iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Глава пятьдесят четвертая. Золото мертвых

— Что брать, командир? — с ленцой осведомился один из ветеранов; судя по униформе, Алый Стражник. Что здесь делает боевой маг Юга, Кангасск мог только догадываться, но, судя по тону разговора, и он, и пятеро Серых Охотников знали Флавуса прекрасно и немало повоевали плечом к плечу: держались они на равных.

Ивенский командир с утра был явно не в настроении, и Кангасск понимал, почему: шестеро ветеранов, которых Флавус намеревался взять с собой, иначе как шутливо о грядущем походе не отзывались. После всех аргументов приведенных ими (спокойствие чарги, неспособность стигов к человеческой магии и проч.), гипотеза Брианов держалась на одних лишь вере и упрямстве.

…Двери ивенской оружейной были слишком тяжелы, чтобы открывать их вручную. За открытие их отвечал скрытый в толще стены механизм, а если говорить строже, то магомеханизм: чтобы он пришел в действие, Флавус коснулся простым магическим заклинанием небольшого кристалла на одной из дверей.

Магия… Да сама идея такой защиты входов в главные здания Ивена была основана на том, что стиги ей не пользуются. Так что за спинами Кана и Флавуса послышалось несколько сдержанных смешков. Дэлэмэр издал страдальческий вздох; Бриан же насупился и молча шагнул в открывшийся темный проход.

— Мы ожидаем необычную тварь. Берите и холодное, и огнестрельное. Клинки и пули — с серебряным напылением, — четко и бесстрастно говорил он, шагая по гулким плитам зала и попутно подвешивая под потолком Лихты, холодные Северные все как один (а как иначе, если рядом порох?).

— Необычную? — с подозрением произнесла одна из Охотниц.

— То-то ты семерку собрал! — хохотнул Алый Стражник. Его звали Нау Тирран, и он, по мнению Кангасска, был из тех людей, которые смеются не от искренней радости, а скорее, для того, чтобы ужаснулись все вокруг.

— Нау, от твоего хохота у меня мороз по коже, — укорила его Охотница.

— Брось, Лильна, — он небрежно похлопал ее по плечу. — Если не смеяться над этим миром, лучше вешаться сразу.

Лильна, в свою очередь, за словом в карман не полезла, но в дальнейшее развитие дружеской перепалки Кангасск уже не вникал и полностью ушел в созерцание ивенской оружейной.

Странное, ностальгическое чувство охватило его при виде стоек с оружием и комплектами брони; пронумерованных ящиков, доверху набитых патронами, стрелами… Взгрустнулось о давних днях, проведенных в оружейной Эминдола и так и не полученном статусе мастера. Конечно, если мыслить реально, это все ерунда: Кан был тогда на пороге завершения своего ученичества, да и «кулдаганским мастером» во всех путешествиях звали его не зря, но все же осталась досада, и этого нельзя объяснить сухими фактами и логическими доводами… просто что-то осталось там, в Арен-кастеле, в первой оружейной — навсегда.

…Клинки, произведенные поточным методом, Кангасск нашел взглядом сразу. Их было немного, и стояли они все в одном бочонке, как пучок старых зонтиков у порога какой-нибудь столичной таверны. Если бы с ними не было связано столько воспоминаний, оружейник, верно, и не заметил бы их среди многообразия прочего вооружения, исполненного с настоящим мастерством. Ничего удивительного для города, который и поныне стережет покой северной Столицы.

Кангасск особо отметил обилие и разнообразие огнестрелок. Их было действительно очень много, в сравнении с довоенной оружейной, к примеру, Торгора, но в целом, холодное оружие по-прежнему оставалось в чести. Это наблюдение дало повод вспомнить один давний разговор с Владой…

Любитель пофантазировать на тему «а что, если?..», Кангасск однажды спросил ее: если бы порох всюду взрывался одинаково, как в мире-первоисточнике, то холодное оружие забыли бы за ненадобностью?

Поразмыслив, Влада ответила: «Нет». «Почему?» — полюбопытствовал тогда Кангасск и получил такой ответ: «В Омнисе подобного не произойдет. До тех пор, пока в нем есть магия»…

Что ж, она оказалась права. Да, огнестрелки захватили первенство в мире на два первых года войны, пока магия оставалась нестабильной, но потом все вернулось на свои места.

Пока есть магия, в Омнисе не быть эре огнестрельного оружия. Магия быстрее, если речь идет о заклинаниях малых ступеней, вроде огненной сферы, и гораздо мощнее, если речь о ступенях высоких: достаточно вспомнить тот же Зирорн… Плюс, она разнообразна настолько, что никакое совершенствование технологии не поспеет за магом, плетущим свой узор. Да и порох, особенно «белый», не дающий дыма, — дорог, тогда как магия, бесплатная и (теперь) вездесущая — всегда с тобой.

Разве что учиться обращаться с огнестрелкой куда проще, чем учиться боевой магии. И — курок можно нажать всегда, даже умирая и истекая кровью, а что такое раненый маг, даже повторять не стоит…

Потому — они всегда будут, эти пистоли, ружья и глазастые винтовки модели «Сэслер-каратель», правда, только на вторых ролях.

Приглядевшись к имеющемуся арсеналу, Кангасск выбрал невзрачный на вид, но удобный в обращении семизарядный Неус, на потертом боку которого красовалась эмблема Торгора — города, чьи руины теперь навещает лишь кулдаганский ветер… Лильна и Нау, глянув на выбор Кана, перестали препираться и многозначительно переглянулись: выбор был хорош, что и говорить. Прицокнув языком, кулдаганский оружейник с довольным видом заткнул огнестрелку за пояс. В случае чего сражаться можно будет по-пиратски: сабля в одной руке и огнестрелка в другой; Орионы, что Джовиб, что сын звезд, одобрили бы…

— Мы также можем ожидать сильного мага, — продолжил тем временем Флавус, — потому я и собрал семерку.

— Вообще-то нас восемь, — ехидно заметил Нау, кивнув в сторону Кангасска. Послышался сдержанный хохот.

— Флав, что за бред все это? — сказал кто-то за спиной Тиррана, и это стало последней каплей…

— Меня не считайте, — резко обернувшись, Кан оскалил зубы в мрачнейшей из улыбок. — Я не маг, не воин… Я приманка, — подытожил Ученик сурово и встал рядом с Флавусом.

Смех и нездоровое веселье враз растаяли, как дым. Неизвестно, о чем подумал каждый из шестерых, но впечатление слова Кангасска произвели отрезвляющее: когда сам наследник миродержцев заявил себя ПРИМАНКОЙ, для скептически настроенных ветеранов вся ситуация предстала в совершенно ином свете.

— Вот теперь вижу правильный настрой, — строго произнес Флавус, окинув взглядом помрачневших магов. — Рекомендую сохранять его до возвращения в город. Если все мои опасения окажутся столь же смешны, сколь казались минуту назад, будет время для смеха. А у Ивена будет новый командующий ополчением. Я все сказал.

Нау Тирран кивнул. Насмешника в нем с поразительной быстротой сменил бывалый воин. А Кангасск, поймав благодарный взгляд Флавуса, с трудом подавил стон: теперь, когда боевая семерка выдвинулась в путь в полной готовности, на душе у Ученика стало еще сквернее, чем вчера… Он пытался, честно пытался думать о лже-Немаане как о стиге, обманщике, иллюзии, пытался даже настроить себя враждебно, но что бы Кангасск ни предпринимал, мысль о том, что он ведет этих людей убивать своего друга, не давала ему покоя: она жила вопреки всякой логике.

Первые два часа пути, памятуя о способности любой науки притуплять боль душевных переживаний, Кангасск с интересом исследователя наблюдал за семеркой магов. После нескольких месяцев в Серой Башне он понимал в магии несравненно больше, чем прежде, и теперь мог совершенно по-новому оценить, что для боевого мага означает работа в команде. Это не просто усиление друг друга донорством: такой вариант — лишь один из многих. Этим утром Кан увидел другую тактику — заготовку заклинаний и понял, что настоящую мощь боевой семерки он еще только начинает осознавать.

Быть боевой семеркой — прежде всего, значит уметь плести общий узор, слаженно и четко. Как петь общую песню, где голоса не сливаются в нестройный хор, а имеют каждый собственный смысл (недаром бывалые Стражники и Охотники, долгое время сражавшиеся в одной семерке, и поют вместе прекрасно). Спеться, объединиться общей мыслью, общей целью, забыть о себе как об одном из семи и быть единым с остальными… это искусство — ключ к тому, чтобы увеличить скорость и силу любого заклинания. Ровно в семь раз.

Что означает «в семь раз»?

Это — почти одновременно поднятый щит; с небольшой задержкой отпущенный Зирорн; или ловчая магическая сеть, выброшенная мгновенно и имеющая семь степеней защиты… варианты бесконечны. Ограничение лишь одно: подготовиться необходимо незадолго до того, как заклинания будут применены, настроиться друг на друга, «наметить» общий узор, для чего каждый из семерых плетет свою часть, не произнося решающего слова. И тогда боевая семерка обретает небывалую мощь, недоступную ни одному магу-одиночке… если, конечно, он не миродержец.

В самом начале пути семерка Флавуса заготовила пять заклинаний; Кангасск безошибочно узнал щит и Зирорн, а в ядре третьего заметил мотив, похожий на тот, что встречается в знакомых ему несложных лечебных заклинаниях. Остальные два были для Ученика новы и не походили ни на что увиденное прежде.

Повторить или заучить что-либо он даже не пытался. Это было бы не проще, чем, раз пролистав том древней истории Омниса, начать цитировать его наизусть… Чем не повод для человека впечатлительного почувствовать себя никем?.. внутренний голос так и подначивал на это, но Кан велел ему оставить бесполезные попытки, предъявив тот факт, что Владу, Серега и Макса вряд ли занимала бы совсем уж никчемная человечья судьба. И вообще… у каждого своя Роль, и там, где спасует мастер боевой магии, возможно, преуспеет простой гадальщик. Как уже однажды было…

Полная жизни и энергии чарга скучала среди неторопливых тарандров, мерными шагами измеряющих мир, затерянный в мельтешащей снежной крошке. Эанна все время рвалась припустить бегом и, когда Кангасск останавливал ее, обиженно прижимала уши.

— Когда-то мы все ездили на чаргах, — шумно вздохнув, нарочито беспечно произнес Нау Тирран. — И я не представлял смешнее зрелища, чем Алый Страж верхом на тарандре! А теперь вот, сам видишь…

— Это ж каким странным стигом надо быть, чтобы обмануть чаргу! — Лильна с сомнением покачала головой. — Как хотите, а я не верю…

— …Он не двигается с места, — подумал Флавус вслух. Кажется, он не слышал всего, что было сказано. — Не думаю, что он столь глуп, что видит меня и не знает, зачем я иду…

— Если это человек, то вполне понятно, что бедняга и не подозревает, кто явился по его душу! — повысив голос, чтобы перекричать ветер, сказала Лильна.

— Ха! А если стиг, то когда стигов было просто понять? — с вызовом произнесла Джелона-Охотница; высокая, рыжая, вспыльчивая, она напоминала живой огонь, которым хочется любоваться, но не со слишком близкого расстояния. — В девяти случаях из десяти стигийское коварство не отличить от глупости!

— О чем это она? — поравнявшись с Флавусом, осторожно спросил Кан. Ему не нравилась идея влезать с глупыми вопросами в чужой разговор, но то замечание отчего-то показалось важным.

— Когда стигов много, они ведут себя хаотично, по крайней мере, в нашем понимании, — пространно пояснил Бриан. — Когда их мало, они умны и почти неотличимы от людей, но их поступков и логики все равно не понять. Получается, пытаться предсказывать стигийские ходы — бессмысленно.

— А как быть с одним случаем из десяти? — Кангасск не удержался, все-таки спросил.

— Хороший вопрос! — усмехнулся Флавус. — Одно время тактику стигов можно было предсказывать. Когда ими командовал Эльм. Не знаю, что с ним сотворило немагическое вмешательство три тысячи лет назад, но он остался человеком… ровно настолько, чтобы гадальщики могли предсказывать некоторые его решения.

— Вот как… — Кан нахмурился и закусил губу. — Значит, Эльм командовал ими…

— Да, — кивнул Флавус. — Надо признать, смешанная армия стигов и детей тьмы под его руководством одержала немало побед. А потом, помню, стиги на некоторое время исчезли. Все и сразу. Вернулись они уже в несравненно меньшем количестве и — научившись копировать людей. Сначала на уровне детей тьмы, потом — уже так, что, даже разговаривая со стигом, невозможно было отличить его от человека. Тогда началась совсем другая война, Кан. Никто не верил никому, стига подозревали в каждом… это было чистейшей воды безумие. Спекторы появились уже под конец войны. Надо сказать, с их появлением стиги почти исчезли. Не скажу, что их всех истребили. Скорее, они затаились где-то…

— Мне вот интересно, — задумчиво произнес Кангасск, обернувшись к Флавусу. — Это ведь разумные существа, в отличие от детей тьмы… Так зачем им нужна была победа в этой войне? Что они получили бы, победив? Учитель говорила мне, что три тысячи лет назад они рвались к Хоре Тенебрис, но сейчас, когда Хор вообще нет, каков смысл?..

— А он есть? — скептически отозвался Зенраш-Охотник.

— Должен быть… — Кангасск пожал плечами.

— Если он и есть, мы этого никогда не узнаем, — холодным тоном произнесла Лильна, глядя в даль сквозь летящее с небес снежное крошево. — Мы даже не знаем, кто они, что они, откуда пришли… Эльм, быть может, знал…

— Смысл, смысл! — передразнила Джелона, фыркнув. — Мы даже не знаем, чем они питаются и дышат. И вообще, питаются ли и дышат ли… А вы — смысл…

Время тянулось медленно. Благодаря усилившейся метели видимый мир сжался до небольшого пятачка заснеженной земли; и небо стало казаться низким и тяжелым. «Видел» что-то в такой неразберихе, пожалуй, один лишь Флавус, которому, подобно маячкам, служили ориентирами стигийские камни: два — Гравианны и Сайерта — отмечали оставшийся позади Ивен, один — возможно, лже-Немаана, — цель пути.

По словам Флавуса, неизвестный, добрых три часа сидевший на месте, начал движение. Брел он медленно, как и должен идти человек сквозь метель, и бесцельно. Можно было бы, конечно, прибавить ходу и догнать его сегодня, но Флавус счел за лучшее остановиться на отдых. Остальные шесть боевых магов, конечно, поворчали насчет того, что придется готовить все заклинания заново, но согласились тоже: устали все, и в случае чего сражаться в снежном месиве не хотелось никому.

— Свернем к руинам, до них где-то четверть часа пути, — предложил Нау.

— Руины? — спросил Кан.

— Да. Это старая Дэнка, довоенная. Новая — на северо-запад от Ивена.

— Ясно…

До чего же приятно было отгородиться от метели; ее бессмысленного заунывного воя, ее бьющих в лицо колких снежинок… Этот дом сохранился неплохо. К тому же он был достаточно большой, чтобы вместить и людей, и тарандров, и чаргу. Четыре стены и крыша — уже сами по себе преграда холодному ветру; а чтобы он не прорывался внутрь, так на то есть простенький магический щит первой ступени. Щит этот раскрыл внутри дома Кангасск, благо особых познаний в магии это не требовало, и теперь свежий воздух проникал в дом лишь в таких количествах, в каких ему это позволяли, без всякой возможности обернуться противным сквозняком. А сваленные в кучу на полу горячие Южные Лихты грели помещение не хуже костра.

Перекусив сухим дорожным пайком, шесть магов без лишних церемоний завернулись в плащи и устроились спать прямо на полу.

Дежурить остался Флавус. А кто еще, если он единственный Спектор в отряде?

— …Спи, Кан, — устало вздохнул он, когда Кангасск присел рядом. — Спи. Бояться пока нечего.

— Не сочти за глупость, но давай я тебя сменю. Ты уже носом клюешь…

— Нет.

Тряхнув головой, чтобы отогнать сон, Бриан взял из общей кучи один Лихт и подвесил его невысоко над открытой ладонью… Впервые Кангасск заметил, что ладони его друга хранят следы множества застарелых ожогов. Когда-то, сжав в кулаке Северный Лихт, Кан отморозил руку; а вот что будет если сжать Южный…

— Это чтобы не заснуть на посту. Старый спекторский метод, — пояснил Флавус, точно подгадав ход мыслей друга. — Лихт держит в воздухе заклинание левитации с незавершенным ключом: это значит, что оно требует постоянного внимания, пока не завершено. Потому, если Спектор засыпает, Лихт падает на ладонь и через некоторое время начинает нешуточно ее жечь. На пятые бессонные сутки просыпаешься только когда боль уже адская и ладонь начинает поджариваться, — Бриан невесело усмехнулся.

— Значит, Спекторы не используют красную сальвию… — понимающе закивал Кан. — Я давно заметил, что ты не носишь фляжку с ней, как другие маги…

— Наблюдательный ты, — прищурившись, произнес Флавус. — Верно сообразил… — он зевнул и задумчиво пощупал большим пальцем Лихт, висящий над ладонью. — Красная сальвия не дружит со стигийским камнем, Кан. Если сказать точнее, то вызывает его отторжение. Это зверски больно, знаешь ли, и порой смертельно. Потому любой Спектор согласится лучше прожечь до костей руку, чем глотнуть шалфейной настойки. То же самое касается назарина и еще нескольких трав. Вот такие дела…

«…не дружит со стигийским камнем…» При этих словах Кангасску вспомнился рассказ Флавуса о том, как он сам стал Спектором… «Значит, наркоза не было…» — пришла суровая догадка… «Или был… — съязвил внутренний голос. — Черного эля и пития до потери создания еще никто не отменял».

— Иди спать, Кан… — настойчиво посоветовал ему Флавус. — Я не гадальщик, но что-то мне подсказывает, что завтра тяжелый день.

— Флавус… — Кангасск положил ладонь ему на плечо.

— Да?

— Если это действительно Немаан… стиг он или нет, дай мне сначала поговорить с ним, очень прошу.

— Не могу обещать, — покачал головой Бриан. — Мало ли чем обернется дело. Но буду иметь в виду.

— Понимаю, — кивнул Кан и тяжело вздохнул. — Что ж… спокойной ночи. Завтра все кончится, так или иначе…

Сидя на полу, слушая спокойное дыхание спящих, созерцая висящий над ладонью Лихт, стигийским зрением чувствуя где-то вдали одинокий маячок неизвестного, Флавус был странно спокоен. Казалось бы, произошло тревожное, неожиданное событие, готовое перевернуть всю его жизнь… он рискнул оставить город без семи ветеранов, он поставил на карту свой пост командующего ополчением, да и жизнь — если окажется, что все догадки по поводу владеющего магией стига были верны… Откуда же такое спокойствие, безмятежное, почти счастливое?.. Флавус сам себя не понимал. Просто эти дни кардинально изменили что-то… что-то, что давно следовало изменить.

С грустной улыбкой он вспомнил, как провожала его Гравианна, необычайно взволнованная, искренняя… да, стоило обратиться в своих мыслях к дому, всегда вспоминалась именно она… и спокойно, без сомнений и колебаний решил: «вернусь — предложу ей стать моей женой; давно пора».

А статус командующего ополчением… ха!.. воистину, несчастный человек тот, кто цепляется за власть… шут с ним, со статусом…

Глянув на Кангасска, который спал, привалившись к пушистому боку своей чарги, Флавус вспомнил и о загадочном Кулдагане, на который за всю жизнь не взглянул ни разу, сколько ни мечтал.

…Давно, очень давно мир не казался бывалому Охотнику таким большим…

Лихт не пригодился этой ночью: Флавус так и не уснул.

Утро выдалось кристально-прозрачным, морозным: зима не спешила отказываться от своих прав на эту землю и в очередной раз давала весне бой. В небе, похожие на белые перья, плыли высокие, редкие облака. Ни снежинки не кружилось в воздухе… в такую погоду глазастые винтовки Сэслера правят миром…

Перед началом похода и Кангасску предлагали взять такую. Он отказался, не сумев толком объяснить, почему…

Одинокую черную точку — бредущего по снежной равнине путника — заметили через пару часов пути: по отношению к нему отряд Флавуса находился на возвышенности, что давало хороший обзор. Глянув в бинокль, Кан лишь пожал плечами: точка и точка, что тут еще скажешь. Что до Флавуса, то он прильнул к Глазу винтовки надолго. Самые нетерпеливые — Джелона и Нау — уже принялись ходить из стороны в сторону, точно волки в клетке, когда командир наконец-то решился дать ответ… Впрочем, ответ этот никого не порадовал: «Не могу разобрать. Надо подойти ближе».

Слово Спектора — закон… Подошли ближе. Теперь Кангасску в бинокль виделся уже человек: тот кутался в теплый плащ и брел по щиколотку в снегу. Харуспексы дружно молчали, впрочем, с некоторых пор Кан перестал обращаться к ним за советом…

На этот раз, когда Флавус опустил винтовку, вид у него был хмурый и — если чувствовать по-амбасиатски тонко — под маской этой скрывалась растерянность.

— Ну? — скрестив руки на груди, требовательно произнес Ирэй… на него с удивлением оглянулись остальные: пожилой Ирэй-Охотник был обычно столь молчалив и спокоен, что от него подобного нетерпения никто не ожидал.

— Ир, не нервничай так… — озадаченно произнес Горф, самый молодой из ветеранов отряда.

— Я не уверен… — Флавус Бриан сжал кулаки в невольном жесте отчаянья.

— Не уверен? — подозрительно прищурилась Джелона. — Как так?

— Не знаю… — мотнув головой, выдохнул Флавус. — Вроде бы человек. Но… не знаю…

— Не нравится мне все это, — проворчал Нау Тирран.

— Значит, так… — Бриан быстро взял себя в руки заговорил совершенно иным тоном. — Пусть даже это человек, Спектор, но у меня к нему есть куча вопросов, начиная с того, что он здесь делает. Задержать его нужно в любом случае. Так что сейчас пускаем тарандров… и чаргу… бегом и нагоняем его. Разбираться будем на месте. На подходе задействуем щит, чтобы не было никаких неожиданностей.

— Флавус, — подал голос Ученик.

— Что, Кан?

— Я не Сальватор, но… если позволишь, говорить с этим Спектором буду я…

…Он не пытался убегать и не метался на месте как человек, застигнутый врасплох: завидев, что к нему приближается отряд из восьми всадников, он просто остановился, спустил на землю тяжелую дорожную сумку и стал ждать. Молча наблюдал, как все они спешиваются, как семеро из них задействуют магический щит, а восьмой направляется к нему.

— Здравствуй, Кангасск, — с легким укором произнес путник, спокойно глядя Ученику в глаза.

— Немаан? — спросил тот, чувствуя, как наливается тяжестью ком в горле.

— Да, это я, — ответил путник. — Не узнал в гриме?.. один момент…

Он безмолвно провел пару магических манипуляций и предстал перед Кангасском в привычном облике… Немаан Ренн, только не столь потрепанный жизнью, как Немаан настоящий… Немаан Ренн, принявший амнистию и воевавший годами… Из-под плаща виднелась драконья браня работы Двэма Дэлэмэра, та, которую Кан видел еще на Тартене, когда шел с караваном в Нави.

— Здравствуй… Немаан… — упавшим голосом произнес Ученик.

— Какие у тебя суровые друзья-приятели, — не без иронии произнес Немаан, бросив краткий взгляд в сторону боевой семерки. — Сдается мне, они думают испепелить меня на месте. Или банально пристрелить…

— Нет… — попытался вставить слово Кангасск.

— Что — нет?!! — взорвался Немаан; несносный характер был все еще при нем. — Или я не знаю Сальваторов?!

— Не ори на меня… — сдержанно, но очень сурово предупредил Кан. Странно, но пыл иллюзиониста это чуть остудило.

— Я узнал, где твоя Занна, — сказал он тихо. — Не веришь мне, гадальщик? И харуспексам тоже?

Сердце глухо ухнуло; в груди стало горячо и больно… Даже если бы этот хитрец врал, надежда перевесила бы все равно. А так… судя по всему, он говорил правду.

— Но я жить хочу, — продолжал Немаан. — А заодно проверить, насколько ты мне друг…

— Кангасск! Отойди! — окрикнули Кана из-за спины; он обернулся.

— Не… не надо… — Ученик от волнения запнулся на половине фразы и, еще сам толком не понимая, что делает, заслонил собой Немаана. — Не трогайте его!

Теперь за спиной у Кангасска стоял Немаан, а сам он глупо пытался противостоять боевой семерке, закрывая собой того, кого считал другом… до сих пор!.. вопреки всему… Чистой воды безумие.

— Каковы наши шансы? — хохотнул за его плечом Немаан.

Кангасск не ответил. Вглядываясь в лица семерых магов, он пытался найти слова…

Горф, Ирэй, Лильна, Нау, Зенраш, Джелона, Флавус… они смотрели сосредоточенно и, казалось бы, бесстрастно. Но, будучи амбасиатом и гадальщиком, Ученик знал, что их сердца колотятся так же часто, как и его сердце, а чувства еще более противоречивы. И среди этих чувств есть страх… Миг — и Кангасск понял, кого они боятся: не бродягу-Спектора, не стига… а его, Ученика миродержцев…

— Они боятся тебя, — шепотом заметил Немаан. — Так что используй момент. Любой твой приказ будет исполнен, если подашь себя правильно.

— Ты стиг… — бросил ему Кан.

— Был, — беспечно отозвался иллюзионист. — Теперь предпочитаю называть себя человеком.

— …Кан, отойди! — крикнула Лильна. — Это стиг. Не верь ему!

— Зачем я тебе? — шепнул Кан, и не думая двигаться с места.

— А ты недоверчив! — усмехнулся Немаан и продолжил с вызовом: — Тогда я просто скажу тебе, где твоя Занна… если только это тебя держит, чтобы ты не шагнул в сторону…

— Кан, отойди! — повторил Флавус.

— Нет!

Страх — великая вещь… Где это видано, чтобы один человек, практически беспомощный в магии, сдерживал целую боевую семерку?.. А ведь если бы не Флавус, они бы так и не сдвинулись с места… Ученик миродержцев! наследник! что будет, если вызвать его гнев… не лучше ли не предпринимать ничего?.. или сделать так, как он хочет…

Флавус наплевал не все это и заставил себя увидеть ситуацию, как есть.

Не церемонясь, он выбросил вперед левую руку, отпуская в полет петлю левитации, и, поймав в нее Дэлэмэра, просто и бесхитростно сдернул его с места. В следующий миг он уже жал на курок, целя в лже-Немаана… Выстрел из тяжелого Баргеса, какой носят обычно охотники на стигов и детей тьмы, редко какая броня выдержит… И Двэм, делая свою, «драконью», рассчитывал на удар клинка, который будет соскальзывать по гладким стальным чешуям, а уж никак не на мощную огнестрелку…

Кангасск, связанный петлей, не сумел даже выставить руки — так и упал, проехавшись лицом по снегу; снег же, оттаявший два дня назад и теперь прихваченный утренним морозцем, превратился в колючее льдистое крошево, не преминувшее изрезать кожу в кровь…

Прогремел выстрел, отразившись далеким эхом в холмах близ довоенной Дэнки…

Кангасск оставил бессмысленные попытки освободиться и замер, растянувшись на снегу. Кричать, вырываться, пытаться что-то сделать?.. уже поздно. На смену отчаянью пришло холодное равнодушие — к миру, к себе, ко всему…

Петля ослабила хватку, а миг спустя исчезла совсем. Кан поднялся на ноги и, ладонью стерев с лица кровь, обернулся… Что он хотел увидеть? Мертвого стига, чтобы навсегда успокоить совесть? Или живого Немаана, человека…

Пропитанная кровью льдистая крошка напоминала россыпь крупных рубинов. Немаан, еще живой, лежал на спине и обеими руками пытался зажать рану на груди…

— Что это за существо?! — услышал Кангасск сдержанный возглас Лильны.

— Стиг, — безжалостно констатировал Флавус.

— Но… он умирает как человек, — развел руками Гроф и, прищурившись, подошел чуть ближе.

Эти слова вывели Кангасска из забытья. Решительно преодолев те пять шагов, что отделяли его от Немаана и оставив позади семерых магов, Ученик склонился над умирающим.

Ей-богу, если это и был стиг, даже сейчас он не отличался от человека… и лицо его выражало страдание, настоящее, не наигранное. У Кана сердце сжалось при виде него. И, как бы там ни было, Дэлэмэр чувствовал себя виноватым… виноват, не прав… а как, как он должен был поступить?!.

— Немаан… — шепотом позвал Ученик.

— Кангасск… — вымучив улыбку, протянул тот. Слова давались ему тяжело. — У тебя… такая сила, такая власть… а ты… эх… Нет, я знаю, о чем ты подумал! — предупредил стиг, уже не пытаясь скрывать того, что способен читать поверхностные мысли. — Не надо анок меллеос… я… я еще не настолько человек, чтобы лечиться им… и вряд ли… буду…

— Прости…

— Охо-хо! — Немаан кашлянул. — Прощение!.. Этого я никогда не умел… А твоя Занна…

— Ты вправду знаешь, где она? — без всякой надежды спросил Кан.

— Их две… — иллюзионист закрыл глаза и довольно улыбнулся. — И одна уже давно рядом с тобой. Ее и спроси, где другая…

Немаан затих… Протянув руку, Кангасск опустил капюшон на глаза покойному.

Поднявшись на ноги, Ученик обвел взглядом семерку. Боевые маги больше не скрывали своей растерянности; впервые за много лет они столкнулись с тем, чего не могли понять. И кто знает, что было для них более удивительно: стиг, использующий магию и незримый для чарги… или человек, скорбящий по стигу…

— Это стиг, глядите, кто сомневается, — хмуро произнес Флавус, кивнув в сторону лже-Немаана. — Тоже тает, как туман… все они такие…

На исчезновение погибшего стига Кангасск смотрел с тяжелым чувством… так чувствует себя каждый, кто начинает осознавать, что дело, за которое он сражался, — лишь пустой звук… и все, что казалось правдой, весьма далеко от нее…

Тело лже-Немаана таяло, расползаясь мутной туманной дымкой. Рубиновые россыпи его крови — тоже… Он весь был одна большая иллюзия иного мира; даже одежда и туго набитая дорожная сумка так же растворились в кристально-чистом воздухе весеннего дня. Лишь броня работы Двема Дэлэмэра осталась: Немаан не врал, что купил ее…

И последнее — стигийский камень. Перламутрово-блестящий, он беззвучно упал в снег, впитав последние струйки тумана. Глядя на этот камень, Кангасск ни за что не усомнился бы, что он живой. «Жизни» в нем, похожем на застывшую каплю, было даже больше, чем в горящем обсидиане с его красным нутром, пульсирующим в такт биению сердца носителя.

Опустившись на одно колено, Кан поднял камень и броню: та, за исключением развороченных на груди чешуек, была цела… Дэлэмэр сам не понимал, зачем так поступает, почему не может просто уйти и оставить все как есть… но возражать ему никто не стал.

Исцарапанного, покрытого коркой запекшейся крови лица коснулось лечебное заклинание. Подняв взгляд, Кангасск благодарно кивнул Ирэю. Тот лишь пожал плечами в ответ и, поразмыслив, с отеческой заботой добавил еще и заклинание успокаивающее.

Отряд Флавуса взял курс на Ивен.