Измена. Боль моего сердца (СИ)

Глава 11

Свят.

Не помню, как добираюсь до больницы. Дороги почти не вижу, в голове стучит только одна мысль: пусть она выживет, Господи, пожалуйста. Если Маши не станет, я умру вместе с ней.

Из телефонного звонка я понял только то, что ей стало плохо, и её увезли на экстренную операцию. Какую, зачем, почему, ничего мне не пояснили.

Знаю только, что Маша сейчас в реанимации в крайне тяжёлом состоянии.

Залетаю в отделение, бросаюсь к столу дежурной медсестры.

Немолодая уставшая женщина смотрит на меня недовольно и не торопится давать ответы на мои вопросы.

— Кто? — прищуривается через очки. — Филатова?

— Да, Мария Филатова. Мне звонили, сказали, что у неё приступ случился, какая-то операция была. Я бы хотел поговорить с врачом.

— А-а-а! — обдаёт меня пренебрежительным взглядом. — Это та, от которой муж загулял. Ты что ли муж?

— Не понял? — хмурюсь, вставая в позу. Эта-то откуда в курсе о наших бедах? Маловероятно, чтобы Маша делилась с персоналом личным. Да и какое именно сейчас это имеет значение? — С чего такие предъявы?

— А с того, — встаёт воинственно тётка, буравя меня гневным взглядом. — Что похождения твои кто-то снял на видео и прислал твоей жене. Вот её и хватил удар.

— Что? — немею я.

А медсестра продолжает:

— Спасибо санитарка услышала, как пациентка рыдала, позвала персонал. Вовремя подоспели, вошли, а она на полу без сознания уже, а на кровати телефон так и лежал и летели оттуда позорные охи-ахи. Мерзость такая, что кого угодно удар бы хватил. И её еле откачали. Так что ты тут беспокойство липовое не строй. Иди лучше отсюда, чтобы она тебя не видела.

Сползаю шокированно на лавку. В груди закипает чёрный гнев. Это Наталья, по-любому. Убью, тварь.

Но сначала…

— Скажите, как она? И что за операция?

Тётка фыркает, отворачивается.

Достаю из кармана купюру, кладу на стол перед ней. Фыркает снова, но берёт, убирает в карман.

И только после бесконечной паузы выдаёт:

— Тяжёлая операция, — вздыхает. — Я не врач, точнее он расскажет. Но знаю, что ребёночек живой, в детское отделение отправили. А мамочка в реанимации. Больше ничего не знаю, а врач сейчас на другой операции и когда освободится, не знаю.

Значит, ребёнок… Он родился? Уже… В голове начинает шуметь сильнее, и сердце сжимается от этой мысли.

— Я могу увидеть… — сглатываю, выдавливаю кое-как, — ребёнка?

— Пока не могу сказать. Это только с разрешения детского врача.

— Как его найти?

Медсестра смотрит задумчиво. Достаю ещё одну купюру.

— Поможете его найти?

— Попробую, — снисходительно. — Как же тебя угораздило так, м? Жена красавица, а ты…, — снова осудительный взгляд.

— Это долгая история, — вздыхаю. — Но…, — да что ей объяснять. — Мы с женой потом сами разберёмся, а сейчас лишь бы она выжила, и с ребёнком всё хорошо было.

— Ладно. Сиди тут. Жди.

Уходит, а я остаюсь совершенно раздавленный. Получается, я стал отцом? Не могу понять, что чувствую по этому поводу. Пока всё место в душе заполняет страх за Машку.

И всё же… Какой он, мой сын? Вспоминаю мальчугана из торгового центра, но тот малыш уже явно не новорожденный.

А мой? Маленький совсем и беззащитный? И Маша сейчас не рядом. В груди сжимается ещё сильнее и накрывает отчаянием и сожалением.

Могло бы быть всё совсем по-другому, если бы не я не сорвался. И тут мы оба виноваты.

Если бы Машка не скрыла беременность, возможно, это не стало бы для меня таким шоком, и я не натворил глупостей, которые потом нарастали снежным комом. Но теперь уже какой смысл искать виновных? Нужно исправлять то, что ещё можно исправить.

Через минут двадцать медсестра возвращается с другой женщиной-врачом, чуть помоложе.

— Вот, это Елена Дмитриевна, врач-неонатолог.

— Здравствуйте, — встаю я.

Врач ведёт меня по коридорам, попутно рассказывая о состоянии ребёнка. Я не всё понимаю, но улавливаю главное: малыш немного недоношенный, но в целом вполне крепкий и здоровый. Сейчас находится в боксе для недоношенных детей и пробудет там какое-то время.

— Я могу его увидеть? Пожалуйста? — кладу в карман врача ещё пару купюр.

— Хорошо, — соглашается она. — Подождите меня здесь, сейчас вынесу вам маску и халат.

И вот через десять минут я уже стою у прозрачного бокса, растерянно рассматривая крошечное существо внутри.

— Я оставлю вас, — тактично сообщает врач. — Вы ничего не трогайте, пока можно только посмотреть.

О чём она, трогать… Нет, я бы точно не решился. Это что-то слишком хрупкое, нежное…

Подхожу ближе. Боже. Он же чуть больше моей ладони. Такой маленький, красный, сморщенный человечек…

Сердце колотится в горле, внутри меня смятение. Вдруг малыш взмахивает маленькими ручками, поворачивает голову, открывает мутные глазёнки.

Он смотрит прямо на меня…

И что-то происходит внутри. Очередной мощный взрыв, захлёстывает нежностью, желанием защитить, прижать покрепче… любить…

Похоже на то, как я в Машку втрескался. Сразу и навсегда…

Рассматриваю малыша новым взглядом. Страшненький, но… Уверен, это только пока. Волосы, как я и предполагал, тёмненькие, а глаза светлые. Мамины будут глаза.

Лишь бы она теперь выжила. Ты ведь обязана выжить, малышка. Ты ведь так хотела сына. Вот он, лежит, смотрит на меня. И ты обязательно должна его увидеть. И не просто увидеть, а воспитать, окружить его своей чистой, искренней любовью, теплом, лаской.

В глазах становится влажно, вдыхаю отчаянно, пытаясь взять себя в руки.

— Папочка, пора, — заходит врач.

— Да, да, — голос не слушается от накативших эмоций. — Ещё минутку и я пойду…

У меня там много дел… Пусть только мне скажут, что Маша выживет… И тогда я со всем справлюсь.

— Пока, мой маленький, — шепчу онемевшими губами. — Ты не бойся ничего. Папа обязательно вернётся. И мамочка твоя скоро поправится и тоже придёт.