Молодой инквизитор… раньше подобное звучало бы просто дико. Молодым до войны мог быть фрументар, ибо Алая Стража и Фрументария — отдельные структуры. Инквизитор же обязан для начала пройти все ступени Охотничьего мастерства, а это долгий путь.
Но война, где на долю боевого мага сражений за месяц выпадало больше, чем за год в мирное время, сместила все границы и заставила Охоту и Инквизицию сильно помолодеть. По ступеням Охотничьей иерархии молодежь уже не поднималась, а просто летела, порой перепрыгивая одну-две…
Суррон Тибальт никогда подобного не одобрял. Да, юнцы нахватались боевого опыта невероятно быстро. Да, боевые заслуги их велики… Да, почти весь старый состав Серой Охоты погиб в первые два года войны… Но: инквизитор — это не дикий файзул, гордо пересчитывающий свои бои, шрамы и трофеи. Инквизитор — это состояние души. И до него нужно дорасти.
Скрипнула дверь. Ронита Гарра, держа обеими руками целую гору пухлых папок и картонных футляров с кристаллами, вошла в кабинет и прикрыла дверь ногой, при этом изловчившись не потерять равновесия и ничего не уронить.
— Добрый день, Суррон, — прозвучал из-за кипы бумаг и коробок тонкий девичий голос, в котором, тем не менее, было достаточно уверенности и силы.
— День добрый, Ронита, — степенно ответил Суррон Тибальт.
Вот и живой пример «молодого инквизитора». Роните двадцать пять лет. Причем девушка явно чувствует себя на своем месте и даже общается с Сурроном на равных… И Ронита не одна в столичном отделении: молодежи в Инквизиции теперь очень много.
Суррон не раз и не два ловил себя на мысли, что все молодые инквизиторы напоминают ему фрументаров… иными словами, недавних детей, которым поручили слишком ответственную работу и дали многовато власти. Тем не менее, в сообразительности им не откажешь. Приходилось признавать, что эти люди, недалеко ушедшие от детства, обладают живым умом и порой спасают своими неожиданными догадками самые безнадежные дела. Да, и особенно поражает их неиссякаемая энергия: Суррон уже удостоверился, что порой двенадцать часов работы его молодые подчиненные — Ронита Гарра и Саарин Травель — выдерживают совершенно спокойно, тогда как самому Тибальту, инквизитору старой закалки, приходится поддерживать силы красной сальвией: возраст, все-таки…
— Что-нибудь произошло, пока меня не было? — спросила Ронита, попутно разбирая на столе дела и кристаллы. — Что-нибудь новое сообщили?
— Нет, — буркнул Суррон, с досадой вспомнив о том, сколько дней уже прошло впустую.
— Я тут решила поднять старые дела, — с оптимистической ноткой в голосе произнесла Ронита. — Рано или поздно всплывет что-нибудь, я думаю. Если хорошо искать, не бывает проблем без решения и вопросов без ответов!
— Бывают… — нахмурился Суррон. Ронита оставила в покое пыльные бумаги и вопросительно посмотрела на него. Саарин, собиравшийся войти в кабинет, остановился на пороге. — Бывают проблемы без решения и вопросы без ответов, — с горечью продолжил инквизитор. — Бывает и зло, которое всегда остается безнаказанным… что бы мы ни делали…
Я до сих пор иногда открываю дело с номером 1010, где среди погибших числится мой брат… За два года до войны целая боевая семерка и один студент погибли на границе Ничейной Земли при загадочных обстоятельствах; парня перед смертью пытали… и что бы я ни делал, как бы ни добивался правды, все было напрасно. И не потому, что искал плохо или улик было недостаточно. А потому, что те, кто стоит выше меня, были заинтересованы в том, чтобы убийца остался безнаказанным. Я просто уверен… Тогда каждое мое действие встречало со стороны Совета преграды или в лучшем случае равнодушие…
И таких дел много… Боюсь, это дело — такое же.
— Почему? — подал голос Саарин Травель. Кажется, он не совсем понимал, о чем речь. — Все только-только пошло на лад, мы нашли свидетеля…
— Кто свидетель? — усмехнулся на это Суррон. — Ученик миродержцев!.. Я даже на допрос его не вызвал, а пригласил…
— То есть, он может и не прийти?.. — Ронита скрестила на груди руки и исподлобья посмотрела на Суррона.
— Запросто, — мрачно усмехнулся тот. — Такая вот ирония. Три года Ученичества… по сути, самый «недоученный» Ученик миродержцев… ни маг, ни воин. Вы с Саарином запросто притащили бы его сюда за шиворот. Но ты сама представь, что будет, если тронуть Ученика… — инквизитор с особой иронией выделил последнее слово.
— Все равно. Даже если так… — категорично отозвалась Ронита. — Прийти и дать показания — в его интересах.
— Наследник миродержцев должен беречь свое доброе имя, — вторил ей Саарин. — Это вопрос чести.
— …Я не привык слишком полагаться на человеческие честь и совесть, — помолчав с минуту, сдержанно произнес Суррон. — Я слишком стар и слишком много повидал такого, что вообще отучит верить людям… Что ж… если есть на то воля Единого, пусть в данном случае я окажусь не прав, а вы — правы…
— К тому же, — сочла нужным добавить девушка, — быть может, Дэлэмэр и не замешан в этом деле.
— Быть может, — кивнул ей Суррон Тибальт. — Увидим…
Кангасск порядком поплутал по городу, прежде чем нашел здание, где располагалось столичное отделение Инквизиции. Сложенное из блестящего дымчато-серого камня, оно, тем не менее, не выглядело ни мрачным, ни хмурым и уж тем более не походило на крепость. Окна нижнего этажа были витражные и изображали сюжеты такой недавней, но все же ушедшей эпохи: здесь были Влада и Серег, и образно представленная система трех Хор, и первая война, закончившаяся появлением Кулдагана и закрытием Провала… пройдясь мимо этих окон, о многом можно было подумать, пожалеть, помечтать.
Здание закона и порядка рассказывало каждому прохожему славные моменты омнисийской истории, а часы на его башенке степенно отсчитывали время.
«Инквизитор — это состояние души…» — так писал Макс. Кажется, Кангасск немного его понял, проникнувшись особой атмосферой этого здания и крохотного парка рядом. Нечто притягательное, манящее, воодушевляющее…
…Знать бы только, откуда это противное жжение в груди. И почему, при всем искреннем восхищении, на душе так горько…
Они встретили Кана у дверей — моложавый мужчины лет тридцати и девушка, которой на вид едва ли сильно за двадцать («двадцать пять» — подсказал харуспекс безжалостно). Теперь Кангасск понял, что имел в виду Орестес Роум, когда в беседе вскользь упомянул о том, что Инквизиция и Охота здорово помолодели после войны…
— Я Ронита Гарра, — представилась девушка и кивнула в сторону мужчины: — А это мой коллега Саарин Травель.
— Кангасск Дэлэмэр, — кивнул Кан.
Несколько мгновений он изучающе смотрел на них, а они — на него. И каждый делал собственные выводы. Ученик, дав волю интуиции наррата и гадальщика, чувствовал настороженность Рониты и вполне благодушное расположение Саарина. Но, надо отдать должное этим двоим в форменных инквизиторских куртках, — ни одной эмоции не отразилось на их лицах слишком явно. Айгир, Ваннах, Орестес… даже стоя во главе Севера, эти трое до сих пор сохранили простую и искреннюю непосредственность, свойственную обычным боевым магам, привыкшим к взаимовыручке и взаимному доверию. Ронита и Саарин были другого склада. Несмотря на молодость, истинно инквизиторские черты у них уже присутствовали.
— Я пришел так быстро, как только смог, — предупредил назревающий у Рониты вопрос Кан. — Весть получил вчера.
— Хорошо, — девушка кивнула. — Суррон Тибальт ждет тебя.
Странно, но, плутая по Столице после совещания с братьями и сестрами, Кан представлял человека, с которым должен был встретиться, совсем иначе. Отчего-то ему казалось, что Суррон Тибальт должен быть чем-то похож на немаановского Тартена. Быть может, все дело в том, что Кангасск часто возвращался к Немаану в своих мыслях. Да, судьба столкнула его с этим бродягой-иллюзионистом совсем не надолго, но… просто Кан еще не зачерствел душой настолько, чтобы легко расставаться с людьми, которым многим обязан; которым доверял свою жизнь.
Влада и Серег — двое, что старше самого Омниса, — тоже не умели быть равнодушными… так стоит ли их последнего Ученика винить за это?..
…Итак, на загадочного Тартена Суррон Тибальт совершенно не походил. Ростом этот хмурый зеленоглазый старик был едва ли выше Кангасска; телосложением молодому оружейнику он значительно уступал. Должно быть, в молодости Суррон был крепок телом и ловок — низкорослые воины ловкостью обычно и компенсируют недостаток роста и силы, — но сейчас, когда возраст уже близился к веку, облик его стал… призрачным, чуть ли не полупрозрачным, иначе и не скажешь. Лишь яркие, зеленые глаза до сих пор блестели живо, свидетельствуя о светлом разуме и непримиримом характере этого человека.
Кангасск с некоторой иронией поразмышлял над тем, кем он сам выглядит для Суррона. «Недоучка. Калека. И подозрительный тип…» — подумалось. Мысленно посмеявшись над собой, Кангасск немного воспрял духом.
— Спрашивай… — пожал плечами Ученик, сев напротив старого инквизитора. Ронита и Саарин расположились поодаль, заняв пару откидных стульев у стены.
— Для начала тебе следует знать, что врать Инквизиции бесполезно, — сухо заметил Суррон.
— Я знаю, — просто отозвался Кангасск. — Мой Учитель — Серег — тоже был инквизитор…
Кан произнес это без всякого умысла, но эффект был… Ронита и Саарин многозначительно переглянулись. Тибальт же остался непроницаемо суров; комментировать сказанное он не стал и повел разговор дальше.
— Ты вызван по делу о пропаже Виля Ненно, Кангасск Дэлэмэр, — сказал инквизитор. Учеником миродержцев он Кана не называл принципиально, ясно давая тому понять, что перед законом равны все.
— Я немного знал Виля, — охотно отозвался Кан. — Еще до войны шел с его первым караваном в Хандел. В последний раз я слышал о нем от Саланзов из лурианского торгового представительства. Они мне сказали, что Виль пропал.
— И что ты ответил на это? — задал Суррон наводящий вопрос.
Кан мысленно ругнулся: инквизиторская манера задавать вопросы, на которые заранее известны ответы, его раздражала. К тому же, его явно собирались ловить на слове.
— Я сказал тогда, что два дня назад видел Виля и говорил с ним, — честно ответил Кангасск.
— Где ты видел его? — требовательно спросил Суррон.
— В таверне на торговом тракте. Я там остановился на ночлег.
— Кто еще был там?
Немаан… мелькнула шальная мысль. Не за ним ли охота? Даже если и нет, то, учитывая все его проблемы с законом, под магией правды он выдаст столько всего, что впору навеки отправиться на рудники… А значит, одно слово Кангасска может сейчас стоить человеку жизни. А ведь если бы не Немаан, Кангасск бы здесь не сидел: весьма сомнительно, что головорезы Кайсана пощадили бы его тогда…
И чему уступить? Закону? Совести?
«Нет, — решил Кангасск, — я не сделаю этого. Не знаю, как он поступил бы на моем месте, а я предавать друга не собираюсь…»
— Наемники Виля, — ответил Ученик совершенно правдиво, ибо Немаан к названной категории относился тоже, если вспомнить его рассказы.
Кажется, Суррон поверил. Кивнул.
Далее последовал трехчасовой разговор, где у бедного Кангасска была выспрошена каждая мелочь. Дотошного старика интересовало все, вплоть до погоды. То, что постоялый двор выглядел заброшенным, показалось ему особенно важным обстоятельством. Ронита и Саарин, услышав это, перебросились парой фраз.
К концу третьего часа Кан уже сидел, облокотившись на стол, и, понуро опустив голову, боролся с голодом и сном одновременно.
— Свободен, — сказал вдруг Суррон и, встав со своего кресла, отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен. — Ты можешь идти, Дэлэмэр.
— Подожди, — упрямо произнес Кан, наперекор своему желанию оказаться отсюда как можно дальше. В его усталом голосе вновь зазвучали решительные нотки. — Виль был моим другом. Я имею право знать, в чем дело?
— Что конкретно ты хотел бы знать? — бесстрастно осведомился Суррон, даже не обернувшись.
— Саланзы говорили мне о наемнике из каравана Виля… О парне, который сошел с ума…
— Да. Одижио Серевар. Тебе что-нибудь говорит это имя?
Суррон Тибальт обернулся: кажется, Кангасск вновь стал ему интересен.
— Ничего не говорит, — покачал головой Ученик. — Но я хотел бы его видеть….
Повисла долгая пауза. Три испытующих взгляда уставились на Кангасска. Чувствовалось, что молодые инквизиторы навострили уши, почуяв, что дело приобретает совершенно иной оборот. Но решающее слово все равно оставалось за Тибальтом.
— Хорошо. Даю добро, — изрек он после минутного молчания.
— Я отведу, — с готовностью произнес Саарин…
— …Кажется, моя теория провалилась, Суррон, — сказала Ронита, когда Саарин с Кангасском покинули комнату.
— Скорее всего — да, — заключил старый инквизитор и, скрестив на груди руки, обратил взор на витражное окно, изображавшее первую омнисийскую войну. Сквозь цветные стекла был смутно виден ухоженный столичный парк. Витраж делал его иллюзорно-пестрым. — То, что Дэлэмэр до сих пор жив — явное тому доказательство, — добавил Суррон задумчиво.
— Это даже к лучшему, — вздохнула Ронита. — Значит, это дело рук человека… или нескольких человек. Люди способны на ужасные вещи, но все равно — это просто люди… — она оборвала фразу. — Что-то не так, Суррон?
— Все так… — старик кашлянул. — И все-таки чего-то в данной истории не хватает… У меня плохое предчувствие. Не обращай внимание: кажется, с возрастом я становлюсь мнительным.
— Как скажешь, — с улыбкой отозвалась Ронита. — Думаю, следует подождать, какие новости принесет Саарин.