Маньяк, орудовавший на пирсе, после двухлетнего затишья нашел себе новую жертву...
~ «Сиэтл Трибьюн»
Майя
Часы в углу пробили полдень. Я сидела и ждала, когда откроются двери. Его секретарь сказала, что он придет через пять минут. Уже прошло шесть. Не то чтобы у меня был пунктик по этому поводу или что-нибудь в этом роде, я просто немного волновалась из-за предстоящей встречи с Николаем Блазик. Ведь его прозвали богом в медицинской сфере.
И если вы спросите, то он является общеизвестной персоной.
С отличием окончив Гарвард в возрасте пятнадцати лет, он получил степень в области гуманитарных наук и технологий, что означает, что он — сертифицированный гений. Его исследования болезней и их влияния на организм позволили получить ему эту долбаную Нобелевскую премию в возрасте девятнадцати лет.
Затем последовала обложка в «Тайм», за ней в «Форбс». Думаю, вы представляете себе всю картину. Он невероятно умен, и его сложно поймать, чтобы взять интервью.
Единственная причина, по которой он сделал для меня исключение, ему позвонил мой отец, а также то, что моя дипломная работа была основана на новейших научных исследованиях мистера Блазика в области ЗППП. (Примеч. заболевания, передающиеся половым путем).
Я выдохнула и снова посмотрела на часы.
Прошло восемь минут.
Он опаздывал на три минуты.
Но что, если он не собирался давать мне интервью? Мне нужно закончить диссертацию, чтобы окончить колледж; я должна получить диплом, чтобы погасить свои студенческие займы. Независимо от того, сколько денег и власти было у моего отца, он твердо уверен, что я сама могу со всем справиться.
Данная ситуация была исключением.
Я чуть не продала свою собственную почку, чтобы организовать эту встречу. Отступать нельзя. Он несколько раз отшивал меня, а затем, наконец, позвонил утром и сказал, чтобы я была в его офисе в центре города в полдень.
Не знаю, почему он сделал это после стольких лет игнорирования. Моя семья была неблагополучной. Я перестала пытаться понять их много лет назад. Мой брат Пайк умер несколько недель назад, оставив мать с разбитым сердцем, а затем пошли слухи, что моя сестра была убита другой преступной семьей, когда еще была младенцем, так что осталась только я.
Я чувствовала пустоту в сердце из-за этого, хотя отец никогда не говорил ни слова о том, что я — их разочарование. Его слова всегда были холодными и равнодушными. Я бы убила за единственную эмоцию на его лице, но мне ничего не доставалось, кроме пустых улыбок и изогнутых бровей.
Со вздохом я убрала прядь своих темно-каштановых волос за ухо и побарабанила кончиками пальцев по бедру, обтянутому черной тканью юбки.
Я надела свой новый деловой костюм «Нордстром», надеясь, что это придаст мне уверенности, но после того, как посмотрела в зеркало и увидела окаменевшее выражение лица, поняла, что это не сработало. Тогда я надела красные стринги и скрестила пальцы.
Нижнее белье всегда помогало. Как секрет, о котором никто не знал... Я могла ходить в офисе и выглядеть при этом чопорной и правильной, но на самом деле чувствовала себя развратной.
Я чуть не упала со стула, когда услышала звонок телефона.
— Мисс Петрова?
Я встала, и мои колени уперлись в стеклянный столик передо мной:
— Да?
Ее улыбка была почти такой же напряженной, как пучок, в который безжалостно были скручены ее волосы.
— Он ждет.
Он ждет? Как будто это я опоздала и бесполезно тратила его время.
— Спасибо, — я выдохнула и направилась к большой черной двери.
Она открыла обе половины двойной двери, делая мое прибытие намного более грандиозным, чем было на самом деле.
Окна от пола до потолка заполняли каждый сантиметр стен, за исключением одной, находящейся за моей спиной и ведущей в вестибюль.
В левом углу находился большой дубовый стол для заседаний, в центре расположился письменный стол, который больше походил на космический корабль, готовый вот-вот взлететь, чем на обычный стол.
Два черных кожаных кресла, стоявшие около правой стены, вместе с белым меховым ковром между ними, дополняли обстановку этой по-настоящему мужской комнаты.
Кабинет так и кричал о богатстве его владельца.
И по каким-то необъяснимым причинам навевал холод.
Дверь позади меня захлопнулась.
Я повернулась, мои каблуки застучали по мраморной плитке.
— Хм, здравствуйте?
— Хм, — раздался грозный голос откуда-то из глубины кабинета, но я не смогла понять, откуда именно. — Это не слово. Попробуй снова.
— Меня зовут...
— Я знаю, кто ты, — нетерпеливо рявкнул голос. — Теперь попробуй еще раз.
Я пыталась держать свою дрожь под контролем, надеясь, что это не будет заметно.
— Куда мне можно присесть? Для вашего интервью?
Тяжелое молчание длилось в течение нескольких секунд, прежде чем я услышала громкий раздраженный выдох.
— А тут недостаточно вариантов, мисс Петрова?
Я облизала пересохшие губы и быстро оглядела комнату, пытаясь решить, где будет лучше. Наконец, устроилась на диване, поставила свою сумку на пол и вытащила блокнот.
— Интересный выбор, — в голосе послышался смех, хотя я поставила бы свой правый глаз на то, что он нашел мой выбор каким угодно, только не интересным. В любом случае, это не мои проблемы. Я ожидала, что он будет милым, или, по крайней мере, настоящим… ну вы понимаете.
О что, строил из себя Великого и Ужасного Оза? (Примеч. имеется в виду персонаж сказки американского писателя Лаймена Фрэнка Баума «Волшебник из страны Оз»). Я до сих пор не знала, где, черт возьми, он был и почему не показывал свое лицо.
Сначала он опоздал.
Но сделала вид, будто в этом была моя вина.
А теперь издевается надо мной.
Да пошел ты, Оз. Я щелкнула ручкой и стала ждать.
— Я бы сказал, что ты относишься к тому типу девушек, которые выбирают стол в конференц-зале, — сказал вкрадчивый голос, в этот раз ближе. — Но диваны более комфортны.
Я открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Вместо этого вылетело то ли кваканье, то ли карканье или что-то, что очень походило на сдавленный вздох, когда мистер Блазик прошел через то, что, как я думала, являлось стеной, а на самом деле оказалось дверью, ведущей в другую часть кабинета.
И он был без рубашки.
Ну, не совсем без рубашки, я имею в виду, у него была рубашка — из дорого красного шелка — но она не была застегнутой. Он как раз собирался застегнуть ее, прикрывая пресс и четко очерченные мышцы груди.
И я наблюдала за ним.
Бессовестно.
Я быстро отвела взгляд и уставилась на лежащую передо мной пустую тетрадь, когда щеки залил румянец.
Его шаги были тихими. Я не слышала, но чувствовала, ощущала тепло его тела. Но до сих пор не взглянула на него. Изучала его красивые итальянские туфли, черные и блестящие, они выглядели новыми и дорогими.
— Планируешь брать интервью у моих ног? — послышался злобный смешок. — Или все же у меня?
Да… интервью. Я моргнула, затем медленно подняла взгляд, по пути осматривая его тело.
Черные брюки, подогнанные по его фигуре согласно приличиям, обтягивали мускулистые ноги, далее мой взгляд скользнул по широкой, частично обнаженной груди, широким плечам, большим бицепсам и дальше к четко очерченному подбородку.
Я остановилась на нем, боясь закончить то, что начала, опасаясь, что он в действительности окажется таким же красивым, каким я его представляла.
Его подбородок оказался острым, четко очерченным, с щетиной. Словно он забыл побриться или просто имел чертовски много тестостерона, из-за чего нужно бриться каждый день. Я глубоко вдохнула и подняла взгляд на его поразительные янтарные глаза. Каштановые волосы вились на затылке, словно лаская его. Он был опасно совершенным.
Он улыбнулся.
И мой живот болезненно сжался.
Я не ожидала, что он окажется таким великолепным. Потому что в реальной жизни мужчины имеют проблемы с зубами, либо от них странно пахнет, во всяком случае, в моей практике у них всегда были недостатки, что делало их людьми.
Так что единственная здравая мысль заключалась в том, что это мускулистое двухметровое совершенство, мистер Блазик, был инопланетным существом... Его отправили на Землю, чтобы он пытал женщин своим совершенством.
Я имею в виду, как еще объяснить, что его глаза так завораживают, отчего меня тянет к нему не только физически, но и эмоционально? Или кожа такая гладкая и выглядит так, словно сделана из воска? Даже линии его подбородка идеальны.
Он был занят застегиванием своей прекрасной красной рубашки, и я уставилась на его пальцы. Я ненавидела это признавать, но подумала, что же еще он может делать этими руками. Сглотнув, я подавила дрожь и попыталась вернуть себе самообладание.
— Ты другая, не такая, какой он тебя описывал, — мистер Блазик наклонил голову в сторону. — Более... робкая, — он сделал такое брезгливое выражение лица, что мне захотелось пнуть его в голень.
Динь, динь, динь! У нас есть победитель! Недостаток был обнаружен, и весьма крупный! Он страдал от синдрома придурка. Жаль, с таким-то лицом...
Я вздохнула и снова щелкнула ручкой.
— Думаю, мы можем начать, — хмыкнул он.
Я собралась было уколоть его в бедро, но вместо этого улыбнулась.
— У вас вошло в привычку одеваться в присутствии студентов, или сегодня мой счастливый день?
Он демонстративно медленно облизал губы и сел так, чтобы его колени касались моих. Я быстро отстранилась.
— Это зависит от многого. У тебя вошло в привычку не уважать старших, у которых собираешься брать интервью?
— Вам тридцать два, вы немногим старше меня, — сказала я сладким голосом. Отлично, теперь я спорила с ним. А как же интервью? Надеюсь, оно выйдет не таким жарким.
— Несправедливо, — он сложил руки вместе и наклонился. — Ты знаешь, когда мой день рождения, а я не знаю, когда твой.
— Да ну, меня же нет по всему интернету, — на самом деле, обо мне нет информации в виртуальном мире благодаря моему отцу. Я прочистила горло. — Итак, у меня есть несколько вопросов о ваших исследованиях сети проституции здесь, в городе Белвью, и о полученных результатах.
Выражение его лица было нечитаемым, но глаза? Его глаза, казалось, потемнели еще больше. Он стиснул зубы и откинулся назад, создавая столь необходимое пространство между нашими телами.
— Знаешь, почему ты здесь?
— Для того, чтобы взять у вас интервью, — медленно проговорила я. — Для моей магистерской диссертации. Это ваш способ убедиться, что я знаю свое место? Или вам просто любопытно?
— Ты — дочь своего отца, — его губы изогнулись в изумительной улыбке. — Вы похожи друг на друга, не внешне, но поведением — определенно.
Его взгляд был бесцеремонным, когда он наклонил голову и начал осматривать меня, начиная с ног, пока не остановился на моем лице. Я плотно сжала ноги и заставила себя улыбнуться.
— Если вы не возражаете, мистер Блазик, я бы взяла у вас интервью, ведь знаю, как драгоценно ваше время.
Как, впрочем, и мое, хотелось мне подчеркнуть, но я не сделала этого. Едва сдерживаясь, я сжала зубы, чтобы не дать ему и дальше продолжать столь неуместную словесную перепалку.
— У меня расписан весь день.
Он хочет оваций?
— Хорошо, что же, уверяю вас, я могу быть быстрой.
Его хриплый смех внезапно послал дрожь по моему телу, и мне захотелось наклониться вперед. Мужчина, который хорошо выглядит, не должен обладать таким смехом, как этот — соблазнительный, вот какой он был.
— Удивительно... Ты действительно не знаешь, почему здесь, не так ли?
Сколько раз можно повторять? И почему мне начинает казаться, что этот парень сидит на очень тяжелых наркотиках? Я присмотрелась: суженные зрачки означают, что он под кайфом или что?
— Уверяю тебя, я не пьян и не под кайфом, если ты об этом думаешь, — он снова засмеялся и потер руки. — Несмотря на то, что эта идея явно имеет право на существование, учитывая все случившееся.
Его челюсть напряглась.
О, хорошо, значит, он доктор, который любит наркотики, и еще у него чертовски много денег. Ох уж эти проблемы наркомании.
Я откинулась на кожаную спинку и щелкнула ручкой, ну, не знаю, в десятый раз, наверное.
— Если вы не собираетесь отвечать на мои вопросы, я, наверное, пойду.
— Ты никуда не пойдешь, — сказал он тихим голосом. — И мне действительно жаль, — наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах, кажется… извинение.
— Простите?
Он угрожал мне? Предупреждение набатом звучало в моей голове, адреналин струился по венам.
— Твой отец... — он наклонил голову. — Он должен мне... И в благодарность… Я попросил что-то незаменимое, что-то, что будет принадлежать мне в течение очень долгого времени.
Живот болезненно сжался, а сердце начало неистово биться в груди.
— Что же отец дал вам? — с трудом произнесла я, но уже знала ответ. Мой отец был жесток. Он деловой человек, в конце концов, и никогда не увиливал от сделок. Это был бизнес всей нашей семьи, мрачный и ужасный; я пыталась не думать об этом, потому что так было легче просыпаться утром и засыпать ночью.
— Ну... — мистер Блазик встал. — Думаю, это очевидно, — он повернулся ко мне спиной и подошел к своему столу, затем нажал кнопку, и жалюзи закрыли окна. Когда он обернулся, в комнате было уже темно, как под одеялом, и его зубы практически светились. — Он дал мне тебя.
Прошлая ночь
Центр Сиэтла
Кап, кап, кап. Звук был таким безумно ритмичным, что это сводило меня с ума.
Кап, кап, кап. Кровь была топливом, жизнью. И смертью. Лицо женщины было лишено эмоций, но я знал, что она чувствовала каждый разрез ножом, который я делал.
Наконец, я удалил больной орган и покачал головой.
— Тебе очень, очень плохо, не так ли?
Одинокая слезинка скатилась по ее щеке.
Я выбросил орган, испытав отвращение к тому типу женщин, которому она принадлежала, к тому типу человечества, который она представляла.
Боль.
Болезнь.
Отбросы человечества.
— Теперь, — я поднял скальпель, — я скажу тебе, почему ты должна умереть.
По ее щекам покатилось еще больше слез.
— За твои грехи, — я поднес скальпель к ее горлу. — За продажу своей души дьяволу. Я отправлю тебя в ад.
И сделал разрез.
Послышалось бульканье.
И она больше не дышала.
Раскачиваясь на пятках, я выдохнул, когда мир снова пришел в норму. Одним больным, слоняющимся по улицам, стало меньше.
Одним меньше.
Благодаря мне.