Искупление

ГЛАВА 39

Насильно мил не будешь.

~ Русская пословица

Майя

Я не могла перестать кричать. Звук, исходящий из моего рта, звучал ненормально, я теряла сознание, потому что внезапно у меня появились воспоминания о Николае, когда он причинял мне боль, воспоминания, где он снимал маску.

— Пожалуйста, — прошептал он и протянул ко мне руки. — Я могу все объяснить.

— Объяснить? — мои зубы стучали, и я обернула одеяло вокруг своего тела. — Объяснить, что ты сволочь? Что ты мучил меня, когда мне было шестнадцать? Маски... — я указала на маски, стоящие на комоде. — Ты сохранил трофеи? Ты собираешься убить меня?

Испуганная, с подступающей к горлу тошнотой, я попыталась встать с кровати, но мои ноги запутались в одеяле, отчего я упала на колени на пол. В груди возникла боль от попыток дышать. Я сказала, что люблю его! А он мой похититель!

Человек, который… заставил меня... забыть.

Все.

Всего этого было слишком много, воспоминания нахлынули, как будто кто-то открыл ящик Пандоры, боль в голове была настолько невыносимой, что в глазах двоилось.

— Ш-ш-ш, — Николай поднял руки, будто сдаваясь, и опустился на колени рядом со мной. — Это нормально — чувствовать боль после того, как подавленные воспоминания всплывают наружу.

— Не трогай меня! — вскрикнула я.

Шрамы на руках пульсировали. Как такое возможно?

Я начала чесать их.

— Нет, нет, Майя, — Николай схватил меня за руки. — Если ты сделаешь это, то навредишь себе. Твой мозг вновь переживает воспоминания... И пытается проявить что-то в настоящем, чтобы боль имела смысл. Но ничего нет, и... Ты, в конечном итоге, убьешь себя.

Он придержал мои руки за спиной.

Я извивалась и кричала, пока горячие слезы текли по моему лицу.

Побег. Мне надо сбежать. Мне нужно уйти.

Квартира была белой, она всегда была белой. Повсюду был белый цвет.

Маски.

Диван.

Желчь поднялась к горлу.

Прежде чем я успела ответить, Николай потянулся к шкафчику и вытащил шприц. Я ударила его, но он был слишком сильным.

— Не надо! Пожалуйста! — рыдала я. — Пожалуйста! Николай, если ты меня любишь, то не причинишь мне вреда!

Он прикрыл свои темные глаза, повернулся и воткнул иглу прямо мне в руку и нажал на поршень.

Зрение затуманилось. И это было странно, но в тот момент я не боялась того, что он со мной сделает. Нет, вместо этого мое сердце разбилось, потому что это означало, что Николай меня не любил.

Я была привязана к стулу. Он оставил по шесть порезов на каждой руке. Я посчитала. Боль была ужасной. Он сказал, что боль была одним из способов быстрого «промывания мозгов», потому что мысленно человек не думал, что справится с этим, хотя физически мог бы.

Я задавала много вопросов.

Он ответил на каждый.

— Почему ты это делаешь? — выдохнув, спросила я, когда Ник, наконец, оставил мою руку.

— Ты попала в автокатастрофу, — сказал он низким голосом. — И ты счастлива, что смогла выжить. Чувствуешь эти порезы? Они глубокие из-за разбитого лобового стекла.

— Нет, — я покачала головой. — Нет, ты сделал это! Я не хотела этого видеть! Я расскажу об этом отцу, я просто объясню ему, что не хотела.

— Из-за того, что ты видела, — проговорил Ник твердо, — твой отец не может тебе доверять и быть уверенным, что ты никому не расскажешь... Твои варианты: умереть или это, — он прижал ладонь к моим рукам, отчего кровь начала вытекать еще сильнее.

— Ты ударил меня.

— Нет, это был он, — печально сказал Ник. — Как твои руки?

— Потяжелели.

— Из-за удара во время аварии лобовое стекло разбилось и задело основные артерии, тебе повезло, что ты осталась живой.

— Ты уже это говорил.

— Повтори за мной, — проигнорировал он меня.

Я отказалась повторять.

Потом почувствовала, как он сильнее начал давить на мои предплечья.

— Повтори, Майя.

— Мне повезло остаться живой.

— Почему?

— Потому что стекло, — я нахмурилась. Почему мне казалось, что я переживаю то, чего не было? — Оно задело основные артерии.

— Здание, в которое ты врезалась, было пустым, слава Богу, — сказал он.

— Да.

Здание. Какое здание?

— Это был магазин мотоциклов, помнишь? Ты поехала, чтобы добраться до вечеринки в честь твоего дня рождения.

— Моего дня рождения, — я чувствовала подступающие слезы.

— С днем рождения, Майя.

Я чувствовала себя обезвоженной, усталой. Подождите, где я?

— Майя, — мои руки были чем-то обернуты, я думаю, что кровотечение прекратилось, — Ты помнишь, что случилось?

— Да… — я нахмурилась, глаза были закрыты повязкой, и я видела лишь проблеск движения под ней. Черные туфли и перекатывания назад-вперед, назад-вперед. Они были покрыты кровью. Моей?

— Я попала в аварию.

— И счастлива, что осталась живой, — произнесли мы в унисон.

— Тебе повезло, — прошептал Ник. — Хорошо, что твой отец нашел тебя. Когда он увидел случившееся, то очень беспокоился.

— Мой отец?

— Майя, как ты относишься к мороженому?

— А? — мой рот наполнился слюной. Я хотела чего-нибудь выпить и немного поесть. Почему меня никто не кормил? Почему у меня завязаны глаза?

— Мне оно нравится, — наконец ответила я.

— Мне тоже, — он вздохнул, как будто эта мысль опечалила его. — Сейчас я собираюсь снять с тебя повязку... Это поможет тебе почувствовать себя намного лучше.

— Я могу уйти?

Он заколебался.

— Еще нет, я хочу сделать тебе подарок. Помни, что ты почувствуешь себя намного лучше, как только повязка будет снята...

— Я почувствую себя намного лучше, — повторила я, затем потрясла своей затуманенной головой. — Ты сказал про подарок?

— Чтобы ты не помнила боль... Так что, когда ты будешь спать, тебе будет сниться свет.

Я кивнула, мое тело дрожало, но я не была уверена отчего — от страха или волнения.

— Я бы хотела этого.

— Кроме того, — он опустил мою голову, ослабив повязку, — ты прекрасно со всем справилась, поэтому заслуживаешь подарка. Ты была храброй, такой смелой. И я хочу вознаградить тебя за эту храбрость.

— Правда?

Повязка спала.

Его маска была белой, и выглядела так, будто была сделана для средневекового маскарада. Нос был удлинен, как минимум в десяти сантиметрах от его лица, опущен вниз, а рот открыт, чтобы я могла видеть его полные губы и ослепительную белозубую улыбку. Темно-карие глаза смотрели сквозь два больших отверстия, расположенных рядом с носом.

— Ты снимешь маску?

— Я не снимаю маску.

— Не можешь?

— Я этого не делаю, — произнес он, легко улыбаясь. — Для тебя с удовольствием, но не могу.

Мое тело было уставшим, невероятно тяжелым.

— Ты устала, — сказал он. — Ты проспала больше тридцати двух часов.

— Что? — я попыталась спрыгнуть из стула, но мое тело было слишком тяжелым, слишком уставшим и наполненным болью.

— Автокатастрофа, — заявил Ник, — оказалась крайне травматичной для твоего организма.

— Со мной все будет в порядке?

— Конечно. Я опытный хирург. Ты будешь в порядке, но важно, чтобы ты не спала в течение следующих двенадцати часов, на всякий случай, как думаешь, сможешь это сделать?

— Да, — я кивнула один, два, три раза? Каждый раз, когда я двигалась, он подражал моим движениям. Это было странно, как будто я смотрела в зеркало, хотя это было смешно. Мой мозг говорил мне, что это смешно, но почему-то это успокаивало меня, заставляло думать, что он был похож на меня. Я хотела посмотреть вниз, но меня остановили, прикоснувшись к подбородку кончиками пальцев.

— Я бы не... Из-за аварии ты потеряла много крови.

— Ладно, — прошептала я, загипнотизированная его темными глазами и тем, как его ресницы, казалось, простирались за пределы белой маски. Он был прекрасен, как падший ангел.

— Ты великолепна, ты это знаешь?

— Нет.

— И молода, — вздохнул он почти разочарованно.

— Мне шестнадцать... Я думаю.

— Помнишь свой шестнадцатый день рождения? Авария? В твоей новой машине…

— Мой отец сказал мне не водить, — я нахмурилась. — Но я сделала это, потому что хотела попасть на вечеринку.

— Конечно, ты хотела попасть на вечеринку. В конце концов, ты опаздывала.

Пальцами он ласкал мое лицо.

— Это приятно.

— Я рад.

— Ты продолжишь прикасаться ко мне?

Он словно колебался.

— Я обещал подарок... И удовольствие.

— Да, — прошептала я. — Да, — повторила я громче.

— Да, — повторил он. — Закрой глаза.

— Но…

— Я обещал тебе подарок.

— Хорошо…

— Но спать не нужно.

— Хорошо...

— Обещай мне, Майя, что не станешь спать...

— Я обещаю, — сказала я дрожащим голосом, закрыв глаза. Было бы невозможно заснуть, сидя на стуле.

— Мой подарок — это история.

— История? — я открыла глаза.

— Тс-с, разве ты не хочешь ее услышать?

— Да, — я хотела чего-нибудь, что могло бы отвлечь меня от пульсации в руках или от ощущения, словно кто-то сбросил на меня песок. — Прости.

— Никогда не извиняйся передо мной, Майя.

— Итак… — я покачала головой. — Хорошо.

— Хорошо, — он вздохнул и провел пальцами по моему лицу. — Ты прекрасна, молода, талантлива. Ты сможешь сделать со своей жизнью все, что захочешь. Ты мне веришь?

Я пожала плечами. Я всегда любила науку, но не получала достаточно хороших оценок, не то чтобы меня это волновало.

— Если бы ты могла сделать что-нибудь в мире, что бы это было?

— Я думаю… — я прикусила нижнюю губу, боль была настолько интенсивной, что мне пришлось потратить минуту и не забывать дышать. — Я думаю, что хотела бы помогать людям... Может быть, стать ветеринаром или врачом?

— Врачом, — сказал он. — Это тебе подходит.

— Ты думаешь? — никто никогда не пытался оценить мой жизненный выбор, по крайней мере, я помнила не так много, все казалось расплывчатым, я не могла сфокусироваться.

— Я знаю, — сказал он мягко, пальцами все еще касаясь моего лица, как будто я была драгоценной, желанной. — Закрой глаза.

Я закрыла их, когда почувствовала его щетинистую щеку. Тихо вздохнула, когда его губы коснулись моей шеи.

— Твои глаза все еще закрыты, Майя?

— Да, — я выдохнула, когда ощущение его губ на моей коже показалось самым замечательным в мире. — Да, мои глаза закрыты.

— Когда ты покинешь это место... ты почувствуешь себя решительной... Настолько решительной, что станешь упорно трудиться, получать хорошие оценки, учиться, доказывать всем, насколько ты умна. Ты веришь мне, Майя?

— Да, — по какой-то причине я верила. Он был единственной моей спасительной нитью в этом аду. Он дал мне воду. И перебинтовал мои руки. Он был... он был для меня всем сейчас, моей жизнью. — Я верю тебе.

— Люди будут пытаться остановить тебя, но ты продолжишь достигать своих целей... Даже твой отец будет пытаться отговорить тебя… и вот подарок, который я оставил для тебя — у него никогда не будет власти над тобой. Ты понимаешь?

— Власти?

— Твой отец, Александр Петров, никогда не будет владеть тобой, никогда не сможет сказать тебе, что делать. Ты не будешь ощущать страх при взгляде ему в глаза, только грусть, что он упускает замечательную дочь, которую мог бы узнать, если бы смотрел дальше своего собственного эгоизма. Подарок, который я оставляю тебе... это покой.

— Ник, я не чувствую покоя.

Он снова поцеловал меня в шею, а затем его теплые губы коснулись моего горячего рта. Я обняла его за шею, когда он поднял меня со стула в воздух. Мое тело болело, но он ощущался настолько хорошо, настолько тепло, а я внезапно замерзла, мои зубы стучали между поцелуями.

Он положил меня на диван и углубил поцелуй, затем провел руками по моим бедрам. Было так хорошо, что он прикасался к тем местам, которые болели, зная, что мне станет лучше. Мне показалось, что он пробормотал проклятие, когда провел руками вверх и вниз по моему животу. Это было больно.

— Сломаны ребра... Не от моей руки, Майя, я бы никогда не причинил тебе боль таким образом... На самом деле… — я закрыла глаза, опасаясь, что он исчезнет или покинет меня, если я открою их. — Каждый раз, когда ты будешь хрустеть суставами, будет означать, что ты вспоминаешь плохое, а не хорошее. Если ты хрустишь суставами пальцев, я хочу, чтобы ты обратила особое внимание на свое дыхание, затем сосчитала до пяти и постаралась сосредоточиться на своих целях, сосредоточиться на том, чтобы закончить школу, постаралась успокоиться и держаться подальше от своего отца.

— Отца?

— Обещай мне, Майя.

— Хорошо, — во рту пересохло. — Обещаю.

— Хорошо. И еще одно... и перестанем разговаривать.

— Да?

— Запомни меня... — прошептал он, затем коснулся меня губами. — Вспоминай меня в своих снах... Не боль или состояние, в котором ты была доставлена ко мне, а удовольствие.

— Вспоминать удовольствие… — повторила я, как клятву. — Не боль.

— Хорошо.

— Что теперь?

— О, Майя, теперь я покажу тебе, что подразумеваю под удовольствием.

Мой разум быстро перепрыгивал через моменты, как он обнял меня и поцеловал в голову, только чтобы спуститься к моим губам. Он меня лишь целовал и едва касался, но этого было достаточно, чтобы разжечь огонь одержимости этим человеком, мужчиной, который спас меня.

Мужчиной, который, как я думала, причинял мне боль. Но вместо этого он спас меня.

Часы тикали быстро, мой разум не поспевал за ними. Когда открылась дверь в комнату, повязка снова оказалась на моих глазах, и я услышала голос отца.

— Готово?

— Конечно, — ответил Николай ровным голосом. — Ты привел ее ко мне наполовину истощенной, лишенной сна и почти мертвой. Мне потребовалось меньше двенадцати часов, чтобы выполнить твою задачу.

— Она выглядит хорошо, — сказал мой отец. — Почему она больше не истекает кровью?

— В этом нет необходимости, — ответил Николай. — Теперь, если тебе больше не нужны мои услуги…

— Кое-что еще, — отец хмыкнул. — Если узнаю, что ты перешел мне дорогу, я убью ее.

— Почему ты думаешь, что ее жизнь имеет для меня значение?

— Потому что... я тебе не доверяю, и я не выключил камеру. Хоть звук и был слишком приглушенным, я видел, как ты прикасался к ней, видел твое желание. И я не глуп. Воспоминания легко могут вернуться с помощью тех слов и действий, которые ты сделал с ней. Если это повторится, если она вспомнит, я убью ее, и я знаю, что ты не хочешь, чтобы ее смерть была на твоей совести. К тому же, я не только убью ее, но и продемонстрирую истинную сущность всей твоей семьи СМИ. Представь, что они будут делать, если узнают, кто твои родители. Знаешь, они с прошлого года так и не нашли этого серийного убийцу. Как его зовут, напомни еще раз?

— Прекрасно, — холодным тоном произнес Николай. — Но тебе не о чем беспокоиться, я проделал лучшую работу...

Я слушала их, но будто через плотный слой воды. Затем Ник оказался рядом со мной и прошептал мне на ухо:

— Ириска.

Невозможно было удержать глаза открытыми.

Следующее, что я помнила, как была в больничной палате, очнувшись из комы, а мать плакала у моей постели... Отец сказал, что я перенесла такую травму от повреждения мозга, что мне повезло, что я не стала овощем. Когда я упомянула мужчину в белой маске, отец рассмеялся и вызвал медсестру, чтобы та принесла успокоительное. Они сказали дать мне время. Поэтому я похоронила воспоминания, и вскоре это стало не более, чем странным сном, вызванным лекарствами. По крайней мере, так я думала.

Задыхаясь, я проснулась. Николай сидел на краю кровати, обхватив голову руками.

— Теперь ты знаешь.

— Как… Я не понимаю.

— Ты все еще боишься?

— Нет, — сказала я спокойным голосом. — Но я в замешательстве.

— Гипнотерапия и «промывание мозгов» могут использоваться одновременно, но необходимо, чтобы «промывание мозгов» происходило до гипнотерапии. В противном случае это не сработает... Ты должна быть открыта для предложений, а ясный ум никогда не бывает достаточно открытым, чтобы предлагать или заменять воспоминания, если не произошла серьезная травма. Как только ты покинула клуб отца, ты была избита, находилась на волоске от смерти, голодала целую неделю, но тебе хватало воды, чтобы выжить. И когда ты перестала помнить свое имя, когда ты молила о смерти, они принесли тебя ко мне. Я был в белом, — он покачал головой, скривив губы в горькой усмешке, — словно ангел мести... Твой отец всегда любил драму, и его идея была простой... Поднимать людей из глубины ада, преподносить на небеса и предлагать покой, а затем проходить стадии гипнотерапии. Знаешь ли ты… — он горько рассмеялся, — что девяносто процентов людей согласятся с чем угодно, если ты повторишь это более трех раз? Ты должна быть уверенной в себе, убедительной, а представь, что может произойти, если они будут физически ослаблены?

— Но… — я прижала пальцы к вискам. — Я помню несчастный случай.

— Я показал тебе фотографии, — он вздохнул, — твоей разбитой машины, и я… — он сглотнул, — причинил тебе боль, сделал порезы на твоих руках, потому что, независимо от твоего психического состояния, мне нужно было показать, что я контролирую происходящее. И обычно единственный способ продемонстрировать это — сделать больно, хотя бы незначительно. К сожалению, твоя боль оказалось сильной.

Было слишком много всего, я не могла это осмыслить.

— Как ты меня вернул? — прошептала я. — Почему я сейчас с тобой?

— Потому что я солгал твоему отцу, сказав, что итальянцы знают, где находятся остальные притоны... Он поверил мне, потому что с тех пор, как он напал на одного из них несколько месяцев назад, некоторые ключевые части информации пропали без вести. Я попросил тебя... И сказал ему, что взамен позабочусь об итальянцах.

— Но ты этого не сделал.

— Нет... И были... условия. Он сказал, что я могу забрать тебя на год, но если прикоснусь к тебе и вызову одно из настоящих воспоминаний о том, что ты увидела его со шлюхой, с девушками... он убьет нас обоих, так что... — он встал и широко развел руки в стороны. — Я воссоздал комнату, почти идентичную той, в которой ты была, даже поставил маски, — он подошел к комоду, а потом, зарычав, опрокинул его на пол и сам опустился на колени. Он потерял рассудок. Или, возможно, просто позволил мне увидеть, что не контролирует себя, как я всегда думала. Я медленно выскользнула из постели и присела рядом с ним на полу.

— Тебе нужно идти, — прошептал он.

— И куда я пойду? В дом моего отца? Того, кто мучил меня неделю? Нет, спасибо, думаю, я воспользуюсь шансом и останусь с человеком, который пытался спасти меня.

Мое тело снова задрожало от этих мыслей. Он не был моей плотью и кровью, но он все еще являлся моим отцом, который должен был защищать меня, а не ломать и, смеясь, разбрасывать пепел. Теплые слезы текли по моему лицу. Николай потянул меня на себя, обернув мускулистыми руками, пока я продолжала тихо рыдать у него на груди.

— Я этого не сделал, — прорычал Николай. — Я тебя не спас. А сделал только хуже, гораздо хуже. Я мог бы тебя спасти, если бы попытался вытащить из здания, если бы передал тебя итальянцам и инсценировал твою смерть. Мог бы спасти, если бы… — он повернулся, чтобы посмотреть на мое лицо, его глаза были полны слез. — позволил тебе уйти, а не удерживал рядом с собой.

— Что, если я хочу, чтобы меня удерживали?

— Ты понимаешь, — сказал он, с трудом сглотнув, его губы были в паре сантиметров от моих, — что говоришь? Ты хочешь, чтобы тебя удерживало то же чудовище, из-за которого ты считала, что попала в автомобильную аварию? Тот же человек, который воспользовался шестнадцатилетней девочкой, потому что не мог ничего с собой поделать?

— Ты всего лишь поцеловал меня. Едва ли это преступление.

— Я не просто поцеловал тебя. Я желал тебя. Я хотел тебя с той минуты, как только увидел, и я чувствовал себя отвратительно из-за того, что был намного старше, но увлекся кем-то, кто так молод. Ты выставляла свои эмоции напоказ, в то время как меня учили, что эмоции были лишними, что они ни к чему не привели бы меня в жизни.

— И все же чудовище каким-то образом все-таки сумело превратиться в принца.

— Я не твой принц.

— Ты прав, — я кивнула. — Я думаю, что чудовище более сексуально.

Он усмехнулся.

— Ты должна сейчас спать, бегать, возможно, кричать и направлять на меня пистолет.

— Но я помню, — прошептала я, целуя его губы. — Я помню, как ты говорил мне, чтобы я хорошо училась в школе... Я помню, как ты рассказывал мне, насколько я особенная... Я все помню…

— Я снова заставлю тебя забыть. Это может быть опасно, но я должен исчезнуть из твоей…

Я поцеловала его, обхватив руками, наши языки сплелись в диком и безумном танце.

— У меня была твоя фотография в комнате, — выпалила я.

Его брови взметнулись вверх.

— У тебя, что?

— В моей комнате. Ты знаешь, как некоторые люди собирают фотографии групп или звезд? У меня была твоя фотография... Ты всегда был моим кумиром, может быть, поэтому я была такой сумасшедшей в том, чтобы встретиться с тобой, или, может быть…

— Может быть, ты просто хотела вернуться домой.

— Ты — мой дом, — прошептала я, стягивая рубашку.

— Боже, я годами ждал, чтобы услышать, как ты это скажешь.

Николай снова прижался ко мне губами, а затем порвал мою одежду, срывая ее с моего тела, и уложил меня на плед. Мне было все равно, я нуждалась в нем, хотела его с таким отчаянием, что было тяжело дышать. Он снял свою одежду, а затем прижался своим теплым телом к моему. Наши губы слились, когда он вошел в меня без предупреждения, и я откинула голову назад, сминая плед, в то время, как он любил меня.

Фрагмент пазла, который всегда отсутствовал, наконец, с громким щелчком встал на место.