый дракон, раскинувший на груди вышитые ажурные крылья, был виден в полумраке.

— Знаю, — вздохнул Кангасск, устало проведя ладонью по лицу. — Прости… я ужинал с братьями и сестрами: давно их не видел… Когда еще соберемся все вместе…

— Ну и вид у тебя… — не дослушав, буркнул Орион и предположил: — Тяжелый день выдался?

— Ага, — кивнул Кан. — А еще я немного выпил…

— Ну прям! — Орион скептически фыркнул. — Выпил он!.. Не смеши людей: я-то знаю, тебе достаточно пробку понюхать.

— Стакан вина, — упрямо возразил Кан.


Джовиб махнул на него рукой. Видимо, не поверил.


— В общем, голова у тебя пока варит, — заключил он. — Я тут говорил с приятелем о твоей проблеме.

— И как? — с внезапно проснувшимся интересом спросил Кангасск; у него даже взгляд прояснился.

— Он сказал, можно попытаться поднять закрытые архивы, — неспешно продолжал Джовиб. — Дело в том, что одиночные гадальщики — все те, что не вошли в две первые волны ухода из Таммара, были учтены в списках… заинтересованных людей, — какое слово он этим заменил, можно только гадать, — которые пользовались их услугами в своих интересах. По таким гадальщикам должны были остаться архивные записи. Причем, не только в архивах Инквизиции, но и в архивах Теней. Мой друг предлагает составить список таких гадальщиков. Возможно, это даст тебе зацепку.

— Что он хочет за это? — хмуро спросил Кан.

— Я тоже его спрашивал, — усмехнулся в ответ Орион. — Он говорит, что ничего. Мол, надеется установить хорошие отношения с тобой. Кхм… дальновидный парень… В общем, если ты согласен, я даю ему свободу действий. Только учти: все это не вполне законно. Так что?

— Согласен… — не без досады произнес Ученик. — Сколько времени это займет?

— Думаю, месяца три-четыре, а то и больше, — прикинул Джовиб. — Работа предстоит нелегкая.

— Месяца три-четыре?! Это много!!! — Кангасск аж вскочил, но, спохватившись, взял себя в руки и медленно, со вздохом опустился на стул.

— Слушай… — Джовиб сделал пару шагов на встречу и, сев напротив друга, заглянул тому в глаза. — Ты весь на нервах. Хватит травить себя уже. И метаться по миру больше не надо.


Кангасск отвел взгляд. Орион был прав, это приходилось признать.


— Полетели со мной в Серую Башню, — по-дружески предложил Джовиб. — Я тебя с женой познакомлю, с сыном… и… хм… с тестем тоже.

— Ты женат? — удивился Кангаск. Слабая улыбка тронула уголки губ. — Я не знал… А сын… большой? И тоже Орион, согласно традиции?..

— Нет, — покачал головой Орион. — Сын у меня Лайнувер… Традиции я не ломал: мальчонка приемный. Десять лет ему сейчас. Когда я женился на Карине, ему было семь. Он полукровка, как твоя Милия. Отец его — Сейнор — изумрудный дракон; погиб во время войны, сына даже не видел. Я парня усыновил, даже фамилия теперь моя. Вот и получается, что первый сын у меня не Орион и не Зига… Ну да это неважно. Мы с Кариной ждем маленького, — Джовиб улыбнулся; какая-то тихая, светлая радость угадывалась в улыбке бывалого воина, и в тоже время грусть… — Орион… или Мералли.

— Я рад за тебя, — тихо рассмеялся Кангасск, совершенно забыв, как злился на все и вся каких-то пару минут назад, а потом, вспомнив письма Макса, задумчиво произнес: — Лайнувер… Знакомое имя.

— Мало ли на свете Лайнуверов… — нарочито небрежно отмахнулся Орион. Вряд ли он надеялся обмануть Кана этим жестом, скорее просто намекнул не трогать эту тему. — Так ты со мной? В Башню?

— Да, — твердо заявил Кан. — Судьба предлагает мне передышку, — он усмехнулся краем рта, — и я решил не отказываться. Спасибо тебе за помощь… Я дождусь этих списков.

— Ну, — Орион довольно расхохотался и развел руками, — собирай пожитки — отправимся завтра с утра; Ваннах как раз с рассветом встает, вот пусть и состряпает нам трансволо. Я тебе обещаю, ты и не заметишь, как пролетят все эти месяцы!

— Верю на слово! — отозвался Кан.

Загрузка...